Старая Обломовка

            — двадцать второе ноября — — Твою мать, почему ощущение такое помятое, ах да, будто не ты ли вчера не мог остановиться пускать слёзы, Фёдор. По пути на кухню, парня встречает собственное отражение в зеркале. — Ну и сколько можно себя так чувствовать? Вечно ты срываешься и всё по новой. Самому то не надоело вечно реветь? — казалось, будто вот–вот отражение в зеркале исказится в печали от укора парня на себя же, — сколько бы ты ни пытался, это — грёбаный круговорот. Быть может в действительности ты не хочешь лучшего? Не желаешь, чтобы твоё состоянии обрело адекватную стабильность, а только жаждешь чувствовать гадкость? Как там говорилось,

«..на самом деле, самоубийцы не желают умирать, они таят надежду на спасение, в глубине души.»

Но так ли это? Ты хочешь, чтобы хоть кто-то, да обратил внимание на то, что творится внутри тебя на самом деле, но никому не скажешь «мне больно» и не признаешь ведь этого. А ты думаешь, если будешь ждать ангела, явившегося с небес, при этом делая вид, что всё в порядке, тебе кто-то поможет? Ничто, блять, не в порядке, но нет, Федя надевает маску и идёт заботиться о других. О себе наконец позаботься.                         ***** — Я к Ольге. Мария, тяжело вздохнув, попрощалась с сыном. Она привыкла к частым уходам из дома, она знает, почему он так часто покидает родительский дом, и также знает, что не в силах исправить свою ошибку. Она понимала, что дала Фёдору, будучи маленьким, недостаточно. Недостаточно любви, внимания и заботы. Пытаясь сейчас как-то исправляться, Мария Фёдоровна понимала, что не в силах дать сыну всё, что когда-то требовалось. Сейчас он попросту не принимает попытки матери исправиться, а та, в свою очередь, каждый раз срывалась и всё возвращалось на круги своя. — Прелестная, я пришёл. Ольга не любила, когда её любимый внук обращался к ней как к «бабушке». — Мой мальчик, как я соскучилась. Кстати, как раз вскипел чайник! Вечера, за кружкой чёрного с чабрецом, всегда были самыми уютными для Фёдора. Женщина любила делиться прочитанными книгами или впечатлявшими её научными фактами, а парень, в свою очередь, выступал отличным слушателем и с интересом внимал, периодически поддерживая разговор. — Милая, как же ты меня впечатлила. Милая. Парень давно дал себе обещание, что ту любовь, что есть у них в отношениях, что даёт ему бабуля, он всегда будет теплить и вынашивать под сердцем. Он знал, что глубоко в душе она одинока, и ценил, что с ним она очень искренна. — Я выйду ненадолго. — Так там ведь дождь. — Да, милая, но мне хочется, постараюсь не мокнуть. — Не заболей, птичка, прошу. От парня последовал лишь «утешающий кивок», на что женщина лишь тяжко вздохнула, что уж поделать, таковы желания внука, они не раз обсуждали, что чем бы для неё не казались некоторые желания парня, они помогут ему чувствовать себя лучше, трудно было женщине понять, как же так, действия, которые могут привести к той же простуде, помогут парню, но старалась слышать его и принимать со всех сторон, всё-таки, она его горячо любит. Ноябрь. Такой непонятный, до невозможного нестабильный. Наверное, будь он человеком, ему бы диагностировали биполярное аффективное расстройство. Впрочем, не нам об этом судить. Один день — золотая осень, прохладный ветерок, последняя опадающая, с кончиков ветвей, листва, на другой — разгуливает невеликий снежок, попутно тающий от неустоявшейся температуры, на третий, наконец, до невозможного любимые утренний густой туман и дневной проливной дождь. Который так спешно встречал в своих объятиях Фёдор. Не без того тёмная кора дубов, клёнов сделалась совсем тёмной от множественного небесного наводнения до того сильно, придавая некой грузности, грозности улице. Шум, проезжающих по дорожной линии, машин, бьющих листву и дороги, капли заполняли ушные каналы. Лёгкое, как снимающее груз с души и тела, чувство, заполняло всего, будто давая новое дыхание. Лёгкие вдыхают, свобода.

            

Надо мною - тишина,

Небо полное дождя,

Дождь проходит сквозь меня,

Но боли больше нет.

Не без того чернёные волосы почернели было, до таинственности чёрных воронок, до угольного оттенка. Свежие, прохладные капли стекали с макушки худыми ручейками, забываясь в глазах, пробегаясь по носу и затаились, наконец, в уголках тонких, бледных губ. «Пора. Ольга обеспокоится».                         ***** — Коль, всего каких-то двадцать дней и мы увидимся, не делай вид, будто это бесконечно долго. — признаться, такие ощущения охватывали и самого парня, чего показывать он никак не спешил. — Ну не уж то ты не в нетерпении? Не лги, я знаю, что ты чувствуешь то же, что и я. Тяжело выдыхая, Фёдор начал: — Николай, иногда (а порой и очень часто) я задумываюсь о том, сколь скоротечны наши дни. По мере взросления человека, биологические часы сменяют ощущение времени, и всё бы ничего, да вот большую часть жизни человека составляют столь бессмысленные вещи, что после, может быть и вспомнить нечего будет. Ясен пень, есть периоды, как наша встреча — знаменательные, да вот сколько таких на всё жизненное полотно? Вот тебе и пища для размышлений. — Николай? Ты где потерялся? — А.? Да… — Я уж решил, со связью туго. — Нет-нет!.. Просто ты так интересно рассказывал, что я….вот я и.призадумался, да, призадумался. — Хм, что ж…тогда рад, что тебя заинтересовали мои размышления. — Ну конечно, Феденька, твои. Всегда.                         ***** — Внучек, сыграем в шахматы? — совсем недавно они с Фёдором начали изучать игру в шахматы. Ольга давно выказывала своё желание к новому увлечению, и всегда «за» взяться за что-то вместе с дорогим Фёдором. — Конь ходит на E5. — Шах! — победа за старшей. Фёдор чрезвычайно рад лицезреть довольную Ольгу Ивановну. Как бы прекрасно не шли их дни за днём, рано или поздно начинала бушевать мать, мол, скучает, а сын и домой не рвётся. И всё бы ничего, да вот только Фёдор и сам не мог себе позволить оставить мать, он знал, как у ней тяжело на душе, знал также и о больной пристрастии к алкоголю, но если на время работы та и способна себя держать, то вот он точно не способен. До тех пор, пока тот скитался по собутыльникам, можно быть более–менее спокойным за матушку, но вот, когда эдакий возвращался домой, нельзя было покидать мать на дольше, чем день. Нет, это совершенно не значит, что она не могла постоять за себя, совсем наоборот, да вот только человек с психическими расстройствами, не способный контролировать себя в состоянии опьянения, способен на всё, что угодно. — Пора мне, милая. Не хочется тебя покидать, но и её ведь с этим придурком не оставишь, по утру вернулся, так и вытворяет. Бесконечно благодарю тебя за столь приятную неделю. — Как доедешь, пожалуйста, сообщи! Не забудь, держи в курсе, как вы там. Ох, Федя, уходить от него надо. — Надо. Безусловно, надо. По приезду в гнусную обитель, парень лицезрел следующее: разбитая на кухне бутылка от водки, оставленная без холодильника, доставшаяся коту еда, закрывшаяся в комнате Мария Фёдоровна и развалившееся хмельное, бесконтрольное тело. Мерзость. Снова, блять, одно то же, всякий грёбаный раз. — Иди сюда. Ответа от Достоевского младшего не последовало, послать? Это ни к чему, может в край потерять контроль разума, этого ему не нужно, но и подходить не за чем. Идти за смыслом туда, где его нет — заранее обрести на крах. Самые истоки детства Фёдора сопровождались истошными запахом алкоголя, табака, неадекватными выпадками и постоянной ответственности над двумя маленькими взрослыми. Благо, ему уже семнадцать и совсем скоро он может предотвратить череду омерзительных случаев в своей жизни. Но как быть с матерью… Как бы она худо тебе не делала, ты должен достать её из этого дерьма, Фёдор. Ежели сама не захочет, её право — тут уж ничем не помочь, но для начала нужно подтолкнуть с тому, чтобы распрощаться с этим…