Пять пятёрок и одна четвёрка

      ***

      Давно пора было признать, что урок литературы — одновременно самое тяжёлое и самое приятное в учебном дне. И нет, Антон — не мазохист. Сами посудите — легко ли сосредоточиться на обсуждении драмы «Гроза», когда тебя почти физически прожигают два голубых глаза? Все мысли только о том, что, возможно, у Островского были такие же глаза. Как две невесомые капельки утренней росы, в которых отражается ясное небо, смотрящие так чисто и невинно, но одновременно противоречиво, хитро и лукаво, будто скрывая самый большой секрет успеха и образованности. Самые талантливые люди — обладатели голубых глаз. И Арсений Сергеевич тому доказательство, ведь быть красивым — это талант свыше.       Но всё когда-нибудь заканчивается. Поэтому Антону приходится сосредоточиться на том, что говорит сам мужчина. — Сегодня у вас будет два важных творческих задания, на обсуждение, так сказать. Одно сложнее, другое проще. С какого начнём? — естественно, десятиклассники выбрали уровень легко, ведь прыгать с места в карьер не хотелось никому. Особенно в середине учебного дня, когда силы почти на исходе, что уж говорить о прыжках. — Хорошо. Уверен, среди вас есть не только ценители поэзии, но и выпускники художественных и музыкальных школ. Сейчас полученные знания вам пригодятся. Итак, вспомните пожалуйста по одному произведению из живописи, литературы и музыки на следующие темы: осень, зима, весна и лето, где есть чёткое описание природы в данные времена года. Даю вам пять минут на подумать. Будете отвечать по цепочке, так что заранее заготовьте по два-три варианта. Арсений честно прождал десять минут, но в конце концов это ему надоело. Искренне надеясь, что десятиклассники поскребли по сусекам и насобирали целую кучу произведений за столь короткий срок. — Пожалуй, начнём. Ирина, вам достаётся проявление осени в литературе. — Кузнецова и Шастун — почти единственные, кого успел запомнить Арсений Сергеевич. Всё-таки он вёл у десяти классов, а не резиновая память так и оставалась памятью двадцатипятилетнего дяденьки, который иногда забывает, куда очки положил, а потом находит на голове. — Можно стихотворение? — робко начинает Ира, смотря куда угодно, но не на учителя. Он кивает, но, заметив, что ученица не увидела, произносит вслух. — Тогда «Осень» Александра Пушкина. — Отличный выбор, Кузнецова! Как известно, Александр Сергеевич обожал именно это время года, и даже посвятил ему целое стихотворение. Кстати, кто знает, кто написал известнейший портрет поэта? Вы наверняка его видели, и не раз. А вот что касается художника? — спросил учитель. Первое правило всех учеников на уроке литературы — не начинай добровольно говорить о Пушкине-Кружкине и «Капитанской дочке», не заткнёшь ведь потом. — Насколько я помню, Стравинский. Пушкин даже посвятил ему целое стихотворение. — ответил за весь класс Шастун. — Правильно, Антон. Так, давайте дальше. Осень в живописи. Молодой человек, как ваша фамилия? — спросил Попов у новой потенциальной жертвы его лекций. — Я — Шеминов. Стас. Стас Шеминов. — Арсений как-то странно действовал на всех в классе. Вон Стас даже заикаться начал. — М, кажется, я видел картину, «Осень золотая» Левитана. — Отлично, Стас, — медленно произнёс учитель, будто запоминая новое для себя имя. — Только называется полотно «Золотая осень», лучше запомнить правильно. Далее. Хм, музыка. Напомните имя, сосед Стаса, — Арсению было неловко, но, в общем-то, глубоко безразлично, что он так странно обращается к ученикам. — «Времена года. Осень» Вивальди. Меня зовут Журавлёв Дмитрий. — бойко ответил парень. Вот он не мямлил, не заикался, был абсолютно уверен в правильности ответа, но лишь потому, что успел посмотреть его на смарт-часах, пока учитель не видел. — Прямо-таки Дмитрий? — насмешливо переспросил Арсений Сергеевич. — Ну, хорошо, Дмитрий, Вы абсолютно правы. — Но вы ведь Арсений Сергеевич, а не просто Сеня, — мужчина даже поперхнулся то ли от неожиданности, то ли от несвойственной ученику наглости. — Попрошу соблюдать субординацию. Сеней будете называть Сергея Есенина, и то не при мне, пожалуйста. Для вас я всегда Арсений Сергеевич, что бы ни случилось. — насчёт этого у Попова всегда было категоричное мнение. С первой практики в школе, ещё во времена студенчества. — Хм, давайте на этом закончим. В следующий раз продолжим эту тему. А пока, хочу ознакомить вас с одним из заданий олимпиады по литературе для десятого класса. Конечно, ваш уровень чуть ниже, чем у олимпиадников, но постарайтесь хотя бы выдвинуть какие-то идеи. Если назовёте подходящее, поставлю пять. Плохие оценки для всех сегодня на уроке обойду стороной. Итак, — Арсений Сергеевич прокашлялся и начал зачитывать задание. — Онлайн-ресурс собирает книги, относящиеся к русской классической литературе, которые подошли бы иностранцам, желающим понять, как была устроена жизнь детей и подростков в России девятнадцатого века. Посоветуйте три реально существующих произведения, которые могут быть интересны иностранцу. Также, пожалуйста, не забудьте про автора книги и краткое обоснование вашего выбора. Время пошло. — учитель положил лист на стол и скрестил руки на груди. — Можно ответить? — неожиданно для самого себя поднял руку Антон. Он стал первым, и, возможно, самым отчаянным учеником из 10«В» класса, обычного — физико-математического. — Прошу, Антон. Интересно послушать, что вы надумали. — Арсений улыбнулся краешком губ. Это задание, по правде говоря, целиком и полностью было рассчитано на Шастуна. Оценить его смекалку, уровень знаний. Правда зачем? Одному только литератору и известно. — Эм, — Антон повторно убедился, что это была в корне глупая затея — тянуть руку на подобный вопрос. Чёрт его дёрнул вообще сегодня в школу пойти — одни неприятности. Но, резко вспомнив, что отец сегодня дома — незапланированный выходной из-за резкого отключения воды в целом офисе — сразу отогнал даже мысль о нахождении с ним в одной квартире целые сутки. Поняв, что уже слишком долго молчит, ученик начал: — Пожалуй, я назову произведение «Детство» Максима Горького, «Детство» Льва Толстого и… — Погодите, но ведь «Детство» Горького написано в двадцатом веке, если мне не изменяет память. — осмелев, возразила Кузнецова. — Верно. Но повесть автобиографична, а ребёнком Алексей был в девятнадцатом веке, как бы странно это не звучало. — объяснил Шастун. Попов в это время молча внимал диалогу, собственно, как и добрая половина класса, которым стало, наконец, интересно. — И, пожалуй, «Крестьянские дети» Ивана Тургенева, ведь в задании не указаны критерии выбора произведения по социальному статусу подростков. — Хорошо, Антон, даже очень. Внезапно прозвенел звонок. Большая часть ребят выдохнули и засобирались в столовую. — Ребята, домашнее задание напишу в электронном дневнике. Но для вашего понимания: на следующий урок принесите, пожалуйста, полный вариант романа «Отцы и дети» Тургенева, прочитайте первую главу. Кто у вас староста? — руку поднял Позов. Как ни странно, он и был старостой — как избрали в классе шестом, так и несёт он этот крест по сей день, стараясь идти медленно, «чтобы по голове не прилетело и насмерть не пришибло». — как порой шутит Антон. Но это филологи — что с них взять. У этого класса людей свои, особые анекдоты . — Все свободны. — поспешил добавить учитель. На последних словах Арсения, увы, никто уже не слушал. Голод заложил уши и образовал пелену перед глазами десятиклассников. — Продиктуйте фамилии отсутствующих, пожалуйста. — Шаст, займи очередь пожалуйста, — просит Позов, которому очень не хотелось опаздывать на следующий урок — физику. И, получив спешный кивок убегающего друга, скороговоркой выдаёт все семь фамилий учеников, резко подхвативших «воспаление хитрости» из-за среза знаний по физике — хотя казалось бы, начало учебного года.

***

— Что-то мало вас сегодня. Сегодня наверное не будем срез знаний проводить. Мне нужно знания всего класса оценить, а не двенадцати, — «…стульев». — мысленно продолжил Шастун. Совсем он уже со своей литературой свихнулся. — Посидите тихо минут пятнадцать, я журнал заполню. — Павел Алексеевич умел и любил договариваться с учениками. Всё-таки не всегда из-за отсутствия желания или времени хочется заниматься всей этой бумажно-электронной волокитой документации, которую навязало министерство образования, чтоб они там все жили, не болели. Вот поэтому иногда приходилось красть немного от уроков того или иного класса. Случилось это редко, но всё же. Хотя физик всегда вместе с пострадавшим классом быстро нагонял и даже перегонял учебную программу за считанные уроки. — Мне вот интересно, кем вы стать-то хотите? Неужели все на физмат пойдёте? — неожиданно спросил учитель, оторвавшись от компьютера и мышки через обещанное время. Но класс поддержал беседу, и все начали наперебой отвечать. Кого тут только не было. И будущие экономисты, и физики-ядерщики, и инженеры, и кондитеры, которых родители заставили доучиться до одиннадцатого класса. А математика шла неплохо, вот и выбрали. Десять профессий прозвучали одна за другой, будто непрерывная стрельба из пулемёта. Даже обычно не любящий подобные бессмысленные беседы Позов поделился, что в одиннадцатом классе уйдёт на химбио и станет врачом. Хотя каким — до сих пор не определился. А вообще, Дима по глупости пошёл на самом-то деле на физмат. Увязался за девушкой из другого класса параллели — Екатериной, которая горела желанием связать свою жизнь с математикой. А Дима… Просто влюбился, что тут удивительного. — Антон? — спросил Павел Алексеевич. Парень оказался единственным, кто не озвучил свои планы на будущее. — А? Эм… Я не знаю. — растерянно ответил старшеклассник. — Я советую тебе уже определиться. В следующем году вы все пишите ЕГЭ и начнёте готовиться прямо с начала года. У тебя есть не больше полугода. Ну ладно, давайте не о грустном. — физик мастерски переводит тему. — Сколько детей планируете?

***

— Ребята, сегодня вы пишите психологическое тестирование, — потные десятиклассники сидели в классе информатики перед включёнными компьютерами. Как они только что бежали и как переодевались — быстрее гепардов, наверное. И всё потому, что предупредить заранее школьников: «Пишите на шестом уроке» — да что вы, упаси боже. Нужно, чтобы все страдали. Физкультуру после столовой — пожалуйста. Не предупреждать о тесте хотя бы за полчаса — любая ваша прихоть будет исполнена. — Большая просьба, внимательно читайте вопрос, вдумчиво отвечайте. Не просто на тяп-ляп тут тыкайте. Это серьёзное тестирование. Результаты будут занесены в общую базу данных, анонимно, конечно же, но при проблемах с вами будет работать наш школьный психолог. Всем всё ясно? — грозно спросила учительница, проводившая инструктаж. Это была тучная женщина в огромном платье в алую розу, с большими очками и «блондинистыми» волосами, отдававшими желтизной за километр. «Вот тебе и анонимность» — единственная фраза, которая сейчас была в мозгу у всего 10 «В» класса. — Можете приступать. Ваши логины и пароли лежат на столах. На всё про всё у вас ровно сорок пять минут урока.       Антон закатил глаза, но всё же принялся за выполнение. Стоит лишь принять ситуацию, когда изменить можешь ровным счётом ничего. «Первый вопрос. Я не причиню себе вред. Варианты ответа: 1. Да 2. Нет 3. Скорее да, чем нет 4. Скорее нет, чем да». — про себя зачитывал Шастун. Вопросы радовали своим содержанием и глупостью. Варианты ответов-то везде одинаковые, а вот то, что хотят выведать у школьников эти «психологи»… «Планируете уезжать в будущем из России?», «У вас будет много детей?», «Вы любите своих родителей?», «Много у вас фобий?», «Вы сядете в машину, если будете знать о неисправности тормозов?», «Вы любите экстрим?».       Шастун старался отвечать на всё «правильно», ни о какой искренности здесь ни шло и речи. Последствия подростку были понятны — либо к школьному психологу, который, только заметив сильнейшую фобию, сообщит все выше строящим людям, либо органы опеки наведаются в гости насильно. Хоть Антон с родителями и не общался, с ними явно лучше, чем в телеком доме или интернате оставшиеся два года.       Из ответов вышло: Родину любит, родителей обожает, фобий не имеет, детей заведёт на целую футбольную команду, ни о каких субкультурах не знает, ничего непорядочного не делает. В том числе, не курит…

***

      Пока Антон критиковал каждый вопрос теста, Арсений Сергеевич проводил урок у восьмого класса. Ну, как проводил, пытался не заснуть под их нудное чтение наизусть отрывка из поэмы «Мцыри». — И мы, сплетаясь, как пара ершей, Обнявшись крепче двух друзей, Упали разом, но в темноте, Бой продолжался на земле. Ко мне… Ко мне… — ученик путал слова, забывал строчки, менял местами предложениям. Вообщем, нехило так переписал поэму на новый лад. — И я был… — напомнил Арсений, пытаясь вытянуть ученика на «четыре», но получалось откровенно «хуёво», как сказал бы Антон, о чём литератор даже не догадывался. Мужчина пытался на что-то отвлечься. Он думал о предстоящих вечерних делах — закажет доставку роллов, включит очередной детектив и будет радоваться жизни. Перед этим, правда, проверит Бурдж-Халифу из тетрадок. Но это мелочи, как и то, что в висках медленно появлялась нарастающая головная боль.