Стетоскопом по лёгким

„who’s gonna save me? hope it’s you, babe don’t change a thing, you’re amazing i can’t believe you’ve come and saved me we can stay here, spend every day here i don’t mind, no”        rex orange county - amazing

                     Два стука в дверь и тяжелый вдох. Или выдох. Сону сам не знает. — Фамилия? — он даже и не поднимает на вошедшего взгляд, продолжая заполнять медицинскую карту одного из первоклассников, однако из-за затянувшейся тишины он всё же решается взглянуть. — А, снова ты. — Вы что, знаете его, Сону-щи? — голос главной школьной медсестры пугает, выбивает из колеи, заставляя тёмноволосого дёрнуться и скорее коснуться быстро бьющегося сердца ладонью. — Я забыл, что вы тоже здесь, Боже мой. А этот парень.. Этот парень приходит сюда раз шестой за неделю. И вправду. Сначала кровь из носа пошла из-за резко поднявшегося давления, хоть по нему сказать так и нельзя было; затем - лодыжку подвернул, пока бежал очередной круг на физкультуре; а вчера вообще за таблеткой от боли в животе приходил, ещё губы надул, чтобы жалостливее выглядеть. А Сону никак не мог такого отпустить без пилюли, хоть и не имеет на то никакого права, он ведь всего-то практикант. — Сонхун, звонок на урок уже был. Так и будешь молча стоять или я должна за язык тебя тянуть? — блондин на это лишь голову вниз опускает и начинает свои грязные после прогулки кеды рассматривать, покачиваясь. — Я, пожалуй, на биологию. Хорошего дня! Через секунду от него и след простывает, что заставляет женщину слабо хихикнуть в рукав медицинского халата. Старшая, не проронив ни слова, кладет перед Кимом коробку конфет, что ей отдал кто-то из преподавателей, приглашая передохнуть от волокиты с чужими бумажками, но у Сону аллергия на шоколад, вообще-то, так что он смущённо отказывается от трапезы и с разрешения медсестры удаляется в санузел, предназначенный для медперсонала лицея, не забыв схватить свой смартфон. Старшая по должности ругается, когда видит Сону с телефоном во время работы. «Младшее поколение уже зависимо от гаджетов, а в наше время такого и в помине не было». Дословно. Благо в туалете его с этим никто не трогает, и это радует. Пока брюнет пытается нащупать щеколду не глядя, зациклившись лишь на новой, непонятно откуда взявшейся, трещине на своём телефоне, чуть не роняет его вновь. Ким ловит себя на мысли, что нужно срочно поменять экран, но когда-нибудь потом. С этой школой у него времени нет совсем. Иронично то, что он клялся себе не возвращаться в Ад, но где он сейчас? Сону позволяет себе выдохнуть, усевшись на крышку унитаза. Он лениво проверяет все новые сообщения, но ни на одно из них не отвечает, пока не натыкается на диалог с тем, у кого лишь красное сердце в имени контакта. «Точно», — проскакивает в голове брюнета, и он упирается локтями в колени. Медсестра отвлекла его от важного.       

«❤️»

[9:46] sn: я же просил предупреждать заранее!!! [9:46] sn: не приходи больше молча, болван [9:49] ❤️: всё равно огрёб я, а не ты, не парься [9:49] ❤️: но я зайду после урока! [9:49] sn: да кто тебя пустит [9:51] ❤️: ты :) [9:52] ❤️: и не мешай мне. я тут занят моделью перемещения муравьёв               Сону размышляет о том, какой же всё-таки Сонхун невыносимый, однако этому же и улыбается, только уже шире обычного.                                           Занимаясь плановым медосмотром, Ким не замечает, как пролетают полчаса. По его ощущениям, измерение роста и веса, проверка зрения и слуха нескольких человек заняли не больше пятнадцати минут. После девятого подростка брюнет чуть ли не валится с ног на небольшой диван, приставленный к стене напротив рабочего стола. Ему бы часик подремать, тогда и работать позже станет легче, но это не точно. Только куда он денется? По списку ещё дюжина макушек, а он — совсем один, ведь прекрасная женщина, ака его надзирательница, убежала по своим делам, в сотый раз доверив парню муторную работу. Доверие — это приятно, но не в таком его проявлении. Сону тоже хочется побыть одному, однако, кажется, не судьба. В закрытую дверь в очередной раз стучат, и Ким кривится, громко оповещая о том, что примет следующего после большой перемены, но дверь всё равно открывают. Терпения и сил. — Доктор, кажется, у меня температура, — конечно, как он мог забыть о том, кто обещал ему наведаться между занятий. — Я вижу тебя в этом кабинете чаще, чем своё отражение в зеркале, — не успев дойти до кулера, Сону боковым зрением замечает светлую макушку, опустившуюся на привычную ему кушетку. — Эй, куда без простыни лёг? — Не кричи ты, и без того тошно. — Что с тобой? — как бы младший ни противился безобразному поведению Сонхуна, заботу он проявлял всегда, а потому, коснувшись чужого, но такого родного, лба, он хмурится и приобнимает «больного» так, что голова Пака сразу же находит покой на животе Сону. Лоб горячий. Сонхун не из тех, кто легко заболевает, однако вчерашнее мороженое и ночная прогулка у реки были явно лишними, и младший в этом корит себя: если бы не его предложение сходить на свидание впервые за всю тяжёлую неделю, сейчас бы тот не переживал неприятные симптомы. Кучу тревожных мыслей прерывает еле слышимый снизу голос: — Выпишешь мне освобождение? — ластится, словно пятилетний ребёнок, просящий конфету. — Отпусти меня домой, пожалуйста. — Хён, я не могу.. Сону на практике в учреждении, где до этого провёл все одиннадцать лет, сидя за третьей партой у окна, всего-то ничего. Может, недели две. Он, честно признаться, даже не помнит. По его ощущениям, он работает в четырёх стенах дольше, чем существует. В основное время парень находится без наблюдения, совсем один, но иногда, буквально на час-два приходит его спасительница. И, несмотря на тёплые взаимоотношения с ней, на многое всё-таки есть запрет. Конечно, за нарушение Сону ничего не получит и никто его не выгонит, но на какую-то долю медсестру он разочарует. Ещё, может быть, его самого замучает совесть, но зарекаться об этом не стоит. — Ну пожалуйста, прелесть. Один разочек. — А если меня вышвырнут за это? — Сону слегка оттягивает старшего за маллет практически снежного цвета, чтобы посмотреть тому в бесстыжие глаза, но вовремя замечает белую палочку от чупа-чупса во рту. — Кариес будет, выкидывай. У Сонхуна есть вредная привычка — когда нервничает, достаёт заранее приготовленный леденец из рюкзака. В начале знакомства брюнету казалось это милым и забавным, но не когда это пятая по счёту сладость за день. Дома у Пака коробки две таких, хватает на месяц максимум, и ни у каких «Ким Сону» не получается отучить его. Мог бы порадоваться, что тот губит не лёгкие, заполняя их дымом между уроками с одноклассниками. Хотя, в его лёгких уже есть что-то. Бабочки. Сейчас у блондина нет ни сил, ни желания пререкаться, так что он спокойно раскрывает губы, чтобы Сону вытащил лакомство и выбросил в ближайшую урну. Досадно, ананас-кокос — его любимый вкус. — Я ради тебя на второй год остался, а ты мне не можешь выписать освобождение. Нечестно, — и скулит опять так сильно, что медбрат его затискать хочет. — Это разное. Да и ты на второй год остался, потому что дурак, вот и всё, — Сонхуну, терпевшему жар, не смешно совсем, потому он разъединяет свои руки, ранее находящиеся вокруг талии Сону, и.. Обижается? — Не дуйся ты, я пошутил, — светловолосый продолжает отворачиваться от него, пряча лицо, из-за чего Ким не выдерживает и хватает обеими руками его за подбородок, лишь бы остановить и успокоить. — Подтяну я тебя, подтяну. — Да я и так подтянутый, гляди, — он кивает в сторону мышц, напоминая, что не зря он спортом на досуге занимается; Сону про себя заключает: обманул, а не обиделся. — Нет, всё-таки дурак. Они дурачатся ещё несколько минут прежде, чем Сону заставляет старшего вытащить из джинсов края белой футболки, чтобы на всякий проверить на наличие «шума» где-то под рёбрами. Сонхун противится и быстро втягивает живот, когда его голой кожи касается прохладная металлическая головка стетоскопа, но Ким просит его потерпеть, оставляя пару невесомых поцелуев то ли в лоб, то ли в виски, и всё, что остаётся в это время делать Паку, — смотреть по сторонам, цепляясь взглядом за таблицу для проверки остроты зрения, затем — за раскрывшийся непонятный цветок на шкафу. Красиво. Но старшеклассника быстро выводят из раздумий, прикусив кожицу у костяшек. Прямо там, где только начинает заживать недавняя рана. — У тебя что, зубы прорезаются, прелесть? — наигранно или нет, Сонхун хмурится и дует слегка на покрасневший укус. Никогда по его лицу не скажешь, драматизирует он сейчас или правда больно. В выражении его лица можно запросто потеряться. Сону не пальцем деланный, из соседнего комода вытаскивает маленькую аптечку, в которой всё самое необходимое: перекись водорода, йод, жгуты, вата, бинты и пластыри. Пластыри с милыми рисунками. Такие же и у него дома, и не дай Бог они закончатся, чем он будет защищать свои ссадины от попадания пыли или любой другой грязи туда? У Сону тотчас будет истерика, ведь он без них — не он. И снова никакого сопротивления, пока тёмноволосый делает то, что считает нужным. Он молча благодарит Пака и его температуру за то, что тот не язвит, как раньше, и даёт спокойно «исправить» свой шедевр в виде неприятного укуса с помощью липучки с Куроми. Изумительно ведь? По мнению Кима, сиреневый лейкопластырь идеально смотрится на молочной коже Сонхуна, он даже хочет сфотографировать это, но его оба запястья наспех обхватывают длинные пальцы, разводя по обе стороны. — Получу ли я что-то взамен на то, что мне придётся щеголять с этим? — А я думал, ты домой собираешься. — Так ты отпустишь?! — чью-то простуду, по всей видимости, как рукой сняло, раз Сонхун подпрыгивает с места, всё ещё держа за руки младшего, и улыбается во все тридцать два зуба. — Да, да, можешь идти, но.. — не дожидаясь никакого продолжения, Пак буквально врезается в губы напротив. Их языки быстро сплетаются, хоть для Сону это и неожиданно. Он поддаётся вперёд, ещё больше углубляя поцелуй, чему Хун искренне удивляется и улыбается заметно. Брюнет мычит от удовольствия прямо в губы своего парня, раздавая вибрацию по обоим телам. Острая нехватка запретного достаёт Сону изнутри, несмотря на то, где они находятся, и только он пытается усадить Пака и себя обратно на лежанку, как в дверь снова стучат, прерывая заветное уединение. — Извините, а уже можно войти? — из-за проёма виднеется макушка маленькой девочки, которую, как сказал бы Сону, просто грех отправлять назад. Ким просит у неё одну минуту взамен на шоколадную конфету, что ему отдала медсестра, позабыв в иной раз о его аллергии, и снова откровенно пялится на блондина. «Красивый, зараза», — подмечает Сону и вздыхает. Сонхуну остаётся лишь гадать, что послужило такому облегчению со стороны медбрата. — Будешь дома, отпишешься, понял? — после слабого кивка он наконец отстраняется и подходит к бумажной волоките в поисках ещё не тронутого чернилами листа; Ким не особо понятным почерком излагает на бумаге просьбу выпустить из школы ученика старших классов, а затем отдаёт листочек старшему. — Держи. — Люблю тебя, моя прелесть. Сонхун, оставив на щеке чмок, выбегает из кабинета, почти сталкивая детей в очереди ненароком, за что сразу же извиняется, и направляется к охраннику, который с тяжёлым вздохом отпускает его, забрав «весточку» из медпункта. Буквально через три секунды то, ради чего Хуну пришлось стараться все двадцать минут, улетает в мусор. И ладно. Не сказать, что очень то и жаль.                      Постелив одноразовую простынь на кушетку, Сону просит девочку пока что разуться и прилечь, чтобы он смог ощупать её бока на наличие колкостей, а сам по случайности обращает внимание на панель уведомлений своего телефона, что не потухает из-за потока новых сообщений, и качает головой, хихикая вместе с этим. Из-за одного болвана.       

«❤️»

       [11:05] ❤️: я дома, сэр! [11:05] ❤️: все уехали, обо мне не заботятся [11:08] ❤️: ты же придёшь? а то вдруг я умру                      Сонхун еще не раз придёт дразниться с младшим и мешать с непонятными ему делами, а если не застанет того на рабочем месте, обязательно оставит на столе чупа-чупс со вкусом ваниль-вишня, потому что губы у Сону, как спелая вишня, сам он — ваниль во всех проявлениях, и небольшую записку.