Язва полезна в любом коллективе.

В последнюю неделю апреля у меня, как и обычно были запланированы уход за собой и отдых от работы. Я дала себе слово, что не буду экспериментировать перед Пасхой и инаугурацией, но потом всё же решила чуть-чуть поправить длину, сделав более ярко выраженный каскад кудрей. Людмила Александровна, как мы и договаривались, пошла в мой импровизированный салон красоты со мной, и пока нам делали маникюр, я успела познакомить её со всеми мастерами. Мой парикмахер так же, как и я ранее, раскритиковал идею перекраситься в красный цвет. Подумав и ощупав ее нынешнюю прическу, он сказал: — Закончите с маникюром, позовете. Мне нужно кое-что проверить. — А куда ты, Ваня? — Спросила я, вскинув брови. — За своим каталогом, — он тепло улыбнулся, — спасибо, что тогда настояла на том, чтобы я его сделал. Действительно удобно оказалось. Я ему подмигнула: если и есть вопрос, в котором мне нет равных, так это ведение блокнотов, ежедневников и даже целых архивов. — Анжела, — шепотом позвала Людмила Александровна, — думаете, разумно так экспериментировать за неделю до инаугурации? Полбеды с Пасхой: мы всё равно будем в платках, а вот инаугурация… — Думаю, можно рискнуть, — я кивнула. — Если Ваня что-то делает, то делает отменно. Я отправляла его на повышение квалификации в Европу и Штаты. Есть некоторые техники покраски, в которых американцам нет равных. — Временами вы напоминаете мне Петра Великого, — она засмеялась, — для пущей убедительности вам следовало самой всему учиться. — Это точно, — я весело хмыкнула. — Радует одно: я отправляю людей учиться красить волосы, а не строить корабли и самолеты. Девушка, делавшая маникюр, даже через левое плечо поплевала, как по примете положено. Довели Россию, как говорится. — Простите, я не слушаю целенаправленно, но и не слышать не могу. — Всё в порядке, Анечка, — заверила я, — поверь, мы бы не стали секретничать при свидетелях. Тут произносится только общедоступная информация. Аня покивала, продолжила заниматься моими ноготочками, а мы с Людмилой Александровной пустились в обсуждения оформления школы при Посольстве, куда совсем скоро пойдут мои дети. Подумать только! Кажется, что я только вчера родила их, а тут уже буду делать бантики к первому сентября. — Я вернулся! — С этими словами к нам зашел Ваня, держа в руках несколько больших фотографий, — если Людмила Александровна согласится, то я предлагаю сделать это. Он аккуратно разложил фотки перед нами, начал перечислять фамилии изображенных женщин. Двух дам я знала по недавно вышедшим фильмам: Наташа Ричардсон и Мег Райан. Ваня выбрал фотографии, на которых у дам короткие прически, и сказал: — Мелирование перьями при короткой ассиметричной стрижке. Вам подойдет. — Но решение ваше, — напомнила я. — Разумеется, — Ваня закивал. — Но вам действительно подойдет. Такие прически считаются главным трендом девяностых, но сейчас идут попытки как-то модернизировать технику и добиться более плавных переходов. Этого еще не произошло, и все используют традиционные методики. Я владею нужными навыками на высоком уровне. Пока был в Америке, лично покрасил так больше полсотни женщин. — Мне нравится, — Людмила Александровна кивнула, — я согласна. — Отлично, — Ваня довольно потер руки, — я уже всё вижу! Аня, — девушка посмотрела на него, — долго еще? — С Людмилой Александровной я уже давно закончила. Можешь забирать и делать, что нужно. Ваня широко улыбнулся, подал Людмиле Александровне руку и по-джентльменски проводил до кресла, почти сразу отвернув ее от зеркала и начав колдовать. Когда Аня закончила и с моими ноготками, я решила посмотреть, как работает Ваня. Я же никогда не красилась, поэтому не могла раньше наблюдать за тем, как он смешивает содержимое пакетиков и тюбиков. Уж точно я не ожидала увидеть целый чемодан этих самых тюбиков. — И всегда нужно столько всего на одного человека? — Да. Чем больше у мастера тюбиков, тем более плавные цветовые переходы получатся. Самый дешевый вариант подобного мелирования — вся голова собственного цвета, и лишь несколько прядок резко отличающегося цвета. Смотрится ужасно, если это не изначальная задача мастера, — Ваня вскинул брови, — сейчас стало популярным красить отдельные пряди в неестественные яркие оттенки. — Не, такого нам не надо, — сказала я с улыбкой. — Да, поэтому я расчехлил столько тюбиков. Это долго, нудно и кропотливо, но результат того стоит. — Результат твоих стараний всегда того стоит, — возразила я, — в твоих руках мои волосы стали еще гуще. — Не хочу расстраивать, но это специфика стрижки. — Главное, что это видно, — я засмеялась. — Кстати! В прошлый раз ты жаловался, что многие твои дамы хотят прическу как у Дианы. Как успехи? Неужели по Москве скоро будет ходить столько реплик? — Да, — Ваня покивал. — Я сделал такую прическу одной даме, хорошо получилось, и все решили пойти туда же. Признаться, я терпеть не могу конкретную разновидность причесок Леди Ди, и как назло все хотят именно ее. Такими темпами на инаугурацию будет скучно смотреть: очень многие будут с одинаковыми прическами. Правда, я общался недавно с Антоном, он только-только вернулся из Парижа, и по разговору понял, что наряды во многом тоже будут схожи. Странные женщины. Их не останавливают наши предупреждения о том, что все они будут выглядеть одинаково. — Я буду выделяться, — я пожала плечами, а Ваня весело хмыкнул. — Чего это ты? — Ты даже на фоне своего мужа в сценических образах всегда выделялась. Куда там обычной официальной российской инаугурации? — И то верно. — Ваня, ты чего такой пессимистичный с утра пораньше? — Спросила я, вскинув брови. — Обычно ты оптимист, а сейчас отсутствие настроения видно у тебя за километр. — Да так… Буквально вчера делал стрижку одной весьма известной в московских кругах даме, и нечаянно стал свидетелем ее разговора с подругой. Пересказывать, разумеется, не буду, но скажу, что еле сдержался, чтобы не постричь ее в монахини. В последнее время я все чаще испытываю физическое отвращение к тем, кому делаю прически. Парикмахер, испытывающий брезгливость к волосам. Где такое видано? — Если не к волосам, а к людям, то всё логично. — Но раньше мне удавалось игнорировать эти ощущения, — Ваня тяжко вздохнул, — а чем больше провожу времени с вами и вашим окружением, тем труднее потом улыбаться другим. Не люди, а какие-то… Паразиты, простите за выражение. Присосались к стране и тащат из нее все соки, хвастаясь друг перед другом тем, кто больше утащил. А как они с персоналом обращаются? Будто мы их рабы, а не наемные сотрудники. Уж сколько у тебя денег, а ты ни разу не позволила даже косого взгляда, не то что барского отношения. Мы даже общаемся на «ты», куда дальше, как говорится. — Когда кто-то резко вырывается из грязи в князи, часто так и бывает. Ни воспитания, ни мозгов, ни чувства меры. — Да. Именно. И ведь по ним видно, что еще вчера их максимумом был какой-то сельский клуб, а сейчас они по царски отдают мне команды как собаке… — Вань, ты же понимаешь, что тебе необязательно терпеть таких наглых баб? Я терпеть не могу открытое кумовство, но пусть они знают, что ты не последний человек в этой области. В конце концов, ты делаешь прически мне и первой леди. Не хочешь работать с кем-то, так посылай к чертям. — Страшновато, — выдохнул он, — я часто слышу фразу: «Да ты знаешь, кто мой мужчина? Он тебя в порошок сотрет, даже дворником в этой стране не устроишься!». Не буду же я из-за каждой любовницы какой-то важной шишки козырять связями с тобой? — Ваня, ты мне одно скажи: среди моих людей есть те, кто позволяет своим телкам такое отношение? — К сожалению. — Кто? Ваня назвал, я шумно вдохнула, втянув воздух носом как разъяренный бычонок. — Анжела, я сказал это не для того, чтобы на что-то намекнуть. Просто я знаю, что ты терпеть не можешь, когда тебе врут в ответ на четко поставленный вопрос. — Знаю. Не переживай. Я разберусь так, как посчитаю за нужное. Только я это сказала, раздался звонок на телефон, идущий из моего дома. Я взяла трубку, услышала плачущую Василису: — Анжела Владимировна! Простите, что я звоню так резко и по личному вопросу, но я не знаю, к кому еще обратиться. Мне очень срочно нужна ваша помощь. Что же за день-то такой? — Да говорите же, раз дело такое важное. Не томите! — Моего мужа серьезно избили, он до сих пор в реанимации, — Василиса всхлипнула. — А те, кто избили, приехали в больницу, требуют поменять показания, которые муж передал милиции через врачей. Номера у машин правительственные, будто это чья-то охрана. Кого-то важного. Мне очень страшно, — она снова заплакала, — я из больницы выйти боюсь, до дома дозвониться не могу! У меня там дети с одной только свекровью! — Сейчас всё решу, — сказала я уверенно. — Номера авто продиктуете? Василиса стала диктовать, я всё записала, снова пообещала разобраться и позвонила Анатолию, попросив узнать, чьи же это номера. Оказалось, что машина принадлежит одной действительно важной шишке. Стоило мне услышать фамилию, я с силой хлопнула по столу: этот человек из моей же группы! Совсем страх потеряли! Надо быстро наводить порядок и показывать, что Путин в кресле президента это не индульгенция от всех грехов, а еще одна причина вести себя по закону и, что самое главное, по-человечески! Этот мой «товарищ» мало того, что шлюх своих распустил до того, что они угрожают даже безобидному Ване, так еще и сам занялся разборками с ни в чем не повинными гражданами! Я поблагодарила Анатолия, перезвонила своему человеку из МВД и сказала отправить отряды специального назначения для задержания, при этом попросила немного унизить при транспортировке. После я сразу же связалась с Василисой, оповестив ее, что дело взято на мой личный контроль, а милиция выдвинулась и к больнице, и к ее дому, чтобы проверить, как там ее свекровь и дети. Те люди тоже получили весьма однозначный приказ: во всех, кто окажет сопротивление, стрелять можно на поражение, не боясь последствий. Я не прощу себе, если из-за откровенно бандитских замашек моего подчиненного что-то случится с кем-то из семьи Василисы. Вернувшись к Ване и Людмиле Александровне, я поняла, что напугала их своим резким уходом и взволнованным лицом. Коротко отмазавшись общими фразами (до ужаса напомнив себе Путина в такие же неприятные моменты), я стала ждать известий от человека из МВД. Успокоилась я, только когда он наконец позвонил и сказал, что все виновные задержаны и помещены в СИЗО, а с семьей Василисы всё в порядке. К этому моменту ее мужа перевели из реанимации в палату, и мне удалось поговорить с ним. Оказалось, что дело было крайне простым: он отказался уступить кому-то дорогу в центре города, и тот мой человек приказал своей охране «научить его правилам жизни», в результате чего тот попал в реанимацию, а машину измудохали едва ли не до состояния металлолома. Охренеть, не встать, как говорится. Ужаснувшись, я позвонила своему человеку из МВД и попросила вести дело максимально четко, обращая внимание на все проделки главаря шайки в СИЗО, дабы сведения о них вносились в личное дело и не давали ему возможности в будущем просить УДО. Сразу после этого я позвонила Анатолию и попросила созвать на второе мая некоторых моих людей: буду проводить разъяснительные беседы и напоминать им, чем наша группа отличается от группы швали, которая в девяностые понабрала себе денег и государственной собственности. Когда я вернулась после этих переговоров, Ваня уже заканчивал делать финальную укладку Людмиле Александровне. Получилось действительно красиво. Я даже нашла в себе силы улыбнуться и сделать искренний комплимент. Сама первая леди тоже была рада и светилась как маленькое солнышко. Ладно, чего уж тут: мы с Владимиром Владимировичем готовы на всё, чтобы наши супруги так светились. Раз уж в наших парах именно мы обладаем способностью терпеть все ужасы этого мира и разбираться с ними с хорошей миной, то так тому и быть: будем терпеть и разбираться. Вечером, когда я собиралась поделиться с Майклом событиями прошедшего дня, чтобы он был в курсе, с удивлением поняла, что к нам в дом пожаловал президент. Увидев, что Майкл всё равно занят малышкой, я вмиг спустилась встретить Путина лично, чтобы заодно проверить, дошли ли до него слухи, и с первого взгляда поняла: он всё знает. — Владимир Владимирович? — Спросила я с легким страхом в голосе. — Анжела, а почему мне не позвонили? — Ради такой мелочи? — Мелочи? — Владимир Владимирович сел на диван, показал и мне сесть, причем усадил не напротив, а рядом с собой. Нехорошо, когда он так делает: от него в таких случаях фиг закроешься, только больше нервничаешь. — Я неправильно отреагировала? — Правильно. — А в чем тогда вопрос? В том, что я не позвонила уточнить меру пресечения? — Отчасти. — Вы… — Я поняла, что применять слово «обижены» будет по-детски. — Это отразится на вашем ко мне отношении? — Нет. — А-а, — я прикусила губу, — а что мне сделать? — Во-первых, в следующий раз поставьте в известность и меня. Сегодня я узнал обо всём постфактум, и мне это не очень понравилось. — Хорошо, учту. — Во-вторых, всё, чем владел тот человек, вы отдадите его жене Елене. — Почему? Вернее, почему только ей? У него ведь есть еще родственники, которые могут претендовать на его имущество. — Вы знали ее отца? — Нет, к сожалению. Когда я познакомилась с этими людьми, его уже убили. Я, конечно, знаю, что именно он помог моему подопечному заиметь то, что он заимел, но не расспрашивала, понимая, что ему тяжело говорить о том, что произошло с тестем. — Ему не тяжело, — Владимир Владимирович вскинул брови. — Он боится, что его радость будет слишком сильно проглядываться. Вы знаете, что он умудрился лишить жену права управления тем, что ей досталось от отца? Если бы он вздумал развестись, то она осталась бы без ничего. Я села чуть ровнее. Столько лет проработать и даже не знать о таком… — Вы знали, что он хотел развестись с женой? — Нет. — А он хотел, — Владимир Владимирович покивал своим мыслям, сел удобнее и тихо продолжил, — я работал с ее отцом. Он был действительно хорошим человеком. Дочка у него добрая девушка, но местами наивная. Ваш подопечный запудрил ей мозги, женился, на руках носил, а стоило тестю отправиться в мир иной, стал издеваться, изменять и пропадать на недели. Девушка захотела подать на развод, потому что нашла любовь в одном из своих охранников, но… — Я вскинула брови, прося продолжить. — А как вы думаете, что «но»? — Боюсь предполагать. — Правильно. Он угрозами заставил ее переписать на него всё, что у нее было от отца. Угрожал убить этого охранника. — Почему она не пришла ко мне? Все знают, что любая женщина из семьи любого моего подчиненного может найти у меня поддержку. — Ко всему прочему Лена была беременна на тот момент. Она просто испугалась, что, пока дойдет до вас, отца ее ребенка уже не станет. — А как вы обо всем этом узнали? — От нее. — Когда? — Сегодня. Когда ее мужа арестовали, она позвонила человеку, через которого со мной можно связаться. Есть определенный круг людей, которым я дал возможность связываться со мной почти моментально. В свое время ее отец очень серьезно меня поддержал, поэтому я посчитал, что обязан приглядеть за Леной после его смерти. Так вот, Анжела, — Владимир Владимирович вскинул брови, заговорил чуть строже, — отобранное вернуть, все дела просмотреть, все ошибки исправить, а на будущее: чаще общайтесь с женами своих подопечных. С Людой вы так расщедрились на знаки внимания, желая быть ближе ко мне. По-вашему, если у женщины нет мужа президента, можно сразу вешать на нее ярлык глупой курицы? — Тут я села еще ровнее. — Вас не раздражало, что в свое время ваши начальники видели в вас только длинноногую стервозную секретутку? — Нет, еще ровнее спина не станет. — Да, не спорю: Лена не так умна как вы, но от этого она не перестает быть человеком, заслуживающим внимания. Я не сидел с ней и ее мужем на ужинах, а вы сидели. Неужели вы не видели, что с ней что-то не то? По моей Люде вы сразу всё поняли, потому что изначально интересуетесь, а все, кто ниже по должности, вас даже не трогают? Чтобы больше такого не было. Назвались лидером в вашей «семье», так извольте держать всё под контролем. Делегируйте часть своих дел на кого-то, кто заслуживает доверия, и больше занимайтесь своими подчиненными. Ходите с мужем на ужины, к примеру. У Майкла очень хорошо получается чувствовать людей, даже если они ему не интересны. Вдох, выдох. Подумаешь, отчитал как старшеклассницу. За дело ведь. Я так сосредоточена на работе, что иногда не слежу за тем, как другие ведут себя в реальной жизни. Если бы сегодняшний случай попал в газеты, особенно в оппозиционные, то за неделю до инаугурации разразился бы скандал под названием «Банда Путина дорвалась до власти: в центре Москвы мужчина избит за отказ уступить место на дороге!». — Я поняла. Приму меры. — Надеюсь. И еще раз скажу: далее при таких масштабных и потенциально скандальных делах вы в первую очередь оповещаете меня. — Поняла. Учту. — И, пожалуйста, не таите на Лену обиду за то, что она позвонила мне, а не вам. — Я и не думала, Владимир Владимирович. — Хорошо. Спасибо, — он кивнул. — Что по поводу Пасхи? С вашей стороны нет изменений? — Нет. Я буду стоять рядом с Людмилой Александровной, пока она будет дарить детям подарки. Майкл тоже будет рядом. А вы как? — Я всё же посмотрела ему в глаза. — Может, будет лучше, если вы будете стоять с супругой? Вы же понимаете, что ничего хорошего от народа вы не услышите, а с половиной их проблем мы не сможем разобраться в ближайшие годы? Владимир Владимирович подозрительно замолчал, а потом четко сказал: — Я хочу национализировать Центробанк. Я, в этот момент сдуру решившая выпить воды, поперхнулась и раскашлялась. Майкл сразу заглянул к нам в комнату из соседней гостиной, где играл с детьми, а я покачала головой и ответила: — Всё в порядке. Просто новость неожиданная. — Точно? — Майкл всё же подошел, мельком глянул на Путина, но тот сидел с каменным выражением лица. — Ясно. Опять у России проблемы. Потом расскажешь, что сможешь, — Майкл поцеловал меня в висок и ушел, а я в ужасе посмотрела на Владимира Владимировича: — Вы планируете переворот? — Бог с вами, — он махнул рукой. — Нет. Я вовсе опешила. — А как будете национализировать Центробанк? — У меня есть идеи. — Если эти идеи не включают в себя штурм здания Центробанка, то я отказываюсь принимать в этом участие. У вас не получится, а начинать первый срок с провала категорически нельзя. — Почему сразу с провала? — А с чего? Вы же не первый год во власти: вас в лучшем случае снимут, а в худшем взорвут тысячу другую москвичей прямо под окнами вашего кремлевского кабинета. Или вы даете ФСБ и армии приказ о зверской расправе над террористами и всеми, кто с ними связан, вплоть до детей их детей, а далее арестовываете всех от Чубайса до Абрамовича и еже с ними, и только после этого триумфально входите в двери Центробанка, держа в руках новую Конституцию, или же я умываю руки. — Некоторые из тех, кого вы хотите арестовать, поддержали идею о национализации. — Врут. Они удавятся, но не сделают этого. Неужели вы не понимаете, что они хотят таким образом показать народу, что вы лишь часть банды, которая без их разрешения и с места не рыпается? — Если мы проведем еще одну революцию, Россия может не выдержать. — Я бы согласилась с вами, если бы у вас за спиной не было моего громадного конгломерата и народной любви, которая досталась мне при большой поддержке со стороны Майкла. Если вы дадите приказ о зачистке предателей, мы будем рядом. У моих подчиненных могут случаться такие ужасные ситуации как сегодняшняя, но, во-первых, это скорее исключение, а не правило. Во-вторых, если встанет вопрос о безопасности России, то каждый из них выйдет и будет открыто поддерживать вас и вашу линию. — Тогда, как вы их обычно называете, враги избавятся от всех нас вместе или по отдельности. Вы знаете, что на меня и так покушались? В феврале были все основания полагать, что покушение произойдет на похоронах одного важного для меня человека. — Что мне вам сказать? — Я вскинула брови. — В таком случае, раз всё изначально бесполезно, можем сразу сложить лапки и раздать всё, что еще осталось от России. — Не надо так говорить. — А как надо? Я повторю: или вы идете до конца в деле о национализации Центробанка, или вовсе не начинайте, пока для этого не будет всех условий. Вам нельзя проиграть в первой же битве, которую вы начнете. — Я подумаю над вашими словами, но ничего не обещаю. — Думайте, разумеется, но знайте, что при всей моей преданности вам как президенту, я не обязана поддерживать ваши сумасшедшие идеи. Я очень надеюсь, что на Службе, послушав людей в Храме, вы примете верное решение. Владимир Владимирович молча кивнул на прощание и ушел. Дверь за ним закрылась, я встала и поняла, что у меня закружилась голова. Я быстро плюхнулась обратно и откинулась на спинку дивана, сжав голову руками: виски болели нещадно. Ко мне сразу же подбежали и Портос, и Арамис, до этого сидевшие со стороны Путина, и заскулили, словно чувствовали мое состояние. — Майкл! — Позвала я, но он, разумеется, не услышал с такого расстояния. Я же и не кричала толком. Мои умные пёсики сами побежали в дверной проем и пролаяли на весь этаж. Майкл сразу появился, подбежал ко мне и в ужасе спросил: — Что с тобой? У тебя руки дрожат! — Давление. Давление повысилось. Вызови врача. Майкл схватил трубку телефона, вызвал и сел напротив меня. — Милая, что случилось? Всё же было нормально. — День выдался тяжелый. Мне стало совсем уж плохо, и я решила прилечь. Зрение поплыло, мушки перед глазами появились, сердце застучало. Казалось, что я вот-вот умру. Потом как-то резко полегчало, я открыла глаза и поняла, что местный врач делает мне укол от давления, а надо мной стоят и Майкл, и Джордан, и Путины в полном составе. От такого количества людей голова снова заболела, я прикрыла глаза и лежала так, пока врач не ушел. — И что же случилось? — Спросил Владимир Владимирович. — Это у вас надо спросить, — резко ответил Майкл. — Что вы сказали Энджи? Моя жена и так день и ночь работает, в любую секунду берет телефон, стоит вам позвонить, а вы чуть что отчитываете ее как маленького ребенка! С другими бы так разговаривали, кто месяцами людям зарплаты не платит и только яхты да дачи в Англии покупает. Что вдруг случилось, что вы доводите мать шестерых детей до давления в сто девяносто? Я думала как-то вмешаться, но сил не было совершенно. Казалось, что я на всех смотрю из-под воды. Глянув вниз, я поняла, что у меня и кофта в крови: видимо, носом кровь пошла. — Я не сказал Анжеле ничего такого, что могло бы довести ее до этого состояния. — Не сказали? — Майкл вскинул брови. — Я не верю. Энджи не из тех, кто без причины нервничает до давления в сто девяносто на сто! — Тогда я не знаю, что послужило причиной. — Конечно, откуда вам знать, — Майкл покивал. — Энджи работает больше, чем весь ваш Кремль, вместе взятый, а из-за одной ошибки вы отчитали ее как ребенка. Вот, что я вам скажу: раз вам так дорога та Елена, то сидели бы с ней, держа за ручку, и следили бы за поведением ее мужа. Моя Энджи тащит всю свою огромную компанию, и не надо ее винить, если она не обратила внимания на чрезмерно грустный взгляд какой-то из жен какого-то из подчиненных! По ним хрен поймешь, они так грустят из-за туфель из Милана или за что-то еще! Да, моя Энджи не заметила или решила не лезть в чужую семью из-за пары ужинов, но это не дает вам права так с ней обращаться. Прежде, чем говорить подобное о совершенно чужом человеке, разобрались бы в своей семье. Что с вашей Марией? Почему девочка в столь юном возрасте ходит как в воду опущенная, а ее родители этого даже не замечают, хотя обедают и ужинают с ней каждый Божий день? Я всё же рискнула снова открыть глаза, чтобы оценить, какова реакция присутствующих. Людмила Александровна удивленно посмотрела на дочку, Владимир Владимирович нахмурился и тоже посмотрел на дочь, а Маша покраснела и выглядела так, словно сейчас расплачется. Майкл от этого сразу растерял запал дальше кричать на Путина: я по его опустившимся плечам поняла, что он почувствовал себя виноватым перед Машей. Понятно, что он защищал меня, но в итоге свел стрелки на нее. — Маша, — Майкл взял ее за руку, поцеловал, — прости, случайно вырвалось. Я не должен был так говорить. Она замотала головой и, на мое удивление, смогла сдержать слезы. Вот это да. В такие моменты папин характер особенно хорошо виден. — Всё в порядке. Я просто нехорошо себя чувствовала. Поверьте, родители всегда рядом, когда нужны. Нет, вот теперь точно аплодисменты, дамы и господа. Даже Майкл то ли восхитился, то ли ужаснулся. Впрочем, он быстро нашелся с ответом ее папе: — Я попрошу всех разойтись. Энджи сделали не самый приятный укол, ей нужен отдых и спокойствие. Я сообщу, когда можно будет поговорить. Владимир Владимирович кивнул, и повел семью на выход из дома. Майкл и Джордан сели рядом со мной на диван и почти хором спросили на разных языках: — Ты как? — Жить буду. Что случилось? — У тебя пошла носом кровь, — ответил Майкл, потерев переносицу. — Врач сказал, что еще чуть-чуть, и это было бы предынфарктное состояние. Ты опять поесть забыла? Что случилось? — Кстати, да, — я вздохнула, — забыла. — Всё, с диетой закончили. Завтра же будешь есть как нормальный человек. — Но я- — Без но! Сказал, закончили, значит, закончили! — Я аж замолчала: Майкл никогда на меня так не кричал. — Часть обязанностей свали на кого-то из подчиненных. Я не понимаю: на всю Россию работаете только вы с Путиным? Какого черта вы целый день то в одних бумагах, то в других? Если вы вдвоем в состоянии работать за всю Россию, может, уволите всех остальных? Сколько это будет продолжаться? Чем больше вы будете выполнять работу своих подчиненных, тем больше работы на вас будет скапливаться с годами. — А кому доверить? — Если на всю Россию нет кого-то, кому можно доверить хотя бы часть дел, то можете расслабиться: страна обречена и нечего себя так гробить. — Майкл, не надо так, — я снова вздохнула, с тихим стоном положила руку на голову. — Что не надо? — Майкл вскинул брови. — Я тебе свое мнение выразил: с диетой заканчиваешь, часть работы спихиваешь. Мне нужна здоровая и живая жена, а не модель электровеника в гробу! Я почувствовала, как по щекам покатились слезы. Стоило мне шмыгнуть носом, Майкл сразу посмотрел на меня, взял за руки и стал целовать. — Милая, не плачь, ради Бога. Успокойся. Ты знаешь, как я реагирую на твои слезы. Ты не представляешь, что я пережил в последние полчаса. Хорошо еще, дети наверху, и они этого всего не видели. Покивав, я стала правильно дышать и смогла успокоиться. Я в шоке от того, как меня качает. Даже не берусь сказать, от чего именно меня так качает. — Хорошо. Я решу, что делать с делами. — Реши, пожалуйста. Детям нужна мама, а со страной мы еще разберемся. Всё будет хорошо с нашей Россией, не переживай. Я прикрыла глаза, а Майкл спросил: — Милая, а что сказал Путин, что довело тебя до такого состояния? — Этот… Этот упрямец Центробанк хочет национализировать. Без единого выстрела. Он или наивный, или сумасшедший. И он еще мне что-то говорит о моих подчиненных… Будто я обязана каждому жопку подтирать. Если бы я не была такой уставшей, если бы не то, что сегодня произошло, я бы так остро не отреагировала. Спасибо, что ты так вступился за меня, — я тихо улыбнулась, взяв его за руку, — поверь, я еще не видела человека, который мог бы позволить себе разговаривать в подобном тоне с Путиным. — Когда на другой чаше весов моя жена, мне плевать, кто передо мной, — Майкл поцеловал мне обе руки, прижал к лицу. — Тебе надо поесть. Чего бы ты хотела? — Всего и сразу, но для начала дай мне телефон. Позвоню Путину, скажу, что всё в порядке. Майкл согласился, что это действительно необходимо сделать побыстрее, и дал телефон. Я нажала на кнопочку, но трубку взяла Людмила Александровна. — Анжела, как вы? — Спросила она с беспокойством. — Уже лучше, спасибо. Я хотела сказать, что причин для беспокойства нет. Можно Владимира Владимировича к телефону? — Перезвоните позже, если хотите поговорить именно с ним. Лучше даже, если поговорите уже завтра: поужинайте, ложитесь спать. Утро вечера мудренее. — А что-то случилось? — Нет. Володя с Машей говорит. Майкл попросил у меня телефон, я включила громкую связь, и он сказал: — Простите, ради Бога, что я так себя повел. Мне не следовало переводить стрелки на Машу. — Расслабьтесь, не переживайте. Это мне Маша умудряется рассказывать, что у нее всё в порядке, а от отца она сейчас не отвертится. — А что-то всё-таки случилось? — Спросил Майкл с беспокойством. — Сейчас выйдут, узнаю, — Людмила Александровна тихо вздохнула. Майкл покивал, снова коротко извинился и положил трубку. — Милая, а что мне теперь сделать Маше, чтобы извиниться перед ней лично? — А потом все интересуются, почему я столько работаю. Дорогой мой, у меня только что давление едва за двести не перевалило, и я должна думать о том, что тебе сделать Маше? — Прости, прости, — Майкл поцеловал мне руку. Он как-то подозрительно замолчал, и я спросила: — Что-то случилось? — Я впервые ткнул кого-то ребенком. Владимир Владимирович правильно поступает, не раскрывая личности дочерей. Если даже я за неимением альтернативы в первую очередь ткнул его дочерью, то что мешает это сделать другим? — Ты просто не знаешь, куда еще можно ткнуть. Не считай, что ты совершил какое-то ужасное зло. — А ты думаешь, все его оппоненты точно знают, куда тыкать? Это только ваша тусовка в чем-то там разбирается, а для остальных дети — очевидный выбор. — К сожалению. — Надо и перед ним извиниться. Я стою за каждым сказанным словом, но за то, что я свел стрелки на Машу, я извинюсь. — Как ты посчитаешь за нужное, — я тихо улыбнулась и чуть крепче сжала его руку. — Моя любимая, — Майкл поцеловал меня в щеку, — чего тебе сделать? Хочешь чего-нибудь? — Полежать. Может, пойдем к нам и посмотрим какое-нибудь доброе кино? «Вам письмо», например? Можно даже в оригинале. — О-о, — Майкл засмеялся, — услышу английскую речь! До приезда Джордана я и не понимал, насколько отвык слышать ее тут. Я тоже посмеялась, и с его помощью встала с дивана. Майкл с Джорданом довели меня до спальни, ушли проверить детей и пожелать им спокойной ночи, а потом Майкл сразу вернулся ко мне и включил нам фильм. На каком именно моменте я заснула, я не запомнила, но в крепких объятиях спалось мне очень и очень сладко. Утром, открыв глаза, я поняла, что Майкл уже давно проснулся и ушел куда-то. Решив тоже не разлеживаться, я встала с кровати и привела себя в порядок. Спустившись в столовую, я обалдела: стол был почти полностью сервирован, а домработницы под одобрение Джордана, высказываемое пока что не словами, а жестами, укладывали новые блюда. Майкл спустился буквально через минуту после меня, трое наших старших чинно шли за ним. — А как так получилось? — Спросила я, с удивлением указывая на готовый стол. — А это всё Джордан, — ответил Майкл, подойдя ко мне и поцеловав в щеку. — Оказалось, он неплохо готовит по твоим рецептам. Я умиленно вздохнула, крепко обняла Джордана, с улыбкой поняв, что он уже давно выше меня. Подумать только: еще каких-то пять лет назад я спокойно трепала его по голове, а тут вот, какой высокий парень! Только мы собирались пройти к столу, наш дворецкий оповестил меня, что Владимир Владимирович, выезжая с территории, решил заехать к нам. Видимо, хочет узнать, что со мной. Майкл, разумеется, пошел на разговор со мной и, неожиданно для Путина, взял слово первым, извинившись перед ним, как планировал вчера. Владимир Владимирович понимающе кивнул, протянул руку для рукопожатия, и Майкл охотно ответил. Это уже порадовало меня, а Путин добавил: — Анжела, я свою очередь тоже хочу извиниться. Отчасти я вывалил на вас злость на самого себя. Майкл вчера совершенно верно заметил, что за дорогими людьми нужно следить самому. — Я извинюсь только за то, что заставила всех вчера понервничать. По поводу вашей авантюры с Центробанком мое мнение не изменилось ни на йоту. — Этого я и не ждал. Как и обещал, я подумаю над вашими словами и послушаю то, что скажут люди в Храме. — Спасибо. — И… — И? — Я вскинула брови, понимая, что такими темпами мы будем стоять еще полчаса. — Вот, — Владимир Владимирович дал мне бумажку, на которой было написано «Орфеева Алёна Валерьевна, перевод на языки Ближнего Востока и ведение устных переговоров. 05.05.1975», далее следовал перечень номеров, но некоторые были с пометками «возможно, более не рабочий». — Это… — Да. Проверьте, пожалуйста, что и как. Помогите, если нужно. — Владимир Владимирович вздохнул, покачал головой, — вернее, при нестандартных ситуациях перескажите мне, и я решу, что сделать. — Хорошо. — Простите, — Майкл аккуратно задержал Путина уже на выходе, — а что всё-таки с Машей? Или это ваше семейное? — Нет. И да, и нет. Могу рассказать половину: Маша идет не на экономический, а куда-нибудь, что будет связано с медициной. Мне следовало бы сказать вам спасибо, Майкл. Куда лучше то, что я узнал обо всем сейчас, а не перед экзаменами, но, — он вскинул брови, — более моих детей при них же не трогайте. Если что-то заметите, можете поделиться в личной беседе. Маша вчера куда сильнее переживала за то, что, как она сама выразилась, выставила меня плохим отцом, не интересующимся дочерьми. Приятно, конечно, что она видит меня идеальным папой, но ведь реальность такова, что я иногда действительно могу упустить что-то. Будет хорошо, если хоть кто-то мне поможет. Майкл согласился, они снова пожали друг другу руки, и Майкл лично проводил его до машины. Вернулся он под впечатлением и сразу сказал: — Представляешь, его действительно куда больше волнуют дочки, нежели то, что я или ты подумаем о нем как об отце. Я вчера так распереживался, потому что в моем детстве отец куда больше следил за общим имиджем семьи. Если бы ему так прилетело из-за кого-то из нас, как Путину вчера за Машу, отец в первую очередь злился бы из-за этого, а не переживал бы за нас. — А почему ты так удивлен тем, что Владимир Владимирович повел себя именно так, а не как Джозеф? — Потому что стыдно, что я в который раз по неизъяснимой причине думаю о нем плохо, а он потом то с тобой на роды заходит и кровь дает, то вот так проявляет себя с неожиданной стороны. Что ужаснее, так это то, что он, по всей видимости, привык так жить. Надо будет подумать о каком-нибудь приятном подарке. — Для Маши? — И для нее, и для Владимира Владимировича. — Майкл покивал, взял меня за талию и повел в столовую. — Для Маши я уже выбрал, а ему… Некоторое время мы шли молча, а потом Майкл едва не подпрыгнул на месте: — Придумал! Полтора месяца назад звонила Елена, которая хозяйка Жули, — я покивала, поняв, что речь идет о заводчице собак, — мы же недавно одалживали ей нашего Портоса, — я снова кивнула, — так что щенята уже разбираются как горячие пирожки. Я съезжу, выберу какого-нибудь щенка послаще и побольше, а дети подарят его Путину. Я заметил, что он обожает нашего московского сторожевого, пусть теперь у него будет собственный. Будет, как и ты, сидеть с ним в кабинете для наблюдения за обстановкой. — Милый, кажется, ты единственный человек в стране, который так легко и быстро подбирает подарки Владимиру Владимировичу. — Талантливый человек талантлив во всем, — Майкл искренне засмеялся, — сам не знаю, как так получается. Всё, хватит болтать: пошли завтракать. У тебя сегодня первый день нормальной еды!

***

Как и было обещано, на завтраке меня накормили так, что я потом еще час лежала на нашем новом диване в форме подсолнуха, будучи не в состоянии что-то делать. Признаться, диванчик получился действительно удобным. Я даже стала называть его в мыслях «диванчиком», а это уже о многом говорит. Майкл по своему плану уехал в Москву выбирать Путину щенка, поэтому Джозеф вызвался последить за старшими, пока те играли в саду. Младшие были на нянях, а Джордан отправился на разведку к Маше, попутно прихватив с собой первую часть извинений от Майкла: букет розовых тюльпанов и книгу с произведениями Пушкина редкого издательства. Как ни странно, в нашей библиотеке было аж два экземпляра, поэтому нам было не жалко расстаться с одним. Вторую часть извинений подарит сам Майкл, и я пока не знаю, что он выбрал. Получилось, что я была предоставлена самой себе. Первые два часа я бездумно лежала и пялилась в потолок, наслаждаясь тем, что мне никуда не надо, а потом вспомнила про бумажку, которую получила от Владимира Владимировича. Любопытство взяло верх, и я в компании верных пёсиков перешла в свой рабочий кабинет, удобно уселась, взяла новую бумажку для дополнительных записей и уверенно набрала первый рабочий номер телефона. Никто не ответил, и я набрала второй — домашний. Со второго гудка трубку взяли, но говорила какая-то явно не русская девушка: — Алёна скоро прийти. Сказать, кто перезвонить? — Я звоню Алёне Валерьевне впервые. Она меня еще не знает. — Я не говорить русский. Сказать цифра телефон? Одна цифра за один раз. Я медленно по цифрам дала номер, звонки на который переадресовываются в этот кабинет, и стала ждать звонка от Алёны. Вопросов было много. Во-первых, кто эта дама, которая «не говорить русский». Во-вторых, почему на заднем фоне были слышны лай и утиное кряканье? Бедовая Алёна какая-то… Не мог Владимир Владимирович найти кого-то поприличнее? Так, ладно. Не буду строить теорий, не зная всю историю. Вдруг это был телевизор? Нет, вряд ли. Кряканье и лай были совершенно натуральными. О! Звонят! — Добрый день! — Какой жизнерадостный голос! — Ясмин, с которой вы до этого говорили, передала мне, что вы звонили. Ваш номер мне действительно не знаком. Кто вы? О, как. Прям в лоб. — Я представляю интересы крупной компании, заинтересованной в переводах с арабского и обратно. Вы, как мне известно, занимаетесь подобными делами. — Совершенно верно. Я отлично владею литературным арабским, а также диалектами на приемлемом уровне: египетским, сирийским, магрибским, суданским и разговорным языком стран Персидского залива. На данный момент активно изучаю саудовский диалект. Помимо языков семитской группы занимаюсь профессиональным переводом на некоторые языки тюркской и иранской групп. Если вам подходят перечисленные языки и диалекты, то предлагаю встретиться лично и обговорить темы переводов. Так я смогу сказать, сколько времени мне потребуется, чтобы осуществлять как письменные, так и устные переводы быстро и даже синхронно. Обалдеть. Она мне нравится! У меня уже трудится девушка полиглот, знающая десять языков, но они все европейские, а Алена охватывает аж три группы весьма сложных языков. Интересно, Владимир Владимирович будет против, если я возьму ее в штат своего холдинга? Хотя, даже если против! Такие девушки на дороге не валяются, чтобы я их просто так отпускала! Мое любопытство одолело меня окончательно: — Да, давайте встретимся. В каком районе Москвы вам удобно? Алёна назвала район, я выбрала там знакомый ресторан. Как бы то ни было, мы не будем обсуждать ничего кроме переводческой деятельности, так что полная конфиденциальность необязательна. Уже там по ситуации решу, что делать и где разговаривать дальше.