Добро пожаловать в АД/РАЙ - нужное подчеркнуть.

      Юнги не научился запоминать. Ему пятнадцать. Когда каждый твой день, в элитном интернате для альф, напоминает день сурка, считай прошлого у тебя нет. Тогда какой смысл помнить?       Юнги не научился мечтать. Визиты папы один раз в год, когда тот то плачет, то смеётся, постоянно наводят его на неотступную мысль, а не страдает ли странный и ни разу не родной мужчина, которому сын, видимо, нужен только один день в году, биполяркой? Юнги считает дни до того момента, когда в двадцать один выйдет из этой богадельни. Но что там, за стенами, его тоже мало волнует. Лишь бы «срок» скорее отмотать!       Юнги не умеет дружить. Пока вокруг тебя скопище заносчивых снобов и надменных «аристократов», он не будет жалеть, что друзей нет. Особенно, когда они, как сейчас, начинают медленно окружать. Как обычно трое, сука, на одного.       Юнги не полагается на удачу. Эту «мадам» о его появлении на свет даже не поставили в известность. Потому, что в мире, где правят алчные и жестокие альфы, где из-за прекрасных и вероломных омег совершаются массовые кровопролития и гражданские войны, ему «повезло» родится обычным человеком.       — Ну чё, чудила, ты ещё не определился? — сверкая кривым зубом, шипит один из парней. — Ты сам или тебя можно?       Столовая тонет в одобрительном гоготе. Их тут около пятидесяти, от десяти лет до двадцати одного года. Жаль у Юнги только двадцать пальцев, на всех «факов» не хватит.       — Судя по молчанию, — вклинивается второй, тощий коротышка с рыжей шевелюрой, — он выбрал роль омежки.       — Ну тогда пора показать ему, кто здесь настоящие альфы, — кричит «кривозуб» и делает ещё один шаг в сторону Мина.       Юнги мало чему научился к пятнадцати годам. Но он, без сомнения, умеет драться.       Мин срывается на бег и, не дав что-либо сообразить третьему, самому крупному и сильному, таранит его головой в живот, одновременно заезжая коленом между ног.       Один готов.       — Ах ты пидор! — верещит рыжий, бросаясь на Юнги. Тот резко пригибается, уходя от нападения и, бьёт в солнечное сплетение, вышибая дух.       От удара его слегка разворачивает и он цепляется за взгляд новенького. Пристальный, изучающий взгляд. Тот словно сканирует Мина: «Покажи, на что ещё способен!» Юнги на пару мгновений зависает, удерживая зрительный контакт с высоким красивым альфой. Он бы даже сказал скучающим альфой, поскольку тот стоит, привалившись плечом к стене и скрестив руки на груди. Не хватает ещё соломинки в зубах…        Лицо обжигает смачный хук справа. Нет, драться он, кажется, так и не научился!       Сплюнув на пол кровь, Юнги осторожно двигает челюстью. Вроде не сломана. Он собирается дать сдачи, когда две первые «жертвы» приходят в себя и снова начинают его окружать. В нём столько силы, столько подростковой энергии! Он даже не прикрывается от ударов, просто лупит вокруг себя — носы, плечи, воздух. И не сразу понимает что кулаков, которые обрушивают на него жалящие удары, стало меньше. Он резко хватает «качка» за затылок и наклоняет вперёд, разбивая коленом нос последнего. Поворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы закончить с остальными, когда замечает того самого новенького, во всю дубасящего «кривозуба». Тот падает и его сразу же оттаскивают прихвостни. Новенький поворачивается к рыжему и громко выдаёт:       — Бу!       Пацан так быстро пускается наутёк, словно за ним гонится толпа «нелюбителей рыжих» и, Юнги готов спорить, что брюки у него спереди слегка намокли.       Оставшихся в столовой оглушает пронзительный свист. Все как по команде оборачиваются к молодому альфе со свистком в руке.       — Ах, ну да! Как обычно, вовремя! — бубнит себе под нос Мин. — Сейчас опять начнётся!       — И что вы тут опять устроили?! — визгливым, ни дать ни взять омежьим голосом, произносит учитель истории. — Мин, ты опять затеял драку?       — В тот день, когда я буду выпускаться, я засуну этот свисток тебе в зад! — еле слышно бормочет Юнги.       — Можно его ещё гороховым пюре накормить, чтобы он ходил и свистел задницей, — наклоняется к его уху новенький. Мин поднимает на него недружелюбный взгляд. Тот старается не рассмеяться, но Юнги видит и сощуренные глаза и дрожащие уголки губ. — Что сейчас? В карцер отправят?       — Ага! И ремнём выпорют! — выплёвывает Мин, усиленно размышляя, как бы незаметно слинять в сторону спален воспитанников. — Ты как? В плане BDSM?       — Не пробовал, — ухмыляется тот. — А ты?       — Мин Юнги, я к тебе обращаюсь! — верещит учитель.       — Учитель Миллер! — громко выкрикивает Юнги, глядя куда-то за спину учителя по истории.       Тот сразу меняется в лице. Его плечи распрямляются, плотно обтянутое материей брюк бедро слегка выгибается в сторону, чёлка эротично сдувается набок. И, натянув улыбку, от карамельной сладости которой Мина тянет блевать, учитель истории грациозно разворачивается в сторону… где никого нет.       — Бежим! — одними губами кричит Юнги и, схватив новенького за руку, включает турбо-скорость.       Надо отдать тому должное — он не размышляет и не тупит, как заправский спринтер срывается одновременно с Мином.       Вбегая в тёмный и душный коридор, Юнги отпускает руку незнакомца. Всё, дальше каждый своей дорогой. Но тот продолжает бежать рядом. По лестнице вверх, через весь четвёртый этаж, до самой последней двери у огромного витражного окна.       — Как ты понял, я не омега и мы не со свидания пришли! Провожать не надо было! — бубнит Мин, проскальзывая в спальню.       — Ага! — хмыкает новенький, плюхаясь на соседнюю кровать (вообще-то никем не занятую кровать, потому что Юнги живёт один). И только тут он замечает чемодан и две сумки из явно дорогой кожи.       — Ну, нееееет, — стонет Мин, закрывая лицо руками. — Это сон! Этого не может быть!       — Ага! — обворожительно улыбаясь, снова повторяет альфа и удобно, сука, по-хозяйски опирается локтями сзади на не застеленный матрас.       — Ты мой новый сосед! — резюмирует Юнги. — Но это ненадолго! Здесь обычно никто не задерживается!       — Почему? — склоняет набок голову альфа.       — Негативная аура, инь-янь нарушен и привидение было замечено, — с невозмутимым видом перечисляет Мин.       — Самое то! — усмехается новенький. — Идеально подходит!       — Послушай, как тебя там? — терпеливым голосом начинает Юнги.       — Чон Хосок!       — Как ты понял, Чон Хосок, я не такой, как все остальные, даже не знаю, как я мог оказаться в этом грёбаном месте. И мне соседи, а тем более друзья не нужны! Давай поступим так — ты идёшь к коменданту и перечисляешь ему всё, что я до этого тебе говорил, ну, про ауру и приведение, — он крутит пальцем в воздухе, чтобы придать весомость словам. — Тебя переселяют к какому-нибудь альфе-ботанику и все счастливы!       — Не-а, — хмыкает новенький.       — Ладно, — начинает торговаться Мин, чувствуя, что новый сосед ещё тот тёртый калач, — если ты сейчас уйдёшь, захватив свои брендовые сумки, я… я… Я тебя не побью! Или ты просто можешь сделать это в благодарность за то, что я спас тебя от гнева учителя по истории!       — Это тот альфа, который, судя по всему, «течёт» по другому альфе? — вздёргивает бровь Хосок.       — Фу, даже не говори мне об этом! Это так мерзко! — выплёвывает Юнги и кривится, словно съел ватрушку с тараканом внутри. — Как можно хотеть себе подобного?! А он даже не омега! Был бы омегой, ещё ладно! Хотя и это — бррр! — передёргивает плечами он.       — Позволь напомнить тебе, как тебя там? — копирует слова Мина Хосок.       — Мин Юнги.       — Так вот, Мин Юнги, — заговорщицким тоном, словно открывает тому страшную тайну, говорит Чон. — Разумное население планеты Земля — примерно девяносто пять процентов мужчин, омег и альф.       — Ну вот, когда я выйду, эти оставшиеся пять процентов будут моими! — дерзко отвечает Юнги. — Я не воняю, и писюн у меня не деформируется во время секса, так что, раз уж я родился дефектным, без вторичного пола, значит, я волен выбирать!       — Ты не дефектный, Юнги, — с мягкой улыбкой поправляет его Хосок и начинает разбирать вещи. — Ты особенный!       — Тааак, — недобро щурится Мин, усаживаясь на свою кровать и скрещивая руки на груди, — отмотаем на несколько минут назад. Я — по женщинам!       — Что?! — звонко смеётся альфа, поднимая руки вверх, словно сдаётся. — Ты не так понял! Я, кстати, тоже по женщинам, — он пожимает плечом, будто сам сомневается в своих словах. — Мне восемнадцать и через три года я женюсь на девушке. И я клянусь, никаких неправильных движений в твою сторону не будет!       — Не рановато для клятв? — закатывает глаза Юнги.       — Ты должен кое-что знать обо мне. Я человек слова. Если я что-то пообещал, то сдержу его, — строго смотрит на него Хосок. — Я поклялся отцу, что женюсь на той девушке, и я это сделаю. Я клянусь, что не обижу тебя, и ты должен верить!       Мин какое-то время удерживает серьёзный взгляд альфы. Хорошо, он верит. Допустим…       — А как же любовь? — спрашивает Юнги, возвращаясь к будущей женитьбе Чона. — Разве любви уже не должно быть место в браке?       — Любовь, — повторяет Чон и словно перекатывает на языке незнакомое слово; снова возвращает своё внимание к чемодану, — я не любил ещё. Решил, что моё сердце закрыто, запечатано для этого чувства. Никогда не позволю ему пробраться в душу и поселиться там.       — Логично, — соглашается Юнги, укладываясь на постель и складывая руки под головой. — Но, наверное, грустно жить без секса.       — Ты ещё такой маленький, — смеётся Хосок. — Секс и любовь — разные вещи! Тебе, кстати, сколько лет? К тебе часто приезжают родители?       — Пятнадцать, — зевая, отвечает Мин. — Один раз в год, в день рождения. Папа только. Как раз утром был, — с равнодушным видом заканчивает он.       — Так у тебя сегодня день рождения! — радостным голосом произносит Хосок и у Юнги складывается впечатление, что это из-за того, что тот надеется ухватить кусок праздничного пирога со свечами. — Почему сразу не сказал?!       — Мы не так близко знакомы! И, кстати, разговор по поводу твоего возможного соседства ещё не закончен.       — Надо как-то отпраздновать! — отмахивается от последней реплики Мина альфа. — Отсюда можно сбежать на пару часов?       — С чего ты решил, что это реально? — подозрительно щурится тот, усаживаясь на кровати. Этот новенький начинает ему нравиться!       — А разве нет? — хмыкает Чон.       Юнги какое-то время размышляет, можно ли тому доверять. Он знает его всего ничего. Но Хосок определённо существенно отличается от всех знакомых ему альф.       — Ладно, сегодня как раз дежурят эти два извращенца! — в конце концов сдаётся он. — Но предупреждаю…       — Я не подведу тебя, обещаю! — альфа прикладывает ладонь к груди. — Буду во всём следовать за тобой!       — Но это ничего не значит, — недовольно перебивает его Мин. — Пока мы будем снаружи, я буду решать, останешься ли ты здесь.       — Хорошо, — кивает Хосок. — Но, готов спорить, ты в итоге согласишься.

***

      — Расскажи про интернат, — просит Чон, когда нагулявшись в парке аттракционов, они устраиваются прямо на зелёном газоне.       — А что рассказывать? — пожимает плечами Юнги, доедая третью по счёту сладкую вату, которую ему купил Хосок. — Богадельня, она и есть богадельня!       — По внешнему виду не скажешь! — хмыкает альфа, про себя удивляясь: как у того получается лакомиться ватой лёжа. — Интерьер дорогой, да и здание снаружи весомо смотрится. Видно, что за ним постоянно ухаживают.       — Это, да! Интернат не из дешёвых, — соглашается Мин, закончив с угощением и вытирая липкие руки о шорты. — Кормят вкусно, на убой, разве только слюнявчики перед приёмом пищи не повязывают. Интернет в свободном доступе, с возрастным ограничением, конечно, ну воспитатели так думают, — хмыкает он. — Учителя норм. Вообще, знания тут хорошие дают. Можно потом спокойно в университет поступать. Только… контингент гнилой!       — Юнги, скажи, а они только дразнят и бьют? — осторожно спрашивает Чон, поворачиваясь на бок лицом к парню. — Или…       — Неееее, они только задираются, — успокаивает его Мин. — Знаешь, у меня складывается такое ощущение, что за мной тут присматривают, что ли. Ну на самом деле эти потасовки далеко никогда не заходят. Словно преподы оберегают меня, но как-то ненавязчиво что-ли, чтобы это не бросалось в глаза. Будто я…       Юнги замолкает, остановленный абсурдной мыслью.       — Будто ты — что?       — Да не, не бери в голову, — отмахивается Мин. — Ерунда всё это!       — Будто ты важная персона? — не унимается Чон и как бы случайно протягивает Юнги пакетик с конфетами M&M`s, который тот тут же хватает. Какой он всё-таки ещё ребёнок! — Может, ты — принц? И родители-короли тебя защищают от жесткого мира.       — Всё может быть, только эта забота сама по себе какая-то… жестокая, ты не находишь? — с губ Мина срывается смешок, но Хосок явственно слышит в нём горечь. — Скорее всего, я внебрачный ребёнок какого-нибудь известного омеги. И от меня просто избавились.       — А ты давно здесь?       — Всегда.       — В каком смысле — всегда?       — В том смысле, что я сначала был в другом корпусе, где живут дети до десяти лет, — начинает закипать Юнги и усаживается прямо. — Спроси меня ещё о воспоминаниях о доме, о семье! Нет их! Всё, что я помню из своего детства, так это стены интерната. Доволен? — не замечает, что переходит на крик. — Ко мне папа приезжает один раз в год! Я за год даже лицо его успеваю забыть! Нет у меня прошлого! Чистый лист!       — Тише, тише, — садиться рядом с ним Хосок и (какого хрена?!) крепко обнимает. — Я всё понял!       — Чё это ты? — пытается выскользнуть из объятий тот. — Перемотай…       — Да, помню я, — хмыкает альфа, — просто дружеские объятия!       — Мы с тобой не друзья!       — Значит, соседские!       — Я ещё не решил!       — Тогда просто прими, как лечение — объятиетерапия!       — Я не болен!       — Ой, заткнись и просто посиди минуту молча!       Мина хватает секунд на десять.       — А ты как здесь оказался? — но больше не старается вырваться, сидит спокойно, как и было велено, склонив голову на плечо старшего.       — Это что-то типа поездки в буддийский мужской монастырь для обучения смирению и принятию перед свадьбой, — хмыкает альфа, усаживаясь удобнее, но рук не убирает, продолжая крепко обнимать мальчишку. — Просто… Невесту не я выбрал. Наши… семьи так решили. Да я и не против. Тага неплохая, добрая, воспитанная, хороший друг. Но у меня сложные отношения со старшим братом — тот считает, что я в итоге «переобуюсь» и откажусь от женитьбы. И, помимо прочего, он имеет большое влияние на моего отца.       — Фигово, — шмыгает носом Юнги. — Иногда я позволяю себе помечтать. А вдруг у меня тоже есть старший брат? И в моих фантазиях мы с ним — лучшие друзья!       — У тебя всё ещё впереди, Шуга! — отвечает Хосок, слегка отклоняясь и пристально глядя младшему в глаза.       — Чё ещё за Шуга? — фыркает Юнги, всё-таки вывернувшись из объятий.       — Просто теперь ты у меня всегда будешь ассоциироваться с сахарной ватой, — негромко смеётся Чон и неохотно разжимает объятия.       — Пойдём уже, — бубнит Мин и, поднявшись на ноги, протягивает руку Хосоку, за которую тот, не раздумывая, цепляется, — скоро обход будет. Попробуем сохранить твою репутацию безупречной!

***

      — Я принял решение! — с умным видом изрекает Юнги, укладываясь в постель. — Ты можешь остаться. На время! Так как я живу в этой комнате уже пять лет, я оставляю за собой право выставить тебя в любой момент!       — Как скажешь, Шуга! — шутливо кланяется Чон и занимает свою койку.       — Но вот с этим «Шугой» завязывай! Я — Мин Юнги! И точка!       — Договорились, Шуга!       — Тогда, спокойной ночи, Чон Хосок.       — Спокойной ночи, Шуга! — успевает произнести альфа и его лицо встречается с подушкой Юнги.

***

Три года спустя.

      — Волнуешься? — спрашивает Хосок, заканчивая с последней сумкой и отправляет её на багажную подставку возле двери к остальным.       Мин молчит. Обида затапливает каждую клетку его организма. Сегодня Чон выпускается. Сегодня они общаются в последний раз. Больше не будет долгих ночных разговоров о странах, в которых побывал альфа, о девушках, о жизни. Не будет смеха в подушку, чтобы воспитатели не слышали, не будет объятиетерапии. Больше они не сбегут под покровом ночи, чтобы полакомиться сладкой ватой в круглосуточном ларьке в центре. Не будут сидеть за завтраком вместе. Их больше не будет…       Три года пролетели незаконно быстро. Жалел ли хоть раз Юнги, что позволил Хосоку остаться? Нет. С приходом в его жизнь весёлого харизматичного альфы, в ней появился смысл. После того, как Чон выйдет за дверь этой спальни, в ней появится прошлое. То, что можно будет оставить в памяти и потом трепетно перебирать как старые чёрно-белые фото. Через пятнадцать минут он должен идти на ежегодную встречу с человеком, которого не знает. А мог бы это время провести с Хосоком. Папа украл у него всё — детство, семью, дом. А теперь и возможности побыть с другом лишает! Мин чувствует, как в его душе разгорается жгучая ненависть в адрес родителя.       — Я без тебя не смогу, — потеряно выдавливает он из себя. — Если бы ты мог забрать меня с собой…       — Но я не могу, Шуга, — усаживается рядом с ним альфа и крепко обнимает. Больше Юнги не ругается и не пытается вырваться. — Мы обязательно когда-нибудь ещё увидимся. Я верю и ты веры не теряй.       — Это вряд-ли, — шмыгает носом Юнги и прячет лицо на шее альфы.       — Кто знает! — поглаживая спину младшего, говорит Хосок. — Когда-нибудь ты поведёшь к алтарю прекрасную девушку, и звёзды так сойдутся, что я буду кондитером, который испечёт торт на твою свадьбу. Или мы случайно столкнёмся на концерте Мадонны. Жизнь — непредсказуемая штука, она может преподнести немало сюрпризов. А вдруг однажды я буду стоять перед тобой на коленях, а ты — держать дуло пистолета у моего виска! — со смехом добавляет он.       — Такого не будет никогда, Сок-а! — резко отклоняется Мин и шокировано смотрит в глаза другу. — Не в этой жизни!       Какое-то время в спальне царит тишина. Слышно только тиканье настенных часов, которые, словно издеваясь, отсчитывают последние минуты перед расставанием.       — Ты дождёшься меня? — с надеждой ловит задумчивый взгляд Чона Юнги. — Я быстренько встречусь с папой и прибегу обратно.       — Шуга, ты не должен отказывать родителю в общении, — ласково отвечает Чон, поправляя галстук на шее младшего. — Он приезжает, значит не забывает о тебе.       — Да мне плевать на него, как ты не понимаешь, — взрывается Мин и, вскочив на ноги, начинает мерить шагами спальню. — Он мне никто! Я ничего о нём не знаю, кроме имени! Это просто мужик, который один раз в год играет роль папы! А ты…       — Тише, — останавливает злой словесный поток Хосок и снова притягивает парня к груди. — Иди к нему, я буду здесь, когда ты вернёшься.       — Обещаешь? — бубнит Юнги в грудь альфы.       — Иди, — снова повторяет Чон и открывает входную дверь.

***

      Мин бесшумно входит в гостевой коттедж на территории имения, где в пригороде Нью-Йорка расположился Райский Интернат для альф. Райский, потому что в городке Рай на берегу Атлантического океана, на пляже которого воспитанники занимаются сёрфингом и катаются на яхтах. Элита, блять! Домик в реликтовом лесу был специально выделен администрацией интерната для свиданий с родителями. Это было основательное двухэтажное здание со спальнями, гостиной и полностью оборудованной кухней. За заслуги в учёбе альфы могли провести здесь с родными до трёх дней. По устной договорённости с директором, детей даже вывозили в Рай или Нью-Йорк для семейных прогулок.       Все встречи Юнги с папой проходили по одному и тому же сценарию. Когда он приходит, весь такой в галстучке при параде, родитель обычно уже там. Он невысокого роста, весьма приятной наружности, Мин бы даже сказал красивый. В дорогой одежде, весь блестит как начищенные сковородки на кухне их богадельни. Бриллианты в ушах, на шее и пальцах. Дорогой парфюм. И когда Юнги входит, тот сразу же начинает плакать. И парень бы уже давно отказался от свиданий или свёл их к минимуму, если бы тот плакал красиво, напоказ. Но Мин не считал себя непробиваемым чурбаном, особенно, когда видел в глазах того огромную вселенную боли. Он позволял обнять и на пару минут крепко прижать к груди. Слушал, как он вырос и каким красивым стал. Видел в заплаканных глазах, кроме сожаления, любовь. Огромную родительскую любовь. Омега ласково поправлял вечно длинную чёлку сына, гладил бледные щёки, демонстрировал подарки, которые привёз, среди которых последние три года были короткие письма и от отца. Ровный почерк, сухие строчки. Слова о том, как они гордятся его успехами в учёбе и верят, что он вырастет правильным и честным человеком. Только вот в этих посланиях не было ни слова о том, что они его ждут обратно.       Папа обычно не задерживался больше, чем на пару часов. Никогда не рассказывал о месте, где он живёт, о планах на будущее. О прошлом тоже не вспоминал, так что у Юнги иногда складывалось впечатление, что и у родителя этого пресловутого прошлого не было. Перед уходом тот снова крепко обнимал сына, обещал приехать через год и говорил, что больше жизни любит. Только вот Мин не смог найти в своей душе отголосков ответного чувства. С годами он решил для себя, что делает это специально, не позволяет себе любить в ответ, чтобы потом, если родитель о нём когда-нибудь забудет, не было больно.       Желая поскорее закончить каждый раз тягостное свидание, Юнги нетерпеливо осматривает гостиную. Может, папа на кухне? Уже направляясь в строну столовой, он вдруг понимает, что не чувствует аромата его духов.       — Мистер Мин, — слышит он знакомый голос и разворачивается в сторону входной двери.       — Директор? — парень с нескрываемым удивлением осматривает небольшую компанию из преподавателей и воспитателей. — Меня пригласили. Сказали, что папа приехал…       — Мистер Мин… Юнги, — обращается к нему по имени директор, и по спине Мина начинают ползти противные мурашки. — Нам надо с вами поговорить.       — Я не понимаю, — трёт лоб парень и, делая шаг назад, плюхается в широкое кресло. — Сегодня же мой день рождения… Он всегда приезжал в этот день…       — Мы вынуждены с прискорбием сообщить, что ваш папа скончался полгода назад, — выдавливает из себя директор. — И, соответственно, сегодня его не будет, — он прочищает горло и исправляет себя, — больше никогда не будет. Это адвокат, защищающий права наших воспитанников, — указывает он на высокую грузную женщину-альфу в деловом костюме. — Она зачитает вам завещание, оставленное вашим родителем.       Юнги переводит на ту ошарашенный взгляд. Умер? Завещание?       — Ваш папа оставил вам квартиру в центре Нью-Йорка и небольшой счёт в банке, — начинает перечислять женщина, — а также возможность закончить интернат досрочно, то есть по достижению восемнадцатилетнего возраста…       — Ему сегодня восемнадцать исполнилось, — вклинивается один из преподавателей.       — Значит, уже с завтрашнего дня, — кивком благодарит адвокат и продолжает, — при условии, что с нового учебного года, то есть через три с половиной месяца, вы начнёте обучение в Колумбийском Университете Нью-Йорка на любом факультете, который выберете сами. Обучение, кстати, уже оплачено на шесть лет вперёд, также согласно завещанию вашего папы.       — Ну, пиздец, приплыли! — выдыхает Мин, откидываясь на спинку кресла.       — Мистер Мин, — с возмущением произносит один из преподавателей, — разве мы этому учили вас восемнадцать лет?!       — Оставьте его! — перебивает того директор. — Дайте прийти в себя. И, думаю, простое «чёрт» не очень подойдёт к этому случаю.       — Вы должны расписаться в документах, — между тем продолжает адвокат, выкладывая из кожаного портфеля стопку листов. — Считаю можно сделать это прямо сейчас и вы смело можете идти собирать вещи.       — Завтра, после обеда, я выдам вам паспорт и страховое свидетельство и лично увезу в Нью-Йорк, — вклинивается директор, а Юнги продолжает ошарашенно пялиться на дорогую авторучку, которую ему вложили в руку.       Женщина показывает где надо оставить подпись и Мин на автомате расписывается.       — Это всё, — подытоживает она, собирая часть листов обратно в портфель, а часть протягивает ему.       Юнги кряхтя поднимается на ватные ноги.       — Мистер Мин, наше заведение хотело бы выразить вам свою благодарность за то, что вы были его воспитанником и пожелать вам…       Мин поднимает руку, останавливая поток никому ненужных сейчас слов.       — Простите, директор, можно мне идти? — еле выговаривает он и пятится к входной двери.       — А, ну конечно, идите, на вас свалилось так много новостей…       Юнги распахивает входную дверь и срывается на бег. Его лёгкие горят, когда он взлетает на четвёртый этаж и останавливается возле двери их с Хосоком спальни. И только сейчас до него доходит, что…       — Сок-а, Сок-а! Ты не поверишь! — кричит он, залетая в комнату. — Я свободен! Теперь я могу уйти с тобой…       Но ему никто не отвечает, потому что в спальне пусто. Не застеленный матрас, нет сумок, человека, который стал смыслом жизни Юнги, тоже больше нет.       — Сок-а, — голос его срывается, когда он понимает, что тот ушёл. Из комнаты, из интерната, из его этой никчёмной жизни. И всё так, как было три года назад. Словно тот никогда и не врывался сюда. Словно это был какой-то параноидальный бред одинокого мальчишки и весёлого альфы Чон Хосока никогда не существовало.       — Ты же обещал, что дождёшься, — обречённо шепчет он в пустоту. Прикрывает глаза и добавляет одними губами: — Нет, ты мне ничего не обещал…       Мин бросает бумаги, которые больше не приносят радости, на стол и упав на кровать, утыкается лицом в подушку. Горькие безутешные рыдания сотрясают его юношеское тело. Если ещё три минуты назад в жизни Юнги было будущее, то теперь осталось только прошлое. Да и то непонятно, было ли это всё…       Мин обнимает подушку руками и натыкается на что-то инородное под ней. Скидывает её на пол и ошарашенно смотрит на яркий пакетик с конфетами M&M`s. Именно такие, которые Хосок постоянно покупал ему, когда они сбегали в город. Он прижимает жёсткую упаковку к трясущимися губам:       — Ты был, я знаю, ты был! Когда-нибудь мы обязательно встретимся и я клянусь, я не забуду тебя, буду помнить и любить. Ты был и останешься единственным другом. Навсегда…