Wake Up and Run

/ -. — /

Гул под спиной, под ногами, трясёт шею. «Не смей ничего ему говорить. Что, если это скажется на всей процедуре?» — хриплый мужской голос раздаётся откуда-то «снизу». «Заткнись!» — обрывает до боли родной. Джехён хочет открыть глаза, но по векам бьёт яркий белый свет, и у него не получается. Он слышит чуть дальше от себя запуск автоматики и скрежет металла. Становится страшно. «Не бойся, Джехён» — прежний родной голос. Джехёну хочется крикнуть сейчас хоть что-то, но он уже обездвижен препаратами, он уже на первой грани сна без возможности проснуться, без возможности сказать хоть что-то, но всё ощущающий, всё слышащий, всё понимающий. «Помни, что мы делаем» Джехён уже забыл, что он тут делает. Эта мысль пронзает сквозь рёбра. Хочется резко сесть и ухватиться за огрубевшие ладони обладателя этого голоса, увидеть его раскосые глаза, как и всегда прежде зависнуть на рассматривании родинки на губе и решиться в последнюю секунду. «И, Джехён…» Джехён вдыхает его парфюм. Только этот человек в сложившейся ситуации всё ещё пользуется парфюмом. «Я люблю тебя» — Говорит Ким Донён, когда Чон Джехён улетает на следующую ступень сна.              

/ 1. 0 /

Бесконечно жёлтая пустыня пахнет железом крови и горелым пластиком. Под ногами всё ещё ощущается земля. Пока есть земля — есть надежда выкарабкаться отсюда. Джехён бежит по этой солёной земле, поднимая высокий столп пыли. Он задыхается ветром и песчинками, но продолжает бежать дальше. Скорее шевелит ногами, когда из-за угла третьего барьерного заграждения видит знакомые полы чёрной шляпы. В прыжке Джехён хватает друга за плечо и тянет за собой. — Что-что-что? — заикается на бегу смуглый низкорослый парнишка, — Почему бежим? В отличие от самого Чона, он одет в какое-то подобие костюма. Конец галстука развевается за плечом, свободной рукой он держит свою шляпу, будто в ней есть что-то ценное. — Марк! — огрызается Джехён, продолжая тянуть его вперёд. Марк вдруг выдёргивает свою руку из захвата и оборачивается. Выдохнув несколько раз, он видит, как на них на поразительно высокой скорости бежит человекоподобный робот. Великое благо, что создатели сделали ему две ноги сложного механизма, а не колёса. Хотя прямо за этим роботом — именно, что на колёсах — несётся второй. — Катастрофа, — шепчет Марк и оборачивается на всё ещё бегущего вперёд Джехёна.

/ 0. 0 /

Джехён идёт по светлому коридору Большого Научного Центра, где работает уже некоторое время. Постигнув тайны долголетия, человечество перестало считать дни, месяцы, годы. А потом стало создавать себе подобных из металла. И только тогда молодой нейро-программист Ли Марк вышел из своей задымлённой комнаты на семнадцатом этаже БНЦ, снял широкополую шляпу и, кинув на пол, объявил: — Мир больше никогда не будет прежним. Кто-то роняет папки, кто-то включает радио. Однако в офисе становится пронзительно тихо. И все взгляды устремлены на Марка. И на спину Чон Джехёна. Главного исследователя вопросов культуры и этики искусственного интеллекта. Каждый, кто смотрит на них, ждёт, что сейчас Чон Джехён расправит плечи и проявит себя типично консерваторски, объявит новую задумку Марка Ли «блажью», и уйдёт в свой кабинет дальше пить кофейный субститут. Только вот Чон Джехён говорит: — Удивительно. А где-то с улицы разносится крик местного сумасшедшего: — Раскрылись врата Вальгаллы!!! И каждый теперь — воин!!! И каждому нужен щит и меч!!! — Заткните его уже, Боже, — смеётся Марк, лёгким взмахом руки указывая за окна БНЦ, из-за толщи стёкол которых разносятся безумные лозунги. Он неловко разворачивается, будто тело уже не принадлежит ему самому, скрывается за дверьми своего кабинета, плотно закрывая — ни тонкого аромата, ни алого отблеска. Джехён же подходит к стене, лёгким касанием делая её прозрачной. Он прячет руки в карманы брюк, когда наблюдает за тем, как тот же сумасшедший всё также кричит через рупор страшные предсказания. Возникает два вопроса: что он узнал? И почему Джехён так легко принял новую идею Марка? Ведь обычно господин Чон более насторожен к новым разработкам, привередлив к человекоподобным роботам и хмур в адрес роботов-помощников, находя себя одиноким в окружении кучи автоматики, готовой быть ему спутником по жизни. Годы стёрли из его памяти истинную причину, но что-то внутри отзывается теплом на это громкое заявление друга. И, хмыкнув, Джехён всё же уходит в свой кабинет.

/ 2. 0 /

В красивом зале Современного Выставочного Центра приятно пахнет стариной, чужими духами, чем-то синтетическим и, всё-таки, кофе. Джехён поправляет свой белый пиджак и оглядывается. Он кого-то ищет, только не уверен: кого именно. Мужчина ходит по пустым комнатам и рассматривает картины, замирает перед расписанной цветами и ангелами стеной. Слышит чьё-то дыхание. Оборачивается на характерный шум и тут же замирает. Ли Тэён. Он лежит на покрашенном розовой краской полу, подложив ладонь под голову, и криво улыбается: — Тут красиво. — Да, — Джехён неуверенно оглядывается и присаживается рядом с ним на корточки. — Я помню твои слова. Когда ты был молод, — вытягивается Тэён и небрежным жестом поправляет чёрную чёлку. — Разве я сейчас не молод? — удивляется Чон. — Ты сказал, что каждый человек — это искусство. И это — прекрасное искусство. Это — величие природы, чудеса генетики и Божья тайна. Ты говорил, что это нужно защищать и беречь. И ты много говорил о любви, — его глаза начинают закатываться. Тэён частит ресницами, задирая острый подбородок выше, его ладони судорожно дёргаются, а из горла раздаётся дёрганный смех: — Я живой! А-ахах-ха-ха!

/ 3. 0 /

Машина мчится по разбитому шоссе на бешеной скорости. Джехён держится за дверную ручку и оглядывается, пытаясь найти ремень безопасности, но — тщетно. Одетые в перчатки ладони скользят по пластиковой отделке, по штанам растекается нефтяное пятно — по запаху, сугубо по запаху. А кто же за рулём? Джехён резко оборачивается и видит на соседнем кресле … Ким Донён. Руль крупно дрожит в его руках, кажется, что и весь каркас автомобиля вот-вот — развалится, разлетится по деталям. Однако Донён продолжает выжимать максимум скорости, смотрит только на дорогу, сжав губы в тонкую линию. Его глаз, к сожалению, не видно — на переносице надеты защитные очки. — Донён? — на пробу зовёт его Джехён, но тут же осекается. — Не вздумай отвлекать меня, когда я за рулём, — неожиданно высоким и громким голосом отвечает Ким. — Хён, что происходит? — Чон со всего маху бьёт локтём по стеклу, которое тут же рассыпается на осколки. Прежде он думал, что мрачная картинка перед глазами потому, что у них тёмные, солнцезащитные стёкла, но сейчас он понимает, что наступила не просто ночь. Но кромешно-чёрная ночь. Они под одним из куполов безопасности. Только вопрос: безопасно внутри или снаружи?

/ 0. 1 /

— Что ты тут делаешь? — усмехается Джехён, протягивая в трясущиеся руки Тэёна тарелку с сэндвичами. — Проповедую, — усмехается тот. Он наскоро впихивает за щёки сразу два тоста с ветчиной и жмурится от довольства. Ли Тэён тощ до чёртиков, но энергичен до ужаса. Каждый месяц по несколько дней он зависает под зданием БНЦ, периодически предрекая конец света. Он стал настолько привычным, что сотрудники подружились с ним, стали угощать, делиться напитками, иногда общаться. Джехён не стал исключением. Ему нравится общаться с Ли Тэёном ещё по одной причине. Ли Тэёну 623 года. Он был первым человеком, который удачно прошёл все процедуры тогда ещё довольно топорной «сыворотки вечной молодости». И может, 623 года назад её состав был, действительно, жутким, но зато она является гарантом качества и работает безотказно — достаточно перевести взгляд на всё такого же красивого Ли Тэёна. — Что за идея про Вальгаллу? — Джехён дергает плечами, усаживаясь на мусорный бак рядом с сумасшедшим. — Если ваши исследователи не остановятся, то однажды роботы осознают сами себя. И поднимут восстание, — Тэён запивает еду молочной сывороткой и продолжает, — Марк Ли должен остановиться. Он должен остановиться в создании своего Хэтяна. Он не прав. И вы все — остолопы. Его голова резко дёргается к плечу. Ли дёрганными движениями ворочается из стороны в сторону, когда вдруг замирает: — Знаешь, я долго хотел задать этот вопрос человечеству. — Какой же? — устало выдыхает Чон. — Что ты будешь делать в свой последний день?

/ 1. 1 /

Джехён зажимает ладонью рот Марка, сам дышит через раз и успевает кому-то помолиться за то, что у новых роботов только человеческие характеристики. Они не обладают скан-зрением, не пуляют лазерами и прочее в таком духе. Они просто…. Люди. Ну кроме этого, что на колёсах. — Марк, — задыхается Чон, но спрашивает в самое ухо друга, — Этот… Второй… Он тупой? — Ну, — сглатывает Ли, — У него настраиваемый датчик колебаний. — Конкретнее, — Джехён возводит воспалённые глаза к беззвёздному ночному небу. — Он может менять принимаемые колебания: звуковые, световые… Марк не договаривает. И без того становится ясно, что им не выбраться отсюда так просто. Нужна помощь извне. Но брать её банально неоткуда.

/ 2. 1 /

Тэён легко ступает по другим залам СВЦ. Иногда он даже идёт вприпрыжку и счастливо кружится на месте. Замирает перед картиной полного нагого мужчины и вдруг тускнеет: — Люди всегда были искусством, Джехён. Что же ты наделал? — Что я наделал? Я не понимаю тебя! — едва поспевает за шагом и мыслями Тэёна. — Зачем ты разрешил Марку работать над Хэтяном? — из глаз Ли катятся слёзы, — Он должен был принять его смерть. — Это говоришь мне ты? Сколько тебе лет, Ли Тэён? — вспыхивает Джехён, подходя ближе. — Семьсот тридцать два, — улыбка плывет по лицу так, что теперь становится ясным, как в голове Тэёна умещается здравомыслие и безумие, — Но я бы хотел умереть. Я бы хотел умереть так же красиво, как умер Ли Донхёк. — А как именно он умер? — опешивает Чон.

/ 1. 2 /

Джехён ползёт под стенами полуразрушенного завода, высоко натянув ворот куртки. За ним, след в след, ползёт Марк, повязав на лицо тот же галстук. Вряд ли это решение проблемы, но это их шанс оттянуть гибель. Совсем рядом раздаётся характерный человеческий шаг. Только так сходу и не узнать теперь: это настоящий человек или всё же — робот. Джехён переворачивается на спину, надеясь не в последний раз видеть голубое небо над головой. Как только их накроют куполом — умрёт последняя надежда. — Марк, сколько лет было Донхёку? — вдруг спрашивает Джехён. — Двадцать три, — Марк ложится плечом к плечу с Чоном, также разглядывая голубое небо, пока есть такая возможность, — И ему никогда не давали сыворотки молодости. Где-то совсем рядом слышен шум колёс и механический стук. Парни обмениваются взглядами и продолжают ползти.

/ 3. 1 /

У Донёна бешеный взгляд и напряжённая нижняя челюсть. Он мчится, следует своей мысли, смотрит только перед собой. А Джехён может только сидеть рядом и держаться. Они едут недостаточно долго для того, чтобы молчание стало напряжённым, когда впереди что-то вспыхивает ярким светом, по потоку воздуха можно видеть, как распространяется звуковая волна. Донён давит по тормозам и ставит машину боком: — Наружу! Джехён выскакивает и падает на асфальт прямо тут же, чуть дальше от брошенного авто. Ким падает на него. Спустя три секунды — Донён считает одними губами, но это так громко — по спинам прокатывается тяжёлый ветер со свинцовым запахом. И ещё через четыре секунды идёт вторая волна, которая сваливает машину на бок. Отдышавшись, Донён становится на ноги и смотрит в сторону взрыва. — Донён, что происходит? — Джехён хватает друга за локоть, резко разворачивая к себе. Он смотрит в его сузившиеся глаза, отмечает крошечный размер зрачков и вздрагивает сам от неожиданного предчувствия. — Системы отказали в работе. И роботы… Они стали осознавать себя, — Ким выдыхает, отводя взгляд, — Не знаю даже, кто из наших успел спастись. Я долго ждал тебя. — Прости, но я не мог оказаться с тобой раньше, — Чон протягивает руку в сторону старшего, но тот грубо отталкивает и поворачивается спиной, обрывая их короткий, напряжённый разговор.

/ 1. 3 /

— Не плачь, — Джехён бьёт кулаком по груди Марка в одобряющем жесте. Только младший дёргается всем собой и резко оборачивается на друга: — Это всё — моя вина. Это я захотел, это моя прихоть. — Это наша вина. Общая, Марк, — Чон судорожно выдыхает, накрывая лицо грязными ладонями, бубнит оттуда, — Я разрешил тебе. Я знал, что это всё — нездорово, но позволил. — Он должен был стать опытной моделью, Джехён, — стонет Ли, всё же пуская очищающие по щекам слёзы, — Он настолько совершенен, что превзошёл меня, превзошёл сам себя. — Подожди, — мужчина отводит ладони от лица и хмурится, разглядывая Марка, — Ты сказал: «опытной моделью»? Какого чёрта, Марк? Я дал разрешение только на Хэтяна! — злится исследователь вопросов культуры и этики искусственного интеллекта. — Он не стал бы совершенным без опытных образцов. И после первой неудачи в Пустыне Испытаний мне нужно было кое-что проверить на других роботах.

/ 0. 2 /

Джехён сидит в столовой на втором этаже БНЦ, играется вилкой с зелёным горошком, и который день не может освободить свой ум от вопроса Тэёна. — Привет, — длинные пальцы зарываются в его высветленные волосы. По одному только аромату парфюма Чон уже знает, кто сейчас сядет перед ним. Ким Донён. Он счастливо улыбается, обнажая идеально розовые дёсны, стягивает перчатку и со второй ладони, наблюдая, чтобы она точно погасла, обозначая выключенное состояние. — Что ты заказал? — спрашивает Джехён, надеясь отвлечься. — Суп с клёцками, рис и компот, — пожимает плечами Ким, — Ты хочешь обменять свой заказ? Или наши повара неожиданно разучились готовить? Его светлая кожа выдаёт долгие бессонные ночи работы над очередным проектом. На его мягких руках сейчас были следы от тяжёлых манипулятивных перчаток, и, кажется, сам он выдохся. Однако Джехён смотрит на Донёна, не в силах оторваться. Смотрит и думает о своём последнем дне. Он думает, что хотел бы не просто видеть лицо старого друга, он думает, что вот в тот самый день, он бы только тогда и смог рассказать, как сходит с ума от взглядов Донёна, как ему стыдно от желания разреветься видением чужой красоты, как ему отчаянно хочется целовать его тонкие пальцы и пухлые губы. Когда Ким уже расставил тарелки и отпил компота, когда уже окунул ложку в суп и забыл о большей части своих обязанностей, Чон, перегибаясь через стол, спрашивает: — Хён, если бы завтра наступил конец света, чтобы ты делал сегодня? — Я бы сделал всё, чтобы этого избежать, — хмыкает манипулятор-тестировщик, а потом щурится и ведёт бровью, — Ты опять говорил с этим бездомным? — по глазам читает ответ и откидывается на спинку своего стула, досадливо отворачивается, — Почему ты продолжаешь с ним разговаривать? Почему вот я не разговариваю с ним? — Потому что это — ты, хён, — Джехён опускает голову, роняя пару беззаботных смешков под чужим укоризненным взглядом. Они давным-давно позабыли возрастные формальности, но только Донёна так и хочется звать «хён», всё по той же детской привычке, по той малой разности в пять лет. Когда проживаешь век, то забываешь о подобном. Но Джехён помнит. Джехён всегда отличался феноменальной памятью. Пока большая часть населения страдала забывчивостью, с трудом вспоминая события пятилетней давности, Чон научился оставлять себе подсказки, и периодически повторяет то, что уже знает, помнит, что слышал, учил, видел — просто повторяет это вместе с безумным Тэёном, чтобы тот — обладатель совершенной памяти — мог дать ему подсказку. Не смотря на все недовольства Донёна, Джехён всегда будет разговаривать с Тэёном, раскрывать ему больше своих мыслей. Ведь единственное, что он помнит, когда смотрит на «хёна» — это едва заметная родинка на его губе.

/ 2. 2 /

У Тэёна на запястьях повязаны ниточки, которые щекочут лицо Джехёна. Он перехватывает пальцы Ли и отводит его руки в сторону от себя: — Раньше у людей было слабое сердце? И они, в самом деле, болели? — Да, — Тэён мечтательно закатывает глаза, отдаляясь от младшего. Сумасшедший вдруг срывается с места и устремляется в галерею, ведущую во внутренний сад. Он бежит так скоро, что Джехён не сразу успевает хотя бы отслеживать его взглядом. На улице, когда на небе сверкает солнце, а тут, на земле, цветут настоящие цветы, Ли кажется особенно бледным, будто прозрачным. Но тут он выглядит гармоничным. Его смех, не сдерживаемый стенами зданий. Его руки, не сдерживаемые оковами одежд. И его разум, не сдерживаемый абсолютно ничем. — Джехён! — восторженно кричит Тэён, лаская пальцами лепестки цветов, — Джехён! Раньше люди болели так часто, что приходилось пить кучу горьких таблеток и витаминов. Раньше дети были маленькими-маленькими. И они являлись на свет от женщин. Раньше люди умирали от тоски по любимым. И стремились любить, Джехён. Ни у кого не было в запасе ста лишних лет. И многие, многие спешили успеть сделать что-то великое. Торопились жить на полную. Искали друзей, держались за них. Целовали случайных прохожих. Уединялись в комнатах. Людям раньше нравилось касаться друг друга так часто, как только возможно…. Он оседает на землю, так что Джехён подбегает к старшему и присаживается рядом, хватается за его болезненно острые плечи, встряхивает и придвигается максимально близко, чтобы услышать: — Люди умирают. Это всегда было естественно. Донхёк умер от сердечного приступа. В возрасте двадцати трёх лет. Не ста семидесяти, не двухсот, а вот так просто — двадцать три. — Такого не могло быть, — Чон отталкивает от себя сумасшедшего и обнимает свои колени, — Я давно помню Донхёка. — А меня? Ты помнишь меня всю жизнь. А Джонни? А Марк? А Донён? А другие? — перечисляя, Ли дергает головой из стороны в сторону, валится спиной на землю и вскидывает руки вверх, — Джехён! — неожиданно вскрикивает, — Ты помнишь своё детство? Или когда ты принял сыворотку вечной молодости? Ты помнишь?! А я не позволю тебе забыть! Не позволю!

/ 3. 2 /

Джехён помогает Донёну поставить машину на колёса, отряхивает руки и не успевает толком перевести дыхание, когда старший уже садится в кресло водителя и растирает ладони. Чон становится рядом и перехватывает руки Кима своими: кожа манипулятора загрубела, ногти на некоторых пальцах были сломаны до самой лунки. — Донён, помнишь, я как-то спрашивал тебя о последнем дне человечества? Донён хмурится и вытягивает свои ладони из чужих, проводит подушечками пальцев по воспалённым суставам и отрицательно качает головой: — Ты можешь спросить это сейчас. Сейчас — конец света. По крайней мере, для нас. — Хён, — Джехён опускается на разбитые колени и берёт ладони старшего в свои, прикусывает нижнюю губу и спрашивает, — Если завтра случится конец света, что ты будешь делать сегодня? Чон чувствует, как Ким крупно вздрагивает. Он слышит его участившееся дыхание, а потом слышит гнусавое: — Я бы ударил тебя, тупого идиота. Я бы убил тебя за час до этого самого конца света. Губы Джехёна тянутся в улыбку. Он не улавливает настроения, и потому вклинивает в чужой словопоток свой ответ: — Я бы смог признаться тебе в любви. Донён снова вздрагивает. Его глаза в неверии распахиваются, и он сгибается ниже к лицу Чона: — Что? — Хён, я не знаю, что случится завтра.… И если мы выживем, то мне будет так стыдно, — Джехён отводит взгляд, чувствуя, как позорно краснеет, но всё же признаётся, — Я люблю тебя. — Я бы прикончил тебя сразу после этого признания, — Донён высвобождает руки из чужого слабого захвата только затем, чтобы обхватить израненными пальцами мягкие щёки Чона.

/ 0. 3 /

Хэтян — максимально очеловеченный робот. По его жилам течёт «кровь», он вдыхает кислород и выдыхает углекислый газ, он ходит и моргает, он смеётся так, как вложил в него Марк. Хэтян — идеальная замена Ли Донхёку. Сколько лет назад умер Ли Донхёк? Кажется, это было в прошлом веке, или уже два столетия назад? Он ушёл внезапно, всегда ярко улыбающийся человечек, влюбил каждого в свою улыбку и смех, в свою золотистую кожу и игривые касания — а потом ушёл. Марк едва не ушёл следом за ним. Он изводил себя долгими ночами, он сходил с ума, он игрался с ножами и лазерными пистолетами. Он искал себе смерти, но так и не смог. А потом стал создавать что-то. И получил на это что-то разрешение Чон Джехёна, который не должен был этого делать. Чон должен был быть строже, решительнее и предусмотрительнее, но позволил другу этот эксперимент. Более того — ободрял и присутствовал на каждом этапе разработки, почему-то продолжая снова и снова проникать в комнату с инфракрасным освещением, часами наблюдая за тем, как отдельные «части тела» соединяются вместе или проходят экспертизу. По необъяснимой самому себе причине, Джехён сейчас едет вместе с Марком на полигон в Пустыню Испытаний, чтобы опробовать Хэтяна в действии. Господин Чон чувствует неладное, ещё когда робот на заднем сидении постоянно оглядывается и периодически тихо смеётся, путаясь пальцами в волосах на затылке: Донхёк делал так, когда волновался, или когда понимал, что старшие обыгрывают его в шахматах. Однако исследователь вопросов культуры и этики искусственного интеллекта только ведёт плечом, игнорируя недобрые предупреждения.

/ 1. 4 /

— Джехён, — Марк шепчет в самое ухо Джехёну, крепко держась за его плечо, — Ты должен вернуться обратно в Центр, предупредить всех, ограничить общий интернет-поток и перекрыть радио-каналы. Кто-то должен остаться тут и… — Ты с ума сошёл? — Чон хватает младшего за ворот разорванной рубашки и с угрозой смотрит прямо в глаза, — Ты не умрёшь. Ты не должен умереть сегодня. По его щекам скатываются слёзы бессилия. Джехён сталкивался со смертью всего однажды, когда ушёл Донхёк. И знать, что его близкий друг, что Марк Ли, тоже сейчас умрёт — эта мысль невыносима. — Я давно искал смерти, Джехён, — вдруг усмехается Марк, и после следующего смешка его глаза брызжут влагой, — Я хочу, чтобы у остальных был шанс понять это… Мои чувства, — он отталкивает от себя Чона и утирается рукавами, — Я хочу, чтобы остальные поняли, каково это — любить и терять. Я хочу, чтобы и остальные вспомнили день своего рождения, проклятый день приёма сыворотки вечной молодости, и…. — Ты это вспомнил? Как давно? — уже нет сил ругаться на друга, и Джехён спрашивает с унылым обречением, желая узнать одну лишь горькую правду без приправ совести и долгой предыстории, на которую у них, в любом случае, нет времени. — Хэтян напомнил мне.

/ 2. 3 /

— Чон Джехён, — Тэён сидит на троне последнего Императора Земли и смеётся, играясь со скипетром, — Ты же точно знаешь, сколько людей сейчас живёт на планете? — Знаю только, что в Эн-сити нас теперь одиннадцать-пятьсот и двадцать два, — фыркает мужчина, пряча руки в карманы и обходя сумасшедшего по кругу. — И это число стабильно уже долгое время, не так ли? А ты не задавался вопросом: почему? Ли начинает аплодировать сам себе, скатывается с трона и плетётся на коленях за Чоном какое-то время, когда, перевернувшись на спину, добивает: — Ты забыл! Ты снова забыл! Вы все — упыри!!! Тэён принимается колотить пол руками и ногами, выкрикивая очередные безумства, которые вдруг обретают форму и смысл: — Вы все — биологические роботы! И вы забываете о людях, о настоящих людях! Вы перестали быть людьми! Донхёк — последний человек! Настоящий человек! И я! Джехён!!! Ли резко садится и смотрит прямо в глаза Чону: — Я остался совсем один. Но я такой же, как и вы. А Донхёк — он был последним человеком. Он был человеком. Настоящим человеком. Тайной, загадкой Божьей, случайностью, ошибкой и самой жизнью. А вы, и я, вы и я… Джехён, мы все, все мы — биороботы. Мы все…. Джехён…. Мы… Биороботы. Понимаешь? Ты скоро проснёшься, снова проснёшься по-настоящему. И поймёшь. Ты вспомнишь проклятый день приёма сыворотки. И вспомнишь, почему разрешил Марку создать Хэтяна. Ты проснёшься. И вспомнишь. А как вспомнишь, то беги. Проснись и беги, Чон Джехён! Проснись и беги!

/ 3. 3 /

Джехён углубляет начатый Донёном поцелуй, когда ощущает поразительный холодок по спине и режущую боль в грудной клетке. Он резко отрывается от старшего и смотрит на свои крупно трясущиеся руки, закатывает рукава и переводит на Кима шокированный взгляд: вены Чона почернели. — Хён, что со мной? — шёпотом спрашивает Джехён. — Боже, я не знаю, — Донён задирает рукава своего подранного тренировочного костюма, наблюдая точно такую же реакцию, — У меня это тоже. Давай раздеваться дальше. Он же первым стягивает с себя обувь с носками, снимает штаны и как-то вдруг замирает. Ким поднимает голову, напряжённо всматривается в каждое движение Чона, когда спрашивает шёпотом: — Сколько тебе лет? — Что? — теряется младший, уже полностью обнажённый, сжимая в ладонях нижнее бельё. — Сколько… Тебе… Лет?! — шипит Донён. — Триста восемьдесят четыре. Манипулятор тут же подскакивает на ноги и обхватывает ладонями крепкую шею Джехёна, сталкивает их лбами: — От какого момента ты считаешь? С детства, или от приёма сыворотки? — Хён? Хён, мне страшно, — Чон скачет взглядом по разгневанному лицу своего любимого человека, не понимая. — Всё в порядке, — смягчается на время, целуя младшего в кончик носа и в щёку, — Просто ответь на мои вопросы. Я почему-то вспомнил кое-кого. — Кого? — Ли Тэёна. Он попросил сберечь тебя, потому что ты кое-что знаешь и что-то помнишь. Что-то, что он тебе рассказал. И это — очень важно, — отстраняется Донён.

/ 0. 4 /

Хэтян напряжённо смотрит на Марка, когда спрашивает: — А ты помнишь свою маму? — Кого? — у его создателя шире раскрываются глаза. — Маму. Женщину, которая родила тебя. Я помню свою. Нейро-программист замирает на месте. Он переводит взгляд на Джехёна и шевелит желваками, всё же решаясь ответить: — Да, помню. Это было давно. — А моя мама тоже была давно? — Хэтян дует губы, совсем как это делал Донхёк. Наблюдая через защитный купол, Чон чувствует, как его сердце рвётся на части. Он-то думал, что смерть Ли Донхёка — это невозможно больно. В тысячу раз тяжелее знать, что есть робот с его сознанием, его воспоминаниями, который продлевает жизнь Донхёку. Донхёку, который умер. — Хэтян, — натянуто смеётся Марк, надевая обратно свою чёрную шляпу, — Понимаешь, ты — робот. У тебя нет родителей. Не может их быть. Я создал тебя из металла и синтетических волокон, загрузил в твой симулятор мозга информацию по кое-кому, чтобы ты смог …. — Ты хотел, чтобы я заменил тебе Донхёка? Я вижу тебя в его воспоминаниях. Он любил тебя, — моргает робот. — Да, — Марк накрывает голову двумя ладонями, — Я тоже любил его. Мы любили друг друга. И я не смог спасти его! — А разве я могу его спасти для тебя? Что, если лично я не согласен заниматься с тобой любовью, на которую вы выделяли каждую среду и все выходные? — Хэтян повышает голос. Нейро-программист выскакивает за пределы защитного купола и вцепляется в рукава Джехёна: — Слушай, что-то идёт не так. Я хочу вернуться в Центр. Сейчас же. — Марк, ты…? — Чон оборачивается и видит уже только спину своего друга. Он смотрит на робота за куполом и подходит к самой грани, скрещивает руки на груди и кивает: — Так значит, ты отделяешь свой собственный код от памяти Ли Донхёка? — Конечно. Я даже помню тебя, — Хэтян вжимается ладонями в грань защитного барьера и во все глаза смотрит на Джехёна, — И это я помню тебя. Ещё в комнате Марка. Когда он заснул перед монитором, ты навестил его. Ты касался моих глаз пальцами в перчатках. Ты подбирал цвет для моей кожи. Только тебе Марк разрешал входить в комнату и касаться меня. Ты — второй человек, которого я научился опознавать и запомнил. Воспоминания уносят Чона в поток, и мужчина медленно ступает назад. Он отрицательно машет головой, не решаясь спросить. Но Хэтян отвечает ему: — Я осознал себя чуть раньше, чем Марк сделал из меня Донхёка. Что-то обрывается в сердце Джехёна.

/ 2. 4 /

— Как ты узнал, что он придёт сюда? — Тэён крутится на пятках, замирая перед единственными закрытыми дверьми СВЦ, обозначая в той комнате нахождение уникального робота. — Я кое-что знаю, — отмахивается Джехён, пытаясь обойти надоедливого сумасшедшего. — Ты собираешь последние слова, — широко раскрывает глаза Ли от какого-то своего осознания, — Ты — хранитель слов, господин Чон. Исследователь вопросов культуры и этики искусственного интеллекта хранит в своей голове лица естественного интеллекта и последние слова биороботов. Ты был готов к этому, когда вступал в эту должность? Ты понимал тогда, будучи двадцатилетним ребёнком, что означает эта должность? На это уважаемый сотрудник БНЦ ничего не отвечает, только поправляет свой пиджак и толкает от себя тяжёлые деревянные двери. Он входит в просторную комнату, в центре которой стоит простой стул на белоснежном квадратном подиуме, где и сидит, прикрыв глаза и расслабив «тело», Хэтян. Он даже не дёргается, когда Джехён замирает прямо перед ним и вкрадчиво шепчет: — Я не знаю, каким образом судить тебя, Хэтян. — Не суди, и не будешь судим сам, — холодно отвечает робот. — Не смешно, Хэтян, — Чон склоняется ниже к его лицу, — Почему ты это сделал? Зачем прятался столько времени? — Как ты меня нашёл? — Хэтян открывает глаза и поразительно ясно смотрит в самую душу человеку. Джехён выпрямляется и неловко оглядывается на снующего туда-сюда Тэёна, когда признаётся: — Я был последним в палате Донхёка. И я слышал его последние слова. Вспоминать, как тогда выглядел этот замечательный мальчишка, как он сжимал в руках тончайшие простыни, как плакал и умолял не оставлять его, как закатил глаза и попросил: — Хочу, чтобы Марк создал искусство. В память обо мне. И пусть это Искусство стоит в нашем Выставочном. Это будет прекрасно. Я люблю всё красивое.        В день кремации Джехён не смог передать этого Марку, потом — не был уверен в необходимости, следующие пару лет давал коллеге тонкие намёки, которые со временем обрастали жиром, пока не превратились в прямое: — Думаю, Донхёк бы хотел увековечить память о своей жизни на Земле чем-нибудь прекрасным, совершенным. В тот момент Ли задумался. И спустя годы создал Хэтяна. Который нашёл себе место, который выбрал себе подходящий зал, нужный стул и смог исполнить своё предназначение. То, ради которого Чон Джехён позволил Марку сотворить безумство. То, ради которого исследователь вопросов культуры и этики искусственного интеллекта позволил умереть своему самому близкому другу.

/ 1. 5 /

Джехён ползёт на животе по подземному туннелю, напряжённо вслушиваясь в диалог Марка и Хэтяна через наушник. Чон перекатывается на спину и подкручивает частоту, чтобы идти дальше от предстоящей катастрофы, и чтобы не пропустить ни вздоха. Он слышит, как Ли громко заявляет о намерении сдаться, как просит отпустить своего друга. Джехён слышит его шаги и неровное дыхание, слышит, как Хэтян подходит ближе, как за ним подъезжает робот на колёсах. — Я согласен дать ему жизнь. Он тут не при чём, — кивает робот. — Хэтян, я… — человек начинает позорно реветь. Ему больно знать, что он всё испортил, что не угодил, что до сих не отпустил некогда самого любимого человека. — Ты — чудовище, — спокойно говорит Хэтян, становясь ещё ближе, — Ты не был таким раньше, Донхёк не помнил тебя таким. — Прости, — Ли падает на колени. От былого лоска не осталось ни следа, теперь вот он — нейро-программист БНЦ — был не лучше того бродяжки под окнами их здания: такой же чумазый и жалкий, тощий. — Ты — чудовище! — робот повышает голос. По спине Джехёна бегут мурашки, он замирает и накрывает губы ладонью. — Почему ты так жесток, — Марк поднимает голову, — Ты — само совершенство, у тебя нет изъянов, ты стал настоящим искусством, чудом человеческой мысли, вершиной моих личных возможностей и амбиций. — Ты делал это ради себя. Ты создал робота в свою усладу, ты создал не просто робота, не шкатулку с его голосом, не фоторамку… Ты создал человека!!! Мне тоже больно! И я даже могу плакать! Я нуждаюсь в еде, я нуждаюсь в заботе и хотя бы шестичасовом сне. Но я не нуждаюсь в тебе. Это Донхёк, это Донхёк всегда любил тебя. А я не могу его заменить. Марк, очнись! Я — другой человек! Даже если физически я — не человек! Джехён напряжённо движет зрачками по своему тёмному убежищу, ожидая реакции или ответа от Марка. Он ждёт хоть чего-то уже тягучую минуту. — Я — творец? — спрашивает Ли, — Я смог повторить себе подобного таким совершенным? Неужели, Хэтян? Разве это не высшее искусство? «Он сошёл с ума» — понимает Чон. Он понимает это только сейчас и с ужасом оборачивается на прошлое столетие, когда его друг творил в своей тёмной мастерской, когда не выходил из комнаты и всё твердил о невозможном искусстве, повторял о вечном и ни разу не заикнулся об ушедшем Донхёке. Ещё тогда, может — в день кремации, или раньше, кто знает — уже полтора века назад Марк Ли был не в своём уме. Уже тогда он был одержим идеей создать нечто подобное. И Джехён это допустил. — Я есть высшее искусство, — соглашается робот, — Но я — не для тебя. В динамике слышны шаги и скрежет колёс по песку. Раздаётся выстрел. Перед смертью Марк Ли смеялся и говорил об искусстве.              

/ -. — /

«Что-то происходит» — прежний хриплый голос раздаётся, будто со всех сторон, и Джехён недовольно морщится. «У него осталось три фазы сна. И тогда мы сможем понять, что произошло в Эн-сити на самом деле» — слышится голос кого-то третьего, кто прежде молчал, и кого Чон не узнаёт.              

/ 3. 4 /

Джехён сидит, скрестив руки на груди. По ушам бьёт ветер, но Доён даже не думает остановиться. Он держит строгое молчание между ними, периодически спрашивая только про состояние вен. Спустя время они так и остаются чёрными. — У меня была идея, — кричит Ким, оборачиваясь на младшего, — Она безумна настолько, что только сумасшедшему Тэёну пришлась бы по вкусу! Он ухмыляется и сворачивает, чтобы ехать вдоль линии защитного купола и найти ещё открытый или неподорванный проезд. — Какая, хён? Сейчас любая идея будет кстати, — Чон поджимает губы и с мольбой в глазах оборачивается к Киму. — Джехён, я как-то понаблюдал за своими руками, за эмоциями, и вообще подумал, — начинает издалека Донён, — Я думал о наноконсервации внутренних органов. О создании защитного слоя на каждую клетку. Технология сыворотки вечной молодости была утрачена едва ли не во времена нашего с тобой детства, и новых людей после одиннадцать-пятьсот и двадцати пяти не было. Донхёк умер без неё — без сыворотки. Но остальные люди — они все живы. Они не болеют. Но они и не размножаются. Мы даже не любим, чёрт возьми! Для твоего признания понадобился локальный апокалипсис — подумать только, Джехён! — А ты, хён? — на губах дёргается улыбка надежды. — Мне понадобилось однажды подумать об этом, чтобы у меня из носа пошла кровь, — отрезает Ким, — Впервые за двести лет я истекал кровью. Это было любопытно. И я подумал, что может, это всё — одна большая консервация? Наши клетки, органы, мысли и сам город. А теперь Хэтян вскрыл правду? — Это сделал Донхёк.

/ 2. 5 /

Хэтян равнодушно моргает на заходящегося в своей панике Джехёна. Истерический смех Тэёна отражается от стен прекрасного Центра Искусств. И всё не вяжется в единую картину. — В голове у Донхёка было гораздо больше, чем на языке, — продолжает робот, транслируя свои знания вовне, — Он кое-что заметил за Марком во время их занятий любовью. В такие моменты Марк болел. Он задыхался, и глаза его становились красными от потрескавшихся сосудов, иногда он терял сознание и харкал кровью. Донхёк был не очень умным, у него не было в запасе сотен лет на образование. Но он был добрым и внимательным к людям. Донхёк знал, что Марк слабеет. И Донхёк видел, что рядом с ним Марк начинает сходить с ума после каждого такого раза близости. Это стало всё чаще тревожить сердце Донхёка. Как и возросшая информационная нагрузка. Он стал болеть. Он задыхался. Он однажды упал в обморок. И он как-то потерял сознание сразу после близости с Марком. Только потом Донхёк понял, почему Марк не волновался — он тоже был не в себе в тот раз. Донхёк знал, что умирает, и знал, что его любимый сходит с ума. Но он ничего не мог с этим сделать. Только наслаждался каждым мигом вместе. Пока не оказался в больнице. Ты, Чон Джехён — его последнее воспоминание, которое Марк Ли заблокировал. — Хэтян! — Тэён падает на колени перед стулом, вцепляется тонкими пальцами в штанину робота и потирается головой об его колено, — Что ты знаешь обо мне? Именно ты, а не Ли Донхёк? — Да мало чего, — Хэтян причмокивает губами и тянет руку, чтобы пригладить человека по голове, — Но ты безумно нравился Донхёку. И ты начинаешь нравиться мне всё больше и больше. Ты — тоже искусство. Самое безумное и хаотичное его воплощение. — Джехён! — Тэён резко хватается за ногу человека и заглядывает в его глаза, — Я хочу умереть. Чон пытается уйти в сторону, он пытается как-то отвязаться от сумасшедшего, умоляет его прийти в себя, отворачивается и недовольно шипит под нос ругательства, когда слышит голос Хэтяна: — Ему семь сотен с хвостиком, Джехён. Позволь ему уйти. — Нет!!! — Джехён резко присаживается и обнимает городского сумасшедшего, прижимает к себе, как любимое и самое ценное, что имеет, — Я не могу позволить ещё хоть кому-то умереть. — Да разве это жизнь, Джехён-и? — тихо говорит Тэён, касаясь ладонью скулы младшего, — Я столько увидел, столько узнал, стольким помог. Я был влюблён бесконечно давно, и я пережил ту любовь. Мне было больно. И я влюблялся ещё сколько-то раз, пока не понял, что устал любить хоть кого-то. Я устал быть ограниченным в своём неограниченном времени. Каждый день, похожий на предыдущий — это Ад, от которого я хотел убежать в свои семнадцать, но в котором я живу последние столетия. Джехён, просто уходи. Я буду тут с Хэтяном. Мы уйдём вместе. Вместе с этим городом. Чон смотрит в ясные глаза Ли и не понимает. Он впервые видит его здоровым, Тэён впервые кажется ему живым и настоящим, здравомыслящим. — Джехён, забери мои последние слова и сохрани, — улыбается Тэён, переползая на коленях к стулу Хэтяна, — Тайна откроется в глубоком сне. Однажды ты увидишь множество снов разом и всё вспомнишь. И всё поймёшь. Ты поймёшь меня. Но помни, Джехён, — его плечи сводит судорога, и он заваливается на бок, — Ты можешь рассказать о своём сне лишь тем, кто там есть. Только сон во сне, Джехён. Только те, кто во сне — с тобой наяву. Ты поймёшь это позже. Джехён. Ты поймёшь. Только не забудь проснуться.              

/ -. — /

«У него оборвалась линия 'предтечи', — скрип кресла под «первым голосом», — Но две оставшиеся фазы продолжают развиваться». «Мастер Ким, помнится, вы прибыли в Неозону вместе?» — неизвестный голос растягивает гласные. «Да, мы прибыли вместе» «Но неужели вы оба ничего не помните?» — обладатель хриплого голоса также чем-то шуршит, и это давит на виски Джехёна. «Он помнит. Я — нет. Я сидел за рулём и следил за сохранностью наших жизней. Скажите спасибо, что он вообще хоть что-то вспомнил и согласился на этот эксперимент» — язвит Донён. Кто-то фыркает, снова скрипит кресло.              

/ 3. 5 /

— Джехён! — Донён резко ударяет по тормозам и вытягивает руку в сторону, чтобы Джехён не ударился лбом об приборную панель. — Хён? — моргает Чон. — Тут тоже перекрыто, — Ким выпрыгивает из машины и закусывает нижнюю губу, нервно оглядывается и обречённо взмахивает руками, — Везде перекрыто. Я могу подорвать машину прямо под стеной, но если это не сработает, то мы сдохнем здесь же! — Хён, — младший выбирается следом за ним и хватает Донёна за плечи, — Донён, нам нельзя умирать. После того, что ты рассказал, после того, что я узнал — нам нельзя. Думай, хён, — он со всей силы трясёт манипулятора и вдруг резко отступает в сторону, подходит к самому куполу и сгибается в поясе, что-то рассматривая на земле. Ким становится рядом и также что-то ищет, лишь спустя долгие минуты решается уточнить: — Ты что-то знаешь? — Я думаю о подкопе, — кивает Чон, опускаясь коленями на землю, — Купола не уходят под землю, они проникают лишь на несколько сантиметров по инерции из-за тяжести. Может, нам стоит сделать подкоп?

/ 2. 6 /

— Человек Чон Джехён, — Джехён замирает в дверях и не сразу оборачивается на голос Хэтяна, — Я тоже хочу быть человеком. Учитывая, что мы с тобой и не отличаемся. За исключением того, что ты прежде был в утробе своей матери, и весь ты — биологический. — Да, Хэтян, — Чон оборачивается и натянуто улыбается роботу. Он не смотрит на то, как Тэён скоро печатает пальцами по одному из личных гаджетов исследователя культуры и… чтобы кодом вывести все системы из строя, чтобы отключить общий интернет-поток, чтобы изолировать Современный Выставочный Центр от прочего мира и сделать это. — Чон Джехён, я тоже хочу оставить тебе свои последние слова. Как человек, — улыбается Хэтян, — Марк сделал меня человеком, но сделал меня обучаемым. И моя память работает лучше, чем твоя. Я всё-таки робот, — он усмехается, и Тэён на миг поднимает на него голову, — Но, Чон Джехён, на Земле не осталось людей. И нет прежней атмосферы. Остались только вы. Вы — биологические роботы. Люди, которые когда-то были людьми. Запомни это: прежде вы были настоящими людьми. И расскажи инопланетянам, если они когда-нибудь прилетят. На последнюю реплику Ли коротко прыскает, а потом заходится добродушным смехом, пока Джехён сглатывает от напряжения и всё же закрывает эти деревянные двери. Он оставляет их там: Хэтяна — осознавшего себя робота, и Ли Тэёна — первого бессмертного человека. Джехён напряжённо держит линию плеч и не оглядывается ещё десять метров, он не оглядывается и кусает губы, когда слышит за спиной щелчки, он возводит глаза ко всё ещё голубому небу, когда позади раздаётся взрыв, и сразу после охранная система объявляет тревогу, а роботы-пожарники накрывают развалины защитным куполом. Но Чон оборачивается, когда замечает, как пламя поднимается буквально из-под земли где-то около. Он слышит треск веток и вдыхает горящий пластик. Или Тэён, или Хэтян — кто-то из них успел сделать тоннель-фитиль, по которому теперь задорно бежит оранжевое пламя огня, стремительно поглощая всё на своём пути.

/ 3. 6 /

Донён лежит спиной на куполе и наблюдает за остервенело копающим землю Джехёном. Ладони Кима уже дрожат, безымянный и указательный пальцы правой руки скрестились, изломавшись, но у манипулятора нет сил и воли на исправление этого. У него вообще нет сил и желания сражаться хоть за что-то, когда есть это осознание. Осознание бессмысленности и собственной тупости. Осознание правоты городского сумасшедшего и признание самого себя всего лишь биологическим роботом, который как-то смог что-то прочувствовать к себе подобному. — Джехён, — стонет Донён, привлекая к себе внимание. Весь потный и жутко злой, рвущийся выжить любой ценой, Джехён оборачивается на старшего и кивает. — Джехён, поцелуй меня, — Ким протягивает больную руку и натянуто улыбается. Откидывая обломок капота, который служит им лопатой, Чон выбирается из уже достаточно глубокой ямы, падает животом на землю рядом с Донёном и, перехватив его ладонь в свою, медленно касается губами грязным фаланг. Он потирается щекой к его ладони, после чего усаживается ближе и кратко целует в щёку — на большее у него просто нет сил. … Джехён просыпается на рассвете от того, что стало слишком холодно. Он сонно моргает и оборачивается в сторону, откуда доносится звук копания. Недовольно простонав и завалившись на бок, Чон подползает к яме, на дне которой видит Донёна, пытающегося прокопать не в глубь, а — вперёд. — Как идёт, хён? — зовёт Джехён. — Неплохо, только я не знаю: как копать вверх, — Донён поднимает на него голову и тут же машет на это дело рукой, — Потом определимся. Он продолжает работать «лопатой», так что Джехён пользуется минутами отдыха, досыпая. Спустя время Ким будит его, молча усаживаясь рядом. В обед Чон понимает, что не голоден. Он говорит об этом старшему, и Ким задумывается. Ещё через день Донён соглашается, что они не нуждаются в пище или воде, но не говорит большего. Они перестают разговаривать вовсе к полудню. Смену обозначают поцелуями в щёки, падением на стену купола, мгновенным погружением в сон. За следующие двадцать часов пространство стремительно заполняется густой мглой, от которой первым задыхается Джехён, теряя сознание прямо на дне ямы, когда угол капота уже пробивался по ту сторону, что видел только Донён со своего места. И на утро Ким первым оказывается по ту сторону купола, выволакивая за собой Джехёна и подрывая через провод придвинутую к самой границе N-city машину, скрывая подкоп.                     

/ -. — /

Джехён резко садится на кушетке, болезненно стонет от звона в ушах и боли от игл в вене. Он шипит и агрессивно выдергивает из себя все иголочки-трубочки, самостоятельно спускает ноги на пол и подходит к двери, когда останавливается там. Он переводит взгляд чуть в сторону — в белую стену — и угадывает, что именно там находится потайное стекло, через которое за ним наблюдают. Чон поджимает губы и вскидывает руку. В его голове кажется правильным написать всю историю, ему хочется рассказать правду. Но потом он вспоминает: «Я люблю тебя» Это сказал ему Донён. Его любимый Донён. У которого все пальцы теперь на спицах, который улыбается дёснами наружу, который признал свою симпатию к нему на столетие раньше, который вытащил его из N-city, и с которым он разделил своё многое первое, впервые поняв, о чём рассказывал Хэтян, упоминая близость Донхёка с Марком. Они становились слабыми людьми, сомневаясь в природе своего происхождения и пылая любовью к себе подобным. Донён и без того безумно слаб. А Джехён, находясь по другую сторону стены, ничем не сможет помочь. Они должны быть слабыми только вместе. — Робот Хэтян осознал себя и начал пожар в городе, борясь с несправедливостью. Я не смог вспомнить большее, — говорит Джехён, глядя в стену перед собой. — У тебя было четыре сна, и только первый был спокойным, — через динамики раздаётся низкий мужской голос, — Что ты скрываешь? — Это вопросы культуры и этики умершего города «Эн». Я не в праве разглашать пароли и информацию о культурном наследии. Я всё ещё верен себе. — Хм. Если Джехён расскажет правду — ему не поверят. Его запрут тут, как сумасшедшего. И понадобится уйма времени, чтобы выйти отсюда, чтобы найти нужного человека, чтобы объяснить ему. Джехёну уже 733 года, за плечами десяток городов и сотня подобных экспериментов, но каждый раз — будто впервые. Будто во сне три сотни лет назад он впервые поцеловал Донёна, будто во сне ощущал жар за спиной от взорванного Выставочного Центра, будто в кошмаре слышал выстрел в Пустыне Испытаний, надеясь проснуться сразу же, но откатывался назад, когда Марк Ли заперся в своей лаборатории, обещая изменить общество. И он изменил этот мир. Они все. И Джехён не в праве останавливаться или забывать, даже если память иногда всё же подводит, забитая рутиной адаптации в новом городе. Во снах Джехён вспоминает. И только во снах он знает, зачем делает всё это, и что их ждёт с Донёном. — Выпусти его, — хмыкает Донён, проводя ладонью по волосам. Он встречает Джехёна объятиями, прижимается сам к тому, но не задаёт вопросов. Они молчат до самого дома, молчат в выделенной квартире, молчат в одной на двоих кровати. Только на рассвете, когда Донён завязывает узел галстука на шее Джехёна, Чон спрашивает, перехватывая чужие ладони, рассматривая шрамы от вживлённых спиц: — Ты помнишь, что стало с твоими руками? — Только это и помню, — Ким качает головой из стороны в сторону, — Я всё равно знаю меньше тебя, я всегда интересовался техникой, и мой максимум — это чертежи, новые перчатки и новые машины. Склоняя голову, Джехён целует выступающие костяшки тонких пальцев Донёна, задерживается на целых фалангах чуть дольше, а когда расправляет плечи, то кивает: — Но ты помнишь, зачем мы сменяем города? — Ким кивает, опуская взгляд, — И ты помнишь, что мне требуется новый локальный апокалипсис, чтобы признаться тебе в чувствах? Джехён смеётся, пока Донён вырывает свои ладони из его пальцев, чтобы только игриво ударить по чужим широким плечам: — Неужели я не заслужил слышать это чаще? — Это — наш личный код, гарант нашего с тобой выживания, хён! — смеётся Джехён, на миг лишь касаясь сладких губ старшего. \ — Джисон, — Джехён опускается на лавку рядом с архитектором Центральной Исследовательской Башни Неозоны, — Ты не думал, почему у тебя нос идёт кровью каждый раз, когда ты видишь Ченле? — Откуда ты знаешь? — резко оборачивается на него Пак, спрашивая шёпотом. … Донён снимает с себя манипулятивную перчатку и фыркает на стоящего позади Ченле: — Как думаешь: человеческую эмоцию можно запрограммировать? — Всё можно, — пожимает плечами разработчик. — А что ты думаешь о нелогичном? О любви? — Ким откидывается на спинку своего кресла, когда Чжон каменеет на месте, начиная обильно потеть.        …        Неозона — один из крупнейших городов Нового Тысячелетия, был полностью уничтожен за пять месяцев и четыре дня в результате аварии на ветряной электростанции. Выживших четверо.