Держи моё сердце на блюдечке

«Не нужно быть ни на чьей стороне кроме своей»

От Лучик: Тэ~ Я знаю, ты еще в студии Заеду за тобой после работы, поужинаем сегодня не дома Тэхен просматривает приходящие сообщения и откладывает телефон, упираясь взглядом в холст перед собой. С разговора с Чонгуком прошло два дня. Два дня без видений и снов непонятно о чем. Сегодня он наконец почувствовал себя лучше. И не желая упускать такую возможность поспешил к себе в студию. Просторный лофт находился на верхних этажах одной из многих арт-галерей района Инсадонг. Тэ нашел это место случайно, выбирая галерею для своей новой выставки. Его агент тогда сказал, что пятый этаж не отделан и полностью пустует, так что его можно переделать под что-то более стоящее, но это займет время. Тэхён же перестал слушать на том моменте, когда понял, что две из четырех стен полностью застеклены. Не долго думая, он выкупил это помещение, быстро перетащив свои вещи и принадлежности в новый обитель. Теперь, на застеленном клеенкой полу складируются исписанные холсты, банки с краской и куча досок для новой инсталляции. А в воздухе постоянно стойкий запах красителей, клея и древесины. Тэхён снова взял кисть и задумчиво уставился в окно. Хотелось творить, наворотить чего-нибудь, писать быстро и резко. Но как только он смотрел на холст в ответ с полотна на него смотрел Юнги. Парень с лисьими глазами путался в белых простынях и солнечном свете, игриво улыбаясь. Тэхен и сам не знал почему рисовал его. Но тот образ, увиденный в зеркале, врезался в память и не хотел уходить. Тонкие запястья и чуть выступающие ребра, по которым Чонгук так любит водить пальцами. Всё это будто имело вкус на языке. Отпечаток. Штамп в сознании с грифом «Никогда не забудется». Новая муза была для художника противоречием. Проклятием и гипнотическим притяжением одновременно. С каждым мазком Тэхен всё сильнее понимал, что они не похожи. Что разные. И как трус проходился по одним и тем же деталям, не притрагиваясь к зрачкам. Свет и тени, складки ткани, кожа уже были доведены до идеала. Но стоило приблизиться к глазам и голова становилась пустой и тяжелой. Будто последнее осознание давалась с непосильным трудом. Конечно Тэхен думал о словах Чонгука. Пускал пластинку по кругу. «Часть души?», «Полный бред», «Но я же действительно не чувствовал себя собой», «А это желание быть с ним? Ревность?», «Часть души?», «Полный бред». И так из раза в раз. Успокоением стало искусство. Мысли приходили в порядок и все дороги из запутанных догадок приводили к очевидному выводу «Меня к нему всё еще тянет». Телефон завибрировал и Тэхен не глядя поднял трубку, — Хоба~ ты же знаешь, что я не люблю отвлекаться пока пишу, — парень мажет кистью, в который раз выделяя очередную деталь, — Я видел твои сообщения, встретимся- — Это Чонгук. Рука дрогнув оставляет уродливую кляксу. Тэхен чертыхается, отодвигая телефон проверяя номер входящего, — Зачем вы звоните? — Я помню о твоей просьбе не беспокоить тебя, но мне бы хотелось всё объяснить. На несколько секунд повисает неловкое молчание. Тэхену понятно, что Чонгук ждёт позволения. Но ирония в том, что как бы ему не хотелось всё выяснить страх пересиливает любопытство. — Ты позволишь? Нет. Не позволит. — Как думаете, если объяснения нужны лишь одной стороне, имеют ли они вес? И сам же от своего ответа сжимается. Вскакивает с места в несколько шагов доходя до окна. — Я не мог поступить иначе, ТэТэ, — голос Чонгука звучал спокойно и отрешено. «Ты и тогда ночью ничему не удивился, пока я надрывался от усилия позвонить тебе» Тэхену бы хотелось чуть сожаления. Чуть больше мольбы в голосе и он бы согласился выслушать, встретиться, выпить, да что угодно! Лишь бы ощутить, что он вызывает чувства. Поэтому он решает упрямиться, утрируя своё недовольство. «Похоже, что опять только я тут волнуюсь» — Я не хочу ничего об этом слышать, — парень бегает глазами по улицам за стеклом, замечая знакомую фигуру, выходящую из машины, — Перестаньте меня беспокоить и удалите этот номер, — но вот сам сбрасывать вызов не спешит, и если честно, не собирается. — Я тебя понял. Прошу извинить меня за внезапный звонок, этого больше не повторится, — Ким понимает, что не хочет, чтобы и Чон клал трубку. «Не бросай, не бросай, не бросай» Мужчина не кладет. Тэхён закусывает губу не в силах решится. — Чонгук, я- — Да? Парень слышит как двери лифта открываются на его этаже. Хосок уже пришел, — Дай мне время, ладно? — завершить звонок без ответа всё равно не в силах. — Конечно. Столько, сколько тебе потребуется. — Я позвоню, — бросает Тэхён перед тем, как дверь в студию открывается и из-за нее показываться голова Хоби. Бип.Бип.Бип. — Ты закончил? — Хосок опирается на дверь, одной рукой, не переступая ногами порог. У него улыбка до ушей и теплый-теплый взгляд. Тэхён бы даже назвал его солнечным. — Да я, — парень хватается за кисти и тряпку, принимаясь расставлять всё по местам, — Я уже почти всё, — он снова бросает взгляд на жениха в дверях, совсем забыв о своём же правиле «не входить пока я не разрешу». Улыбка проскальзывает на его лице, «А вот Хосок помнит», — Можешь зайти. — Принес тебе сюда цветы, а то от запаха краски умереть уже можно, — мужчина выуживает из-за спины букет белых пушистых ромашек, перевязанных голубой лентой. Тэхен хихикает, обнимая любимого за шею, — Они чудесны, — клюет будущего мужа в губы, не переставая улыбаться. — Ты чудесен, — Хосок возвращает быстрый поцелуй, переводя внимание на мольберт, — Над чем работал? — Да так, не над чем особо, — почему-то о том, кто является его музой Тэхену говорить не хочется. И уж тем более называть эту мазню полноценной работой. На минуту воцаряется тишина. Ким занят закручиваем красок, не замечая, что Хосок всё это время прикован к картине. — Он.., — подает голос Чон, — Прекрасен. Тэхена бросает в дрожь. Ощущение, что комплимент был адресован не полотну, не мастеру, а человеку оглушает его. — Ты имеешь ввиду этот набросок? — Нет, я про человека на этом холсте, — Хосок тянется пальцем в материалу, будто желая погладить картину по волосам. -Она еще не высохла, — одергивает его Тэхен. — Прости, я не подумал, — Хоби делает пару шагов назад, избавляясь от ступора, — Ты невероятно талантлив, Тэ. «Тише» «Успокойся, Тэхен» — Поставь, пожалуйста, цветы в воду. — Да, сейчас, — Чон мнется на месте еще пару секунд, а после отходит к стеллажу за вазой. У Тэхена теперь своя личная паранойя, которая так и вьет из него веревки. «Если бы Хосок встретил Юнги, то влюбился бы в него?», «Вся моя жизнь меркнет по сравнению с ним», «Как же я устал». Парень продолжал расставлять принадлежности по своим местам, споря с самим собой. Жадность душила. Его тянет к Чонгуку и это факт, но Хосок… Его жених, осознанный выбор, отношения длящиеся не один год. Всё внутри разрывалось, и, стремясь собраться заново, запутывалось в большой ком неуверенности. Он передергивает плечами, проходясь беглым взглядом по холсту. «Что они все в тебе находят?» «Надо убрать это помутнение рассудка подальше от чужих глаз». — Ты готов идти, милый? , — Хосок подошел сзади, нежно обняв за плечи, — Я забронировал нам столик на 20:00. — Да, иди первым, мне нужно еще кое-что сделать и закрыть студию. — Уверен, что ненужна моя помощь? — Уверен. Чон целует его в ухо, сильнее стискивая в объятиях, а прямо у дверей предупреждает, что будет ждать у машины. Как только за Хосоком захлопывается дверь, Тэхён оборачивается к изображению. «Ты!» «Ты точно ведьма!», а потом хватает мольберт, оттаскивая его в дальний угол у окна «Вот тебе!». Он быстрыми шагами доходит до двери, оборачиваясь и проверяя ничего ли не забыл. Цепляет с деревянной вешалки свой плащ, чуть задевая его подолом бутоны ромашек. Их покачивание кажется ему чем-то очень знакомым. Лондон 1839 год. — Святое дерьмо, Чонгук! Беги быстрее! — дыхание Тэхена сбивается всё сильнее и сильнее. В ушах стучит, а кожа лица отбивает стук быстро скачущего сердца. — Чимин! — Слышится где-то сзади. Широкий темный капюшон мешает обзору, но всё тело кричит о том, что снимать его очень плохая идея, — Где наши лошади?! — На пересечении Прайд-стрит и Бишопс-бридж-роуд, в закутке, — спина сильно сталкивается с кирпичной стеной, грудная клетка ходит ходуном, Чимин пытаясь отдышатся продолжает, — Нужно разделиться. — Тогда встретимся у вокзала. Недалеко от укромного переулка раздаются крики констеблей: «Кажется, они пошли сюда!» Две черные фигуры разбегаются в разные стороны. Тяжелой тряпичный мешок совсем не помогает при погоне. Но отпускать его парень не в коем случае не собирается. Кровно сворованные денюшки приятно греют душу и отлично мотивируют не прекращать движение. — Блять, эти бобби* с каждым разов всё проворнее и проворнее, — говорит он, закидывая сумку на седло. — Поверить не могу, что ты втянул меня в это, — Чонгук запрыгивает на лошадь, крепко держа повод в руке. — Скачи быстрее, мой юный друг! — улыбается Чимин, уже вкушая очередную победу, —Но! Пошла! Вскоре перед ними открывается поле, целиком затянутое плотным туманом. Небо пасмурное, по обычному серое, как и любой другой весной в Лондоне. Такая хмурая погода им только на руку. — Трр! Тише, тише, девочка, — парень ослабляет повод, переводя лошадь в шаг, — Думаю, мы можем остановиться и чуть передохнуть. — Отличная идея! Почему это нельзя было сделать еще две мили назад, — Чонгук спешивается, хлопая свою кобылу по шее. — Поменьше сарказма, господин Чон. Они оба улыбаются. Чимин прекрасно знает, что ворчит Чонгук только из вредности. Это забавляет еще больше. Дойдя до ручья, они дают лошадям отдохнуть, привязывая их к ближайшему дереву. Чимин принимается снимать мешки. — Черт, в этот раз нам нехило подфартило, — он берет в каждую руку по сумке, чуть покачивает их из сторону в сторону, пытаясь прикинуть примерный вес. — Тебе, а не нам, — поправляет Чонгук. — Да брось, эти ребята и так наживались за счет ставок на подпольных боях, один вор обворовал другого, — хмыкает парень в ответ, — Баланс вселенной не нарушен. Мужчина в ответ вскидывать бровь. —Только ты не учел, что их покрывает полиция. — Продажная власть никогда не пожалуется, что она продажная, — Чимин скидывает улов на землю. — Ты ненормальный, знаешь это? — Чонгук присаживается, опрокидывая голову на ствол дерева позади себя. Парень на это только хмыкает, пристраиваясь рядом. — Подозреваю, что это у меня от Юнги, — ловит взгляд Чонгука на себе и снова улыбается, — Я прав? — Определенно. — Расскажи мне о нем, -парень снимает с головы мешающий капюшон, — Какой он? Очень красивый? Или меня всё-таки никто не переплюнет? — Чимин живо расправляет плечи, играя бровями. Им вдвоем весело. Легко. Тэхен ощущает задор и ребячливость внутри. «Им вдвоем просто» — Расскажешь? Чонгук молчит какое-то время, смотрит себе под ноги, перебирая пальцами мокрую от расы траву. А потом снова поднимает голову, — В первой жизни я считал его божеством, —в голове Тэхена мелькает мысль «А как же иначе», и непонятно принадлежит она ему или Чимину, — Одно время я очень боялся, что его сожгут на костре за такую красоту. Они оба хихикают. — Я понял, романтик хуев, но кем он был? Прости за наглость, но ты ждешь его из века в век, что в нём такого особенного? А Чимин Тэхену уже нравился. Парень в голове одобрительно кивал на всё озвученное. — Что тебя в нем зацепило? Чонгук поворачивает голову к собеседнику, цепляясь за чужие глаза своими. Тормошит и так растрепанные волосы Чимина промокшей рукой. — Во времена первых колонизаций, я был кем-то вроде диурналиста*, в общем документировал и записывал всё то, что делали канкистодоры, когда приходили на чужие земли. — Оу, — Чимин присвистнул, — Так ты у нас был завоевателем. — Мне это не нравилось. Я видел зверства и жестокость, с которыми уничтожались чужие земли. И писал об этом с присущей художественной неприязнью. — Дай угадаю, власти на твое осуждение чхать хотели, — чем больше Чимин понимал контекст истории, тем сдержаннее становился его тон. — Лучше б уж было так. Они были крайне недовольны, и в итоге мои записи обнаружили и уничтожили. Поняв, что я собирался их обнародовать, меня убили, — Чонгук поджал губы. Вся его поза в один момент стала олицетворением горечи, — А Юнги как моего мужа начали преследовать. — Гребаные испанцы, — парень тихо выругался, не в силах сдержать возмущение, — И что дальше? «Что он сделал?» пронеслось в голове Тэхена. — А он запомнил все мои рукописи наизусть…От имен до запятых, в мельчайших подробностях. В один момент лишившись мужа и статуса, он скрывался в сточных водах и бараках, пересек две границы до того, как смог найти убежище, — мужчина смотрел вдаль, на покрытое густым туманом поле, но в его глазах Чимин видел только благоговение в перемешку с жгучей тоской, — А потом написал их снова, представляешь? Когда я перечитывал напечатанное через сто двадцать лет, то думал, что держу свои рукописи, а не чью-то память о них. Повисла тишина, разбавляемая только звуком журчащей неподалеку воды. Чимин представил какого это. Увидеть смерть любимого, лишиться денег и положения, бежать в другую страну, где черт его знает, может и на твоем языке не говорят. А эти записи? Под страхом смерти хранить тишину, наверное, из месяца в месяц прокручивая каждую малейшую деталь. — Ему же, — прохрипел Чимин, — Ему же не дали их так просто опубликовать, да? Чонгук закивал головой. — Его шпыняли, шипели, называли сумасшедшим и кидались ведрами, крича, что лучше бы катился по-хорошему. «Я бы не выдержал» било набатом сразу и у Чимина и у Тэхёна. «Я бы сдался еще в той вонючей канаве у Лиссабона». — А он смог, представляешь? Сохранил мою речь и, — в привычно спокойном тоне сейчас звучали нотки пронзительности, — Дал ей голос. Всего на секунду Чимин заметил на знакомом лице гримасу боли. — Он моя душа, Чимин. В любой моей жизни весь мой воздух принадлежит ему. «Ты без него не дышишь» «Видимо, он без тебя тоже» — Не думаю, что этой истории хватило для того, чтобы ты понял, какой он, — мужчина медленно поднялся с земли и протянул руку парню, молча предлагая помощь, — Мне вот тысячи лет было мало. Чимин уставился на колышущуюся от ветра фталевую траву. У ручья чуть гнулись к земле ромашки. — Он твоя любовь, Чонгук. Теперь мне этого достаточно. А Тэхену не было. Он на ватных ногах шел до лифта. Его не волновала ни судьба Юнги пол тысячелетия назад, ни какого хрена он вдруг видит воспоминания Чимина. А только «Почему ты так легко это принял?». Неужели, такого взбалмошного и неугомонного воришку устраивало быть лишь частью чей-то души? Не принадлежать самому себе? И что вообще значило «Ты ждешь его из века в век»? Неужели Чонгук ни с кем, кроме Юнги не был? Ни с ним, ни с Чимином, ни с кем либо еще? Такое предположение казалось больше заповедью для великомучеников. Приговором. Зависимостью. «Они оба больны друг другом» А вы с Хосоком здоровы? — Больше видений не было? — интересуется Хоби, пока накладывает Тэхену в тарелку с том-яном побольше риса. — Неа, — врать становится всё легче и легче. Особенно, когда ковыряешься в собственной тарелке, не поднимая глаз. — И снов тоже? — Нет, но, — Тэ чувствует острое желание расспросить жениха про злополучный набросок, — Тебе так понравилась картина, которую ты сегодня увидел? Хосок кивнул, отпивая из стакана немного воды. — Он как живой. Твое мастерство растет из раза в раз! Тэхен не находит что на это ответить. — Но мне кажется, что сам ты этой работой не доволен? Для этого есть повод? «Повод есть, тебе не кажется. Я просто вру тебе обо всём, что происходит. Даже если нет ебаной необходимости» — Это Юнги, — выдохнул он. — Кто, прости? — Хоби тихо откладывает приборы, слыша смутно знакомое имя. «Это же его Тэхен шептал в ванной, когда звонил Чонгуку?» — Так Чонгук называл меня в прошлых жизнях, — Ким тоже откладывает ложку в сторону, — В одном из них, я увидел свое отражение в зеркале и вот, — парень резко разводит руками в стороны, а потом быстро собирает их в замок на своих коленях, — Теперь Мин Юнги не выходит у меня из головы. Чон следит за каждым движением Тэ. И всё видит. Нервозность, стыд, отрицание и черт возьми (не)взаимность. А еще прозвучавшее имя кажется ему подозрительно знакомым. — Дашь мне свою руку? — Хосок протягивает свою к центру стола. Тэ касается пальцами мягкой открытой ладони. — Ты с ним связывался? — Нет. Врешь и не краснеешь, Тэхен. Неужели Хосок бы не понял? Или же страх ты испытываешь вовсе не перед ним? Сухая рука сжимает чуть сильнее. Тэ реагирует моментально, поднимая голову и встречаясь с родными глазами напротив. Чон лишь мягко улыбается. А потом обрывает касание, вновь приступая к еде. Все пропитано недосказанностью. Каждый стук сердца так и кричит «Он что-то знает» «Зачем ты лжешь?!». Но и раскрыть рот не получается. Признать, нет, даже произнести вслух, что ты можешь быть лишь частью чужой души унизительно. Признаться, что вся эта крохотная часть тянется к другому еще ужаснее. — Йоль прилетает завтра, мы собирались выпить вечером где-нибудь в баре, — Хосок следит за Тэ из-под лобья. Тэ молча кивает. — Не хочешь с нами? Он был бы рад тебя видеть. — Нет, я, — снова ковыряться в тарелке, — Я хочу побыть в студии. Еще десять дней назад Тэхен бы радостно закивал головой и не за что бы не упустил возможность встретиться с родственной душой будущего мужа. «Куда делось мое желание быть с ним?» Парень задумался. Раньше Ким хотел знать всё. Как они познакомились, чем занимается истинный Хосока, общаются ли они, и, конечно, почему не вместе. Всё это казалось важным и нужным. Первое время он не переставал сравнивать себя с ним в собственной голове, находя выбору жениха всё более весомые оправдания. А нужна ли была вообще причина для выбора? Для чувств действительно необходимы аргументы? Но когда Чон представил их друг другу, то всё моментально превратилось в «мы друзья потому что нас связывает дорогой нам человек». И Тэхен не находил в этом ни капли плохого. Йоль был красивым, стройным норвежцем с пшеничными прямыми волосами, доходящими до поясницы и всё время заплетенными в тугую косу. Обладатель широких голубых глаз покорил парня своей улыбкой и теплыми объятиями в первую же минуту. Он был звонким, с милым акцентом и совершенно бесхитростными подколами в сторону их общего человека. По рассказам Хосока они с Йолем познакомились еще в университете, когда тот был студентом по обмену на курсе корейской истории. Как он по ошибке забрел в медицинский корпус они с Хоби до сих пор гадают. В общем, Йоль был частью жизни Хосока задолго до Тэхена и их дружба всегда казалось ему само собой разумеющейся. До того, как Ким понял что значит встретить родственную душу. — Уверен, что не хочешь пойти? — мужчина цепляет палочками очередную креветку из поке, перекладывая её в тарелку Тэхёна, — Он собирается поведать все подробности его жизни с момента отлета полгода назад. —Передай ему привет от меня, — прилетает скомканный ответ. Чон зажевывает улыбку, всплывшую при упоминании угроз Йоля «готовься пить и плакать, детка, я не выносил тебе мозги уже очень долго» и кивает чему-то в своей голове. Неловкость с этого момента становится синонимом вечера. Тэхен ловит мимолетные нежные взгляды Хосока всё оставшееся время, а в каждой извилине лишь «Ты не заслуживаешь его любви». В безмолвии чувств проходит еще один день. Все мысли Тэхена только о Чонгуке. Вся студия в портретах Юнги и в эскизах его тела. Карандаши источены, два человека истощены непониманием, а ответ все еще не найден. Видимо, без подсказки и не найдется. Парень набирает заученный уже наизусть номер. Похоже на подвиг Юнги? Несколько цифр равны ли тонне исписанных корявым почерком листов? Наивно. Немного смешно. Но всё еще неизбежно. Биб. Биб. Биб. Три коротких гудка и один шаг до решения. Или ошибки? Звонок другу не помешает. — Здраствуй Тэхен, — ох, как же жажда замучила по этому голосу. — Тебе удобно говорить? — Да, всё в порядке. Ты подумал? — из костра да в пламя. Вот так просто. Без дежурного «как дела?» или хотя бы «я так устал на работе». — Угу, — срывает заусенец на большом пальце, — У меня куча вопросов. Нервный смешок с одной стороны и искренняя улыбка с другой. — Хочешь встретиться? «Очень» — Да, да, — тихая радость, — Я думаю так будет удобнее. — Сегодня вечером ты свободен? «Конечно свободен, а как же иначе». Как раз Хосока не будет дома. На какой такой случай ему вдруг потребовалось, что жениха не будет дома, Тэхен и сам еще не знает. На всякий. Так лучше. — Тоже хотел предложить увидеться именно сегодня, — парень прикусывает губу в полуулыбке. Её тут же подхватывают на другой стороне разговора. — Отлично. Тогда я закажу столик в ресторане на 19:00, подойдет? — Да, думаю к этому времени я успею закончить работу. — Работу? Можешь скинуть адрес мне смской и я подберу что-нибудь неподалеку. Или, может, я могу тебя забрать? Тепло в груди Тэхена разлилось с новой силой. — Нет нет, не стоит, встретимся на месте. — Хорошо, понял тебя, тогда до встречи, Тэхен. — До встречи, — почти шепчет. «До встречи» «Боже, что же я делаю» Тэхен быстро печатает адрес и через 20 минут получает ответный с названием ресторана. Откладывая телефон к работе он больше не приступает. Все его мыли занимает ожидание. Тэ бежит навстречу спотыкаясь об желание по скорее увидеться. Хотя, может, не только о него. А еще об незнание всей картины, наивность и черт возьми неизбежную боль. Но пока все это прячется за углом, не возникает, не кричит о себе, а тихо позволяет парню настроить себе воздушных замков, чтобы в нужным момент подставить подножку и толкнуть рукой в спину прямо в открытое окно над пропастью безответности. Как жаль, что Тэхен не успеет отрастить крылья. Холодный осенний ветер путает каштановые кудри и мурашками мажет по коже, поднимая легкий свитер. Сердце подпрыгивает, когда Ким замечает знакомый силуэт. Привычно в черном к нему спиной стоит причина всех радостей и переживаний. — Чонгук! — кричит он звонко, маша рукой чуть привстав на носочки. Мужчина оборачивается и его лицо озаряет улыбка. Тэхену хочется броситься к нему в объятия. Очень сильно хочется. — Давно стоишь? — Здравствуй, Тэхен, — кивает в ответ, — Нет, только пришел. Они смотрят друг другу в глаза не более секунды. Ким с предвкушением, а Чон с тишиной. И это безмолвие в глазах… У кого он ему научился? Объединенная Силла 680 год. — Юнги, я прошу тебя! — мужчина сжимает неизменно холодную руку, всю увешанную золотыми браслетами. И этот жест умоляющий. Цепляющий. Приклеивающий своим отчаянием. Комната только начинает светиться от рассветного солнца. Огромная, кричащая о высоком положении того, кому она принадлежит. Тэхен впервые так ясно видит все детали. Драгоценный вазы, массивный платяной шкаф, шелковые простыни, фреска разросшаяся на всю стену. Все это в один момент померкло перед раздавшимся голосом, — Я уже дал тебе свой ответ, — Юнги вырывает ладонь из чужой хватки, и встает с кровати, оставляя собеседника в одиночестве, — И это не обсуждается. Его бледные плечи прячутся за полупрозрачной тканью халата цвета крови. — Ты не понимаешь, — Чонгук кидает сдавленную попытку поговорить в чужую спину. — Нет, это ты не понимаешь! — Юнги злится. Встряхивает руками, сильнее затягивая пояс. Весь подол расшит золотыми нитями. — Я не прошу тебя закончить войну, — мужчина зарывается пальцами в свои волосы. Склоняет лоб к коленям, не желаю видеть в чужих глазах холод, — Я лишь прошу тебя не рисковать своей жизнью. Зачем тебе идти на эту битву? Я же, — он с силой оттягивает иссиня черные пряди, заставляя себя поднять голову, — Я же не смогу без тебя. — А они смогут, Чонгук?! Они смогут? — Юнги кричит, следя за каждым движением собеседника, — Мой народ нуждается во мне! Я — их правитель! И я поведу их в бой. — Душа… — Не начинай, — пресекает любые попытки, — Достаточно. «Достаточно» У Чонгука внутри волки воют. Его луна, его свет, его любовь вот так просто отвергает его. Не желает больше ни защиты, ни покровительства. Идет в огонь, в бурю событий, отпуская теплую руку. Конечно Чонгук всё понимает. Юнги император. Голос народа. Помазанник божий и по-другому и быть не может. Но разве святыню не нужно беречь? Разве с нее не нужно сдувать пылинки, прятать от неверных, укрывая блюсти и не давать и пальцем коснуться? Разве хрупкой реликвии можно давать меч? Разве можно? А что если упадет? Что если разобьется, исчезнет, растворится в чужой жестокости? Сольется с цветом пролитой крови? И Чонгук отмыть не сумеет. Упустит, отвлечется, не найдет среди трупов, потеряет. И сама эта мысль невыносима. Пусть он и лучший воин, пусть и генерал, но не всевышний. — Я не смогу всё время быть рядом на поле боя, — и от признания собственной слабости тошно. — Я не беспомощный. Конечно же нет! Но это ты. Ты всё, что у меня есть. Весь мой мир с тебя начинается и тобой заканчивается. — Ты же знаешь, что если погибнешь, то.., — а вот и правда в глотке гнилым куском застряла. Не выдавить. — Договаривай, — тон повелителя. Холодно. — Если погибнешь, то мы больше не встретимся, — хрипит истинна. — Значит, так тому и быть. Чонгук вскидывает голову. Смотрит болезненно. Не верит. Нет нет нет. Этого просто не может быть. Руки к чужой алебастровой коже так и тянутся. Он здесь, он всё еще рядом, любимый, воинственный. Нужный. Только бы коснуться и всё плохое уйдёт, страхи спрячутся, а Юнги окажется реальностью. Хочется встряхнуть его хорошенько. Прижать к себе и не отпускать, пускай тот хоть всё лицо исцарапает. Пусть вырывается, ругается и проклинает. Зато живой. Дышащий. Но между ними будто выросла стена. Непреодолимая и тяжелая. — Я слишком долго прятался за твоей спиной. У Юнги в глазах безмолвие. Штиль, пока у другого буря клонит ветви к мертвой земле. Крик и тишина. Тишина и крик. И у кого что не разобрать. Блондин накидывает на голову полотно в цвет халату. Прячет за звенящими камнями лицо и бесшумной поступью выходит за дверь. Вот так просто волей одного человека решается судьба. Легкий взмах руки и они больше не увидят друг друга ни в этой, ни в следующей. Тэхен чужое бессилие ощущает десятитонной скалой на своих плечах. Хочется закрыть глаза и никогда больше такое не видеть. Завывание чужой души было слышно во всех углах той огромной комнаты. — Это, — начинает Чонгук, — Это была наша первая жизнь. Парень кивает головой, с силой потирая веки. Видимо, пытаться стереть воспоминание из своей памяти уже поздно. Оно теперь тоже под штампом «Никогда не забудется». — Знаешь, я уже не хочу есть, — Тэхен цепляется за внимательно предложенный локоть Чонгука, — Как насчет пары бутылок пива в сквере неподалеку? Мужчина перестает хмурить брови и расплывается в добродушной улыбке, —Черт, это предложение от которого я не могу отказаться. — Ты опоздал Чон Хосок! — громким голосом произносит Йоль, завидя друга в дверях паба. — Прости~, — мужчина снимает коричневое тяжелое пальто со своих плеч, — Задержали на работе. — Дай угадаю, запутался в стетоскопе и перчатках? У обоих на лицах радость. — Привет, — выдыхают одновременно друг другу в плечи, сильнее сжимаясь в объятиях. — Я заказал тебе крылышек с картошкой, — Йоль всё такой же, — Подумал, что ты захочешь поесть после смены. — Ты лучший, знаешь это? Блондин закатывает глаза, наливая себе соджу, — Давай только без этого, я выпил уже две рюмки и ты должен меня догнать! —он поднимает руку с жидкостью вверх, будто чокаясь. Хосок смеется. Но смотрит всё равно с благодарностью. Они друг друга чувствуют. Так всегда было. И, видимо, будет. С первого дня они всё понимают. Читают между строк, позволяя друг другу играть свои роли. — Так значит, — Йоль тянет картошку из чужой тарелки, — Тэхен встретил родственную душу? — О Боже. — Спасибо, конечно, но можно просто друг. — Не начинай, — Чон бьется лбом о деревянный стол, — Я сам не понимаю что происходит. Норвежец легко хлопает ладошкой по чужой спине. Успокаивает. Сам переживает. — Они видятся? — Тэхен говорит, что нет. Хосок поворачивает голову в сторону собеседника. Йоль кладет свою рядом, смотрит глазами этими синющими. — Ты ему не веришь. — Не верю, — озвучивает вслух впервые. Самому от своего сомнения не по себе. — Почему? Хосок выпрямляется, отводя взгляд. И рассказывает. Все подозрения связывает красной нитью рассуждений. Упоминает про случай в винотеке, про истерику Тэхена дома, про подслушанный разговор в ванной, и про то, что Ким соврал про него тоже. Заканчивает тираду самобичевания и подозрений именем заевшим в голове. — Мин Юнги, — тянет Йоль, — Что-то очень знакомое, подожди секунду, — он лезет в карман за телефон и начинает быстро печатать. Хосок этого не замечает. — И я не знаю как поступить, понимаешь? Я хочу всё ему сказать, но он так напуган, Йоль, так напуган! И мне тоже страшно, я не хочу его терять и- — Нашел! Вот он! — Что? Что нашел? — Просто посмотри! — Парень протягивает телефон с открытыми картинками в гугле, — Похож на того, что ты видел у Тэ в студии? Чон листает вниз и не может поверить. В каждом портрете, наброске и пикселе он его узнает. — Это он, точно тебе говорю. — Ахренеть! Блять это же просто вау! — Йоль аж подпрыгивает на стуле от энтузиазма, — Помнишь, когда мы еще учились, я всё восхищался императором, который объединил три древних государства Кореи? — Дада, потом Силла называлось еще, верно? — Ну если быть точным-, только было начал Йоль. — Ближе к делу. — Это он! Мин Юнги и есть тот император, Хосок! Твой Тэхен это перерожденная душа гребаного императора! Блондин, успевший выпить за время их разговора как минимум еще три рюмки был по пьяному счастлив своему открытию. Он вырвал телефон из рук недоумевающего Чона и снова начал что-то искать, бурча под нос. — Йоль, это круто, но как мне это поможет? — Вот! Хосок тянется рукой к рюмке, но останавливается на полпути. — Просто объясни. — Ты видел этого Чонгука вживую? — Нет, и не думаю, что Тэхен нас когда-нибудь познакомит, — эта пустая болтовня начинала его потихоньку раздражать. — Юнги был знаменит еще тем, что один из первых отказался выходить замуж за свою родственную душу. — Что? — а вот теперь пьяные теории Йоля начинали походить на что-то сносное. — Хоть официально он никогда и не был женат, но все при дворе знали, что его любовником был его же главный генерал! — парень сделал паузу, — И генерала звали Чон Чонгук! Представляешь? — Что-то не вяжется ничего… — Хосок так и не притронувшийся к выпивке, отодвигает рюмку подальше, — Если они не родственные души, то как же они тогда сейчас друг друга вспомнили? Йоль тут же затихает. Хмурит светлые бровки, кладя голову себе на руки. — И правда ерунда какая-то получается. Они еще раз смотрят на предполагаемый портрет Чонгука. Йоль откладывает телефон, снова проходя по спине друга заботливой рукой. — Может это и не они вовсе. — Мы не были истинными в самом начале, — Чонгук делает большой глоток прямо из бутылки, — Я нарушил все правила вселенной, чтобы быть с ним.