Она звезда

Ей от родителей досталась внешность, А мне просто досталось За то, что я сдал алюминиевый тазик В пункт приема цветного металла…

       Смотрю на Изосимову на испытаниях и вижу в неё благородство, черты породы и характер хорошей девочки. Тошно, как же заебали эти хорошие девочки. У них в головах одни цифры и формулы. У Ангелины в голове заговоры, отливки да обряды. И вообще, вся она какая-то правильная.        Я на её фоне совсем оборванкой кажусь, девчонкой в подростковом периоде, неумелой и нескладной. У меня эмоции бегут вперёд паровоза и маты сыплются отборные. Я — воплощение гротеска. Чтобы запомнили, нужно быть ебанутой, на других сейчас не смотрят люди. Люди-люди — хуи на блюде.        Изосимова рассказывает всем, что от отца всему научилась, что знания от него взяла, что помогала. Во всём, в каждом своём слове, колдовка свою охуенность подчёркивает.        А я что? А у меня из историй — падение с яблони да папина рубашка, которую берегу больше, чем саму себя. Я интересна только тогда, когда мозги кому-то ебу и веду себя неадекватно…

Я с ней уже и так, я с ней уже и этак, Но не получаю желаемого ответа. Не хочу ей писать, звонить, петь. Она звезда — значит буду на нее смотреть…

       Изосимова бесит больше, чем любой из людей раньше. Она вымораживает, коверкает всю мою душу, выводит. Отвечает всегда остроумно и в тему, хотя кажется слишком старой для этой передачки. Колдовка ебучая. Так и норовит задеть, доебаться.        Я думала сначала, что она специально это делает, но потом увидела, что остальные участники на провокации её не реагируют, лишь Владик для камеры интриги строит и на эмоции выводит Изосимову. Да настолько выводит, что Ангелина не выдерживает…        Выхожу на улицу, чтобы покурить, и встречаюсь со стеклянными глазами женщины — она покачивается из стороны в сторону, воздух жадно хватает ртом. Блять. Никогда не думала, что мне придётся кого-то вытаскивать из этого дерьма под названием панические атаки…        Сажусь на корточки рядом с соперницей и беру её лицо в свои руки, заставляя поднять на меня глаза и сфокусироваться. Когда взгляд становится более осознанным, подаю бутылку воды и окутываю Изосимову своими объятьями. Что ж ты, бабонька, такая ранимая?

Она звезда, а я… А я босяк. И не могу никак показать ей карася, С детского садика и до института Ей говорят звезда, а я-то знаю, что она…

       Мы не говорим об этой истории, но каждый раз теперь уходим курить вместе. Особенно, когда трудно. Когда заебало всё настолько, что волком выть хочется… Ангелина мало курит и почти не пьёт, но всегда оказывается рядом, когда это нужно мне…        Вот и сейчас, когда до подведения итогов осталась неделя, мы сидим на улице возле съёмочного павильона. Я уже накатила и активно курю. Изосимова морщится от сигаретного дыма и моих постоянных матов. Она терпит, я прекрасно это вижу и знаю. Она не спрашивает, а утверждает, странно по-доброму:        — Ты ебанутая.        Криво усмехаюсь и протягиваю руки навстречу. На улице прохладно. Чтобы согреться, обнимаю крепко. Почему-то она не против.        — Нравлюсь? — спрашиваю я и прижимаюсь ближе к женщине всем телом. Становится чуть теплее, а в ушах слышится звук Гелиного сердца. Глухой, но частый. Тук-тук-тук.        Прислушиваюсь и не замечаю, как сама Ангелина рассматривает меня и, закусывая губу, тихонько шепчет:        — Нравишься.        Висну на шее женщины и пьяно улыбаюсь, заглядывая в зелёные глаза. Они тянут и манят, словно болото. И так хочется утонуть. А я могу. Ангелина знает, что я ебанутая. А с ебанутых спроса нет…

Ебанута, но тону, тону, тону… Ебанута, но тону в ее глазах…