Сварожичи

      Его создали, чтобы помогать людям. Для этого совсем не обязательно их любить. Не то чтобы ему вообще доступны эмоции. (Кажется, что кому-то они были доступны. Другим моделям, покрытым мягким пластиком и знакомыми паттернами, увешанным абсолютно бесполезными на рациональный взгляд функциями и призванным дурачить саму жизнь. От них, конечно, не осталось ничего, потому что проверку временем выдерживают только машины для войны — пусть даже бывшие. Старые фильмы не угадали).       Сварога создали, чтобы помогать людям. И когда-то давным-давно это означало «не всем людям, а только нашим». К врагам он тоже не испытывает эмоций: только набор очередных нулей и единичек — знакомые команды, знакомые установки. Отличать врагов от своих не всегда удавалось. Не то чтобы в конечном итоге это кого-то заботило. Не то чтобы он понимал, если бы это кого-то заботило — повышенное кровяное давление и крики могут свидетельствовать о море самых разных эмоций, и слова не всегда помогают делу. Людей сложно понимать.       Клару в том числе.       Он знает о детях всё, что только можно было узнать из тех пластов заложенного в него архива, в котором покоилось столько книг, сколько не смог бы прочесть ни один человек. (Впрочем, ходили слухи о людях со звёзд, которые жили чуть дольше тех, которых охранял Сварог. Но могли ли они потягаться с ним в скорости чтения? В самом деле?)       Он знает о детях всё, и потому воспитание Клары даётся ему легко.       Сварог знает, что едят дети (совершенно точно не металлические стружки, которые частенько притаскивали шахтёрские робопауки). Он знает, что носят дети (например, ботинки, но надеть на Клару обувь было задачей посложнее расчётов орбитальной защиты от случайных метеоритов и намеренных межпланетарных боеголовок). Сварог также знает, что детям не стоит бегать за спустившимися с небес инопланетянами (они оказались куда менее разнообразными, чем обещал любимый сериал Клары).       После того, как ему пришлось пересчитать вероятности и осознать собственную неправоту, Сварог задумывается. Может, на самом деле воспитание Клары совсем не было лёгким (впрочем, обузой она от этого всё равно не становилась). Может, даже безупречный поток запрограммированных установок может ошибаться.

***

      Это становится началом конца.       Конца долгой зимы — не в температуре, потому что она в Белобоге не достигнет прежних, доапокалиптических отметок, ещё две тысячи четыреста двадцать два года, шесть месяцев, пять дней и двадцать три часа. Сварогу хочется досчитать до секунд, а потом до миллисекунд, но он отвлекается на то, как пробегает эфемерное сияние по бите первопроходца, и как сияют глаза Клары. Что-то укалывает его чуть пониже мехового воротника, прямо под датчиком давления — Сварог запускает быструю диагностику, но система не показывает сбоя. Никакого выбившегося кусочка металла, никакого коротнувшего провода. Но ему ведь не показалось? Ему не может показаться. Это совсем не та категория глаголов, которые можно употреблять по отношению к одному из самых древних механизмов на планете. Сварог прогоняет диагностику ещё раз — на этот раз более основательную, и потому пропускает заданный ему вопрос. Слова из уст первопроходца вылетают паром, и Сварог замирает. Не то чтобы он двигался до этого. Не то чтобы по нему вообще заметно, насколько он автономен.       Что сделали бы с ним его создатели, пропусти он вопрос? Ограничились бы диагностикой? Или...       Клара смеётся, и это хороший индикатор. Удачная подсказка. Она поднимает ладони, хватается за огромный кулак Сварога — когда он успел его сжать? это определённо сбой — и отрывает ноги от земли. Раскачивается туда-сюда, оборачивается на первопроходца, и Сварог прослеживает за её взглядом.       Эфемерное сияние вокруг биты исчезло, и Сварогу не нравится, что он не запустил сканирование чуть пораньше. Что-то в этом сиянии не так.       Он сканирует биту — и всего первопроходца тоже, просто потому что может. Клара продолжает качаться и щебетать о причёсках и сушке волос. Сварога снова укалывает куда-то под датчик давления, а потом Клара начинает рассказывать первопроходцу о своём любимом сериале. Это отвлекает, даже несмотря на то, что Сварог — не только то, что сокрыто внутри возвышающегося над Кларой каркаса, но и целая сеть вокруг. Это всегда отвлекает, потому что по-настоящему увлечённая Клара — завидное зрелище. У Сварога есть несколько килолет записанных доказательств. Он хранит их в переносных банках памяти, поближе к себе, каждый день скидывая бэкапы в сокрытые под снегом и толстым слоем титана сервера.       Подземье — огромная поломанная сеть, и на то, чтобы восстановить её, уйдут столетия. Но прежде Сварог вообще не мог выдать цифр — одну лишь сплошную невозможность.       Клара щебечет о звездолётах и дальнем космосе. Глаза первопроходца блестят, и лицо его озаряет хитрая улыбка. Сварог снова проводит бесполезную диагностику. Клара задыхается от восторга.       Это заканчивается закономерностью.       Сварог — не предсказатель, но многие в Подземье называют его именно так. Он всего лишь вычисляет — и «Кроты», ничуть не смутившись, переделывают «Предсказателя» в «Вычислителя», не изменяя вкладываемого в прозвище смысла.       Когда он впервые выходит на главную площадь города, у границ которого нашёл Клару, ему кажется, что что-то стучит по его спине. Сварогу не нужно оглядываться: на затылке есть небольшая камера и датчики. Никто не кидает в него камней, и спустя мгновение Сварог понимает — люди называют это «тяжёлыми взглядами». Он не думал, что когда-то почувствует их на себе. (Думал ли он вообще о чувствах? Он не признается себе в том, что делал это и до того, как нашёл Клару. Машины для войны созданы совсем не для размышлений. Даже бывшие. «Думатель» додумался до сорока двух и отключился. Сварога не устроила бы подобная судьба).       Сварог на всякий случай начинает разогревать фотонные пушки. Клара тут же дёргает его за рукав мехового пальто и яростно хмурит брови. Клара в гневе очаровательна. Сварог делает фото на память и остужает пушки. (Но держит наготове припрятанные под корпусом раскладные клинки).       Хук подскакивает к ним первой. Она не боится Сварога, хотя тот неоднократно пытался поселить в ней этот страх — исключительно в практических целях, для её собственной защиты. Безуспешно. Хук — подруга Клары, которая периодически пытается посоревноваться со Сварогом в армрестлинге и благодаря которой тот прочёл всех «Кротов-приключенцев». Триста тридцать три раза. Просто для закрепления.       Хук подскакивает к ним первой, и они с Кларой начинают обсуждать что-то, чего Сварог не может отыскать в своём бездонном Архиве. Хук берёт Клару за руку — той своей рукой, что не закована в металлическую лапу — и тянет вперёд. Клара делает шаг, но останавливается и оглядывается на Сварога. Ему знаком этот жест. Иногда люди коммуницируют невербально. Это способ Клары удостовериться, что со Сварогом всё будет в порядке.        (Конечно, со Сварогом всё будет в порядке. Пусть даже он и остудил фотонные пушки).

***

      Сварог вспоминает взгляд Клары и теперь, когда её тянут в большой танцевальный круг. В городе праздник — десять лет с тех пор, как Коколия отдала свою жизнь (не совсем правда) за лучшее будущее (становится похожим на правду), и в Подземье сегодня не протолкнуться. Теперь уже жителей Надземья ничем здесь не удивишь, и в толпе сложно отличить одного от другого, но Сварог всё равно отмечает их, разграничивает, просто потому что привык. Просто потому что у него замечательные датчики. Просто потому что Клара спотыкается, и какой-то хлыщ (с верхушки, конечно, Водопроводная улица, квартира под самой крышей, Сварогу не нужно это даже записывать в отдельную ячейку памяти) пытается её оттолкнуть. Сварог не успевает даже подумать о том, чтобы разогреть пушки — на металлической перекладине локтя вдруг оказывается чужая рука. Чужая рука, обтянутая тёмной перчаткой.       — Она сама разберётся, — тихо шепчет Наташа, позвенивая своими склянками и приподнимая уголок рта.       Она знает, что Сварог услышит её шёпот в любом шуме, а Сварог давно уяснил, что статистически Наташа ошибается куда реже него самого. Особенно в отношении детей. Это обескураживает. Многочисленные анализы поведенческих паттернов ни к чему не приводят.       — Обе разберутся, — прокашливают с другой стороны от Сварога, и тот с удивлением понимает, что не заметил, как к нему подковылял отец Хук. Может, стоит проверить сенсоры слева. Попросить Клару их подкрутить.       Клара хмурит брови и скрещивает на груди руки — на ней футболка с последнего концерта Сервал, уже выцветшая от слишком частого нахождения под яркими лампами её мастерской. Хлыщ выглядит уязвлённым. Позади него подскакивает Хук — за прошедшее время она не сильно вытянулась, но ширине плеч её позавидовали бы многие. Ферсман одобрительно хмыкает, когда Хук исчезает в толпе, позволяя Кларе разобраться самой.       Та вытянулась куда сильнее — Сварог всё чаще повторяет, что ещё чуть-чуть, и она дорастёт до самого неба. Клара смеётся с каждым годом всё более понимающе, и датчик давления барахлит всё чаще. Диагностика показывает, что всё в порядке.       Всё в порядке и сейчас: Клара произносит «Предлагаю поединок танцем», а хлыщ отвечает бурчанием и поднятыми бровями. Наташа снова похлопывает Сварога по выцветающим пластинам — Клара иногда обновляет краску, но в последнее время Сварог мягко отодвигает кисти в сторону. Где-то под потолком взрываются фейерверки, и Сварогу вдруг хочется пригнуться и найти источник стрельбы, но вместо этого он делает несколько фотографий и складирует их на отдельный сервер.       По ним легко проследить, как изменилась Клара, как изменился мир вокруг, и каким неизменным остаётся сам Сварог. Ему нужно доказательство прошедшего времени и на самом себе — потому он и отказывается от краски.       В отличие от той же Клары.       Однажды она возвращается из мастерской Сервал без водопада своих белоснежных волос. Сварог молчит ровно пятьдесят девять секунд, пока Клара вытягивает подбородок у порога.       — Короткие волосы для механика вполне целесообразны, — замечает наконец Сварог.       Клара выдыхает шумно и чуть склоняет голову к плечу.       — Тебе нравится? — спрашивает она.       — Мне нравится, — признаётся Сварог, хотя сам этот концепт — и оценки, и самосознания — делает что-то нехорошее с ядром его системы.

***

       «Она сама разберётся», — повторяет про себя Сварог всякий раз, когда желание ринуться вперёд, вытянув руки и ощенитившись фотонными пушками, становится невыносимым. Клара продолжает оглядываться — спрашивая разрешения, давая понять, что она никуда не делась, или просто чтобы улыбнуться.       Она оглядывается и тогда, когда забирается на ступеньку космического вагончика, спущенного к Белобогу специально за ней. Волосы её начали отрастать, гардероб оброс, наконец, ботинками, — огромными и поношенными, кажется, что вот-вот развалятся, всё по последней моде, как говорит Сервал — и Сварогу кажется, что у него перегрелось внутренне ядро питания. Кулеры не справляются. Что будет, когда температура в Белобоге спадёт?       Клара оглядывается, потом легонько спрыгивает на землю, с разбегу врезается куда-то аккурат под перегревшееся ядро и обвивает Сварога натруженными руками.       — Температура моего ядра куда выше оптимальной, — сообщает Сварог свой подопечной.       Та поднимает взгляд и хмурит брови, не расцепляя рук. Где-то позади неумело прячет в кулак смешок Сервал.       — Я проведу диагностику, беги уже! — обещает рокерша.       Иногда Сварог забывает, что эта громкая девушка — механик. Как это возможно, с учётом того, сколько времени провела Клара в её магазинчике, ему неведомо. «Забывчивость» и «неведомо» — не те слова, которые он употребил бы по отношению к себе ещё с десяток лет назад. Тогда он вообще редко употреблял слова по отношению к себе.       Клара уверенно стучит по одной из внешних облезлых панелек, — под синевой скрывается серебристая серость — и та послушно обнажает внутренности Сварога. Он неуклюже пытается прикрыться пальто — новым, подаренным целой толпой Кротов, которые на самом деле были когда-то человеческими детьми.       Пока Клара проверяет температуру внутренней среды, Сварог старается не двигаться, замедляет все процессы, и потому отчётливо слышит, как Наташа удерживает рвущуюся заглянуть ему под пальто Сервал.        «Такой шанс, может, раз в жизни бывает!» — причитает старшая Ландау обиженно.        «Попробуй потом очень вежливо попросить», — громко шепчет Наташа, стальной хваткой вцепившись в плечо и талию Сервал. — «Он не откажет».       Когда панелька встаёт на место, а Сервал разочарованно стонет, Сварог вдруг понимает, что Наташа, как и всегда, права. Но только если его попросят вежливо — что у Сервал получается далеко не всегда.       Клара удовлетворённо кивает головой, а потом снова поднимает взгляд на Сварога.       — Пока, папа, — в голосе её проскальзывает хрипотца — больное горло или сдерживаемые слёзы? У Сварога нет с собой леденцов от простуды, но, может, у Наташи...       — Веди себя хорошо. Люблю тебя! — добавляет Клара и исчезает в вагончике, не оглядываясь.       Из приоткрытой дверцы тут же высовывается первопроходец — лицо совсем не изменилось, и это не так уж удивительно, потому что в космосе время проходит иначе — и ободряюще улыбается. Сварог снова сканирует первопроходца — по привычке. Что-то всё ещё не так, но, кажется, потому что ядро всё-таки не перегрелось, а начало барахлить.       Сварог присылает Кларе ответ прямо в динамиках вагончика, который очень легко взломать. Вежливость любят многие. Пусть даже «вежливость», как и «любовь» — концепты, не особо нужные машинам войны. Даже бывшим.

***

      Сварог — не предсказатель. И даже не Вычислитель, как бы его ни называли многие поколения Кротов. Он смирился с тем, что невозможно просчитать всё. Но он знает, каким будет его будущее. Его будущее будет походить на его прошлое, потому что однажды в нём не станет Клары.       Её отнимет расстояние, а потом время, и она будет появляться и исчезать вновь, она будет меняться не под его взглядом, и Сварог будет меняться не под её.       Клара всегда будет возвращаться — ещё выше, с длинными волосами, снова с короткими, с морщинками у глаз, с длинным шрамом на ступне, оставленным животным, которого нет в банках памяти Сварога. Клара всегда будет уходить — проведя диагностику, заобнимав всех и каждого, пообещав вернуться вновь.       Она обязательно нарушит своё обещание. Это статистическая неизбежность, которую Сварог с удовольствием удалил бы со своих серверов.       Но однажды Клара вернётся навсегда, и Сварог не может измерить, что тяжелее.       Воспитание Клары никогда не было лёгким. Существование тоже.       После Сварог попытается её воссоздать. Но он никогда не был машиной для творения. Он был машиной для войны. Он пытался сохранить мир.

***

      Однажды Сварог отключится.       Не так, как в тот день, который стал последним для Клары, когда ядро его в самом деле перегрелось — он сам это устроил. Одна из внучек Хук долго выговаривала ему после, когда ядро встрепенулось под её механическими перчатками — скованное на века, как и многое из машин прошлого. В тот день Сварог посмел забыть о сохранении, и его создатели точно не стали бы это так оставлять.       Но их нет. Как нет Клары. Как не станет однажды льда на площади Белобога.       Наступит время, и на промёрзшую, казалось, до основания землю придёт весна. Канатную дорогу обернут ветви гигантских деревьев, цветы усеют некогда серые поля. Люди будут смеяться, и ошибаться, и танцевать, и ругаться, и смотреть фильмы. Сварог будет тоже — пока однажды не выдержит и его безупречная система. Когда-то он думал, что на свете нет ничего вечного... но в тот день, в день отключения, в день всего нового, рядом с ним будут те, в чьих лицах он увидит знакомые черты, услышит знакомые интонации. Сварог будет не один. И он оставит после себя весну.