Белые-белые облака

Над павильоном, цепляясь за кончики раскидистого дерева, растущего позади, ползёт белое облако, не прекращая меняться ни на секунду. Цзинь Лин видит очертания дракона, потом скачущих всадников, затем — растрёпанные ветви густого леса. Буквально через вдох картина опять перерождается, заставляя разум тщетно искать новую ассоциацию. На мгновение Цзинь Лин, кажется, видит облик заклинателя в белом. Но вот птицы, парящие высоко-высоко, вспарывают крыльями небесный мираж, вьются кругами, в извечном танце жизни и полёта, и образ снова распадается. Летний вечер полон тепла, солнца и ветра. И особенного настроения — с привкусом детских воспоминаний. Цзинь Лину семнадцать, и по меркам дяди он ещё ребёнок, но на его плечах уже лежит ответственность за весь клан, потому, наверное, детство словно отступило и скрылось, но прямо сейчас он сумел его коснуться, поймать ускользающую золотую нить. За Цзинь Лином пристально следит Фея. Она сидит на границе света и тени, образованной падающим от входа в сад солнечным пятном, и смотрит не отрываясь, может быть, даже не мигая, как будто подслушивает его мысли. Молчаливое присутствие успокаивает. Цзинь Лин опускает голову. Взгляд сам собой цепляется за простое и бесхитростное, выделяя мелочи, которые обычно ускользают. Вот в травах вызрели колоски семян, превратились в золотистые блики среди зелени, искорками вспыхивают в тот миг, когда ветер ерошит их пальцами. Блестят, точно в слезах, листья персикового дерева — оно исходит смолой от жаркого дневного солнца. …Сад этот рос и менялся вместе с Цзинь Лином. Он помнит его громадным, когда и эти травы казались слишком высокими — достигали ему до пояса. Тогда сюда он приходил с младшим дядей. Пока тот усаживался в павильоне с чаем, Цзинь Лин носился кругами, вдыхая пряный травяной запах, набегавшись, лез к дяде на колени и получал засахаренные ягоды на палочке. Тогда казалось, что улыбка дяди такая же неуловимая и красивая, как эти блики на траве. Цзинь Лин мрачнеет и отворачивается от павильона, но воспоминания уже растревожены и выползают на свет. Он рос, и постепенно дальние закоулки сада становились ближе. Он забредал всё дальше, находил всё новые деревья, а как-то, когда залез на старую мэйхуа, чей ствол стоял уже почти сухим, а ветви едва ли покрывались цветами, нашёл пустое гнездо. Внутри него те дни остались всё такими же беззаботными. Когда в них не появлялись мальчишки, что невзлюбили его, он был счастлив здесь, в садах Башни Золотого карпа. Счастлив в одиночестве, уверенный, что, пусть у него нет родителей, но оба дяди — каждый по-своему — любят его, любит и тихая тётушка с нежным и немного печальным лицом. Странно понимать теперь, что всё было не так, как виделось. …Персиковое дерево трепещет листьями на солнце. Белое облако уплыло прочь и потерялось в синем глубоком и ещё не вылинявшем от жары летнем небе. Птицы всё так же кружатся, вспыхивая белыми подкрыльями в вечернем свете, и их крики, сливаясь с шумом ветра в листве, поют мелодию детства. Цзинь Лин сглатывает непрошенный комок слёз. Он так и не научился ненавидеть младшего дядю, ему стыдно признаться, что он, вспоминая его, отчаянно скучает. Что он желает видеть его, снова оказаться малышом, которого тот сажает к себе на колени и кормит лакомствами, мягко улыбаясь. Это теперь он понимает, что у дяди глаза всегда оставались холодными и тёмными, как речной омут. Фея поднимается и тычется носом ему в ладонь, отвлекая от нерадостных мыслей. Цзинь Лин собирает волю в кулак и расправляет плечи. Он снова окидывает сад взглядом, напоминая себе, что он — глава клана. И уже завтра ему предстоит принимать Совет, говорить с напыщенными стариками, видеть их пренебрежительные взгляды. На его стороне — только дядя Цзян, пусть он и не улыбается, особенно в последнее время. Однако взгляд тут же цепляет разросшиеся пионы. Одни бутоны только собираются развернуться, другие уже рассыпались. Опавшие лепестки выбелены солнцем. Отчего же порой так тяжело разобраться в своих чувствах и совсем не у кого спросить совета? То ли Цзинь Лин чувствует слишком много, то ли просто в душе его хаос, а значит, посмей он рассказать об этом кому-то из старших, получит в ответ лишь пустые нравоучения. Привязанности, мимолётные увлечения, глубокие чувства — всё внутри смешалось, и так трудно выбрать, что же самое дорогое. Самое ценное. Чей образ невозможно иссечь из себя, сколько не пытайся. Так вот отчего ему хочется вновь оказаться малышом! Тогда было так просто выбрать, злится он или радуется, счастлив или в ярости. Он знал, кого любил, а с кем враждовал. А теперь?.. Есть мечты, которые он точно не станет воплощать, желания, которые не собирается реализовывать, пусть даже сердце щемит от боли. Выдыхая сквозь зубы, Цзинь Лин отворачивается от пионов, потому что их лепестки белые, белые, слишком белые! И то облако, что уже совсем истаяло, на самом деле не было прекрасным, потому что тоже сияло белизной. Белизна говорит, что самым дорогим внезапно становится недостижимое. То, что никогда не воплотится, то, что уже утрачено! Цзинь Лин идёт прочь из сада, старательно выпрямив спину и забыв позвать Фею с собой. Снова напоминает себе, что он теперь глава клана, нужно вести себя подобающе. Однако мысли его бегут по кругу. Он задаётся вопросом, всегда ли люди так гонятся за призраком? Нужно ли, действительно ли нужно отпустить то, что имеешь, чтобы поймать то, что желаешь?.. Он вспоминает счастливое лицо Вэй Усяня, свет в глазах Ханьгуан-цзюня и невольно ёжится. Великий талант из клана Лань добровольно отказался от титула Верховного заклинателя, только чтобы взять супругом мужчину, и какого мужчину — Старейшину Илина?! Так ли нужно жить? Не зная сожалений, достигать желаемого? Или всё-таки стоит вспомнить, как учил младший дядя — не поднимая головы к небу, что манит голубым и белым, цветами, кутающими сердце болью, делать, что дозволено, и стремиться угодить старшим? Мечтать разве не значит замахиваться на большее и достигать невозможного?.. Жаль, что он глава клана Цзинь, а не наследник клана Цзян! Тогда этот девиз бы оправдал все его устремления и даже самые дерзкие мечты. Незаметно он оставляет сад позади, оказывается на лестнице, и там его тут же встречает заждавшийся помощник. Пусть уже вечер, а всё равно остались нерешённые дела. Цзинь Лин кивает и занимает место главы в Главном зале. Ему приходится вникать в тяжбы и слушать чужие голоса, и это так сложно, особенно когда за стенами разворачивается закат и в последних солнечных лучах лепестки пионов такие белые, белые, белые. Цзинь Лин старается. Он не хочет обращаться за советом к дяде, он стремится показать всем и каждому, что достаточно вырос, чтобы самостоятельно восстановить репутацию клана Цзинь, но мечты его легкокрылы, живут высоко в горах, улыбаются мягко и носят бело-голубые клановые одежды с неизменной налобной лентой. Цзинь Лин запирает тоску глубоко в сердце. Где-то за стенами солнце всё ниже к горизонту, и тени становятся длиннее и гуще. Цзинь Лин отодвигает от себя воспоминания о том времени, которое никогда не вернётся, о беспечности детства, о днях без забот. В высоком небе птицы взбивают облака крыльями. Белые-белые облака.