Purple flowers that are covered with frost

Утро выдалось холодным: оба эльфа, без малейшего намёка на одежду, вздрогнули от первых ветров, что пронеслись рядом с ними, вызывая мурашки поначалу лишь у Эндрю, однако, похоже, Нил почувствовал, что чужая кожа, на которой он лежал, становилась невыносимо холодной и покрывалась бугорками. Джостен, который из вечера прошлого дня помнил лишь начало, был непривычно выбит из колеи и казался донельзя растерянным. Эндрю, который проснулся за несколько минут до, старался сохранять спокойствие и минимальное самообладание, ведь он помнил абсолютно и точно всё. Помнил, как целовал столь желанные губы. Помнил, как касался там, где ему и не снилось. Помнил, какие на вкус чужие уста. Он всё и всегда помнил. И это доводило до точки кипения за считанные секунды. Каждый момент и эпизод из его жизни чуть ли не с момента рождения был загружен в голове и мог проигрываться там бесконечно со всем многообразием деталей. Внизу живота скрутило от тошноты, которая хотела накатить на Эндрю новой волной. Такое чувство он испытывал всегда. Это был испепеляющий его натуру стыд, который старался выжечь в его собственном теле множество дыр, чтобы воспоминания с постыдным исходом были выкинуты из головы незамедлительно. Однако что-то с этим постоянно боролось, не давая забыть даже прошлогоднюю лопнувшую склянку. Его память была ему проклятием, и сейчас оно требовало возмездия за свои объемы. Эндрю хотелось оставить остатки внутренностей где-то рядом с лавочкой, на которой они располагались. Нил, лёжа на бёдрах Миньярда головой, даже сразу и не понял, что это за белая перина, что была вся в тонких светлых волосках и местами родинках. Мягкая и приятная кожа, что была отличной подушкой, была воспринята поначалу и вправду, как подушка. Нил, на ощупь проверяя своё ложе, тут же рухнул обратно, однако когда понял, что его подушка имеет чёртовы волосы, тут же подорвался. Он резко сел на ровной поверхности сидения, тут же ловя отходняк. Головная боль тупым ударом приземлилась точно в чужую черепушку, намереваясь испробовать её на прочность. Нил было уже рухнул обратно, но всё же удержался в положении сидя, свесив одну из стройных и слегка загорелых ног на траву, как бы пробуя поверхность под собой. Его глаза еле раскрылись: этому поспособствовала развитая стихия воды и явное желание понять, какого древа здесь происходит. Голубые океаны вновь стали достоянием для Эндрю. Манящие, такие же, как и тогда. Ещё за столом, когда неугомонный мальчик-с-пальчик полез на главу дозорных, чтобы просто не выглядеть ссыкуном на фоне того же Кевина, который выловил голыми руками, как позже выяснится, чёртову щуку! Встретили голубые океаны песок, что представлял собой особый сорт золота. Яшмовые, буквально солнечные глаза с оттенком меди и колосков пшеничных полей, соединились в приятном и знакомом переливе глаз мага. Они замораживали собой с первого взгляда, из-за чего лицо Нила по началу стало слегка смущённым, а после и вовсе перешло на непонимание и страх. Эндрю поспешил его успокоить, еле коснувшись пальцами чужих щёк: он, не пытаясь надавить или сломать чужую позу, лишь ненавязчиво смотрел в глаза, что бегали туда-сюда в желании наконец испариться и больше не выходить в белый свет. — Это я. Эндрю. Эндрю Миньярд. Головная проблема, которая не умеет стрелять из лука, будучи эльфом. Для общей справки вбросил информацию о себе Миньярд. Вдруг память отшибло? Хотя ноги Эндрю не сказать, чтобы слишком уж крепкие в районе ляжек, на которых этой ночью мирно сопел огненноволосый. Дозорный слегка нервно выдохнул, боясь опустить взгляд вниз. Ему не доводилось видеть Миньярда без верхней одежды, поэтому его оголённые плечи вне рабочего времени, а ещё и руки, на которых виднелись страшные отметины жизни, сбивали с толку втройне, если и вовсе не хотели придушить своим обилием Нила, который не помнил добрую часть прошлого вечера. И ночи. Где-то на подкорке сознания Миньярд заверил себя, что знать о ночной похоти обоих не стоит. По крайней мере Нилу, который неизвестно как ещё и на поцелуй при всех отреагирует. В голове мага стали проноситься различного рода сценарии. И их было такое огромное количество, что пальцев на руках и ногах не счесть. Одна половина Эндрю была уверена во взаимности, пока вторая дубасила первую кулаками, желая заглушить попытки надежды на светлое будущее существовать и дальше внутри хозяина, чья судьба значилась не то чтобы счастливой и не имела, по сути, ни проблеска надежды. — Я.. Начал было Нил, однако сам себя перебил, пытаясь отвести взгляд от глаз Эндрю, что усиленно сверлили его собственные, а пальцы едва сжались на щеках. Миньярд тут же отпрянул, стоило тому указать взглядом на его руки. Он, будто бы шугаясь кипятка, тут же отпрянул, не желая больше куда-то девать руки. Подобные проявления чужой заинтересованности в Ниле вызывали лишь неподдельный интерес. И виды внизу, что удалось рассмотреть, определено были частью этого интереса. — Почему мы голые? В голову лезли слишком пошлые мысли, чтобы их озвучить, однако Нил задержал своё внимание на этой. Его тонкие, но сильные при напряжении руки упирались в деревянное покрытие, чуть дальше от основного источника тепла. Бёдер, на которых минуту назад ему доводилось спать. Это были ноги Эндрю. Обнажённого, мать моя женщина, Миньярда. — Мы купались в озере. Спокойно пожал плечами Миньярд, совершенно не прикрывая собственный член, который чувствовал себя прекрасно в спокойном состоянии. Они будто бы были одетые, честное слово. Его вообще что-нибудь может смутить? Подумалось Нилу, однако он быстро отогнал мысли о мимолётном наблюдении, переводя взгляд куда-то в волосы Миньярда. — А как мы вообще оказались.. Он покрутил головой по сторонам, пытаясь понять, где ребята. —.. одни и на другом берегу озера? Он сразу сориентировался из-за бокового вида чужих силуэтов отряда дозорных, которые со спокойной душой сопели на столе, расположенного около догоревшего ещё ночью костра. Вся картина выглядела особенно забавно, ведь Кевин спал на столе, опираясь на живот, пока его девушка использовала чужие ягодицы в качестве подушки, на которую положила руки и спокойно сопела. Оригинальность — синоним дозорных. — Ну.. Хотел начать Эндрю, однако сбился ещё в начале. Он ведь должен рассказать все, верно? В горле встал ком, который не проходил почти минуту, из-за чего Нил начал беспокоиться, но того тронуть не смел. У него хватало смелости, имелись яйца, но он помнил — Эндрю боится неожиданных прикосновений. Не любит, когда его трогают посторонние люди. Однако так ли они посторонни, если вчера губы Эндрю находились в запретном, даже для самого Нила, месте. Рука Нила остановилась у чужой щеки, однако лишь за тем, чтобы потом вновь уйти, поправив упавшую точно на нос прядь пшеничных косм. — Мы играли в истину или деяние. Поскольку я всегда выбирал второе, то Элисон решила меня на этом и подловить. Спокойно начал Эндрю, однако один мускул на его лице дрогнул, выдавая беспокойство. Мышцы под правым глазом слегка задёргались. Такое всегда бывает, когда он очень сильно нервничает или начинает сочинять от страха. О, страх овладевал им часто. Тремор, что преследовал Эндрю, показывал себя во всей красе, буквально выдавая того с потрохами. Потому Миньярд старался забить. Откровенно и чётко. Его совершенно полярное между собой поведение иногда выбивало из колеи даже его кузена, заставляя того быть вдвойне обеспокоенным чужим состоянием. — Я до этого выполнял безобидные задания, поскольку её ум ещё был довольно ясен и боялся вляпаться в неприятности по пьяни. Это было довольно логично, ведь личность Элисон делилась ровно на две. Когда она трезвая и когда она пьяная. Вторая, как ни странно, совершенно не имела чувства самосохранения и, что особенно не гармонировало с характером спокойной стервы Рейнольдс, отличалась особой брезгливостью. Обычная Элисон готова и в грязи искупаться, только бы достичь цели. Нил вникал в каждое слово, с постепенным изменением тона становясь всё более и более напряжённым. — Когда она была уже изрядно пьяная, а все остальные испытали её поехавшие желания на себе, то остался только я. Тебя, почему-то, она совершенно не трогала. Будто бы не замечала, из-за чего ты спокойно пил и не выполнял ни одного задания. Джостен спокойно выдохнул, однако чужое равновесие было нарушено последующими словами о продолжении вечера. — Она сказала мне поцеловать того, кого я больше всех из дозорных ненавидел. Я сразу понял, кого поцелую, однако как — она не уточнила, из-за чего я не сразу догадался, что можно схитрить. Но это так, мелочи. Сердце Нила упало в пятки, разбиваясь на несколько миллионов частей. Его пальцы сжали дерево, однако интерес не пропадал. Кто это был? Ревности в нём не было. Он был лишь слишком сильно зациклен на получении информации, кому досталась перспектива поцеловать Эндрю. Того, о ком грезил Нил уже долгие года и никак не мог признаться по началу даже самому себе, что его чувства — не дикость. Не ужас. Не мерзость. Всеми этими суевериями его тыкала мать, которая пыталась влиять на сына настолько сильно, чтобы задавить авторитет отца собой. — Я выбрал тебя. С дуру сел к тебе на колени и.. Дальше продолжить он не смог. Рот Нила закрывался и открывался, обнажая белые зубы и прекрасные небольшие клыки, которые особым образом оттенялись на общем фоне. Миньярд закрывал свои глаза рукой, желая не видеть реакции Джостена. Он знает, что сейчас произойдет. Но надеется, что его не оттолкнут на землю. Он боится. Страшится. Но надеется с таким детским трепетом, что мозг невольно вспоминает как Эндрю пытался убежать от Лютера и спрятаться, в такой несгибаемой надежде, что чужое сердце обольется кровью, а руки опустят на землю ремень, не желая больше пороть маленького Эндрю. Однако шрамы, оставленные железной бляшкой ремня на его собственных ногах и ягодицах, говорили об обратном. Миньярд не должен был верить, однако внутри него проснулось что-то, что не даёт сдаться. Оно горит и не собирается затухать от одного лишь дуновения ветерка. Вскоре изо рта Нила выходит целый поток воздуха. Он оказывается точно на груди Миньярда, будто бы желая вызвать мурашки. Его коробит вновь, а руки, что все в шрамах, покрываются новым слоем бугорков. Он не имеет права обхватывать себя руками. Он не должен показывать слабость. Он.. нет. Не должен? Верно. Забей себе на подкорке сознания, что ты и твои проблемы никому не нужны. Ты ни мне, ни Марие, ни Николасу не нужен. Ты ничто и звать тебя никак. А у ничто не может быть проблем. Не может быть слабостей. Ещё раз увижу, как ты плачешь — изобью руками. Слова Лютера Хэммика, что засели на подкорке надоедливой запиской, будто бы мантрой проносились сквозь всю его жизнь, не желая терять и половины вложенного смысла. Эндрю сам нервного выдыхает, желая получить удар такой силы, чтобы свалиться с ног, однако не получает. Нил, по ощущениям, лишь выпрямляется. Это слышится по хрусту позвонков. Его руки останавливаются в нескольких сантиметрах от руки Эндрю, не желая тронуть того без спроса. Миньярд расставляет пальцы в стороны, не желая быть в неизвестности. Лицо Нила искрится спокойствием и толикой непонятной радости. — «Совсем с катушек слетел? Что это с ним?» Задаётся вопросом Эндрю, видя сияние тёплого огонька в завсегда холодных глазах. — Это я, Нил. Нил Джостен. Дотошный ханжа и глава дозора. Представился в манере Эндрю тот, наконец убирая руку мага с его лица. Миньярд не сопротивляется, а лишь наоборот — сжимает кисть, будто бы в желании запомнить все-все доступные участки и ощутить эту обжигающую теплоту в последний раз. Нил осторожным движением тянет его на себя, зарываясь пальцами в волосы на голове, будто испытывая судьбу и интуицию. Что-то ему подсказывает, что здесь ему касаться можно. Для Эндрю прикосновения имели сакральный смысл, который Нилу был понятен. Но не всегда. Подбородок Эндрю ложится на чужое плечо, а грудь обоих соприкасается. Обе кожи разной температуры, из-за чего Эндрю лишь на миг отстраняется, стараясь моментально привыкнуть. Нил весь будто бы горит, от чего внутри всё переворачивается. Воспоминания накатывают новой волной, из-за чего его руки дёргаются в желании отстраниться от Нила, чтобы не чувствовать этого. Мозг работает ускоренно и Нил, что странно, не отпускает. Он лишь гладит чужую голову, призывая успокоить приступ совершенно ожидаемой Джостеном паники. — Ты сделал это не против моей воли. Заверяет Нил и Эндрю не слышит лжи. Но ведь.. он и вправду поцеловал того против его же воли! Что, древо, здесь творится? Мысли спутались в один клубок, который стал катиться с неимоверной скоростью от одного домысла к другому, желая объять весь спектр потрясений. Что он несёт? Головой ударился? Эндрю безмолвно протягивает руку через плечо, обхватывая то, что было не занято его собственный подбородком. Чужое тепло приятно согревало, даже намеревалось испепелить его холодную от ветра кожу, однако лишь заставляло внутренне съёжиться. Нил, будто бы являя собой воплощение огня, позволил Миньярду обнять себя за плечи, устроив пальцы одной из рук точно на отпечатке утюга. Этот шрам он получил от отца, который был слишком зол, чтобы выслушивать причину, по которой Натаниэля не было дома почти неделю. Он, казалось бы, почти не заметил его отсутствия, однако когда Веснински всё же решил вернуться на свой страх и риск домой, чтобы взять кое-что из комнаты, то отец его и поймал. Утюг ещё был достаточно горячий после утренней глажки матери, из-за чего его металл был такой адской температуры, что кожа под огромным весом раскалённого железа сразу же поплыла, превращаясь в кисель из крови, мышц и сухожилий. Он ещё долго помнил, как это место болело, как было ужасно мыться и как страшно было перевернуться на правый бок, чтобы вновь не почувствовать ту страшную, прошибающую насквозь боль, что буквально въелась в сознание Натаниэля. Являясь подростком, ему удалось сбежать вместе с матерью через купол, который считался не более, чем легендой. Семья Веснински, будучи рождёнными вне купола своими беглыми родителями, были недодалеходцами. Натан, как и Мэри, обладал особым органом, который позволял ему проходить сквозь купол и именовался заревом. Он работал в пол силы, поскольку обычные далеходцы вроде Ники и Аарона пользовались заревом на все сто процентов. Мэри, мать Натаниэля, не желала больше терпеть выкидоны своего мужа, который покушался на здоровье не только сына, но и её. Из-за того, что зачастую она всё терпела и была вынуждена молчать, пришли беды. Она могла давным давно уйти от Натана, однако терпела все его странности лишь потому, что их судьба и свадьба были предрешены. Теперь, имея целый букет факторов в виде побоев и шрамов сына, она бросилась бежать. Хэтворд, наконец-то, удосужилась доказать себе, что вовсе не любит его. Боится. Презирает. Но пытается сбежать. Мэри, будучи лишь наполовину далеходцем, не смогла пережить переход. Натаниэль долгое время не понимал, почему его мама спит. Он тряс её за руки, пытаясь пробудить, однако Веснински не дышала. Она не двигалась. Её тело стало медленно, но верно покрываться фиолетовыми наростами. Всё это время подросток в лице Натаниэля лишь тряс тело своей матери, не пытаясь даже позвать на помощь. Он боялся. Животный страх неизвестности и боли накрывал его вновь и вновь, заставляя заходиться в приступах плача. Даже это эльф делал беззвучно, его движения будто бы с самого начала не могли издавать хоть малейший шорох. Его даже не смутило то, как температура поднялась настолько, что с его лица вместе со слезами скатывались огромные капли пота, которые попадали в глаза. Натаниэль, наконец сняв перчатки и утерев лицо от слёз и пота, продолжал толкать труп матери в надежде, что она просто спит. Ведь можно уснуть? Конечно, думал он. Мама ведь не спала целый день, так почему нельзя то? Проблема лишь в том, что грудь женщины не вздымалась, а лишь безмолвно стояла колом, не делая ничего, чтобы наполнить разорванные лёгкие и каплей кислорода. Все органы Мэри были превращены в кашу фиолетового цвета, которая позже стала проступать пятнами по всему телу женщины. Холод, царивший за куполом, заставлял жителей медленнее не только стареть, но и заражаться. Множество вирусов холод топил в пучинах белым снегом, искореняя множество болячек. Однако в летнее время, когда климат был более приятным и спокойным, Веснински и Хэтворды предпочитали сажать огород. И все эти посевы были заражёнными. Фиолетовыми колосками пшеница вырастала и окрашивала поля. Сквозь них как раз таки и убегала Мэри с Натаниэлем. Она чувствовала себя не важно, иногда останавливаясь, чтобы втянуть сквозь сжатые зубы воздух. Её дёсна были слегка фиолетовыми. Мэри была на грани жизни и смерти, когда пыталась помочь сыну. Спасти его удалось, однако выжить самой — нет. Её органы стали сплошной кашей из-за перехода за купол, хотя к тому моменту от них мало что осталось. На плаву держали лишь лёгкие, одна полу-здоровая почка, почти добитая печень и убитый в край желудок. Натаниэль подозревал, что его матери нездоровится, поскольку её кашель был уж больно протяжный и сопровождался кровавым, с примесью аметистового, кашлем. Однако стоило ему подойти и попробовать ей помочь, те же волосы придержать, как получал смачный удар по рукам и едва слышимый хрип: — Не приближайся ко мне. Оно звучало с явной угрозой, однако в зелёных глазах отражалась лишь всепоглощающие грусть и страх. Животный ужас, что с её сыном случиться то же, что и с ней. Натаниэль помнил эти слова, поскольку они стали её последними. Веснински так и заснул рядом с трупом матери, в надежде, что она его разбудит сама. Но на утро понял, что ни тела, ни одежды матери нет. Она как будто бы испарилась. Её тело пропало. Испуганному до дрожи к коленях Веснински оставалось лишь беззвучно плакать и голыми руками рыть землю в месте, где пропала его мать, в надежде, что найдёт её. Слёзы смешивались с грязью так быстро, что руки его уже стали чёрными к моменту, когда он понял— не могла она быть там. Отчаянье затуманило его разум. Из размышлений его выбил Эндрю, чьи ладони были до жути холодными и знакомыми одновременно. Они были широкими, обволакивающими, словно вода. Как у мамы. Нил, едва раскрывая губы, проговорил: — Да или нет? Эндрю не знал, чего ждать. И не хотелось. Он лишь качнул головой, как бы выбирая первый вариант, однако голос над ухом был довольно обеспокоенным и серьёзным. — Мне нужен чёткий ответ, Эндрю. Спокойно, почти что, выронил тот. Миньярда на секунду прошибло током неуверенности, однако он вновь повторил свой ответ: — Да. Так легко сорвалось с губ, как и легко в них влетело. Нил, слегка наклонившись, повернул голову Миньярда, зарывшись рукой подальше в волосы, и поцеловал. Спокойствие длилось недолго. Эндрю отпрянул, когда мысли начали лететь в направлении прошлого вечера. — Останови меня. Еле выдавил маг, отстраняясь от столь манящих и прекрасных губ. Его голос звучал надорвано, будто бы он требовал подтверждения очевидному. Однако у Нила на подкорке сознания вертелось лишь одно. — Нет. Твёрдо, но спокойно, почти любовно, проговорил он, смотря точно в отведённые в сторону янтарные глаза. — Зачем ты это сделал? Мысленно он добавил то же, что и сказал Нил: — Думаешь, что жалко стало? С иронией выдавил он, полностью совпадая мыслями с Эндрю. Тот удивлённо поднял брови, раскрывая глаза. Джостен спокойно выдохнул, укладывая блондинистую макушку обратно на плечо, массажируя кожу головы всеми пятью пальцами. Маг заметно расслабился и стал похож на маленького хмурого котёнка, который постоянно шипит, однако стоит его приласкать и за ушком почесать, как сразу становится самым милым существом на всём белом свете. — У нас, получается, взаимная ненависть. Посмеиваясь, выдавил он, слегка похлопав Эндрю по спине. Его пальцы вызывали небывалые табуны дрожи, из-за чего ветер казался особенно холодным. Умы были трезвы у обоих, однако отчего-то мага мутило сильнее. Чужая забота и ласка давали свои плоды в виде рассеянности, некого чувства вины и.. комфорта. Последний раз ему довелось испытать это странное чувство с Ники, когда тот спал с ним в последнюю ночь, потому что испугался грозы. Оба спокойно проспали в обнимку остаток ночи, укрываясь одним одеялом и плотно прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить тепло. Точнее сказать — только Эндрю, ведь Ники был достаточно горячим, чтобы в одиночку согреть постель. Однако тот, похоже, и не думал этого делать. На нём была пижама, а под ней — ещё шорты и майка. Холодно ему, видите ли. — И насколько давняя? Не веря собственным ушам, спросил он, однако получил лишь смешок в ответ. Внутри мир перевернулся, пока следующая фраза не стала спасением ему. — С академии. Челюсть того отвисла. Ему стало до одури стыдно, из-за чего пальцы впились точно в кожу Нила, желая оставить рубцы. Миньярд не злился, не боялся, он просто.. был в недоумении. Его? С академии? Того сопляка, который влезал за каждого невиновного и огребал по шапке втройне только за то, что лицо кислое делает? Тот Эндрю Миньярд был настоящей занозой в заднице. Да и сейчас, чего греха таить, себе не изменяет. — Это в семнадцать, что-ли? Не веря, проговорил тот, делясь догадкой и не намеривая услышать даже приблизительно положительный ответ. — В первую нашу встречу.. ты так тепло улыбался на празднике, что мой взгляд сразу за тебя зацепился и.. Начал было тот, однако договорить не смог. Ему, тому, кто должен был жить без звука или проявления эмоций, было крайне сложно поделиться чем-то настолько личным и серьёзным, однако Миньярд изумлённо слушал, не намериваясь перебивать. — А дальше.. я отправлял тебе пакеты с продуктами, пытался помочь с работой, но.. Хихикнул он, однако его дыхание спёрло, когда руки Миньярда с силой сжали его тело, заключая в настоящие объятия. Всё это время это был.. Нил. Тот, кто его никогда в жизни не ненавидел. Ни одного дня. Всё это было следствием его неумения делиться своими эмоциями и правильно их проявлять. На Эндрю моментально навалился бы откат в виде множества шрамов, что он с дуру оставил на нём, однако руки Нила, словно щит, не давали ему и подумать об этом. — Мне.. неловко было находиться рядом с тобой. Ты вызывал некое подвешенное состояние, которое заставляло выбирать слова. И часто они были не лестными.. Согласился тот. Чего греха таить, оба крыли друг друга трёхэтажным дерьмом, чтобы только посильнее уколоть. О древо, Эндрю Миньярд настоящий придурок. — Я столько всего тебе наговорил. Спокойно заявил Миньярд, однако пальцы его дрожали. — Давай обсудим это чуть позже? Предложил Нил, на что получил лишь удивленный взгляд. — Наша ненависть взаимна, однако, выясняя наши отношения, мы лишь рискуем сверкнуть оголенными телами перед ребятами. Всё же утро, и видимость явно получше, чем ночью.. Умозаключил тот, на что получил лишь шорох и абсолютно адекватную реакцию. Миньярд, отвернувшись, стал одеваться. Он не был в обиде. Не был зол. Его лицо горело адским огнём, из-за чего уши покраснели, заставляя все родинки становиться настолько отчётливыми, что из них можно было сложить созвездие большой медведицы. Когда оба уже были при параде и более-менее настроенные, то пошли в сторону всё ещё сонной, но уже местами проснувшийся компании. Элисон и Жан, чьи физиономии были всё ещё сонными, но уже менее помятыми, встретили их первыми. Парень слегка придерживал девушку за плечо, поскольку ту сильно шатало из-за выпитого алкоголя. На эльфа, похоже, алкоголь эффекта не произвёл. Чёрные кудри стояли дыбом, будто бы баранья жопа. В сравнении с чужой причёской, своя казалась не хуже. Лишь Нил перед походом на другую сторону берега осторожно разгладил волосы Эндрю руками, пытаясь пальцами распутать все завитки, что сбились в колтуны. О древо, Миньярд никогда бы не подумал, что лучшее утро в его жизни будет таким. Ещё час назад он мечтал о том, чтобы не проснуться. Ему было слишком стыдно, слишком страшно, слишком.. всё и всегда связанное с Нилом было слишком. Пугающим, манящим, диким. Он был не отсюда. И энергия в нём была такая странная, что хотелось увидеть её воочию. И когда эти глаза заботливо прикрывались пучками рыжих ресниц, сердце сжималось с небывалой силой, а грудь сдавливало так, будто бы на ней стояло несколько тонн железа. Сам Нил выглядел не лучше Эндрю, который был пусть и при параде, но всё равно выглядел заспанным. Джостен лишь расчесал пальцами волосы, собирая слегка волнистые завитки пламени в пучок на голове. В качестве оплаты за помощь Эндрю решился попробовать себя в плетении косичек, из-за чего пучок походил на что-то довольно красивое, нежели просто собранные волосы в одном месте. Рейнольдс, потягиваясь, задела лицо Моро своей рукой, однако быстро извинилась и погулькала в сторону дозорных. — Эй, вы где были? Мы уже думали, что вы утонули! С лёгкой картавостью произнёс Жан, на что Рейнольдс лишь прикрыла его руку своей рукой, что была закинула ему на плечо. Их разница в росте была большой, поскольку сероглазый был выше того же Кевина, но всё-таки своими руками добралась до бледных губ Моро. — Мальчик мой, тише. Слегка игриво отозвалась она, призывая хранить молчание. — Видно же, что спали на другом берегу. Вон, посмотри. Указала она в сторону другого берега, на котором была та самая лавочка и остатки костра. Ох, что же видел этот костёр и деревянная перекладина.. — Эй, Нил. Что у тебя на шее? Зеркала у парня не было, а глазами Элисон тот, очевидно, воспользоваться не смог. — Правая сторона около плеча. Красное. Нил лишь отмахнулся. — Комар. Даже не подозревая, что соврал, проговорил тот. Однако следующее действие Эндрю выбило его из колеи. — Бз-з-з. Он изобразил жужжание комара, как бы показывая, кто это великолепие оставил. Нил Джостен ещё долго будет краснеть, вспоминая эту историю, пока его объект ненависти, Эндрю Миньярд, будет вместе с Элисон Рейнольдс и Жаном Моро смеяться в голос с его красных щёк и засоса, что в пьяном угаре оставил ему Миньярд. Все будут передавать деньги Рейнольдс, которая будет во весь голос гоготать о своём выигрыше. О каком, Эндрю, правда, и знать не хотел. Все это спишут на случайность, однако память Эндрю помнит все подробности той ночи. Вплоть до того, что не стоит рассказывать. Или он всё же расскажет? Наберётся ли смелости?