о странностях течки

       — Сделай раф, только как латте, не добавляй сахар, ваниль и корицу, мне тут мальчик так делал, — будто заученную фразу говорит приятный на вид молодой мужчина, не отрывая взгляда от телефона.       Чонсону кажется, что иногда он не понимает корейский язык от слова «совсем». Он работает в этой кофейне уже полгода и каждую неделю к ним обязательно заходят как минимум трое «не таких, как все» персонажей, заказывая что-то такое, что на голову не налазит. Почему-то каждому из них нужно сделать вид, что они разбираются в зёрнах кофе, когда на деле не могут даже латте от эспрессо отличить. Удивительный народ!        — Простите, то есть, готовить только на молоке? — уточняет Джей, чтобы ненароком ничего не перепутать и не получить этим кофе себе в лицо. Были у него такие клиенты, от одного лишь упоминания о них у парня начинает зудеть кожа, с которой только недавно сошли ожоги от «безкофеинового» декафа.        — Нет, готовь как раф, только латте, — раздражённо настаивает альфа, наконец-то отрываясь от телефона.        — Раф идёт на сливках, с ванилью, корицей и по желанию сироп добавляется. Вам может просто латте приготовить? — Пак, вроде как, говорит на корейском, но гость будто не слышит. Чонсону действительно хочется демонстративно закатить глаза и отдать альфе свой фартук, мол, «такой умный — сам работай».        — Нет, приготовь мне раф, на молоке, как латте, не перемешивая ничего, без ванили, и сиропа, и сахара, и корицы, — Джей пару секунд глупо хлопает глазами, будто выискивая где-то в голове кнопку перезагрузки системы, и нуждающимся взглядом смотрит на снующих рядом коллег. — Вы меня обслуживать будете или нет?        — Джей, тебя к директору! — фраза звучит как спасение нервных клеток Чонсона, а мягкий голос хитрого омеги подсказывает, что ни к какому директору ему и не нужно. — Здравствуйте, что будете заказывать? — обращается парень к посетителю и к удивлению Джея, сразу же начинает готовить заказ, будто бы не услышал ту белиберду, которую тот только что произнёс.       Не желая больше иметь с этим альфой и его «раф как латте» ничего общего, Джей скрывается за дверями кухни, надеясь на скорое возвращение омеги-спасителя. Как только за ним закрывается дверь, Пак тут же оказывается возле юноши, немного грубо хватая его за плечо.        — Ты что ему продал? — резкий голос пугает молодого человека, от чего омега вздрагивает и инстинктивно хватается за сердце, тут же замахиваясь на Джея.        — Пак, блять, я чуть копыта не откинул!        — Не ругайся, Сонхун-а, Джеюн не оценит, — хохочет старший, дружелюбно похлопывая коллегу по плечу. — Так что ты ему продал?        — Латте со сливками, — Джей тянет вопросительное «А?», абсолютно не понимая как та сказанная молодым альфой несуразица так легко и просто оказалась обыкновенным латте. — Такие хотят латте, но им нравится называть это раф. И платят они как за раф, который дороже. Ты в следующий раз просто сделай латте, пенку как для флэт уайта, и пробивай как раф. И говори, что это раф как латте. Или чё он там просил, не помню уже, — отмахивается Сонхун как от надоедливой мухи и уходит куда-то вглубь помещения для сотрудников, оставляя Джея в гордом одиночестве. Но поразмышлять об услышанном ему не дают, так как ушедший секундой ранее Сонхун снова возвращается, слегка взволновано протягивая альфе его телефон. — Кажется, ему нужна твоя помощь, — неуверенно проговаривает парень и вновь уходит в комнату для персонала, оставляя Джея одного с нарастающей тревогой.       В его помощи мог нуждаться кто угодно: лучший друг, который совсем недавно стал отцом и теперь упахивался на работе и дома как загнанная лошадь; его брат-оболтус, который от скуки мог спамить старшему сообщениями о террористах в школе, которыми по итогу оказывались учителя математики и корейского языка; или его парень — его любимый Чонвон-и, который по ненадобности не терроризировал альфу сообщениями и звонками, а спокойно ждал его возвращения домой. Любое сообщение от Чонвона во время рабочего дня Джей приравнивал к грядущему апокалипсису и веской причине отпроситься с работы на несколько… лет уж точно, потому что терпеть некоторых клиентов иногда было просто невыносимо.       Чонсон дрожащими пальцами свайпает по экрану, открывая чат с возлюбленным и с удивлением обнаруживает около тридцати сообщений, которые Чонвон написал за последние два часа. [yangmeow] «Хён, я хочу тебя обнять» «Мне так плохо…» «И скучно. Приходи, пожалуйста, скорее»       Такие смс омега любил отправлять в дни своего больничного, когда Джей не разрешал ему выходить дальше пределов квартиры. И это действительно скучно, Чонсон понял это на себе, когда самому пришлось закрыться ото всех на добрых четыре дня из-за жуткой простуды. Чонвон тогда будто бы решил отыграться: пичкал альфу горькими таблетками и приторно-сладкими сиропами, и не разрешал брать в руки телефон — только приёмы пищи, лекарств, и здоровый крепкий сон, от которого у Пака потом ещё долго болели все конечности. Но его лёгкое недомогание и головная боль во время простуды — ничто по сравнению с состоянием Чонвона. У того из-за слабого иммунитета поднималась температура до пугающих 39 градусов, сбивать которые приходилось уколами, а своим кашлем он напоминал умирающего туберкулёзника. И такое повторялось каждый раз, стоило Чонвону летним вечером выбежать на 5 минут в одной футболке и шортах во двор, или немного промочить ноги под тёплым дождём.       Но в этот раз у Яна была явно не простуда — Джей бы почувствовал, густой тяжелый запах жженого сахара просто не дал бы нормально дышать, заполняя собой всё пространство маленькой спальни. [yangmeow] «Джей, пожалуйста, мне очень больно» «Хочу тебя поцеловать, хён» «Очень хочу»       Чонсон представлял, как омега обижено надувал нижнюю губу, цепкими ручонками ухватившись за корпус мобильного телефона, и изредка шмыгал носом, стуча по экрану аккуратно подстриженными ноготками. Такого Чонвона хотелось обнять, поцеловать в русую макушку и больше никогда не отпускать, тихо смеясь от пререканий парня и его недовольного фырчанья. Но сообщение о том, что Чонвону больно вызывало у альфы тревогу и неподдельный страх за здоровье и жизнь возлюбленного. Джей пишет младшему короткое сообщение с просьбой поподробнее рассказать о случившемся и тут же получает ответ в виде голосового сообщения. Начало его уже не радует — Чонвон, вместо того, чтобы внятно объяснить причину всех этих внезапных сообщений, только громко всхлипывает, шмыгая носом. [yangmeow] *Хён… Джей-я, больно… сильно… Хочу вспороть к чертям живот, потому что уже не могу терпеть… И таблетки не помогают совсем, и твоя кофта. тоже. Хён, пожалуйста, ты очень нужен мне. Прошу, приезжай скорее*       Последующие всхлипы из чужих уст Пак просто не выдерживает — срывает с себя чёртов фартук, оставляя его висеть бесформенной тряпкой на старом стуле, хватает свой рюкзак и выбегает из помещения, пытаясь как можно быстрее покинуть кафе.        — Джей, куда?! Смена через 4 часа заканчивается, — вдогонку звонко взвизгивает стоящий за стойкой молодой омега.        — Хён, вопрос жизни и смерти, объяснительную завтра напишу! — кричит Пак, срываясь на бег, как только переступает порог кафе.       До ближайшей автобусной остановки бежать примерно пять минут, поэтому альфа, сверяясь с расписанием автобусов, перебегает дорогу и бежит по направлению к супермаркету — автобус через 15 минут, за это время Джей успеет купить продуктов. В корзине оказываются привычные всем молоко, яйца и хлеб, туда же летит 4 пачки какого-то неострого рамёна, палка колбасы, кусок сыра, брикет масла, и всё это дело завершает пачка мороженого с солёной карамелью и пакет с синнабонами, который Джей никогда бы не стал покупать в обычном супермаркете, но сегодня явно особый случай. Чонсон уверен, что ничего из этого капризный омега сегодня не съест, но почему-то надеется на то, что ему удастся накормить возлюбленного хоть чем-то, чтобы тот снова не начал голодать.       Добегая до остановки, Пак едва ли успевает заскочить в уезжающий автобус, искренне благодаря старушку, которая попросила водителя подождать, за её хорошее зрение. Судорожно ища по карманам телефон и набирая номер возлюбленного, парень едва успевает держать равновесие на резких поворотах. Когда младший наконец-то берёт трубку, альфа расслабленно выдыхает.        — Чонвон-и, котёнок, как ты? — запыхавшись спрашивает Джей, придерживая телефон плечом, пока пытается найти кошелёк в своём изобилии карманов.        — «Где тебя носит?! Мне больно!» — едва ли не кричит Ян, коротко всхлипывая. — «Хён, я очень хочу тебя увидеть. Пожалуйста… когда ты придёшь?» — такие перепады настроения Чонвона для альфы не в новинку. Но Джей не жаловался — младший испытывает сильнейшие боли, поэтому Пак все 4 дня течки возлюбленного позволяет тому вить из себя верёвки, лишь бы Яну это хоть немного помогло. Но помогает это лишь на подсознательном уровне — во время их шуточных словесных перепалок Чонвону становилось легче только от осознания того, что альфа не уходит, альфа рядом, альфа любит.        — Скоро, солнышко, очень скоро. Тебе купить что-нибудь? Может обезболивающего или чего-то поесть? — Чонвон на том конце провода только отрицательно мычит и тихо хнычет, ёрзая по кровати. — Малыш, не молчи.        — «Я уже пил таблетки, они не помогают. Я… я взял твою кофту, ты не злишься?»        — Нет, родной мой, не злюсь. Сколько таблеток ты выпил?        — «Пять или шесть… Не помню», — совсем тихо произносит Ян, прежде чем шмыгнуть носом и, кажется, попытаться удобнее лечь на кровати.        — Чонвон-и, это много, — Джей не упрекает, просто мягко намекает на то, больше принимать не стоит. А омега не глупый — он сам прекрасно понимает, что такое количество лекарственных препаратов чревато последствиями, поэтому согласно угукает и тихо шепчет:        — «Я знаю, мне просто было больно», — Чонвон затихает, лишь периодически шмыгая носом, и совсем тихо шепчет в трубку: — «Приходи скорее, очень хочу тебя увидеть».        — Конечно, милый, — Джей не может сдержать нежной улыбки, поэтому, отключая вызов, глупо улыбается, ещё долго смотря на заставку телефона с фотографией возлюбленного. Он так его любит, чёрт возьми.       Они познакомились два года назад, когда Чонсон, будучи второкурсником университета, попал в больницу из-за небольшой аварии. Травмы у него были незначительные, такие ушибы можно и дома обработать, но вечно переживающий за всех своих друзей Хисын буквально приволок младшего в больницу, заставляя пройти полный медосмотр. Спустя полтора часа блужданий по кабинетам, Чонсону всё же удалось сбежать от друга, прячась на этаже отделения терапии. Там он и встретил Чонвона — щупленький омега дрожащими пальцами пытался открыть упаковку кимбапа, глотая крупные слёзы, пока над ним стоял устрашающе-злой ординатор отделения, что-то читая ему из мед карты.       Стоило ординатору отвлечься на слова какого-то врача и скрыться из виду, как Джей тут же оказался подле парня — любезно предложил свою помощь и буквально утонул в ярких карих глазах, которые посмотрели на Пака с надеждой.        — Да, съешь это, пожалуйста, — совсем тихо попросил омега, всучивая в руки удивлённого Чонсона упаковку треугольного кимбапа. — Мне нельзя это. Если наберу вес, то умру.        — Прости, это не моё дело, конечно, но мне кажется, что если ты не наберёшь вес, то умрёшь, — в ответ альфа получил лишь презрительный взгляд и тихое фырчанье.       А потом произошло что-то из ряда вон выходящее — омега упал в обморок, резко поднявшись с лавочки. Джей, который до этого потерю сознания видел только в кино, изрядно испугался, понятия не имея что делать. Звать на помощь, как ему тогда показалось, было бесполезно, потому что в коридоре, кроме них, не было никого. Если бы не вовремя подоспевший Хисын, который так удачно нашёл Джея в больничных лабиринтах, приводить в сознание пришлось бы не только худощавого омегу, но и самого Чонсона, который от нервов превратил кимбап, щедро «подаренный» Яном, в непонятное месиво из риса и тунца.       Испытывая какие-то неоднозначные чувства после этой ситуации, Джей начал приходить к парню каждый день, принося с собой пакет маленьких мандаринок. Но Чонвон упорно отказывался их есть, сразу же выбрасывая угощение в мусор, как только за Паком закрывалась дверь. Так продолжалось недолго — ровно до того момента, как парень Хисына — Бомгю — не надавал Джею подзатыльников и не объяснил, что таким, как Чонвон, предлагать еду бесполезно — с людьми, страдающими РПП, нужно вести себя немного иначе. Бомгю детально рассказывал о тонкостях каждого из расстройств, но из всего потока информации Чонсон запомнил только одно главное правило — не упоминать в разговоре еду. Никогда, ни за что.       На следующий день Пак пришёл в палату к Чонвону без пакета с мандаринами, но зато с одним из произведений Стивена Кинга и историей о младшем брате, который только-только перешёл в среднюю школу и уже успел побывать в кабинете директора. Тогда, рассказывая о том, как его младший брат феерично зарядил мусорным ведром прямо по затылку строгого директора, Джей впервые увидел улыбку Чонвона и услышал его звонкий смех. Этот день стал отправной точкой в их отношениях. С каждым днём Ян будто расцветал — всё чаще улыбался старшему, как бы невзначай касался его рук, и открывался парню всё больше и больше. Кажется, рассказывая о своём диагнозе и первой влюблённости, из-за которой омега стал отказываться от еды, Чонвон думал, что Джей ничего не запомнит, но Пак запомнил всё до мельчайших подробностей — то, как младшего всю младшую школу дразнили за небольшой лишний вес, который по сути являлся просто детским жирком; то, как он переживал из-за оценок, ради которых старался весь семестр; и то, какими ужасными были его первые отношения. Чонвон без тени стеснения рассказывал о том, как в выпускном классе средней школы впервые влюбился, по ошибке открыв свою душу старшекласснику. Здоровых отношений из этой влюблённости не получилось — альфа, по скромному мнению Джея, вёл себя как ушлёпок, позволяя себе критиковать внешность и вес Чонвона. Именно из-за этого парня у омеги теперь серьёзные проблемы со здоровьем.       Восстановить своё здоровье за эти два года Чонвону удалось не до конца — он всё ещё не избавился от навязчивых мыслей о лишнем весе и своей непривлекательности, часто болел из-за ослабшего иммунитета и страдал от гормонального расстройства, вследствие чего его течки были нерегулярными и вообще явлением крайне редким. Во время цикла смазка практически не выделялась, а сам омега корчился от невыносимой боли все четыре дня. Ему не помогали ни качественные обезболивающие, ни блокаторы, ни даже врачи, которые в один голос твердили одно — «Ты роди и всё пройдёт». Поэтому каждый раз омега страдал, по ночам плача в подушку от боли, а днём — в плечо Чонсона, который бережно обнимал, целовал, и гладил напряженную спину в попытке хоть на мгновение избавить возлюбленного от этих мучений.       Выходя из автобуса на нужной остановке, Джей вновь срывается на бег, оказываясь у своего подъезда за рекордные 3 минуты. Набирая код на двери подъезда, а после и на двери квартиры, Чонсон начинает переживать — он не знает насколько его возлюбленному сейчас плохо, но изо всех сил старается как можно быстрее оказаться рядом. Пакет, в который Пак сложил покупки, парень запихивает в холодильник, даже не разобрав продукты, а полупустой рюкзак, в котором альфа обычно носит сменную одежду, оказывается забытым у того же холодильника, пока сам юноша спешит побыстрее оказаться подле возлюбленного.       Комната встречает его обволакивающим ароматом феромонов и тихими всхлипами, которые упорно пытается скрыть за плотно сжатыми губами Чонвон, свернувшийся калачиком на огромной кровати и всеми конечностями обнимающий подушку Пака. В комнате до невозможного душно и даже открытое окно, которое альфа ещё с утра оставил на проветривание, не спасает ситуацию. Чонвон же наоборот кутается в тёплую толстовку, едва ли не пряча нос под огромным капюшоном, и дрожит — не понятно только: от холода или от боли.        — Долго стоять там будешь? — сипит омега, не отрывая головы от подушки. Джей тихо извиняется, подходя ближе к кровати, и осторожно снимает капюшон с чужой головы. — Я не просил меня раздевать, — недовольно бубнит омега, пытаясь натянуть капюшон обратно. Только вот сделать этого не даёт волна боли, из-за которой Чонвона едва ли не выворачивает, заставляя жалобно скулить, сжимая наволочку подушки в руках.        — Чонвон-и, так больно? — осторожно спрашивает Джей, касаясь вспотевшего лба омеги. — Я могу чем-то помочь? — Чонвон на вопрос никак не отвечает, только в отрицательном жесте мотает головой и недовольно мычит, чувствуя руки старшего на подоле тёплой толстовки — вещь нужно срочно снять, если Чонсон не хочет видеть как младший теряет сознание от жара.        — Не смей! Если ты меня трахнешь — я тебя кастрирую, — рычит парень, чем конкретно пугает Пака, который от неожиданности даже забыл что хотел сделать.        — Да не собирался я тебя трахать! И что за слово такое, Чонвон? — младший только куксится недовольно, уворачиваясь от чужих рук, и что-то бубнит неразборчиво, время от времени прикладывая ладонь к низу живота. — Ну а если и так, мы же можем использовать контрацепцию, если ты боишься забеременеть, — как бы невзначай кидает Пак, пытаясь снять тёплую толстовку, что ему всё же удаётся сделать, хоть и не с первой попытки. Младший всё это время пыхтел и хныкал, кусая себя за чувствительную кожу на пальцах, отчего альфе самому становилось больно. — Котёнок, нужно снять футболку, — как можно мягче говорит парень, осторожно прикасаясь ладонью к горячему лбу омеги.        — Никакого секса до свадьбы, Пак Чонсон! — наотрез отказывается Ян, в привычном для себя жесте морща нос. — А замуж я за тебя не выйду, даже не надейся. Только по залёту, — уже намного тише добавляет омега, отворачиваясь от парня. Старшему же остаётся только закатить глаза, сдерживая смех.        — Я поражен твоей логикой, Вон-а, — едва не смеясь произносит Джей, подсаживаясь ближе к юноше. — Но футболку всё же придётся снять. Если ты перегреешься, то тебе станет хуже, — Пак заботливо поглаживает оголившуюся поясницу, стараясь отвлечь возлюбленного от накатывающей волнами боли. — Обещаю, приставать не буду.        — Честно? — большие доверчивые глаза омеги тут же метнулись в сторону сидящего за его спиной парня.        — Ты своими словами делаешь из меня какое-то похотливое животное, — как-то разочаровано проговаривает Джей, отодвигаясь от возлюбленного. — Я так и обидеться могу, — эта реплика действует на Яна как спусковой крючок — он резко принимает сидячее положение и молниеносно оказывается сидящим на бёдрах альфы, как можно ближе прижимаясь к его груди.        — Прости, прости, прости, — судорожно шепчет Чонвон, цепляясь руками за шею старшего.        — Всё хорошо, котёнок, я пошутил. Я не обижаюсь, честно, — Ян продолжает что-то тихо шептать в чужую скулу, цепкими ручонками цепляясь за рубашку альфы, и едва ли не мурлычет, когда Джей касается его затылка, почёсывая кожу. — Расскажешь как день прошел? — Чонвон только неловко ёрзает на чужих бёдрах и почему-то недовольно фырчит, яростно потираясь щекой о мягкую ткань рубашки старшего.        — Нечего рассказывать, — тихо бормочет Ян, очаровательно морща нос. — Утром с Санвон-хёном на парах были. Там такой преподаватель отвратный, постоянно к омегам лез. Так хотелось его ударить, — Джей на это только нежно улыбается, заправляя прядь пушистых волос за ухо парня, и аккуратно поглаживает его по спине, продолжая слушать рассказ. — Он и ко мне подходил, когда мне плохо стало, но Санвон-хён быстро меня увёл, — совсем тихо добавляет омега и прячет лицо в чужой шее, будто боясь реакции парня. Конечно, о домогательствах преподавателя Джей слышал не в первый раз, но когда Чонвон рассказывал о домогательствах к нему самому, альфа почему-то воспринимал это как личное оскорбление. Он с детства не любил, когда кто-то трогал его вещи, а сейчас, когда вместе с новыми вещами в жизни Пака появился ещё и Чонвон, так и подавно не разрешал касаться своего. Чонвон не вещь, он не принадлежит Чонсону целиком и полностью, но прикасаться к Яну другим альфам Джей просто не позволял, стараясь как можно больше окружить парня своими феромонами. Сейчас же Пак не может сделать ничего, только стискивает губы в тонкую полоску и крепче обнимает младшего, вдыхая его слабый аромат карамели. — Ты злишься? — осторожно спрашивает омега, хлопая глазами-бусинами.        — Честно? Злюсь, очень сильно злюсь. Но не на тебя, ты не виноват. Я злюсь на твоего преподавателя, а ещё на твоих однокурсников и других преподавателей, которые ничего не делают для того, чтобы этого урода уволили, — сквозь зубы рычит Джей, судорожно целуя омегу в висок. На нём срочно нужно оставить больше запаха.       Чонвон дрожит, стоит только чувствительному слуху уловить чужое рычание, и коротко всхлипывает, ощущая тёплое дыхание парня у себя над ухом. Джей слишком осторожный, что это даже настораживает — он будто хищник, выжидает, прежде чем напасть на жертву, разрывая плоть своими острыми зубами. Альфа горячо дышит в шею младшего, покрывая кожу прерывистыми влажными поцелуями, и скользит ладонями по худощавому телу, изредка царапая выступающие сквозь кожу кости.        — Х-хён, что ты..? — Чонвон тихо всхлипывает, когда Джей аккуратным движением валит его спиной на кровать и осторожно переплетает пальцы рук, продолжая оставлять на шее осторожные поцелуи и укусы.        — Не бойся, я не перейду границы дозволенного, — шепот альфы тихий и слегка рычащий, но Чонвона это не пугает. Как и глаза старшего, которые стали завораживающе чёрными и такими пленяющими, что омега невольно поддавался влиянию, позволяя трогать и целовать себя везде, где только вздумается Паку. Но вот только тот границы действительно не переходит — ограничивается мягкими поцелуями в шею и острые ключицы, и прикосновениями к тонкой талии и выступающим рёбрам. Разве что хитро смотрит в глаза младшего и резко снимает с худого тела тонкую футболку, обнажая бледную грудь и подтянутый живот.        — Хён! Что ты делаешь?!        — Тихо, тихо, всё нормально, — Чонсон нарочито медленно перекатывается на свободный край кровати, продолжая глупо улыбаться, пока сжавшемуся Чонвону совсем не весело — он не понимает, можно ли расценивать этот жест парня как домогательство? — Если продолжишь так на меня смотреть, я тебя поцелую, — в ответ на мнимую угрозу Джей получает лишь смешно надутую нижнюю губу и кончик розового языка, который Чонвон втиснул между губ специально, чтобы подразнить старшего. — Ну и чего ты? Никто же не умер. И девственности не лишился, и от горячки в обморок не упадёшь. Я только лучше сделал.        — Мне холодно теперь, — бубнит Ян, пытаясь отобрать у старшего несчастную футболку. — Отдай.        — Не отдам, ты сам десять минут назад пóтом обливался в моей толстовке, а сейчас ему, видите ли, холодно, — в такие моменты Джей больше похож на ворчащую бабку, нежели на взрослого альфу. Его брови смешно ползут наверх, образовывая складку кожи на лбу, а губы соединяются в тонкую полоску, напрягаясь, когда Чонвон, недовольно фырча, всё ещё пытается отобрать у парня его же футболку. — Не отдам говорю.       Чонвон громко всхлипывает, в очередной раз дёргая синтетическую ткань на себя, и прижимает ладонь к животу, когда новая волна боли пронзает его тело. Он подтягивает ноги поближе к груди и судорожно сжимает дрожащие руки в кулаки, пытаясь пережить этот кошмар самостоятельно. Но вот только самостоятельно ему справляться не приходится — Джей, откинув футболку куда-то на край кровати, подвигается ближе и осторожно кладёт голову возлюбленного на своё плечо, специально поворачивая его лицом к своей шее. Почувствовав слабые отголоски чужого феромона, Чонвон как слепой котёнок пытается найти источник манящего аромата, практически на ощупь натыкаясь носом на запаховую железу альфы, что так сладко пахла чем-то родным и домашним. Чонвон очень часто пытался понять чем именно пахнет Чонсон, только вот сделать это никак не получалось — когда альфа занимался домашними делами или дурачился с младшим, его запах напоминал чем-то растопленный шоколад с молочным сыром; когда тот злился — аромат становился тяжелее, добавлялись нотки чего-то кофейного; при усталости или простуде от былого запаха практически ничего не оставалось — на смену ему появлялись оттенки какой-то приторно-сладкой выпечки вперемешку со жгучим перцем, от которого у Чонвона слезились глаза. Но всё это изобилие ароматов омега просто обожал, каждый раз так и норовя уткнуться носом в шею старшего, пока тот будет осторожно гладить алебастровую спину и ласково целовать куда-то в волосы.       Сейчас же аромат феромона наполнял лёгкие сладостной патокой, расползаясь по всему телу обволакивающей мягкостью, от которых медленно расслаблялись мышцы. Даже боль в животе, которая временами отдавала в спину, уже не так беспокоила омегу, который из-за низкого болевого порога вновь пустил одинокую слезу, скатывающуюся по румяной щеке куда-то в яремную ямку. Джей мягко целовал парня в спутавшиеся волосы, гладил поясницу и шептал всякий бред — всё что угодно, лишь бы боль поскорее прошла. Но только спазмы не проходили, они как на зло усиливались, заставляя Чонвона тихо всхлипывать в шею альфы, хватаясь дрожащими пальцами за его рубашку, пока слёзы крупными каплями скатывались куда-то вниз по шее. Чонсон заботливо утирал дорожки слёз, гладил где-то за ухом и целовал туда же, подставлял свою шею и запястья, тихо шипя от дискомфорта, когда младший оставлял на коже несильные укусы, и целовал трепетно в розовые щёки и чуть приоткрытые губы.       Лишь спустя мучительных пять минут Джей смог спокойно выдохнуть — боль ненадолго отступила, позволяя Чонвону пригреться на чужой груди и пальцем осторожно провести по оставленному им же практически незаметному укусу на шее альфы. Его глаза всё ещё слезятся и руки немного дрожат, сам парень изредка всхлипывает и шмыгает носом, жмётся ближе к тёплому телу и облегченно выдыхает, когда не чувствует опоясывающую боль.        — Я люблю тебя, котёнок, — нежно шепчет Джей, касаясь губами вновь вспотевшего лба младшего. Чонвон ёрзает по одеялу, пытаясь найти удобное положение, и недовольно фырчит, морща нос.        — У тебя аллергия на котов, отстань, — Ян обиженно разворачивается, пристраиваясь к тёплому боку спиной, и тянет на себя ладонь альфы, утыкаясь носом в его запястье.        — На таких вредных котят, как ты, у меня нет аллергии, не переживай, — из-за неестественного положения руки лежать на спине становится тяжело, поэтому Пак осторожно поворачивается, упираясь в хрупкую бледную спину своей грудью, и свободной рукой буквально укрывает омегу.        — «На таких»? У тебя ещё есть омеги, которых ты называешь котятами?        — Если бы у меня был кто-то помимо тебя, у меня бы давным-давно дёргался глаз и было бы мелирование в виде седых волос. Мне пока и тебя хватает, — Чонвон недовольно фырчит, несильно кусая Пака за запястье, и неуклюже поворачивается к старшему лицом.        — Что значит «пока»? — глаза омеги сверкают неподдельным интересом, хоть тон его обиженного голоса и нахмуренные брови говорят об обратном.        — Это значит, что пока у нас не появится наша маленькая копия — я буду любить только тебя.        — Слишком слащаво, — бубнит омега, вновь разворачиваясь к старшему спиной, и смущенно улыбается, пряча улыбку в подушке, когда Джей клюёт его в скулу и накрывает руками живот.        — Тебе прям не угодишь, — тихо хохочет парень, утыкаясь носом в тёмную макушку, и вновь слышит тихий всхлип. — Больно? Сможешь уснуть, если я выпущу немного феромона? — младший сипит едва различимое «Не знаю» и хватается за предплечье Пака, тычась носом куда-то в плечо.       Боль не сильная, скорее противно-тянущая, заставляющая недовольно хныкать в чужую смуглую кожу и ёрзать по кровати в попытках найти удобную позу. Феромоны альфы действительно успокаивают, помогают расслабиться и даже забыть о дискомфорте, а его руки, заботливо поглаживающие впалый живот и худую талию, дарят ощущение комфорта и тепла. Чонвон действительно задремал, убаюканный окружившим его теплом и ароматом феромона, и неуклюже уткнулся носом куда-то в сгиб локтя Пака, пока альфа, боясь пошевелиться, размеренно выдыхал в макушку парня, продолжая гладить его живот. Чонсон всем сердцем боялся нарушить призрачную дрёму возлюбленного, ведь именно во сне болевые ощущения от течки практически исчезали, заменяясь лишь небольшими тянущим ощущением, которое Чонвон вполне спокойно мог переносить без слёз и даже без присутствия альфы. Да и силы без стреляющей боли в позвоночнике и животе восстанавливались куда быстрее, именно поэтому Пак замершей статуей лежал на кровати, стараясь не провалиться в сон, ведь понаблюдать за мирно спящим возлюбленным ему доводилось не часто.       Чонвон в такие моменты был таким хрупким, что любое неосторожное движение могло его сломать. Его ресницы очаровательно трепетали при любом малейшем телодвижении, нос мило морщился, когда на чувствительную кожу спадали волосы, а сами локоны были небрежно разбросаны по подушке и руке Чонсона, создавая ощущение какого-то вихря — это выглядело чертовски мило и Пак просто не мог отвести взгляд от умиротворённого лица омеги. Лишь слегка дрожащие плечи парня наконец отвлекли Чонсона от разглядывания чужого лица — в комнате всё ещё открыто окно и Яну может быть попросту холодно. Джей со всей осторожностью пытается вытащить руку из-под головы юноши, надеясь при этом не разбудить его, и на всякий случай заменяет свою руку подушкой, подкладывая её под щёку парня.        — Не уходи, — тихо шепчет Чонвон, когда Пак осторожно поднимается с кровати, подходя к шкафу в поисках пледа.        — Я тут, родной мой, я не ушел, — Джей смотрит прямо в сонные глаза омеги, которые тот медленно закрывает, и не может сдержать тёплой улыбки, возвращаясь обратно в постель.       Плед греет кожу, заставляя Яна удовлетворённо выдохнуть и тихонько мурлыкнуть что-то в подушку, разворачиваясь в объятиях любимого человека, пока Пак не может сдержаться, чтобы не оставить на щеках возлюбленного мимолётные поцелуи. Омега лишь недовольно фырчит, уворачиваясь от назойливого парня, и легонько бьет его по груди — этот жест забавляет старшего, но всё же свои попытки расцеловать лицо юноши Пак прекращает, лишь осторожно поглаживая порозовевшие яблочки мягких щёк возлюбленного. Тот довольно урчит, наслаждаясь прикосновениями, и жмётся ближе, пока Джей натягивает плед повыше на острое плечико, стараясь потеплее укутать парня. Чонвон выглядит как маленький беззащитный ребёнок, которого нужно срочно укрыть от этого мира, спрятать у себя в кармашке и никогда не отпускать, лишь бы не сломать и не разбить, лишь бы всегда любоваться завораживающим блеском в родных глазах и наблюдать за счастливой улыбкой, украшающей красивое личико. Джею хочется забрать всю ту боль, которую когда-либо испытывал омега, и подарить взамен лёгкость. Хочется, чтобы юноша больше никогда не считал глупые калории, боясь набрать лишний килограмм, и не боялся искренне выражать эмоции — хочется, чтобы Чонвон чувствовал себя комфортно в присутствии любимого человека. Паку безумно нравится наблюдать за попытками младшего полностью довериться ему и не бояться снова быть отвергнутым; нравится, что парень делится с ним своими секретами и проблемами в надежде на то, что старший поможет; нравится понемногу раскрепощать юношу и с хитрой улыбкой наблюдать за его смущением, когда темы для разговора становятся всё пикантнее; нравится то, с какой искренностью в голосе Чонвон признаётся ему в любви, шепча признания под покровом ночи с надеждой на то, что Джей давно спит. Но Джей в такие моменты никогда не спит — он ждёт тех самых слов, чтобы в ответ уткнуться в шелковистые волосы и ответить таким же тихим «Я тебя люблю».       От мыслей Пака отвлекает тихий всхлип сбоку и внезапно заёрзавший омега, который крепко сжал в кулаке плед — нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что его накрыла новая волна боли. Джей тяжело выдыхает, вновь выпуская достаточно феромона, и прижимается щекой к мельтешащей перед глазами макушке. Чонвон ещё пару минут ёрзает, всхлипывает и шмыгает носом, прежде чем уткнуться куда-то в грудь Пака и судорожно выдохнуть — в этот раз, кажется, всё закончилось быстрее. Несмотря на то, что Яну уже не больно, альфа двигаться не решается — лишь хрустит шейными позвонками и клюёт парня в макушку, поглаживая по спине.        — Тебе нужно поесть. Хочешь чего нибудь? Могу приготовить твоё любимое карри, — Джей шепчет совсем тихо, хоть и знает, что возлюбленный бодрствует. Отчего-то совсем не хочется портить уютную атмосферу своим голосом, и совсем не хочется тревожить только успокоившегося Чонвона.        — Я не знаю… Может бутерброд?        — Один? — нежная улыбка на губах Пака тут же сменилась обеспокоенным выражением лица, когда Чонвон осторожно кивнул.        — Не хочу растолстеть, я сегодня и так много съел, — еле слышно бубнит Ян, проводя указательным пальцем по пуговицам на рубашке возлюбленного.        — Даже если ты наберёшь пару лишних килограммов, менее привлекательным от этого ты не станешь.        — Правда? — омега доверчиво заглядывает в глаза Пака, вновь хлопая своими глазами-бусинами.        — Чонвон, мы с тобой начали встречаться в период твоей анорексии, когда ты выглядел чуть толще стебля ромашки. Ты действительно думаешь, что меня заботит твой вес? Мне абсолютно всё равно сколько ты весишь, потому что я люблю тебя, — Чонсону хочется прикусить себе язык, когда он до конца договаривает фразу — Чонвон всё ещё болен, хоть и находится в ремиссии, и подобные фразы могут его очень сильно стриггерить. Но Чонвон только смущённо улыбается, вновь смешно шмыгая носом, отчего и сам Джей не может сдержать нежной улыбки. — Мы есть пойдём или нет? — Чонвон смешно поджимает нижнюю губу и часто кивает головой, хлопая своими длинными ресницами.       Он неуклюже выбирается из объятий Пака и на четвереньках ползёт к краю кровати, прежде чем осторожно ступить на холодный пол и тут же поёжиться от смены температур. Джей успевает накинуть на слегка дрожащие плечи тёплый плед, и молниеносно подхватывает возлюбленного на руки, слыша его задорный смех, пока Чонвон кутается в мягкую ткань и смешно покачивает ногами.        — Хён, я так подумал… — тихонько начинает Ян, цепляясь руками за шею старшего; Пак вопросительно мычит, показывая свою заинтересованность в словах младшего, и уже поворачивает на кухню. — Я хочу пиццу с сыром. И пибимпаб с сырым яйцом. И, наверное, даккальби, — озвучивает омега, смешно выпячивая нижнюю губу. — О, ещё давай закажем пасту с грибами и бифштекс, — альфа непринуждённо улыбается и радуется проявившемуся аппетиту возлюбленного, но всё же коротко целует его в губы, прерывая монолог Яна.        — Детка, ты всё это не съешь. Переедать плохо, помнишь? — Чонвон, надувая нижнюю губу в обиженном жесте, согласно кивает, хлопая своими глазками-бусинами. — Давай закажем что-то одно, хорошо? — Чонвон снова кивает, закусывая губу, и растягивает губы в счастливой улыбке спустя нескольких секунд раздумий.        — Давай пиццу, — Джей кивает, выуживая из кармана рюкзака свой телефон, и продолжает глупо улыбаться.       Потому что с Чонвоном по-другому просто невозможно. Потому что Чонвон — это синоним слов «уют» и «нежность», потому что Чонвон непозволительно милый для этого мира. Вот он стоит, замотанный в тёплый плед с изображением маленьких кошачьих мордочек, и передвигает магнитики на холодильнике, шмыгая носом и хмуря брови. Он похож на одного из этих котят — такой же мягкий, маленький и обворожительный. Джей даже не может придумать новых синонимов, чтобы описать Чонвона, в голову кроме банального «мило» больше ничего не лезет.        — Котёнок, курьер будет через минут пятнадцать, — тихо сообщает Пак, подходя к парню со спины. Омега лишь мычит, откидывая голову на плечо возлюбленного, и продолжает переставлять магниты, двигая ими по эмали холодильника. — Хочешь бутерброд?        — Да, — тихо соглашается Ян, уже открывая дверку холодильника.       Пак замечает, что настроение младшего за последние пять минут упало до отметки «я хочу послать всех нах, закрыться в комнате и плакать», поэтому мягко целует пару в висок и аккуратно раскачивает его в своих руках, потираясь носом о шелковистые волосы.        — Что случилось, сладость? Почему грустишь? — Чонвон в ответ пожимает плечами и прикрывает глаза, полностью расслабляясь в руках альфы. Тот, будто бы лично чувствуя всю боль младшего, перекладывает ладони на низ его ноющего противной болью живота, мягко поглаживая большими пальцами сквозь ткань пледа. — Сильно болит? Хочешь лечь? — омега недовольно бубнит что-то и разворачивается в чужих сильных руках, смотря в плещущие заботой и теплом глаза.        — Есть хочу. Ты обещал бутерброд, — Чонсон тихо смеётся в чужую макушку, оставляя где-то в волосах осторожный поцелуй, и вновь открывает дверцу холодильника, доставая купленные недавно продукты прямо в пакете. — Разобрал бы хоть. Кто масло с колбасой хранит? — недовольно бубнит Ян, вынимая из пакета кусок сыра.       Их передвижения по кухне похожи на блуждание пингвинов: Джей, загоревшийся идеей поскорее накормить привередливого парня, одной рукой придерживал жавшегося к нему всем телом омегу, а второй — держал пакет с продуктами и пытался выложить их на рабочую поверхность стола, постоянно путаясь рукой в шуршащем пакете.        — Чонвон-и, детка, мне будет удобнее, если ты обнимешь меня со спины, — младший лишь тяжело вздыхает и выбирается из тёплых объятий, прижимаясь всем телом к спине альфы.       Пак старается сделать всё как можно быстрее, едва не попадая ножом себе по пальцам, и коротко хохочет, когда омега, подобно маленькому котёнку, выглядывал из-за плеча парня, желая контролировать весь процесс. Так он делает и сейчас, недовольно тыкая старшего в бок, когда тот «неправильно» нарезает колбасу.        — Тоньше режь, — бурчит Чонвон в чужую шею, прижимаясь к крепкой спине. Джей на это только закатывает глаза, продолжая нарезать колбасу привычной для себя толщины. — Хён, режь тоньше.        — Чонвон-а, если бы я мог нарезать ещё тоньше, я бы нарезал, — Пак специально выделяет слово, заставляя омегу что-то недовольно пробубнить и зафыркать в спину. — Ты с таким успехом мог бы спокойно воздух съесть.        — Почему ты такая вредина? — бурчит Ян, прижимаясь щекой к спине альфы и ногтем указательного пальца почёсывая старшего по затылку.        — Я-то вредина? Это же ты десять минут назад предлагал мне заказать всё меню доставки, а сейчас говоришь, чтобы я колбасу тоньше нарезал, — в ответ на это Джей получает не сильный укус в плечо и совсем слабый тычок в спину, лишаясь тёплых и уютных объятий возлюбленного.       Чонвон, обиженно надув губы, сел на стул позади парня, буравя недовольным взглядом его спину, а после и вовсе отвернулся, когда альфа посмотрел на него. Старший же, оставляя на столе тарелку с горячими бутербродами, быстро целует фырчащего Яна в макушку и почему-то уходит из кухни, заставляя юношу вопросительно захлопать глазами. Но не проходит, кажется, и минуты, как Чонсон возвращается обратно, уже переодетый в домашнюю одежду. Садится рядом с возлюбленным и осторожно накрывает его лоб ладонью, проверяя температуру.        — Не жарко? — интересуется Пак, пятернёй зачёсывая волосы омеги; Чонвон отрицательно мотает головой, наконец откусывая бутерброд.       Джей с неприкрытым удовольствием наблюдает за тем, как губы парня растягиваются в довольной улыбке, а сам парень начинает пританцовывать, пытаясь откусить тянущийся сыр. Наслаждаясь чужим удовольствием, парень вспоминает про купленные в том же супермаркете синнабоны, поэтому подходит к холодильнику, вновь вынимая пакет со всё ещё не разобранными продуктами — просто лень расставлять всё на свои места. Глаза жующего бутерброд Чонвона широко распахиваются, стоит Джею замаячить перед ним пакетом со сладостями.        — Что там? — совсем по-детски вопрошает Ян, полностью переключая своё внимание на шуршащий пакет и забывая про тарелку с бутербродами с плавленым сыром, который юноша так и не смог побороть.        — Синнабоны, — Чонсон может поклясться, что видел счастливый блеск в глазах возлюбленного, который сейчас задумчиво смотрел на пакетик.        — У меня же диета        — А я никому не расскажу, — хитро молвит Пак, поигрывая бровями. Указаниям врача, понятное дело, перечить не хотелось, но для особого случая раз в год — можно было и рискнуть. Да и Чонвон вряд ли осилит хотя бы половину сладости.        — Почему ты такой хороший? — чего альфа уж точно не ожидал, так это слёз, скопившихся в уголках чужих глаз. Омега смотрел со всей любовью и благодарностью, пытаясь вытереть влагу, но слёз наоборот становилось всё больше, чего парень просто не мог контролировать.        — Та-ак, ну здравствуйте. Что это за внезапные сопли, Ян Чонвон? — младший пожимает плечами, вызывая тихий смешок у возлюбленного, и прижимается лицом к его груди, чувствуя тёплую ладонь в своих волосах. — Ну всё, успокаивайся. А то не поцелую, — омега только хлопает длинными ресницами, но плакать действительно перестаёт, лишь изредка шмыгая носом и кусая нижнюю губу. — Ну и чего ты так расплакался? Я же здесь, никуда не ушёл, — будто в доказательство своих слов Джей оставляет осторожный поцелуй на губах возлюбленного и совсем невесомый на его макушке, вдыхая смесь шампуня и феромонов Чонвона.        — Я бы на тебя посмотрел, если бы тебя так 4 дня подряд колбасило, — в привычной для себя манере бубнит Чонвон и тянется к пакету с синнабонами, открывая упаковку.        — Нет уж, спасибо, мне и моего гона хватает, — Джей снова клюёт в сладко пахнущую макушку и подушечкой большого пальца поглаживает мягкую кожу щеки, наблюдая за тем, как омега жуёт сладость всухомятку. — Тебе чай сделать? — Чонвон молча кивает, продолжая жевать булку. — С сахаром? — на свой, казалось бы, очевидный вопрос Чонсон получает абсолютно неожиданный ответ — омега вновь кивает, слизывая с пальцев сладкий крем. — А говорил «диета, диета», — хохочет Джей, трепля парня по голове, и получает озлобленный взгляд и обиженно надутые губы. — Ладно, всё, молчу.       Чонсон едва ли не прощается с жизнью в тот момент, когда Чонвон недовольно морщит нос и что-то «мяукает», возвращая всё своё внимание сладкой булочке в своих руках — слишком милое зрелище. Особенно для Пака, который наблюдает за этим кото-парнем целые сутки. Он не уверен, что однажды его сердце просто-напросто не остановиться от новой выходки юноши, но готов наблюдать за подобным вечно. Сейчас, когда впереди ещё три дня мучительной боли омеги, Джей молится всем богам, чтобы однажды это всё закончилось — как бы парень не любил наблюдать за препирающимся Чонвоном, это всё не стоит той боли, которую его возлюбленный терпит каждый месяц.