Дерево

Олег точно не скажет, когда это началось. Просто в один момент в груди что-то заболело при виде чуть усталой, но всё равно тёплой улыбки. Едва уловимое чувство, всего лишь точка, которую он проигнорировал, отправляя брата спать и уверяя, что и сам в состоянии помыть посуду. Это ощущение усилилось на следующий день, когда слегка помятый Саша сидел на кухне и рассказывал истории со съёмок испытания, листая в телефоне фотографии красивых пейзажей и местных котов. Теперь это пульсировало внутри, будто питаясь теплом от брата, что прижимался к боку, слегка шатаясь на стуле. Май в этом году выдался довольно нестабильным и временами слишком холодным, от чего такой контраст между тем, что Олег ощущал внутри и снаружи был наиболее заметен. Оно теплилось в груди, словно кот, хотя скорее как растущее дерево, сильнее сдавливая лёгкие от каждого Сашиного слова, прикосновения, взгляда или жеста заботы. Да, ведь именно так и поступают старшие братья. Они беззлобно подшучивают, поддерживают и помогают, не требуя ничего взамен. Только вот внутри у младших не всегда начинает что-то прорастать. Теперь и привычные объятия дольше, и нос холодный, уткнувшийся в горячую шею, хоть это и не удобно из-за роста и вообще Олегу несвойственно. Стоило подойти к брату чуть ближе, чем метр, и внутри уже начинало что-то просыпаться и вырываться наружу, ветки свои пустив по венам, захватывая руки и заполняя собой всё сильнее. В особенно холодные ночи они решили спать вместе. Саша не видел в этом совершенно ничего необычного. И так они по дому ходили уже в старых толстовках, что для мая вообще не приемлемо, так ещё и по ночам холодно было так, что одеяла попросту не хватало. А так можно было греть друг друга. Спиной к спине, как в детстве. Только вот он не учёл, что у Олега дерево внутри разрослось так, что кроной пока что сухих веток полностью перекрыло здравый смысл. Дождавшись, пока дыхание старшего станет размеренным, и он уснёт, свернувшись в позу эмбриона рядом, младший аккуратно перевернулся и несмело, на пробу, положил свою руку поверх спящего тела, ладонь прижимая к груди. Даже под одеялом и через футболку чувствовалось, какая она была горячая и живая. Вздымалась спокойно, совсем не замечая чужие нежные пальцы, которые мелко проводили по ткани. Матрас предательски скрипнул, когда Олег придвинулся ближе, делясь теплом и стараясь дышать в унисон. Но этот резко усилившийся запах, эта интимность момента и мелкое прикосновение лопаток к груди. Они мешали дышать вовсе. Он искренне хотел не спать этой ночью, чтобы цепляться за этот шанс как можно дольше. Через несколько дней они уснули прямо под выбранный старшим фильм. Олег проснулся среди ночи только во время титров, но не смел даже руку протянуть к ноутбуку на коленях. Саша прижался к тёплому боку, уронив голову ему на грудь и мирно посапывал. Он был невероятно тёплым и совсем невесомым. Свернулся рядом словно кот, поджав колени и руки и мирно спал, пока Олег пытался усмирить собственное сердцебиение, дабы его оглушительный стук не нарушил чужой сон. Парень уже смирился с тем, что проведёт так всю ночь. Плеер всё равно остановится через несколько минут, а потом и экран погаснет от бездействия, но ноутбук всё равно будет стоять на согнутых коленях. Потому что любое движение — уже риск разрушить это по-домашнему уютное блаженство. Из возможностей осталось только взглядом скользить по телу рядом, рисуя каждую деталь и вздох в своём сознании, что бы это преследовало его во сне. Ловить каждое мгновение, игнорируя неудобную позу и уже начавшую затекать руку. Однако через несколько минут, Олег всё же несмело вытянул ноги, и тут же проклял себя за слабость, потому что Саша вздохнул и лениво перелёг на подушку рядом, руками слепо обхватив край одеяла. Закрыл к себе любой доступ, но давая возможность убрать с кровати мешающий ноутбук. И всё же теперь ночные прикосновения стали для Олега чем-то необходимым, будто без них он не сможет больше жить. Он или оно? Младший сполз аккуратно, ложась лицом к лицу с Сашей, чтобы видеть каждое подрагивание ресниц и ощущать горячее дыхание на собственных губах и всё же поддался. Потянулся несмело и коснулся сухими губами мягкой щеки. Олег растянул этот секундный момент на вечность. Саша очевидно этого даже не почувствовал, продолжая сопеть, пока парень поцелуями покрывал его щёки и нос. Он не спешил спускаться ниже, потому что понимал: как только перед ним будут губы — устоять не сможет. Он буквально застыл, внимательно следя за чужой реакцией, и, кажется, совсем дышать перестал. Он наклонился всего на несколько миллиметров ниже, прикрывая глаза, как в грудь упёрлась чужая рука. Саша всё ещё не открывал глаза и никак не дёргался, но явно выставил напряжённую руку, сжимающую край одеяла. Не отталкивая, но не давая приблизиться. Увидеть его пронзающий голубым огнём взгляд было бы сейчас убийственно, поэтому Олег был рад, что тот упорно продолжал делать вид, что спит. Он наконец опустил голову на подушку и всё же закинул руку на брата, прижимая ближе. Значит, не сегодня. Словами описать то, что творилось внутри было невозможно, да и смысла не имело. С любыми прилагательными, метафорами и эпитетами Саша не смог бы понять той красоты в груди, что расцветала на голых ветках, стоило только ему войти в комнату или привычно тронуть за плечо. Сколько бы не было потрачено чувств и эмоций, ему не стало бы это более знакомым. Но долго сдерживать внутри невозможно.

Я умираю по-моему

Какое-то щемящее чувство внутри

Даже вздохнуть мешает

Знаешь?

Знаю Но старший всё же изменился. Стал более сосредоточенным и аккуратным в своих движениях. Пытался контролировать себя, исключая даже мелкое касание пальцев, когда кружку с горячим чаем передавал. Внезапно уходил спать в свою комнату, но, будто издеваясь, достав ещё одно одеяло. — Мне кажется, что скоро на подушечках пальцев будут цветы прорастать от этого проклятого дерева внутри, — произнёс однажды Олег, глядя на ладони свои. Он мог поклясться, что видел в них нежные цветущие бутоны на кончиках веток. Ещё чуть-чуть, ещё немного им не хватало для того, чтобы наконец вырваться наружу. Саша замер в проёме двери, Олег чувствовал это спиной. Как бы не старались они игнорировать все знаки, оно не могло больше ждать. — Когда-нибудь ты ими поделишься, — произнёс он еле слышно, — Разделишь. — Я даже знаю с кем, — произнёс Олег, вставая позади и смотря на брата с такой нежностью и надеждой, что выдержать это было невозможно. Саша упорно голову не поднимал, даже когда настойчивый взгляд заставил повернуться. — Я столько её вынашивал внутри, что теперь её во мне немерено, — он протянул руку, взяв чужую ладонь и прислонил прямо к груди, куда когда-то упало семечко этого неведомого дерева и начало прорастать. — Храни её глубоко внутри, — длинные пальцы сжались в кулак, будто боясь провалиться внутрь и почувствовать физически это горячее трепещущее начало, — Там ей намного лучше и теплее. Пока она снова не расцветёт для лучшего… Дерево внутри умерло в ту же секунду, как такой родной и любимый голос дрогнул, произнося последние слова. Почернело, издав последний вздох и опустив ветки уже начинающие гнить. Оно углями и смердящей кучей осело прям под сердцем и вероятно теперь не уйдёт никогда. Ослабевшая рука бессознательно сильнее прижала чужую ладонь к груди. Если Саша не может саженцы в ответ у себя посадить, то пусть хотя бы раздерёт ему всю грудь, но достанет остатки этого из него. Сашина рука выскользнула из ослабевших пальцев, разрывая связь окончательно. Жить с этим было сложно, но без этого — невозможно. Все действия будто по инерции, все мысли ни о чём. Существовать в этой квартире стало трудно. Будто в вечном ожидании чего-то плохого. Мелкие переброски фразами уже не имели никакого смысла. Лучше было тонуть в гнетущей тишине, чем слушать фальш. И Олег не выдержал. Просто в один момент собрал вещи, пока старшего не было, и оставил их у дверей. Промедление было всего на несколько минут. Просто чтобы окончательно попрощаться с этой квартирой и этой историей. Но даже этого хватило, чтобы на пороге неожиданно появился Саша, вернувшийся из мастерской. Теперь слова были не важны. Только идиот попытался бы что-то исправить или оправдаться. Поэтому Олег немного нервно схватил лежащий рюкзак и, не поднимая головы, шагнул к двери. В висках билась последняя надежда, последняя просьба, перед тем, как замолчать навсегда. Останови. Останови, пожалуйста. И Саша остановил. Протянул руку, взяв за предплечье, а затем резко обнял, в кулаках сжимая куртку. Прощается? Скажет «уходи, живи счастливо»? Попросит навещать? — Останься… Прошу. Рюкзак спадает в ту же секунду, эхом разнося по лестничной клетке шум упавших вещей. Ладонью Олег поднимает чужое лицо, спрятанное в плече и целует так отчаянно и так нежно, как только может. Дерево оживает и расцветает в одно мгновение, заполняя собой всё тело.