вечные.

Скоро зазвучит эхо нового дня Начинай его без меня Не буди меня Освободи меня Спектакль окончен Гаснет свет И многоточий больше нет Останови музыку Спектакль окончен Happy end

После всего пережитого Рома не может спокойно спать, ибо перед глазами проносится перекошенное от боли лицо Кати. Этой гребной Кати. Стервозной и маленькой… двенадцатилетней, ещё не сформировавшейся как личность. Девчонки, которую он терпеть не мог в шестом классе… в ушах всегда звенел её крик и звуки раздробленных костей. И даже спустя четыре года, Пятифанов не может смотреть в глаза её матери. Он не может смотреть на мясо, ему всегда чудится, что в нем есть неразмолотые кости и светлые волосы. Его тошнит, и он, подрываясь с места, несётся среди ночи на улицу. Морозный воздух — как в ту ночь — приятно окутывает, заставляя ежиться. Мурашки ползут по голым плечам, а ветер продувает тонкую майку. Рому больше не тошнит. Он смотрит вперёд, в чащу леса, где на опушке когда-то видел её смерть. Пятифанов затих в последние годы. Залег на дно и вечность сидел в безмолвии. Рома видел смерть в самом худшем её проявлении, самую мучительную и неприятную. Самую гадкую, рвущуюся под ребра, вдалбливающуюся в память. И как бы он хотел забыть. И боже. Он благодарит всех богов, что Бяша сбежал. Он бы не вынес. Не смог бы жить с этим, сошёл бы с ума от ужаса и вины. Вины в том, что не спас. Не смог. Не справился. Пятифанов бы и сам хотел сбежать, лишь бы не знать, что таится за стенами чёрного гаража. Но, думает, осознание того, что он мог помочь, но не решился даже зайти, таилось бы где-то на подкорке сознания. Он, окрыленный наметившимися отношениями с Полиной, вдруг оказался в настоящем фильме ужасов. Резко сорвался с небес на землю, словно сам побывал в этой мясорубке, словно… В мироздании, таком отвратном и чужом, где каждый шаг граничит со смертью, все хорошее умирало не родившись. Именно поэтому родился Пятифан, ему было суждено быть плохим, быть злодеем в чужих историях, повторить судьбу отца и оказаться за решёткой. школяр-убийца, блять. Рома убийца. Рома правда убийца! Это он. Он, черт возьми, нажал на эту кнопку, он не смог вытащить. Он видел, видел эти полные ужаса глаза, видел слезы. Слышал её крики и… сука, им было по двенадцать! Убийца в двенадцать. Пятифанова тошнит от одного только взгляда на её пустующее место в классе, на гребаное объявление о пропаже вечной ученицы шестого класса. Катя не заслуживает такой смерти, какой бы сволочью она ни была. Никто, блять! Никто не заслуживает такого конца. Она видела. Она сама видела, как умирает… Рома сжимает подушку, отчаянно вдыхая носом воздух, стараясь вернуться в реальность. Не видеть её зелёных глаз, полных мольбы о спасение и слез. Его руки до сих пор в её слезах и крови. Он никогда от этого не отмоется. — Ты не виноват, Пятифанов. — шепчет девушка под боком. Она привычно сжимает его запястье, не давая расцарапать вены в отчаянии. — Никто не виноват. Это была случайность, и будь она здесь, она бы это подтвердила. Кира никогда не называет имён. Даже его собственное выдаёт с нежеланием. Ей тяжело на самом деле. Имена заставляют её неуверенно поджимать губы и пытать пол своим взглядом, надеясь, что не перепутала. И ведь никогда не путает, но боится, как в последний раз. И Кира знает о его чувствах и переживаниях. Рома никогда о них не говорил, она будто чувствует. Чувствует и помогает. Она знает все его секреты, а он её ни одного. Он не знает, что же для нее значила маленькая вечная Катя. Им нравилось называть мёртвых вечными. Это звучало красивее и не так страшно. Будто они просто уснули. Уснули навечно, но проснутся. Точно проснутся! Скоро-скоро. Проснутся живыми и не знающими боли.