Без масок

      Пройдя по следу, я выхожу на увитый диким виноградом балкон. Тот стоит особняком, небрежно опершись о балюстраду. Как и другие гости, он носит маску, синева с серебром, облаченный в костюм из кожи и бархата. Встаю подле, вглядываясь в скрытое кружевом лицо, замечая то, что упустил в первую нашу встречу… Его пальцы, почти соприкасаются с моей рукой, затянутой в слишком тугую перчатку. — Вынюхал меня, как собака? На холеном лице застыла полуулыбка, и мне не хочется даже раскрывать рта в ответ. Я протянул руку к нему и дёрнул маску за ленту. Та упала на каменную кладку с тихим шелестом. — Я получил приглашение. — Знаю, — бросает он, выпуская облако дыма мне в лицо. — Только вот твой посыльный кормит червей. Голос дрогнул от долгого молчания, и я хрипло продолжил, — ты надеялся, что вампирша прикончит меня? — Нет. Я и не думал, что ты оставишь ее в живых, — отвечает тварь, глядя куда-то сквозь меня, — давным-давно какой-то ведьмак убил ее возлюбленного, видимо, она продолжала жить чувством мести. — Но я собирался пощадить ей жизнь. Только вот загвоздка, она не захотела мирно разойтись, ты ведь и так это знал? Ублюдок молчит, и я опять не выдерживаю, цепляясь за мягкие отвороты его куртки. Он послушной куклой стоит передо мной, разрешая. Это я тоже ненавидел. Забавно, только сейчас я обратил внимание, что чертов кровосос немного возвышался надо мной. — Хоть я ведаю очень многое, ведьмак, но я не всемогущ, и нет, я не думал, что все так обернется. Все происходит слишком быстро. Вампир произносит слишком много слов, а я отвечаю то, что не следует. — Разумеется, — зашипел я ему в лицо и вскинув голову, совершил удар о его. Хватаюсь за чужие волосы и тут же прикладываю затылком о холодный мрамор. — Разумеется, тварь. Вампир бросается на меня, пальцы мгновенно сжимаются на шее, но в этот раз я хорошо подготовился: нашариваю в кармане пресловутый флакончик из темного стекла, и давлю его прямо между пальцев. Бью коленом наугад, угодив куда-то в живот, вампир отвлекается, пытается уйти в сторону, но рука с отравой уже у его лица. Смесь яда с моей кровью касается бледной кожи, и я слышу самое настоящее шипение. Плоть, в том месте, где ее коснулась отрава, покрывается волдырями. Вампир легко отталкивается от камня, оказывается в воздухе и черным туманом скользит на соседний балкон. Рывком прыгаю следом. В голове крутиться, ладони, что изрезаны осколками кровоточат. Ублюдок ведь не упустит возможность подкрепиться? — Вот ответ на мою помощь, Геральт? — доносится голос из глубин комнаты. — Ты же знаешь, что не сможешь убить меня. Дурак, даже если будешь пытаться раз за разом — тебя ждет неудача. Вампир хохочет, как в одном из моих многочисленных кошмаров. Он кружит вокруг меня, сотканный из мрака и теней, недосягаемый для атак. Я не могу предугадать следующих действий, и сильные руки сдавливают мои плечи. Упырь укладывает подбородок сверху, прильнув со спины, словно любовник. Оцарапывает клыками кожу, что не скрыта тканью костюма. Я взываю к Знакам, и он отлетает к стене. Только наряд помялся — на лице уже ни следа от ожога. Вампир поднимается на ноги и разводит руки широко в стороны, подзывает меня к себе: — Ее милость пожелала тебя видеть только моей волей, — добавляет мертвец прежде, чем я отправляю кулак ему в челюсть. Он перехватывает руку, и ради потехи пропускает следующий удар. С его губ не сходит улыбка. Все это только весьма приятная забава для него. А когда вампир бьет, меня отбрасывает, как картонное чучело. Я вытираю кровь со рта, и принимаю новый удар куда-то в висок. Уже не соображаю, когда вместо очередной порции боли, больше ничего не следует. Руки жадно шарят по телу, и я позволяю. Ради той же потехи. — Ты искал меня. Зачем? — спрашивает он, на это раз безо всяких ужимок. — Я просто должен был… Найти тебя. Или видеть мне до конца этой жалкой жизни чудовищные видения с отрубленными конечностями, — заканчиваю я, ощущая его пальцы на скулах. Он поддевает маску за нить, и стаскивает ее через голову. — Ты боишься и ненавидишь то, что существует кто-то сильнее? Хитрее? Возможно. Быстрее? Да. Но не сильнее. — Скажи мне свое имя. — Луций. Злость никуда не отступает, но существо, что с недавних пор поселилось внутри прячет зубы и когти, затихает, приспанное чужим присутствием. Кожа на моей куртке скрипит и зацепляет пуговицы-бусины дублета. Вампир невозможно близко, губы его соприкасаются с моими, и я подаюсь вперёд, но только чтобы сделать толчок, и снова ударить его. Бездонная чернота глаз напротив. Что это, как не могущественная магия бессмертного? Чары вампира не должны так влиять на меня, просто не должны… Я уже не могу оторвать взгляд, все смотрю и смотрю на него: на лице ни следа, даже от моего кулака. Тут он сам тянется вперед, целомудренно прижимаясь губами к моим. Вдавливает когти в мягкую плоть на подбородке, заставляя разжать челюсть и обратить невинное в порочное и жадное. Да вроде не я первый, и не я последний буду любоваться мужиком, что прекрасною девою. Но и человеком он не был. Не впервые нарушу негласный кодекс ведьмаков. Я знал. «Убивать чудищ» — значит не позволять им влезать под шкуру и еще куда-то, гораздо глубже, нежели в сердце. Иное требует поддаваться, иное — заколоть чудовище, которое способно очаровывать, привораживать, вытягивать на поверхность. Теперь же я не мог списывать противоречивые ощущения на собственного монстра, скребущегося внутри — он спал. — Для чего ты позволил мне жить? — Чтобы знать, что есть смертный равный мне. Что вечно будет искать способ уничтожить меня. — Любую тварь можно убить, — отвечаю я, натягивая длинные волосы на кулак, и разрешая случиться всему прочему. Меня мутило, словно отравленного. Мерзкая дрожь охватила все тело, но чресла горели, возбужденные от чужих касаний. Все человеческое и самое низшее животное во мне хотело еще большего, оно, как монстр, почуявший чужую кровь, рыскало носом, ведомое только лишь одним запахом. Злоба и ненависть пожирали меня только внутри, руки же не отпускали вампира из объятий, крепко цепляясь за него. Тело жаждало другого, оно предавало так легко, глупо, безо всякого смысла. Оно как самый последний отморозок убивало за пару сребреников. Зов плоти никогда не обращался к разуму, и сейчас действовал в самоволку. И я не мог усмирить его. Юркие пальцы тянуться к шнуровке на спине, и я обрываю их, разжимая руки и делая шаг назад. — Луций, — зачем-то говорю я, будто желая увидеть, как он отзывается на собственное имя. Я мечтаю оказаться где угодно, только не здесь, не с этим чудовищем. Это не был морок. Даже когда я прикрываю глаза — всё остаётся по-прежнему. Теплый воздух с цветочным пряным ароматом, догорающие огарки свечей и один бессмертный, что мог превратить веселье в кровавый пир. Я даже забываю о боли в порезанных пальцах, позволяя багровым каплям стекать на шелковые паласы. И что на это сказало бы Его Величество? Тошнота по-новой подступает к глотке, делается противно. Луций неумолимо приближается, и я могу пропадаю в черных водах собственной жажды. Тот никуда не спешит, позволяет упрямому молчанию повиснуть в густоте вечера, наблюдает из-под полуприкрытых глаз, считывает каждое новое движение. И вдруг останавливается. — Эта черта, охотник за монстрами, переступишь и ничто не останется прежним, — бархатно говорит он, поворачиваясь ко мне спиной, — трудно соображать на трезвую голову? Я ли не переступил ее еще в прошлую нашу встречу? Что понимать под «чертой»? Яд, что выплеснулся в меня с его клыками? Древнее колдовство? Где крылось оно… Ужели не во всем одновременно? — Я не могу пьянеть, как люди, — тихо отзываюсь я, присаживаясь. Ноги в тесноватых сапогах гудели, и я довольно потянулся, разминая мышцы. «Верно упырь подметил. Без бутылки тут не обойтись», — решил я, хоть и с недовольством принимая сие. Вроде бы и очередная буря ненависти поутихла, но желание схватиться за оружие тоже никуда не исчезло. Протяни руку — перед самым носом твари всех мастей. Сказать, что монстры не причиняют никому вреда? Так, вечер-то ещё и не окончился... Чтобы на это сказал старый ведьмак? «Уебывай оттуда ко всем чертям! И на кой ты поперся, зная, что это ловушка?». Что же, господин ведьмак? Запятнал себя, самому же и выпутываться. Только бы Весемиру не получить пустой конверт… Луций обращается в туман и оказывается позади, за высокой спинкой кресла. — Любопытно. И во многом ведьмачья природа подобна смертным созданиям. Даже у тебя, Геральт, бывают страхи, вот оно… Слышишь? — ладонь в перчатке скользит по черному бархату и останавливается напротив сердца, — оно не лживо. Плоть и впрямь придает. Чресла каменеют, тяжелеют, я не могу пошевелиться. Даже пальцы не слушают своего хозяина. И я чувствую себя отравленным. Тело травит само себя. Ведьмачье начало убивает меня, человеческое же наслаждается. — Если бы я действительно получил желаемое, — шепотом начал я, — не знаю, смог ли бы уничтожить тебя. Вырвать сердце, отсечь голову от тела и распалить кострище для сожжения — все это было просто, обыкновенная череда действий. Но ведь так бы было слишком просто? Его ладони все ещё покоились на моей груди. Он касался меня, и, Боги, тело поддавалось даже на это. Он был мне уже и другом, и братом, и возлюбленным. — Если бы дрогнула твоя рука, то нашлась тогда бы и крепче. Меч, знаешь ли, умеет держать чуть ли не каждый. Меня это позабавило и я засмеялся: — Но мало кто способен с ним управиться. Чудовище встаёт подле, и вдруг опускается между разведенных бедер. Неспешно встает на колени. Я отчего-то вспоминаю о суккубе, что обещала подарить все мысленные и не мысленные удовольствия. Он чуть подтягивается на руках, наклоняясь так, что застывает у самого ремня. Бесстыдно близко. Но тянется не туда, куда следовало бы. И не туда, черти, куда хотелось так сильно. А к ладоням. Красный от крови язык мелькает в клыкастой пасти, пока он облизывает порезы на коже. Издалека льется тихая песня.