Капризы погоды

Эликсир очищения сердца …Едва войдя в ворота павильона Цинъань, Чэн Цянь резко остановился, так что едва поспевавший за ним Янь Чжэнмин с разбега налетел на него и замер под суровым взглядом младшего брата. — И что это ты устроил? — строго спросил Чэн Цянь. — Я? Я устроил? — поперхнулся глава Янь. — Разве не ты из-за какого-то жалкого листка бумаги собрался оставить меня на сто лет? — Если этот листок бумаги такой жалкий, почему ты еще вчера не объяснил, что все это значит? Зачем набросился на Ли Юня, выставил себя на посмешище перед учениками? Янь Чжэнмин вдохнул, собираясь возразить, но Чэн Цянь опередил его: — Я все еще жду объяснений. Янь Чжэнмин проглотил несказанные слова и опустил глаза. Он молчал довольно долго, но наконец проговорил: — Это было, когда мы только покинули владения Внутреннего демона. Понимаешь, как я был растерян и взволнован? Нас ждало так мало хорошего впереди, я боялся… ну, испугался, если что-нибудь случится, это помешает тебе совершенствоваться. Просто не хотел, чтобы тебе было так же больно, как мне, — он наконец посмотрел в глаза Чэн Цяню и встретил его потеплевший взгляд. — Ну вот, — мягко отозвался Чэн Цянь и коснулся лица Янь Чжэнмина. — Трудно было сразу признаться? Янь Чжэнмин молча потерся щекой о его ладонь. — Только, старший брат, сам подумай, — продолжил Чэн Цянь ласково. — Разве спокойствие и самосовершенствование для меня важнее, чем ты? Разве память о тебе не была бы для меня дороже всего на свете? Сам-то ты как поступил бы? — Медная монетка… — прошептал Янь Чжэнмин, неотрывно глядя на своего третьего брата. — К тому же, — добавил Чэн Цянь, — я не признаю путь эликсиров. А главное, я никогда не позволю тебе меня оставить. Темные сны Янь Чжэнмин рисовал Чэн Цяня. Один за другим из-под его кисти выходили портреты. И чем больше он рисовал, тем острее становилась тоска оттого, что он никогда не увидит это лицо из плоти и крови. Никогда не сможет его коснуться… У Янь Чжэнмина закончилась бумага. За окном холодно синело небо, черные листья шелестели от поспешных движений ветра. Рассвет не наступал. Лишь из-за деревьев выплыла надкушенная луна, и пол в комнате покрылся хрупкой соленой коркой, как берег далекого озера Цинхай. Янь Чжэнмин взмахнул кистью и провел несколько линий по тусклому листу безжизненного света. Нарисованный в воздухе Чэн Цянь повернулся и посмотрел на Янь Чжэнмина глубоким, как ночь, взглядом. — Медная Монетка… — выдохнул Янь Чжэнмин и весь потянулся к этому призрачному изображению. Едва юноша дотронулся до него, как видение рассеялось. Янь Чжэнмин задохнулся от боли. И открыл глаза. Чэн Цянь полулежал, опершись на локоть и тихонько гладил его по волосам. — Что такое тебе приснилось? Янь Чжэнмин молча коснулся губами его ладони. — Что-то страшное? Янь Чжэнмин всем телом прижался к Чэн Цяню и уткнулся ему плечо. Он не мог проронить ни слова. Он никогда не мог говорить о тех ста годах, трех с половиной тысячах ночей, десятке тысяч уничтоженных портретов… Чэн Цянь легко похлопывал его по спине, шепча что-то утешительное и бессмысленное ему в висок, но Янь Чжэнмин все не разнимал рук. — Ну полно, полно, моя липучка. Что такое с тобой случилось? Ты до сих пор ни слова не сказал. Не узнаю мою разговорчивую Императрицу. Или ты все еще спишь? — Чэн Цянь отстранился и посмотрел в лицо Янь Чжэнмина. У того на глазах блестели слезы. — Я больше никогда тебя не отпущу. — Конечно, куда я от тебя денусь? — Чэн Цянь осторожно коснулся губами важных ресниц и слизнул слезинку. — Еще поспим? Или есть какие-то другие предложения? — Предложения? — переспросил, оживляясь Янь Чжэнмин. — Например, помедитировать. Или потренироваться. Скоро рассвет, вполне можно вставать. — Как насчет того, чтобы причесать меня? — Может, лучше немного вздремнуть? — Еще вздремнуть? С каких это пор ты стал таким лентяем? — усмехнулся Янь Чжэнмин. — С тех самых, как моя постель пропиталась ароматом орхидей. — Ну тогда поспим еще. А утром ты меня причешешь. Капризы погоды Янь Чжэнмин с утра не находил себе места. Уныние, одиночество, непонимание придавили его невыносимой тяжестью бытия, накрыли экзистенциальной тоской. Чэн Цянь никак не реагировал на его вздохи и тихие стоны. Он не говорил ни слова. А Янь Чжэнмину так нужно было, чтобы младший брат обратил на него внимание, спросил, что случилось, приласкал бы. Конечно, он сам мог обнять его и пожаловаться на плохую погоду, нудные дела клана, непонятливого ученика и свою полную беспомощность перед ледяной неприступностью Медной Монетки. Но он хотел, чтобы Чэн Цянь по собственной инициативе выразил чувства, проявил чуткость, которой у него отродясь не было. Зная, что все будет бессмысленно, Янь Чжэнмин продолжал нарезать круги вокруг как будто ничего не подозревающего Чэн Цяня, погрузившегося в чтение. Конечно, Чэн Цянь прекрасно понимал, что происходит, но это все повторялось изо дня в день, и ему порядком надоело отзываться на малейший вздох старшего брата. Выходило каждый раз примерно так: — Ах-ах… Ох-ох… — Что случилось, Чжэнмин? — Чэн Цянь иногда называл брата по имени, желая подчеркнуть их близость. — Сегодня с утра льет дождь. Из-за влажности у меня волосы пушатся, их невозможно уложить нормально. Это выглядит глупо, — со страданием на лице сообщал Янь Чжэнмин. Погладить его по голове, попутно устраняя излишек влаги и расправляя топорщащиеся пряди, — не вариант. Чэн Цянь должен был сказать что-нибудь ласковое: — Ты очень красивый, Чжэнмин. Тебе очень идет эта прическа. Так ты еще очаровательнее, — потом следовало поднять на Янь Чжэнмина честные-честные глаза и, восхищенно вздохнув, добавить: — Это правда. Со временем эти трюки перестали действовать безотказно. Зависело от настроения, от глубины, на которую старший брат погрузился в уныние и печаль. Если Янь Чэнмин погрузился глубоко, то, горестно вздохнув, он возражал: — Ты специально так говоришь, чтобы меня утешить. — Старший брат, конечно, я это говорю, чтобы тебя утешить, потому что не могу видеть тебя расстроенным. Я стараюсь подобрать слова, которые тебе было бы приятно слышать. Но это не значит, что я так не думаю на самом деле. — В самом деле думаешь так? — с сомнением переспрашивал Янь Чжэмин. — Безусловно. Ты для меня самый красивый, самый лучший, самый любимый человек на свете. Ты единственный. После подобных признаний Янь Чжэнмин обычно смягчался, присаживался рядом, прижимался к Чэн Цяню… Не то что Чэн Цяню трудно было все это говорить, но порой подобные речи нужно было произносить по несколько раз в день. Чэн Цянь боялся, что у него в конце концов начнет заплетаться язык и все эти прекрасные слова перестанут звучать убедительно. Из задумчивости его вывел окрик Янь Чжэнмина: — Третий брат! Ты совсем не слушаешь меня! Тебе вообще нет до меня дела! Почему ты ко мне относишься, будто я пустое место? — Старший брат, прости. Я задумался. — И о чем же ты думал, интересно знать? — резко выкрикнул Янь Чжэнмин. — О тебе. — О, отлично. Ты, наверное, думал о том, что я надоел тебе хуже горькой редьки. — Вовсе нет, — как можно спокойнее отозвался Чэн Цянь. — Я думал, что мне нужно угадать, чего ты сегодня от меня хочешь. Я же должен угадать? Да? Янь Чжэнмин, заметно смягчившись, сел рядом с Чэн Цянем и выжидательно уставился на него: — Я даю тебе бесконечное количество попыток, — милостиво улыбнулся он. — Заварить тебе чаю? Согреть вина? Поговорить с тобой? Размять плечи? Что, ноги? Нет? Причесать тебя? Ну… хм… может, тебя… обнять? Опять не угадал? Янь Чжэнмин улыбался все слаще, но на каждое предположение Чэн Цяня только качал головой. — Чжэнмин, я сдаюсь. — Не сдавайся, Сяо Цянь. Осталось не так много вариантов, — и он, глянув на Чэн Цяня из-под ресниц, облизнулся. Чэн Цянь наклонился и поцеловал его. Когда они наконец оторвались друг от друга, Янь Чжэнмин прошептал ему на ухо: — Но все остальное, что ты перечислил, сделать тоже необходимо. Зеленый вихрь В павильоне Цинъань яростно хлопнула дверь. Чэн Цянь поднял глаза от книги и увидел в окно, как по бамбуковой роще прошелся сокрушительный зеленый вихрь. Какая муха укусила опять старшего брата? Еще полчаса назад на предложение пойти потренироваться он ответил отказом, объяснив это тем, что после дождя слишком мокро. За полчаса не только не стало суше, но дождь пошел снова… Примерно через одну благовонную палочку вихрь перестал косить бамбук, однако глава Янь в Цинъань не пришел. Чэн Цянь встал и потянулся. Ему тоже следовало бы размяться. Он вышел под моросящий дождик и принялся самозабвенно махать мечом, превращая капли воды в снежинки. Прошло довольно много времени, Чэн Цянь, усталый и довольный вернулся к себе. Янь Чжэнмина все не было. Видно, он сильно разозлился. Ну да это и к лучшему: Чэн Цянь хоть немного отдохнет от его капризов. Он выпил воды и утроился с книгой. Он по-настоящему увлекся чтением, так что, когда очнулся, уже смеркалось. Янь Чжэнмин не приходил. «Наверное, он очень сердится, — подумал Чэн Цянь. — Надо пойти его проведать». Капризы капризами, но он и сам отвык так надолго расставаться со старшим братом. Он без стука ввалился в «Страну нежности» и, склонившись нарочито низко, проговорил: — Ваше величество государыня Императрица! Провинившийся подданный прибыл получить заслуженное наказание. Янь Чжэнмин даже не шевельнулся: он продолжал сидеть у стола спиной к дверям. — Брат, что случилось? — Чэн Цянь подошел ближе и положил руки ему на плечи. — Неужели что-то серьезное? — «Неужели что-то серьезное или ты опять чудишь?!» Да? — передразнил Янь Чжэнмин и, не оборачиваясь, тряхнул плечами, пытаясь сбросить ладони Чэн Цяня. — Ну конечно, разве может со мной произойти что-то серьезное? Это всего лишь капризы избалованного главы Янь. — Чжэнмин, а Чжэнмин? Расскажи, что тебя тревожит, — прошептал Чэн Цянь, наклонившись к уху брата. — Ничего, — Янь Чжэнмин резко встал. — Все прекрасно. — Я опять был невнимателен с тобой? Опять прослушал какие-то важные душевные излияния? — Нет, отнюдь. Я вообще ничего не говорил. Просто мне захотелось уединения, вот я и вернулся к себе. Можешь уходить. Не нуждаюсь в твоем обществе. Чэн Цянь вздохнул. У него было два варианта. Первый (просто взять и уйти) не требовал особой изобретательности, но зато неизвестно, сколько дней пришлось бы жить в подвешенном состоянии из-за дурного настроения главы Янь. Сколько еще людей пострадают из-за сегодняшней оплошности Чэн Цяня (знать бы еще, в чем именно он провинился!), на кого глава Янь будет изливать свой гнев в течение неопределенного времени? Ну и второй вариант требовал терпения и смирения, зато положительный результат будет достигнут уже сегодня вечером. Чэн Цянь напомнил себе, что он как-никак камень и что он единственный на горе Фуяо может принять на себя небесное бедствие гнева главы Янь. — Чжэнмин… — Чэн Цянь попытался развернуть брата лицом к себе, но тот упрямо отворачивался. — Чжэнмин, ну Чжэнмин! Прости меня. — За что? За что мне тебя прощать? — зло отозвался старший брат. — Прости меня за то, что и сам не знаю, в чем виноват перед тобой, — серьезно ответил Чэн Цянь. — Знаю, это ужасно глупо. Я должен быть очень внимательным с тобой, очень чутким. Знаю, какой ты нежный, но все равно продолжаю пренебрегать твоими чувствами, ленюсь быть ласковым и заботливым… — Чэн Цянь обнял брата крепче и положил голову ему на грудь. — Прости, что я устаю от этого. Если тебе так трудно со мной, так трудно терпеть мою неуклюжую любовь, может, мне лучше взять моего ученика и отправиться странствовать? Ненадолго? Пока ты не отдохнешь от меня? А? — он решил надавить на больное место, чтобы проверить, все ли еще это работает. Янь Чжэнмин молчал. Уже не работает? В конце концов, Чэн Цянь и в самом деле мог ненадолго уйти. Не исключено, что Лужа тоже отправится с ним. И в зависимости от того, как будет вести себя глава Янь, Ли Юнь может к ним присоединиться. Вот забавно будет, если старший брат останется на Фуяо один со своим учеником. Не растерзает ли он бедолагу? Они молчали довольно долго, однако не разнимая объятий. Потом Янь Чжэнмин тихо проговорил: — Не надо, не уходи, — он потерся носом о макушку Чэн Цяня. — Прости мои утомительные капризы. Я очень скучаю по тебе, Медная монетка. Даже когда мы рядом, не перестаю скучать. Даже когда обнимаю тебя, все еще продолжаю скучать за те сто лет, что мы были в разлуке… Чэн Цянь погладил брата по щеке. Как он мог об этом забыть? Как он посмел забыть о тех годах, что провел без памяти во льдах и снегах горного озера? Пятьдесят лет он ничего не помнил, но его брат все это время был жив, и сердце его трепетало от боли… — Не надо, не скучай, — прошептал он, прижимаясь к Янь Чжэнмину крепко-крепко. — Я всегда буду с тобой… Зимнее утро День был ясным и ветреным, таким холодным, что ломило зубы, как от родниковой воды. Янь Чжэнмин не хотел вылезать из постели, морщился и вздыхал, уверяя, что терпеть не может такую погоду. — Глава Янь, — с укором сказал Чэн Цянь, придвигая жаровню ближе к кровати. — Ты, кажется, стареешь: твое настроение все больше зависит от погоды. Однако сходил за завтраком. Когда он возвращался с кухни, солнце уже взошло, и свежий снег был ослепительным. Расставляя закуски, он бросал насмешливые взгляды на старшего брата, но тот словно не замечал его. — Подай мне шоулу. — Брат, ты не болен? — у Чэн Цяня отродясь не бывало грелки для рук, он коснулся ладонью лба Янь Чжэнмина, прекрасно зная, что заклинатель его уровня просто не может заболеть. Янь Чжэнмин чуть повел бровью, но ничего не ответил. — Ты такой загадочный сегодня. Опять заставляешь говорить меня, а сам молчишь. Янь Чжэнмин поковырял рис в тарелке и со вздохом сказал: — Не хочу чжоу с мясом, хочу с жужубами. — Не помню, чтобы ты с утра ел сладкое. — Значит, ты плохо помнишь наше детство. — Может, я помню другие вещи? — Допускаю… Ты, никогда не был внимателен к мелочам. — И что мне с этим делать? — Учиться. — Попросить приготовить чжоу с жужубами? — Не надо. Я не хочу есть. — Чем ты так опечален, глава Янь? — Из-за этого ветра у меня болит голова. — Тебе сделать массаж? — Чэн Цянь вытащил из волос Янь Чжэнмина шпильки, распуская прическу. Янь Чжэнмин положил голову на колени Чэн Цяню, и тот запустил пальцы ему в волосы. — Ты хотел только этого? — удивился Чэн Цянь. — И так долго капризничал? — Мне правда отчего-то не по себе. — Отчего же? — Думаю, просто с возрастом я стал слишком тревожным. Из-за ответственности за клан. — Неужели это, действительно, все? — удивился Чэн Цянь. — Ты же знаешь, какой я любитель делать из мухи слона и устраивать бурю в стакане, — лениво отозвался старший брат. — Да ты не любитель, ты в этом деле настоящий мастер, — усмехнулся Чэн Цянь. — М-м, — согласился Янь Чжэнмин. — Какой-то ты слишком смиренный… — подозрительно пробормотал Чэн Цянь. — Ты уверен, что не болен? — он коснулся губами лба своего шисюна. — Ну конечно же, я болен. Очень давно и неизлечимо, — прошептал Янь Чжэнмин, обхватив ладонями его голову и не давая разогнуться. — Все так ужасно? — Безнадежно, — вздохнул Янь Чжэнмин. — Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Безусловно, — Янь Чжэнмин сладко улыбнулся, притягивая Чэн Цяня ближе. — Побудь со мной. — Я и так с тобой, — усмехнулся Чэн Цянь, мягко освобождаясь из рук старшего брата. — Только мне так неудобно. — Ложись рядышком. — Валяться в постели среди бела дня? — Ты ведь хотел мне помочь! Разве нет? — У тебя же голова болит. — Уже перестала. — И охота тебе прямо с утра… — ласково проворчал Чэн Цянь, утраиваясь рядом с Янь Чжэнмином. Вместо ответа Янь Чжэнмин, уткнувшись ему в шею, принялся его нюхать, целовать и облизывать. — Ты съесть меня хочешь? — хмыкнул Чэн Цянь. — Что поделать? Я ужасно тебя люблю! — Что ужасно, так это точно, — вздохнул Чэн Цянь.