Purple flowers that are covered with frost

Шли дни. Уже неделя пролетела с момента, как Эндрю исполнил предсказание. Замёрзший цветок, похожий на розу, был центром всего внимания общественности. Затухающая от массы работы королева, которая следила за всем происходящим, старалась регулировать ещё и исполнение предсказания. Миньярд на время был освобождён от всех дел, а остальных дозорных призвали для исполнения их долга. Каждый житель долины, от фей до далеходцев, вернулся обратно, чтобы помочь с предсказанием. Когда Эндрю вернулся домой, то там хозяйничали Рене и Кейтлин, которые, словно ураган, убирались в чужом пространстве. Это было своего рода развлечением, поскольку делать в доме травника что-то, кроме слежки за Нилом, было нечего. А выйти из него страшно — мало ли, дверь захлопнется. А они же придерживаются девиза — «куда козёл, туда и баран». Эндрю не находил в себе смелости остановить весь этот балаган, потому что был очень уставшим и буквально валился с ног, а сопротивляться чужой помощи не хотелось, хотя в другой ситуации он бы выпнул их из дома, не разбираясь в мотивах. Но теперь, когда они уже достаточно близки, а он торчит им не один и не два долга, Миньярд готов стерпеть даже месячное пребывание людей в его доме, если им было так угодно, потеснившись в подвале, или и вовсе — стерпеть проникновение в личное пространство. В конце концов.. они ведь помогли ему. Просто так. Просто потому, что.. он попросил. Эта мысль до сих пор вертелась в голове, как намагниченная иголка, впиваясь в сердце, которое и являлось источником притяжения. Такая доброта и самоотверженность его слегка смутили, но это было так.. приятно. Необычно приятно. Мало какие, почти незнакомые ему люди, так самоотверженно кидались ему помогать. Кейтлин не казалась таковой — уверенная в себе эльфийка, больше смахивающая на чудесного духа, чем на живое создание. В тот вечер он не успел вернуться. Только к началу следующего дня, когда солнце давно зашло, а очередной день на лунном календаре был зачёркнут. Было уже четвёртое число последнего месяца весны, когда ноги донесли эльфа до его дома. Путь был неблизким, а рана, которая отчаянно пыталась обратить на себя внимание, ныла и буквально просила обработать себя, пока не поздно. Однако Эндрю было не до неё. Нужно было преодолеть несколько километров поля, два леса и как-то перебраться через реку. Явился домой он холодный, голодный и очень уставший. Однако первым делом тот, разумеется, пошёл к королеве. Его еле к ней пустили! Грязный весь был, истекал кровью и выглядел очень.. не очень. Миньярд никогда не мог предстать перед другими неопрятным и таким уставшим: от него будто бы всегда сочилась энергия и чистота, никто и никогда не видел, чтобы он запачкался. Даже в тот злополучный день, когда они обнаружили цизедовую лужу, парень оставался наполовину чистым, хотя чудесным образом прокатился лицом по грязи. Даже Нил, который являлся мастером сражений, был весь с ног до головы перемазан травой и мокрой землёй, а дождь, льющий как из ведра, добавлял в эту картину намного больше пятен. Сейчас, когда роза была отдана королеве и та распорядилась о надлежащей заботе о ней, началась паника: люди, наконец, узнали о том, что купол скоро будет уничтожен, а по всему внутреннему периметру уже распространился новый вирус. Его назвали «Цизедовая лихорадка». После этого заявления в больницы и госпитали нагрянула целая толпа из тех, кто подозревал, что нечто похожее их заразило. Результаты были оглушительными: почти все обратившиеся были больны! Эльфов и фей, как настоящий крыс, распихали по небольшим маленьким палатам, больницы были переполнены и даже медицинское крыло дозорных было занято. Симптомы следующие: температура, кашель кровью, множественные пятна цизедового цвета по всему телу, озноб. Среди эльфов началась настоящая неразбериха: когда узнавали, что у кого-то температура, то немедленно изолировали больного, буквально не позволяя даже выходить наружу. Эльфы были беспокойны, и только замёрзший цветок давал им надежду. Баночки, в которые собирали кровь и слёзы, ежедневно и ежечасно опустошали, дабы полить цветок. Времени было очень мало, однако растение усиленно не хотело срабатывать — лишь слегка оттаяло и продолжало будто бы фыркать на больных, глядя снизу вверх на тех, кто превозносил его и буквально ходил молиться, дабы он смиловался над людом простым. Росток держали в королевской оранжерее, где выращивались лекарственные травы для королевского двора. Там ему уделяли особую заботу и нежность, даже застеклив его, дабы злые умы не посмели выкрасть его втихую. Эндрю отправили домой сразу же, как только он успел передать цветок: помогли дойти, а дома его встретили Рене и Кейтлин, которые старались прибрать его гнёздышко. Рене, подхватив парня под руки, без какого-либо стеснения помогла ему отмыться и переодеться, потому что.. как будто всё знала. Знала то, что он не в состоянии помочь себе, что делает какое-то благое дело, что.. старается. Настолько сильно, что валиться с ног и просит чужой помощи. Эндрю из прошлого никогда бы не подумал, что его нынешняя версия — это он без воздействия на него чар. Уокер спокойно вернулась в кухню, когда её попросили выйти. Чистый, очень уставший и изнемогающий по нормальному сну Миньярд готов был целовать руки девочкам за то, что они помогли ему. Обе, словно феи-целительницы, оберегали сон Нила, выпутывая сознание из страшных кошмаров. Кейтлин, которую он встретил уже в компании Рене в своей комнате, сидела на кровати и меняла тряпку Нилу. Тот, грузно дыша и изнемогая от температуры, буквально плавился под напором жара и дрожал из-за озноба, который бил всё тело мелким током. Пот градом стекал с его лба на щёки, перемешиваясь с водой и стекая в волосы. Рыжие лохмы порядком спутались из-за беспокойного метания по кровати их владельца, а потому были похожи на клубок ниток. Кейтлин, тяжело выдыхая, устало махнула хозяину дома рукой, приглашая сесть на то место, где вчера он заснул. На столе, пустые и вымытые, стояли три пузырька со снадобьем от температуры. — Не помогло.. Говорит она, вновь оборачиваясь наполовину, чтобы увидеть в свете лампы лицо своего начальника и.. близкого друга. Их дуэт прозвали «Охотник и его лиса», однако в простонародье шептались, что они уж слишком сильно похожи на родных брата и сестру: пусть волосы и отличались на несколько тонов, у Кейтлин они были светлее и менее яркие, однако глаза, словно две капли одного целого, в точности повторяли узор друг друга. — Я постараюсь ему помочь, спасибо, что попытались. Досада сквозила в его голосе и улыбка, которую он постарался изобразить для общей эмоциональной поддержки, сквозила разочарованием. — Буду рада ещё помочь, если понадобится. Кейтлин потянулась, хрустнув костями, тут же ойкнув и застонав от боли. Видимо, она была не слишком активна последние часы, и её тело, находящееся в покое, тут же сложилось пополам от минимальной нагрузки. Девушки ушли несколько минут спустя, обменявшись с Миньярдом объятиями, совсем не характерными для него. Но видимо, степень отчаянья была столь высока, что такое проявление дружелюбия стало нормальным в их ситуации. Эндрю, оставшись наедине с Нилом, буквально взвыл от отчаяния. Это самое сильное лекарство, которое он смог намешать, но это даже на четверть не облегчало боли. Чужой голос, сыпящий проклятия то туда, то сюда, привели в чувства до этого спящего Нила. Он, вытянув руку из-под одеяла, потянулся к источнику звука, однако рука обмякла и тут же упала за борт кровати, показывая россыпь мелких цизедовых пятен. Миньярд подорвался с рабочего места, где уже нагревались ингредиенты для противовирусного зелья, о котором он читал в справочнике опытных магов, дабы не упустить возможность поговорить с Нилом. Голубые глаза были прикрыты, лицо ничего, кроме усталости, не выражало, а бледный вид казался чересчур болезненным, будто бы всю кровь выпили из эльфа болячки, что развивались внутри. Миньярд, садясь рядом, тут же обнял высынувшуюся руку и горько заплакал, обнимая второй рукой дрожащего от жара на кровати Нила, который с доброй улыбкой постарался выговорить хоть слово, однако тут же закашлялся, вместо того, чтобы шутить что-то вроде: — «Хуже, чем у Кевина, которого на неделю оставили жить на улице, быть уже не может.» Кашель разносится по всей комнате. Эндрю спешно поднимает возлюбленного в состояние полусидя и замечает, что тот уже начинает покрываться мелкими пятнами весь, пока большие, на боках и груди, расползаются следом за маленькими. — Пчёлка.. Только и говорит он, прежде чем вновь закашляться и тут же прикрыть рот, как всегда и делал. На ладонь падает сгусток крови, которая больше похожа на комок, поскольку даже отдалённо не является жидкой. Эндрю спешно вытирает платком чужие руку и губы. Нил вновь закрывает глаза, падая на руку мага. Миньярд сидит ещё добрый десяток минут рядом, поправляя одеяло и буквально закутывая его с головой, как птица-наседка. Ники делал так, когда Эндрю не мог уснуть в детстве и его заворачивали в кокон из одеял. Эльфа терзали самые смутные сомнения: от чужой боли, до итогового результата предсказания. Парень протёр глаза от нахлынувших слёз. Его мысли уносили сознание всё дальше и дальше, пока котёл безбожно бурлил, надеясь, что его заметят. Что нужно сделать ещё? Как вылечить Нила? Всё ли в порядке с Ники? Каким образом ему должен помочь Аарон? Что с королевой? Когда начнётся официальная эпидемия? Нужна ли будет его помощь, и.. когда это всё кончится? Эльф, растирая ладонями глаза, спешно тушит огонь под котелком, потому что отвар уже приготовился. Переливает в маленькие дозированные баночки, кидает небольшую ветку розмарина, как активатор, и тут же закрывает, согревая руки горячим стеклом. Когда остынет — возможность что-то исправить в чужом положении возрастёт, однако.. будет ли тогда уже поздно? Ударив себя свободной рукой, чтобы выбить подобную дурь, он тряхнул головой в разные стороны, чтобы привести мысли в порядок. Спустя неделю ничего не менялось. Уже объявили сбор крови и слёз, а больных, которых выявили, и которые стали первой, но не единственной волной заболевших, огородили от подобных мероприятий. Здоровых, всё же, оказалось больше, но надолго ли? Цветок всё никак не прорастал, а число заражённых, которое росло в геометрической прогрессии, било по всяким показателям. Медики трудились днём и ночью, трое суток напролёт, заражались и тоже становились больными. Всё-таки болезнь была заразной. Однако вопрос вставал ребром, когда Эндрю задумывался об этом: почему именно он не заболевает? Да, он чёртов сын королевы, сильнейшего существа всего купола, исполнитель предсказания и, должно быть, лучший маг своего поколения и всех последующих, однако.. что в нём было такого, что его не брала даже «Цизедовая лихорадка»? Вопросов была масса, а книга, будто бы так и должно быть, отказывалась прояснять новую информацию. Что бы Эндрю не делал, даже капал собственной кровью на страницы и проливал над ней слёзы, ничего не случалось. Она не светилась, была полностью пуста и бесполезна, как красивая безделушка, давно купленная в другом городе. Дни летели незаметно, а Нилу становилось всё хуже. Однако плохо было не только ему одному. Сотни, тысячи заболевших понимали его, однако ничего не знали о состоянии храбрейшего дозорного. Королева, спросившая о самочувствии Нила, была неприятно удивлена тем фактом, что он тоже сражён болезнью и находится в доме Эндрю. — «Ты можешь заразиться, Эндрю! Это не безопасно, давай я организую ему больничную палату? Это опасно!» Твердила ему уставшая и опустошённая работой женщина, обеспокоенная чужим состоянием здоровья. Ей было не всё равно, и даже когда она задыхалась в приступах кашля, лишь спешно отводила ладонью сына в сторону, уверяя его, что в порядке и никакой проказы не подхватила. Эндрю даже подумать об этом не мог: она буквально воплощение воли древа, проживающая уже пятьдесят пять лет на этом свете и ни разу не сражённая чем-то серьёзным. Её здоровье — железное, а сила воли — несгибаемая. — «Это простая усталость. Лёгкая простуда.» Твердит она, аккуратно смахивая упавший локон. Её служанка заболела и теперь королева вынуждена самолично выполнять некоторую часть ее работы. — «Королева Тильда, вы не поверите, но на меня это не действует!» Выдал Миньярд, зарываясь в волосы руками, совсем дурея от собственных слов. В его руках сосредоточено столько силы сейчас, столько власти, столько.. ничего. Он ничем не помогает, он бесполезен, он просто тот, кому повезло! Стоило прийти домой и вновь увидеть совсем поражённого проказой Нила, как тут же на глаза наворачиваются слёзы, а из горла доносится пронзительный крик. Никто не придёт. Никто не поможет. Нил всё ещё жив, активно борется с болезнью, однако и та не отступает, буквально не давая тому ни выиграть, ни проиграть. Бесконечная борьба, где в итоге кто-то из них сдастся и это будет явно не Нил. Так, по крайней мере, хотелось думать. Нил не мог его покинуть. Не сейчас. Не тогда, когда находится на пике собственных возможностей, не тогда, когда жизнь только началась, не тогда, когда любовь только началась. Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас.Не сейчас. Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх.Страх. Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка!Думай, тупая башка! Кричит из раза в раз он. Голос становится хриплым, слёзы совсем не идут из глаз, пока перед ним буквально умирает самое дорогое, что у него есть. Его милый Нил, отвратительно прекрасный Нил, чудесный и добрый Нил, заботливый и интересный Нил. Его любимый Нил. Эндрю каждый день думает об одном и том же. Нил,Предсказание,Ники,Аарон,Кейтлин,Рене,Тильда,дозорные.Нил,Предсказание,Ники,Аарон,Кейтлин,Рене,Тильда,дозорные.Нил,Предсказание,Ники,Аарон,Кейтлин,Рене,Тильда,дозорные.Нил,Предсказание,Ники,Аарон,Кейтлин,Рене,Тильда,дозорные.Нил,Предсказание,Ники,Аарон,Кейтлин,Рене,Тильда,дозорные. Эндрю, который никогда и ни о ком не думал так много, просто рвал на себе волосы, бил лицо руками, оставляя красные отметины от пальцев. Он сходил с ума от мыслей, переживаний, горечи на языке и соли на щеках. Он хотел видеть здоровых Нила, долину и просто быть.. счастливым. Хоть где-то, хоть сколько-нибудь несчастных лет, месяцев, часов. Он был готов умереть прямо здесь и сейчас, лишь бы не иметь иммунитет. Нет, пожалуйста, не нужно над ним издеваться.. Когда до него дошли вести, что Кейтлин в больнице с «Цизедовой лихорадкой», то всё как будто бы в его мире перевернулось. Миньярд знал, из-за чего она заболела, знал, что виноват он, что скоро заразиться и Рене. Он знал, предполагал, подозревал и .. не хотел верить. Не мог поверить. В такие моменты предпочитал не думать. Его единственной мыслью было: Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват.Я виноват. Мир начал медленно плыть перед глазами, когда большая часть дозорных тоже сразила проказа. Первыми заражались эльфийки: Элисон стала второй, после Кейтлин. Они были подругами и проводили много времени вместе, пока Рене была занята, или вовсе — проводили выходные втроём. Вопрос времени, однако Миньярд буквально ударил себя кулаком по лицу, когда услышал эту новость. Неприятный голос шептал ему навязчивые мысли. Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! Это ты виноват, бестолочь. Расскажи ты им— ничего бы не случилось! — АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! Крик заполнил дом Миньярда до фундамента, однако ему казалось, что никто не слышит его. Элисон, медленно умирающая по его вине, после обнаружения проблемы стала моментально чахнуть — организм у неё был слабый, и даже множество лет закаливания не помогали. Медперсонал крутился над ней, как и над всеми остальными быстрочахнущими. Она безудержно рыдала, когда её пытались успокоить и лишь спустя несколько часов смогла успокоиться. Потому что пустили Кевина Дэя. Он был её лучшим выбором в жизни. Он был тем, что она любила трепетно и нежно, пусть и иногда была столь груба, что Кевин говорил, что побаивается её в гневе, а потому задабривает, чтобы сообщить очередной прокол. Идеальных не бывает — они все эльфы, что с них возьмёшь? Каждый совершает ошибки. Но не каждый способен их признать, постараться исправить и получить результат. Кевин был таким — по-своему чокнутым, слегка заносчивым, но именно таким, каким он и являлся. Таким он нравился Элисон. Нравился, когда ему было плохо, хорошо, радостно или горестно. Ей было всё равно, кто он и откуда, почему оказался рядом и почему продолжает оставаться. Пока она его любит — это не имеет значение. Элисон Рейнольдс, сбежавшая из золотой клетки родителей-аристократов, была вынуждена учиться жизни по-новой. Прошла отбор в дозор, обрела личную свободу и.. впервые упала в пропасть любви. Брайан Гордан, её бывший молодой эльф, почивший на службе, был для неё всем. Их отношения были не лучшими, но любовь, безмерная и дающая отдушину от мира, была прекрасной. Громкой, конфликтной, но такой.. нужной. Кевин был не таким, но ушёл не далеко — заносчивый, гордый, готовый поспорить, но всегда задним местом понимающий, что каждый прав по-своему, а потому, если мнения не сходятся, то оптимальный вариант — компромисс. Кевин был готов стать всем и никем одновременно. Кевин готов был свернуть горы, сломать другому существу лицо, стереть пальцы, чтобы поднять её на руки одним лишь движением, научиться ухаживать за садом, чтобы помочь ей, научиться готовить и делать это за неё, когда ей не хочется, зашивать чужие раны, когда они раскрываются и целоваться так, чтобы высасывать душу. Кевин готов любить её, убить за неё и умереть ради неё. Элисон готова была переступить через себя, склонить голову перед судьбой, вновь начать любить. Вновь довериться и понять, что нет, не ошиблась. Вновь ощутить себя бесконечно счастливой, быть в ритме жизни и.. потерять это всё в одночасье. Её тело и лицо покрылись крупной фиолетовой сыпью, волосы наполовину окрасились в некоторых местах, а глаза и вовсе изменил свой цвет с голубого до фиолетового оттенка индиго. Лицо осунулось, температура била под сорок, руки стали совсем костлявыми, а глаза впалыми, будто она последние несколько дней совсем не ела и не спала, активно тренируясь. Последней её волей перед смертью стало увидеть свою любовь. Кевин, сдерживаемый персоналом больницы, ворвался по первой же её просьбе в палату, сметая в сторону медсестру и припадая к кровати, хватая ослабленную руку. Он был здоров, неспокоен и разбит. Как Миньярд. На миллионы осколков, которые даже заклинание не склеит, а время не сможет забыть, пока он будет помнить. Кевин Дэй был в абсолютном отчаянии: его лицо было красным, заплаканным, что не подобает мужчине его статуса и положения, руки стёрты в кровь, а бровь слегка подбита. Недавно была драка, по всей видимости. Дэй тут же целует женскую руку, видит, как разноцветные глаза поворачиваются в его сторону, а лицо расплывется в слишком нежной усмешке, будто бы Элисон совсем не двадцать семь, а двести семь. Кевин лихорадочно говорит: — Прости меня, родная, не пускали. Я поломал окно на твоём этаже, знаешь? — Тот грохот посреди ночи.. помню.. Едва шевеля губами, признаётся она. Веки дрожат, силуэт расплывается перед глазами, а руки так слабы, что не могут даже в ответ сжать чужую ладонь. Кевин сжимает первый, прижимая к сердцу, которое колотится быстро-быстро, точно как у птицы во время полёта. Он роняет слёзы на худую руку, в большинстве своём покрытую пятнами, где даже ногтевые пластины стали фиолетовыми. — Хотел передать тебе твой любимый виноград. Мне сказали, что нельзя, но тогда я пронёс с помощью своего друга сюда небольшую часть. Как тебе? Элисон тихо хихикает. — Мой любимый. Очень сладко. Как я и.. Кашель разносится по помещению, некоторые его покидают, но Кевин сидит до конца. Потому что.. это конец. —.. люблю. Заканчивает девушка. — Я кидал тебе камни в окно, когда ты только попала в больницу и тогда оставил на подоконнике записку с твоей частью кулона. Ты забыла его надеть в тот день. — Совсем у меня пустая голова стала.. спасибо за него. Он на.. мне. С прерыванием говорит она, потому что даже дышать становится сложно без кашля. Он пронзает её горло тупой иглой, ведёт вниз по глотке, надавливая и шкребя. Никак нельзя откашляться. — Ты такая красивая сегодня, Лис. Говорит тот, прижимая лоб к чужой ладони и целуя губами её тыльную сторону. Названная эльфийка улыбается, скромно, что не характерно, приговаривая. — Спасибо.. Она скоро зачахнет. Как единственный нуждающийся в воде цветок в пустыне. Как дерево без коры в зиму. Как тело без крови. — Спасибо за всё, Кевин.. ты.. Она кашляет, однако взгляд не убирает от расплывчатого лица. — Невероятный.. я.. Кашель вновь повторяется. — Так рада, что знала тебя. Что любила тебя.. что.. продолжаю тебя любить.. что не была глупой, когда подумала.. Кашель берёт вверх над больной, она долго кашляет, однако крови нет. Это нисколько не радует. — что ты мне нравишься больше, чем друг.. я.. так рада, что мы любим друг друга.. Искуссаные бледные губы, покрытые наполовину пятнами, еле выговаривают буквы. — Я не хочу.. умирать, Кевин-мать-твою.. Дэй.. Дыхание такое тяжёлое, что зной, стоящий этим летом, казался менее ужасным. Мозг совсем плавится от температуры, пока тело медленно сохнет, как туша мёртвого животного. Она говорит это с улыбкой, однако внутри неё столько боли и ужаса от осознания ситуации, что она выходит сама собой грустной. Дэй сильнее сжимает её руку, буквально начиная молиться нелепому древу, просит его, чтобы Элисон была хотя бы ещё одну неделю с ним, один день с ним, один час с ним, одну минуту с ним. Чтобы просто.. была с ним. Всхлипы рваные, совсем неожиданные. Рейнольдс становится грустной в лице, её брови сползают вниз, а улыбка рассасывается. — Кевин.. прости, что ухожу первой и так.. внезапно. Я буду ждать тебя, а ты только.. не грусти без меня.. будь счастливым, как и раньше.. без меня.. — Без тебя моя жизнь уже не будет прежней, моя родная Лис. — Постарайся.. ради меня.. я буду внимательно следить за тобой.. чтобы не смел.. умирать раньше.. остальных.. прошу тебя. Это моё последнее.. желание. Губы совсем закрываются. Нос перестаёт дышать, а сердце даёт сбой. Лёгкие не дышат. Сердце не стучит. Тело начинает лишаться тепла. Тело начинает лишаться души. Элисон Рейнольдс погибает, так и не узнав, что была в положении. Кевин Дэй беззвучно плакал, сжимая в руках чужую, совсем костлявую и худую руку своей родной Лис, пока сердце той совсем не остановилось. Кевин Дэй не успел дочитать эту книгу до конца, однако наслаждался каждой страницей, что была в поле его зрения. Листы то добавлялись, то исчезали, заставляя читать ее от начала и до конца каждый раз, когда она попадала в руки. Но теперь все страницы из неё были вырваны, а обложка, нагло сожжёная судьбой, лишь осыпалась при любой попытке взять хоть частичку в руки. «..Элисон Рейнольдс навсегда закрыла глаза. Да прибудет с ней вечный сон. Пусть отдохнёт она на небе. Пусть следит за нами с неба. Пусть узнает, как мы победили болезнь..» На фоне кто-то бубнит, кажется.. священник. Кевин поднимает уставшие глаза на мужчину, вспоминая в нём Лютера Хэммика. Письмо о гибели лучшей подруги дошло до Ники с такой скоростью, что тот примчался обратно за несколько дней, устроил всё это и даже присутствовал здесь. Под его глазами были синяки, они распухли от слёз и были красными. Челюсть плотно сжата. Кевин Дэй лишь опустошено признал друга, повесив голову и тихо зарыдав, расчёсывая щёки до кровавых полос, пока слезы неумолимо скатывались с них, солью обдавая так, что аж сердце стало колотиться быстрее.

Пока, Элисон Рейнольдс, моя родная Лис.