многоликость.

в клубе громко; огни светодиодов разноцветными мушками мелькают в глазах; пьяные и накуренные люди хаотично топчатся на месте, изображая из себя нечто живое и, будто бы, танцующее. казутора сидит в затхлом душном туалете, где кисло пахнет травой и отходами. в последней кабинке, кажется, какой-то мужчина уснул с сигаретой в руках — не слышно движений, но едкий дым продолжает подниматься к потолку. ханемия дрожащими руками держит разбитый телефон и, еле попадая по кнопке, набирает нужный номер. через несколько гудков, которые кажутся для казуторы тянущейся весностью, в трубке слышатся шорохи и тихое дыхание. — да? — заспанный и хриплый голос раздаётся в трубке, — казутора, ты ахуел? ханемия смеётся, потому что на часах — около двух часов ночи, а ханагаки настолько обеспокоен своим здоровьем, что ложится не позже одиннадцати вечера. — и тебе привет, такемичи. такемичи по ту сторону трубки лишь вздыхает и, как кажется казуторе по звуку, включает светильник. — если ты звонишь мне, чтобы снова рассказать историю о каком-то торче, которого ты только что достал с того света — иди нахуй. — блин, — ханемия делает страдальческое лицо и вновь заливается смехом, — ладно, если честно, я просто хотел услышать твой ангельский голос, ханагаки. такемичи, кажется, замирает от столь резкого откровения. казутора способен сказать такое лишь в двух случаях: перед смертью и во время очередного прихода. — ты обдолбанный там что-ли? — с чего вдруг? — казутора хмурится и сжимает телефон сильнее. его эти сомнения вечно выводят из себя. — просто, — такемичи встаёт с кровати и идёт на кухню, громко скрипя половицей своей старой квартирки, — странно услышать это от тебя. — да? ну и почему? — голос юноши становится менее живым и активным, нежели минутами ранее. — ладно, забудь. ханемия сжимает зубы — и так всегда. «забудь», «не бери в голову», «не важно». — хватит меня этим кормить, блять, такемичи, — повышает голос казутора и слышит издалека кряхтение — он разбудил спящую красавицу. такемичи наливает воду в стакан и долго пьёт, после чего громко ставит стакан на стол, но не прекращает протяжную паузу. — алло? — казутора прокашливается и смотрит на экран телефона, убеждаясь, что такемичи всё ещё здесь, — ладно, кажется мне не стоило тебе звонить. — и ты только сейчас это понял? — такемичи строго цедит эту фразу сквозь зубы — явно злится. казутора не понимает, на что именно. но это обыденность, — можешь вообще мне больше не звонить. и не подходить ко мне — я устал видеть множество личностей в одном тебе. — такемичи, какой же ты всё-таки маленький глупый мальчик, — казутора улыбается и вешает трубку. в горле спирает — тяжело даётся каждый вздох. ханемия трёт лицо холодными потными ладонями, покрытыми мелкими ссадинами и ожогами, а после выходит из туалета и стремится на улицу. — принцесса, не стрельнёшь сигаретку? — подходит к какому-то длинноволосому парню, сначала приняв его за девушку. «принцесса» грозно смотрит на него, но пачку протягивает — пм с зелёной кнопкой. казутора такое любит. казутора берёт счастливую сигарету и выдирает из руки парня напротив зажигалку. поджигает не сразу — руки ходят ходуном, а лёгкий ветерок будто сдувает его с ног. они курят в молчании, пока смурной юноша не задаёт излюбленный казуторой вопрос. — ты здесь один? — ага, — говорит ханемия и опускает на него взгляд хитрых глаз, — а ты? — тоже, — делает паузу, закусывает губу — волнуется, — может ко мне? казутора хмыкает — он не сомневался. — без проблем, — ханемия тушит сигарету и набирает номер такси, — я хочу послушать твой ангельский голос.