Рой ос

Он не был изгоем или кем-то вроде предмета насмешек, хоть и не мог похвастаться наличием друзей. Акутагава не понимал ни людей, ни как с ними правильно общаться, и долгое время его устраивал такой расклад судьбы. Он вполне хорошо и спокойно себя чувствовал наедине со своими мыслями и тем крохотным мирком, что был сформирован скудным воображением. До того как узнал, кто такой Ацуши Накаджима. Когда этот странный парень только-только пришел к ним в класс, ему без сомнений предстояло стать очередной жертвой — новоприбывшей подпевалой местной шпаны, которые любили подшучивать над такими, как он. В народе использовался термин «проверка на вшивость». Все это знали. Однако Рюноске не спешил ему помогать или хоть как-то взаимодействовать с ним, до одного момента. Какое-то время Ацуши оставался закрытым и необщительным, ел и ходил всегда один, не посещал ни один кружок в их жалкой школе и в основном очень любил сидеть наедине с книгой в руках под широкими ветвями многолетней сакуры. Каждый день — новая обложка. И в дождь, и в пекло — все знали, где найти Ацуши Накаджиму, когда его ищет учитель. А лучше всех знал Рюноске. Не то чтобы он следил за ним, просто здесь на заднем дворе всегда было тихо и безлюдно, и именно поэтому им приходилось делить столь несекретное, но забытое место на двоих. Больше всего Акутагава любил рисовать. Раньше он делал только наброски белок и птиц, но теперь, когда перед ним была постоянная неподвижная натура, весь блокнот утонул в эскизах Ацуши: как он перелистывает страницы, как мило дремлет от очередного скучного рассказа, и как ветер треплет непослушные белые волосы. В один из таких дней, когда Ацуши привычно листал очередную книгу — старую и потрепанную на этот раз, даже название плохо прослеживалось, — к нему подошла шайка ребят. По их тупым рожам и гнилым усмешкам сразу становилось понятно, что у них на уме. Никто не спешил их останавливать, даже руководство школы предпочитало оставаться в стороне и закрывало глаза на это безобразие, ведь репутация всегда ценилась превыше всего. Когда главарь банды подошел к Накаджиме и навис над ним, Ацуши лишь попросил того не загораживать солнце. Рюноске знал данную схему, ему много раз приходилось смотреть на нее, поэтому он просто решил не обращать внимания и продолжить набрасывать новые ровные линии. Но когда через пару минут увидел огромную летящую тушу Мичидзо прямо на траву и его сломанный нос, из которого рекой лилась кровь… Вот тогда Рюноске впервые понял, кто такой Ацуши Накаджима. И потом каждый день с интересом наблюдал, что же тот выкинет в очередной раз. Потому что вскоре после данного инцидента и посещения директора этот парень больше никогда не оставался наедине в тени огромного дерева. Как бы ни старался. Теперь что ни день — то очередная девушка с любовным конвертом в руках и залитыми румянцем щеками. С каждой неделей все больше и больше новых знакомых, которых Рюноске даже ни разу не видел за все года учебы. И вечный, будто нескончаемо жужжащий и надоедливый шум писклявых голосов и громкого смеха. Это раздражало даже больше, чем назойливые осы, пытавшиеся сесть на его блокнот. Раньше это место было таким одиноким, словно разделяло тонкий образ его мироощущения, но после прихода Накаджимы будто подстроилось под него и больше не хотело меняться. Можно даже сказать, что теперь задний двор находился на втором месте по популярности сразу после курилки, что совершенно не устраивало Рюноске. Казалось бы, ему абсолютно без разницы, где находиться и что рисовать, поэтому первым делом Акутагава попробовал отыскать новый тайный уголок, но вскоре он понял, что одиночество может быть не только удобным и комфортным, но и удушающим. Без Ацуши все места становились блеклыми и скучными. Наверное, это и есть его мир? Серый и мрачный даже в солнечную погоду. Особенно скверно было каждый раз слышать разговоры о Накаджиме от мимо проходящих людей. Он очень долго не возвращался на задний двор, хоть ему и приходилось с усердием терпеть другие места. Но когда наступил сезон дождей, Рюноске никак не мог выкинуть из головы мысль о том, что наверняка их одноклассники в такую мерзкую погоду первым делом спешили домой, а не под старую сакуру. Поборовшись недельку со своими желаниями и всячески отговаривая себя, он все равно посетил их старое место встречи. Но к сожалению, ни в первый, ни во второй день никто так и не пришел сюда кроме него. А дождь все продолжал лить, так нещадно, будто оскалился на Рюноске. Из-за сильной влаги и холодного ветра дышать было тяжело, и слабые легкие отзывались на очередной усиленный вдох. Капли дождя отпечатались на тонких листах, испортив ценный рисунок, над которым Акутагава корпел последние пару дней. Он так долго не видел знакомых смеющихся глаз и милой улыбки, что ему начало казаться, будто из памяти постепенно ускользали воспоминания об образе и очертании чужого лица. Он продолжал туда бегать, ведь знал, что Ацуши должен был вернуться, даже в такой холодный и страшный ливень. Но после случайно узнал, что все усилия были напрасны. — А, Ацуши? Так он уехал в деревню к родственникам. У него бабушка заболела. — Нет-нет, Ацуши взял небольшой отпуск. По-моему, на сколько я знаю, он сейчас отдыхает на море. — Ну… Ему пришлось резко уехать по срочным делам к сестре. Кажется… Показания расходились, и Рюноске уже ничего не понимал. Где на самом деле находился сейчас Накаджима и почему ему пришлось уехать прямо посреди учебных занятий. Он не вел активно социальные сети и не оставлял кому-то свой номер телефона. Даже учителя толком не могли дать точного ответа на один гребаный вопрос, который так изводил душу Акутагавы. А может все просто не хотели говорить об этом именно с ним. Одно Рюноске знал точно, жизнь вокруг Ацуши продолжала крутиться и без самого Ацуши. — Ты что! Действительно решилась?! — Я долго думала над этим. Хотела отдать ему лично, но боюсь, если буду продолжать слишком долго ждать его возвращения, то испугаюсь и передумаю… — А ты засунь конверт в шкафчик, деваться уже будет некуда. И вот очередная чертовка уже пытается запихнуть помятое письмо в школьный шкаф Накаджимы, будто в какой-то почтовый ящик. Акутагаве подумалось, что когда Ацуши все-таки его откроет, то утонет в этой горе любовных признаний, словно в цунами. Каждый такой конверт становился новой каплей злости и ненависти, что постепенно в нем нарастали. Он так сильно бесился, что теперь подслушивал все разговоры несносных девиц и караулил все их проделки, но в голову приходили лишь тупые идеи. И в один день одна такая все же вырвалась наружу в виде глупого и неоправданного риска, когда Рюноске уже принялся сжирать себя заживо от одной только мысли об этом сраном шкафчике. — Вскрыть ящик? Да без базара. А сколько отвалишь? — интересовался Мичидзо, когда они уединились за пределами школы. Его сломанный нос каждый раз напоминал Рюноске о том дне, когда все изменилось, и не в лучшую для него сторону. Тачихаре было плевать на школьные правила, поэтому вскрыть, отжать, подраться или украсть ответы к тестам — все это становилось обычным делом для него, особенно, когда речь шла о деньгах. Он был из бедной семьи, а Акутагава его бед не разделял. Поэтому первым делом всунул ему пачку купюр и попросил достать весь компромат, который тот только сможет найти. — Ха, что, тоже терпеть его не можешь? Бесячий парень этот Накаджима… Всегда меня раздражал, прям с первого дня. Вот, я тут достал кое-что. Не знаю правда, что ты будешь со всем этим делать, но, как говорится, дело твое. Улов был даже слишком хорош. Девять писем?! Серьезно?! Но зато чужими руками Рюноске удалось получить то, что он совершенно не ожидал достать — фотографию. Ацуши вместе со своим псом ротвейлером. Собак Акутагава не выносил, но, смотря на расслабленного и смеющегося Накаджиму, застывшего на безжизненной пленочной картинке, ему впервые за долгое время стало тепло на душе. Будто и не было никакого одиночества и тоски. Все остальное: милослащавые конвертики и записки, политые литрами мерзких духов, — он сжег у себя в камине, кашляя каждый раз от едкого дыма, наполняющее горло и легкие. Это было расплатой за вторжение в личную жизнь. В конце концов он надеялся, что наконец-то сможет успокоиться, но беда никогда не приходила одна. — Ты все-таки взяла ее? Ты же не любишь читать. — Ну и что? Мне просто стало интересно, вот и все! А ты не завидуй. — Тоже мне. Взяла какую-то потрепанную книгу из библиотеки и хвастается. Просто признай, что ты влюбилась по уши. — Ха, да мне просто интересно, о чем она, вот и все! Он целый месяц только ее и читал, вдруг это его любимая… Ничего особенного, Акутагава ведь не собирался сжечь всю библиотеку к чертовой матери? Как же раздражал их назойливый шум и кривляния. Но он точно помнил, как Накаджима довольно быстро поглощал одну книгу за другой, поэтому ему стало до жути интересно, почему именно данное произведение Ацуши не выпускал из рук так долго. Он помнил эту обложку, у него даже был скетч. В те дни Накаджима задумчиво вникал в каждую строчку и действительно не спешил перелистывать страницы. В ней есть что-то особенное? Неужели она действительно его любимая? Рюноске на самом деле не составило никакого труда дождаться, пока в классе никого не окажется, и в наглую выкрасть ее прямо из рюкзака одноклассницы. Было так тошнотворно вспоминать, как она гнулась над ней, словно тонкое деревце на ветру, и выделяла карандашом чуть ли не каждое слово, параллельно делая пометки своей блестящей ручкой в тетради. Ее даже не интересовало, что книгу нужно возвращать в надлежащем состоянии, поэтому Акутагава ночью, пока все спали, тщательно оттирал ластиком каждую пописульку с первых двадцати страниц. «Как это мило :3» «Наверняка, ему такое нравится :D» «Мировоззрение Ацуши???» Противно и мерзко. Но Рюноске ненароком запомнил все выделенные строчки, подчеркнутые этой дамочкой. С нескрываемым удовольствием он наблюдал, как она потом объяснялась перед библиотекаршей о пропаже, и как ее ругали за безответственность, добавляя в «черный список», где находились все должники, торчащие штраф этой гнилой старухе. Книгу он, конечно же, прочитал за один вечер, так и не сомкнув глаз и заработав недосып, и все равно остался недоволен проделанной работой. Поэтому периодически возвращался к ней, чтобы перечитать вновь и найти новые зацепки. Ему было мало. Ацуши отсутствовал уже неделю, но Рюноске все равно продолжал каждый раз возвращаться на то самое место, потому что только оно по-настоящему связывало их. Он даже позволил себе посидеть под старой сакурой, будто охраняя ее от посторонних, как верный пес. Некоторые ученицы издалека путали его с Ацуши и думали, что он вернулся, но, когда подбегали чуть ближе, их ждало разочарование. Акутагава провожал каждую надменным взглядом. — Зацените мой новый макияж, девочки. — Ты с ума сошла? Если директриса заметит, она тебя из шланга польет! Еще и ногти нарастила… — Не заметит! Я просто не буду попадаться ей на глаза. Когда Ацуши придет, он точно обратит на меня внимание. — Ха, да он всех отшивает, тебе ли не знать! — Спорим? Голова ходила кругом от жгучей ревности, которая заполняла каждую клетку в его теле, не оставляя место для разумных мыслей. И вот он уже стоит с ее косметичкой в руках и с яростью вытряхивает все это без остатка в школьный унитаз. Его бесило все: каждая мелочь, каждое упоминание, хвастовство, споры на Ацуши, подарки для Ацуши, упоминание его родителей, обсуждение с кем он гулял, а с кем нет! Туалет выл и хлюпал, когда он попытался поглотить эту гору мусора, но, не выдержав такого напора, просто забился. Но Рюноске все равно, главное, что она теперь никогда не сможет использовать все это! Как же истошно она кричала, когда после нескольких часов поисков обнаружила такой прекрасный подарок. Рюноске принимал отчаянные меры обуздать женские чары, с которыми просто не мог соревноваться, ведь ему не повезло родиться мужчиной. Его сжирало чувство беспомощности и стыда, но пластинку гнева и обиды просто заело. Он все никак не мог остановиться и постоянно нарывался попасться под строгий взгляд учителей и учеников. Одноклассницы оказались не такими тупыми и быстро сообразили, что все эти пакости делает один и тот же человек, но никто даже не подозревал его. Десять дней из скучных будней постепенно превратились в невыносимые долго тянущиеся минуты безумия. Он больше не мог отвлекаться на учебу или рисование. Все мысли заполнял лишь один загадочный объект, о котором Рюноске так много и одновременно с этим буквально ничего не знал. Ацуши, Ацуши, Ацуши… Нигде нельзя было скрыться от него. Рюноске хотелось кричать от изнеможения и чувств, которые разъедали его, как саранча незащищенное поле кукурузы. Ну когда… Когда он успел влюбиться в него?! Почему этот гребаный Ацуши поселился в его голове, вытеснив все другие прелести жизни?! В долгую перемену Акутагава вышел на их любимое место. На его любимое место. Все эти дни шел сильный ливень, и даже огромные ветви сакуры не спасали его от ледяной воды. Хотелось кричать, но он не хотел привлекать к себе внимания и поэтому просто тихо скулил, схватившись за голову. Она раскалывалась на части от длительных дум и сжимающей боли, что отдавалась в висках и в затылке после очередного приступа надсадного кашля. Вся школьная форма промокла под проливным дождем, противно оседая и приклеиваясь к телу, как вторая кожа. Он так долго просидел здесь, пытаясь хоть немного прийти в себя, но под гнетом страданий напрочь забыл о времени. Акутагава пропустил начало урока, а ведь прошло уже пятнадцать минут. Куникида точно его отчитает. Рюноске встал с тяжестью в ногах, его колотило от холода, он настолько продрог, что не спасало даже теплое помещение. Руки свело, будто он нес непосильную ношу, а тело горело. Его ломало так, как никогда в жизни. Когда он все-таки дошел до класса и открыл дверь, последнее, что ему удалось запомнить, как лицо его строгого наставника расплывается, будто его рисунки под беспощадными каплями дождя. — Акутагава-кун, тебе плохо? — Эй-эй! Он падает, ловите его! Быстро!

***

Когда Рюноске открыл тяжелые веки, первое, что он увидел — серый потолок и ослепляющий свет. Тихий голос где-то на фоне пытался вырвать его из белого тихого шума, что отзывался в ушах. — Эй… — Эй, ты как?.. У него совершенно не было никаких сил, чтобы отвечать кому-то на глупые вопросы. Понятное же дело, что ему плохо, если не сказать хуево. Он понял только одно — он в больнице, и его легкие болели при каждом неаккуратном движении грудной клетки. Кажется, он здесь надолго. — Ты ведь Акутагава?.. Этот голос… Нет, не может такого быть. Рюноске нашел в себе последние крупицы сил, чтобы обернуться на зов, и не поверил своим глазам. Так значит вот они, происки судьбы. — Ацуши Накаджима… Как долго он ни с кем не разговаривал? Его голос просел и охрип, да и болезнь сделала свою работу, и теперь это было похоже больше на скрежет металла, чем на приятные различимые звуки. Однако, этот странный неразборчивый лепет прекрасно уловили. Его одарили самой теплой улыбкой на свете, Ацуши даже не смог скрыть покрасневшие щеки. На его лучезарном лице так и читалось: «Так ты знаешь мое имя».

— Привет.

— Привет.

***

Ацуши был самым счастливым человеком на свете, ведь теперь его Акутагава здесь с ним. Правда, Рюноске еще не знает, что принадлежит ему… Но он обязательно об этом сообщит. Когда-нибудь. Он специально не говорил одноклассникам, где находится, иначе больницу бы заполонили толпы орущих девушек, которых Ацуши на дух не переносил, но просто не мог заставить себя кого-то из них обидеть. Они очень долго разговаривали, тихо, почти шепотом, чтобы не напрягать больное горло Рюноске. Поэтому через некоторое время Ацуши для удобства подвинул свою кровать к чужой, чтобы быть ближе, на что медсестры, конечно же, отругали их и попросили поставить койку на законное место. Прямо при них. Правда, Ацуши потом все равно каждый раз пододвигал ее обратно. Они оба светились как фонарные столбы ночью, хоть и лежали достаточно долго с острой пневмонией. Ацуши умолчал о том, что заболел после того, как долго ждал Рюноске под проливным дождем, ведь был уверен, что даже в такую мерзкую погоду он придёт. Он умолчал и о том, что та книга, которую Акутагава вдруг вручил ему на днях и обозвал «любимой», таковой совсем не являлась. На самом деле он считал ее даже занудной и скучной, просто тогда он не мог сосредоточиться на строчках, потому что тайно следил за всеми движениями кисти Рюноске. Ему очень хотелось узнать, что он рисовал у себя в блокноте. Ну и конечно, он ни за что не скажет о том, что в Акутагаву уже давно влюблена его надоедливая знакомая Хигучи. А то вдруг он тоже в нее влюбится…