Его поцелуи

Он знал, что бывает иногда не в себе. Но не настолько ведь? Стоит, согнувшись над сопящим Шефом в кресле. Спину неприятно тянет от длительного положения, чупа-чупс во рту со временем стал таять и, кажется, внутри Крэклин тоже. Он смотрит на своё испуганно-желанное, блеклое отражение в очках мужчины, время от времени нервно сглатывая, всё также не решаясь выполнить задуманное. Коленки подрагивают, он дышит слишком часто и слишком громко (или так кажется из-за стресса), что может разбудить, спугнуть Шефа. За последние полгода работы здесь, на совместных встречах, корпоративах, да и просто при случайных столкновениях в коридоре, Крэклин понял, что попал. Никто до этого не вызывал такого трепетного смущения у него, сколько он себя помнил. Трепета. К мужчине. Старше на двадцать лет. Крэклин боялся. Он стеснялся. Он избегал Шефа, избегал навязчивые мысли, что переворачивали всё внутри, когда тот стоял рядом, говорил, обращаясь к нему своим низким голосом: «Крэклин, ты меня слушаешь?», еле тёплым касаниям при передаче документов. Даже сама работа отходила на второй план, когда он узнал про него. Шефа.

—

Идя с кипой бумаг по его почти пустому корпусу, он размышлял. Много. Часто, по его скромному мнению, некрасиво, смущающе. Заставляя криво улыбаться своим мыслям, щёлкать пальцами и опускать глаза под пушистыми ресницами. Поначалу бодрым, звенящим в ушах шагом летит по коридору, еле сдерживая себя, чтобы не подпрыгивать в такт мыслям, но с каждым пролётом лестницы, с каждым приближающимся кабинетом он стал вновь сомневаться. А стоит ли оно того? Может, он себя вновь накрутил? Из-за хорошего отношения к себе? Нет, надо возвращаться обратно, как только положишь документы, Крэклин. Нет, всё-таки стоит попро… — Шеф, вы сильно заняты? — Тихим, осторожным шепотом произнес парнишка, открывая старую дверь в кабинет. Она противно скрипнула, по шее пошли мурашки, и он остановился в проёме двери. За своим столом дремал Шеф, опираясь на деревянную поверхность рукой, а второй поддерживая голову. Очки немного съехали с переносицы, в такой тишине было слышно его размеренное дыхание. Сердце с приятным уколом упало в пятки, он на негнущихся ногах вошёл, оставив бумаги и тетради на какой-то из тумб, и теперь ещё тише, осторожнее сделал пару шагов к Шефу. Ближе. Ещё чуток. Сердце в груди заныло от внезапного желания поцеловать его. Шефа. Сидящего перед ним вот так, в кресле. И вот, он, уже давно склонившись, стоит над ним, не решаясь коснуться его приоткрытых губ. Нервно перебирая руки, он вдруг осознает, что тянется к нему. Как будто от третьего лица он смотрел на себя, по-прежнему не знающего куда деть руки, опуская их на коленки. «Давай», — шепчет уверенно голос. — «Давай, ну же…» И он целует. Хотя это слишком громко сказано. Совсем уж испуганно, аккуратно касается губ мужчины, чувствуя на своих уже неприятный ему вкус яблока, который, кажется, тает от жара, не решаясь пока что сделать нечто большее. Хочется обхватить руками его, пусть неумело, но целовать, в губы, в такие мягкие на вид щёки, под пристальным наблюдением голубых глаз. Стоп. Пристальным? Отмирая, он замечает, что тот уже не спит, а также не шевелясь смотрит на него. Ему в глаза. Когда тот «поцеловал» его. С дичайшим ужасом внутри Крэклин вскакивает, путаясь в словах и своём халате, выкрикивает какое-то извинение, и, забыв в испуге даже сумку, что принес с собой, выбегает как ошпаренный из помещения, хлопая дверью. Удаляясь всё дальше по коридору, он боялся услышать ругань, хлопок двери, но ничего этого не было. Он удивлённо остановился, пытаясь отдышаться, и наконец поправить уже свои очки. С замиранием наблюдал, как отпирается дверь, из-за которой выглядывает Шеф в немом шоке, смотрящий на него, скрестив руки на груди. Немая пауза длится, судя по ощущениям, вечность, сердце до сих пор отбивает ритм страха, всё тот же голос внутри уже кричит: «Беги, чего стоишь?!», когда мужчина медленным шагом приблизился к нему. — Не торопись, Крэклин. Что это было?