Аффект

В бездонных синих глазах замирает что-то живое. Ноги парня наливаются свинцом и подкашиваются. Попытка Скарамуччи приблизиться к Моне закончилась падением на землю, но он смог сделать ещё пару шагов до девушки прежде, чем рухнул перед ней. Оглушающий звук выстрела всё ещё стоит шумом в его ушах, кровь стучит в висках, пока сердце болезненно сжимается, норовя остановиться. В глазах тут же собираются жгучие слёзы, которые катятся по бледному лицу. Руки парня хватаются за хрупкие плечики девушки, сжимаются и трясутся. — М-мона… — он не узнаёт свой голос. — Мона… п… пожалуйста… Ему нужно взять себя в руки и не терять контроль над ситуацией, но Скарамучча просто не в силах справиться с эмоциями. Ему всё равно, что стрелок прямо сейчас может целиться в его голову. Возможно, где-то в глубине души, Скарамучча надеется на это. Взглядом обеспокоенных глаз он разглядывает во мраке тело девушки: пуля попала ровно в сердце. У Моны не было ни шанса, пусть Скарамучча и не хочет этого признавать, отчаянно цепляясь за девушку и пытаясь до неё достучаться. — Милая… — его голос дрогнул от слёз. — Девочка моя… — переходит на шёпот. Скарамучча не слышит её дыхания, не чувствует пульс под двумя подушечками пальцев, не ощущает сердцебиение. Он обхватывает тело Моны и прижимает к своей груди. Когда-то белая кофта теперь пачкается в алой горячей крови, что вытекает струйками из чужого тела. Парень рыдает, как новорождённый младенец, не думая о том, что в парке могут ещё гулять люди. Ресницы слипаются от слёз, которые застилают и размывают взор. Скарамучче слишком тяжело на душе, чтобы подумать о чём-то, кроме трупа Моны на своих руках. Казалось бы, всего несколько минут назад девушка позировала для фотографий, улыбалась и смеялась. А сейчас она даже не дышит. Её губы замерли, её невероятной красоты глаза стали стеклянными, испуская последний свет жизни. Скарамучча утыкается носом в ещё горячую шею Моны и раскачивается с нею на руках. Раскалённые слёзы капают девушке на волосы, по которым безостановочно ведёт рукой парень. Ему нужно встать и идти, поскорее скрыться, потому что он у всех навиду, но ноги настолько ватные, что Скарамучча даже не думает на них подняться. Бесполезно. Какой смысл? В нём только что убили всё живое. Всего за несколько секунд. — Нет… — сипло шепчет он и целует дрожащими солёными губами щёку Моны, чувствуя тепло её тела так, словно она всё ещё жива. — Ты не можешь… н-не ты… это я… я должен… — бессвязно лепечет, переходя на плач, который волной захлёстывает парня. Испуская все свои эмоции в слезах, которые так редко бывают в его жизни, Скарамучча сидит на остывшей земле парка, прижимает труп и обнимает его мёртвой хваткой, словно удерживает последнюю надежду на жизнь Моны. Парень теряет ход времени, пока качает девушку на руках, целует её бледное лицо и гладит по голове. Спустя время, длившееся бесконечность, рыдания переходят в плач, а затем — в безмолвные слёзы, что скатываются по лицу парня. Но позже и им пришёл конец. Лишь сухие дорожки на щеках напоминают о том, сколько было выплакано синими глазами. Скарамучча выпускает тело Моны из рук, которых уже не чувствует. Он поднимает взгляд на полную луну, безэмоционально рассматривая тёмное небо. Что-то внутри него сломалось, надломилось, вышло из строя, как маленькая шестерёнка огромного механизма. Все эмоции, что были до этого, просто пропадают, словно их и не было. Скарамучча встаёт на дрожащие ноги, поднимает практически невесомое тело Моны на руки и прижимает к себе. Поникшим взглядом он смотрит на цветы, лежащие на лавочке. Шатаясь от головокружения, он делает неровные шаги в обратную сторону, взяв направление к дому. В голову пришла мысль забрать букет, но через пару секунд он уже позабыл об этом, оставив красивые тюльпаны одиноко лежать в безлюдном парке. Скарамучча совершенно не помнит, как дошёл до дома, совсем не помнит, были ли рядом люди, не знает, как он открыл дверь и как зашёл в квартиру. Он находит себя сидящим на полу кухни, вжавшимся спиной в стену. Рядом стоит открытая бутылка коньяка, который когда-то подарил ему Сяо на день рождения. Всё стало серым, все цвета смешались и превратились в уродливую кашу перед сбитым то ли от алкоголя, то ли от горя взглядом. Скарамучча даже не удосужился взять стакан, делая большие глотки с горла. Из кухни он видит коридор и часть тела Моны. Он оставил её там, когда зашёл домой. Кажется, отвернись, и нет никакого трупа в его квартире. Но Скарамучча никак не может отвести глаз от него. Хочется напиться до беспамятства, чтобы до кровати ползти на коленях; чтобы забыть этот вечер, который должен был стать приятной прогулкой; чтобы хотя бы ненадолго забыть про всё, что его окружает. Дрожащей рукой Скарамучча тянется в карман спортивок, случайно вынимая оттуда телефон Моны вместо своего. По экрану расползлись трещины, но гаджет работает. Смахнув блокировку, парень заходит в галерею, чтобы увидеть единственную фотографию, которую ему удалось сделать. По щеке скатывается тёплая слеза, попадая в приоткрытые губы и скользя на язык, смешиваясь с привкусом алкоголя. Его Мона улыбается. На фотографии она кажется куда живее, чем там, в коридоре, где сейчас лежит. Скарамучче не удаётся смотреть на фото дольше минуты, поэтому он отбрасывает от себя телефон и утыкается лицом в подтянутые колени. Его начинает подташнивать от ситуации, от алкоголя, от ненависти на Фатуи. Запах крови, стоящий в коридоре, мерзко заполоняет собой весь воздух, но Скарамучча даже не шелохнулся, чтобы это как-то исправить. Он может лишь тихо выть сквозь сжатые губы, пачкать своими слезами одежду и раз в пару минут делать глоток алкоголя. Хочется кричать, но крик застревает в горле. Хочется рвать и метать, но его тело настолько слабое и так плохо поддаётся контролю, что Скарамучча не знает, как дойдёт до своей кровати. Хочется повернуть время вспять и отказаться от идеи куда-либо идти. Лучше бы он запретил. Лучше бы рассказал Моне всю правду и заставил её поймать паническую атаку из-за тревоги, чем так — позволить стать случайной жертвой. И ведь не надо даже проверять пулю, которая попала в девушку. Скарамучче и так прекрасно понятно, кто это сделал. Злость на Фатуи стучит кувалдой в его висках. Злость наполняет всё его тело от кончиков пальцев до головы. Он готов прийти лично, чтобы положить своими руками каждого из Фатуи. Но… не сейчас. Сейчас ему слишком плохо, что он даже не может стоять на ногах. Отняв лицо от колен, парень кашляет — слёзы попали в горло. Его лицо опухло, глаза и нос стали красными, а губ он совсем не чувствует, потому что искусал до кровавых и уродливых ран. Синие глаза возвращаются к коридору. Взгляд плывёт, он никак не может его сфокусировать, но Скарамучча точно знает — там лежит Мона. Поднявшись на ноги, которые его совсем не слушаются, он идёт туда. Скарамуччу заносит, он успевает удариться о стены, об стол и даже смахнуть с полки маленькую вазу, которую он дарил Моне. Парень доходит до коридора и валится на колени, с грохотом ударяясь об пол. Но он не чувствует боли. Только не физическую, ведь её притупляет огромная доза алкоголя. Жаль, что она сейчас не способна снять симптомы душевных терзаний, а лишь усугубляет их. Скарамучча подползает ближе, ложится на пол рядом к девушке, чувствуя спиной, что лежит прямо в лужице крови — остывшей и даже холодной. Но его это не волнует. Парень поворачивается лицом к ней, смотрит пьяным взглядом, поправляет упавшие на её лицо волосы и привстаёт, чтобы оставить короткий поцелуй на охладевших губах. Кажется, он совсем перестал понимать, что происходит вокруг и что он делает. На его губах цветёт беззаботная улыбка, больше смахивающая на оскал сумасшедшего. Скарамучча ложится головой на плечо Моны и закрывает глаза, беря её за руку. Пытается представить, что это просто очередная ночь, когда они ложатся спать в своей мягкой кровати. Вот только вместо кровати пол, а вместо мягких и тёплых простыней — лужа холодной крови. И Мона уже не дышит ему в шею, и не целует сонно куда-то в щёку. Больше такого не будет, и это осознание больно врезается осколками в разум Скарамуччи. Он встаёт с чужого плеча, выпускает руку Моны, которая так и не сжала его руку в ответ, и садится. Кофта неприятно липнет к спине, но кровь скоро начнёт засыхать. Синие глаза смотрят в одну точку перед собой. Его начинает накрывать с новой волной, поэтому, пошатываясь, Скарамучча встаёт на слабые ноги и возвращается на кухню, чтобы правой рукой смести всё, что стоит на полке. А затем добраться до обеденного стола, с которого на пол падает любимый сервиз Моны. И Скарамучча уверен, что девушка собиралась выпить чай и съесть пару десертов, когда они придут с прогулки. Вот только с прогулки они вернулись, а чаепитие не состоялось. Скарамучча хватается пальцами за волосы и тянет у корней. Он отшатывается и ударяется спиной о стену, еле держась на ногах, чтобы не съехать вниз. Ему до омерзения больно. Так сильно, что хочется голыми руками залезть в грудную клетку и вырвать изнывающее сердце. — Т-ты… — обращается он к девушке. — Ты не заслужила… тебя же… вообще не должно было… коснуться… — его голос до того хриплый, что узнать почти невозможно. — Блядство… я так… так виноват… Собственные эмоции кажутся кислотой, что разъедает каждый орган изнутри. От боли всё разрывает на части, и Скарамучча не может придумать, как заткнуть эту боль. Она не успокоится, пока Мона будет мертва. Но вернуть девушку к жизни невозможно, и даже пьяное сознание прекрасно это понимает. Скарамучча ходит по кухне, сметает всё, до чего может дотянуться, совсем не глядя на то, что попадается ему под руку. Он разбивает всю посуду, разбивает абсолютно всё, что было дорого Моне, потому что не может осознать это. Утром он явно пожалеет об этом, но не сейчас, когда он не способен мыслить здраво. Его приступ злости перерастает в приступ ярости. Если бы не влияние алкоголя, то парень явно уже давно сел в машину и поехал к Фатуи. — Я убью тебя… Я убью… Убью тебя, Чайльд… — шепчет он в свои ладони, которыми закрыл лицо. Его плач переходит в скулёж, а затем в вой — протяжный и оглушающий. На дне бутылки не осталось ни капли алкоголя, но Скарамучче больше и не нужно — он уже довёл себя. Довёл так, что впервые испытал паническую атаку, о которой слышал только со слов Моны. Его горло стянуло тисками, сердце пробило дыру, выскакивая из груди, пока всё тело начал охватывать тремор. Состояние пугает его настолько сильно, что Скарамучча забивается в угол, царапая ладони ногтями в попытке отвлечься. Кажется, только к утру он смог добрести до кровати и рухнуть на неё камнем, потому что мозг уже начал отключаться. Уснуть удалось за считанные минуты, вот только впервые за всё время Скарамучча не видел снов.

***

Утро встречает его пением птиц и лёгким ветерком, который заходит в комнату через приоткрытое окно. Скарамучча сонно переворачивается на спину и тянется, чувствуя резкий удар по голове. Кажется, он пил, вот только не может вспомнить где и с кем. Кашляя от мерзкого привкуса во рту, он принимает сидячее положение, стискивая зубы от пронзающей боли. Глаза ужасно болят, словно ему поставили пару ударов кулаком. Кое-как Скарамучча разлепляет веки, оглядываясь вокруг: всё, как обычно, вот только вся постель мятая. Видимо, он сегодня слишком плохо спал. Ничего не соображая, Скарамучча заставляет себя встать с кровати и схватиться за стену, когда его начало вести в сторону. Голова разрывается до ужаса, что к горлу невольно подкатывает тошнота. Прикрыв рот рукой, он доходит до двери и останавливается. Обрывки воспоминаний кадрами проносятся в его голове. Теперь рука на ручке двери начинает дрожать. Ему страшно открывать и столкнуться с реальностью, поняв, что вчерашнее не было сном. Ужасным и плохим сном. Тошнота только усиливается, и теперь непонятно — это от головной боли или от осознания, что не было никакого сна? — Успокойся… — выдыхает он, стараясь привести себя в порядок. Скарамучча нажимает на ручку двери и на ватных ногах выходит из комнаты. Ему страшно повернуть голову и увидеть то, чего трезвый взгляд точно видеть не хочет. Тошнота подступает сильнее, поэтому, согнувшись, Скарамучча разворачивается к уборной и пулей залетает туда, упав на колени. Его выворачивает, словно наизнанку, будто вместе со всеми органами. На языке стоит мерзкий вкус, голова начинает болеть ещё сильнее, а тело сводит судорогой и пробивает в холодный пот. Он поднимается на ноги и, игнорируя дрожь, что идёт по всему позвоночнику, открывает дверь. Глаза падают на тело в коридоре, и сердце пропускает удар. Не сон. Не кошмар. Не иллюзия. Его мозг сопротивляется, пытается подобрать оправдание увиденному, но не может обмануть сам себя. Скарамучча глубоко выдыхает, подходит ближе и, стараясь не смотреть на девушку, проходит на кухню: на полу лежат осколки стекла, разбиты и поломаны любимые вещи Моны, мебель перевёрнута, рядом с батареей пустая бутылка коньяка, а также две пустые пачки сигарет. Скарамучча откашливается и не может вспомнить, когда за эту ночь успел скурить столько. Память совсем отшибло. Но боль в лёгких и отвратительный запах в комнате явно намекает, что он пытался задохнуться в этом дыме. На дрожащих ногах Скарамучча подходит к окнам и распахивает их, впуская в квартиру свежий воздух. Он дышит полной грудью, пытаясь вернуть себе спокойствие и равновесие. Но мысль, что буквально за его спиной лежит труп Моны — выбивает землю из-под ног. Произошедшее всё ещё отдаёт отголосками какого-то дурного сна, от которого сложно пробудиться. Скарамучча щипает себя за локоть и поджимает припухшие от ран губы. Ему больно. Физически и морально. Значит, вовсе не сон. Парень оглядывается, пустым взглядом смотря на белое, как мел, лицо девушки. Под её телом засохшая на полу кровь, и только сейчас Скарамучче ударяет в нос этот тошнотворный запах. Он стискивает зубы, садится за стол и прислоняет ладони к тяжёлой голове. За полчаса он успевает принять таблетку от головы, выпить отвратительно крепкий кофе, выбросить в мусор одежду, в которой уснул, а также постельное бельё. Ледяной душ ненадолго приводит его в чувства, что даже выходить не хотелось. Скорее, чтобы глаза вновь не наткнулись на труп, лежащий в его коридоре. Он смывает со своих рук и лица чужую кровь. Скарамучча переодевается во что-то спортивное и удобное, идёт в коридор и становится над девушкой. В его голове лишь пустота, в глазах ни намёка на влагу, а тело больше не пробирает лихорадка. Как будто он просто опустел, выкорчевал все чувства и эмоции. Скарамучча поднимает голову и сталкивается со своим отражением в зеркале: помятый, с опухшим лицом и красными глазами, бледный до ужаса. Смотреть на себя становится слишком тошно, поэтому он спешит отвести взгляд и сесть на пол. — Прости меня… — шепчет севшим голосом, только сейчас вспомнив, как «драл глотку» ночью, выкрикивая угрозы в сторону Фатуи. Он берёт руку девушки в свою и сжимает, вздрогнув от контраста температур их тел. Её рука кажется тяжелее и менее гибкой, мышцы отвердели, и это заставляет Скарамуччу вновь невольно вздрогнуть. — Ты хотела поскорее уехать отсюда… — продолжает парень, переплетая неподвижные пальцы. — Надо было не слушать тебя… и отправить в другой город, чтобы ты была в безопасности… или… — он сглатывает ком в горле. — Или расстаться, разбить тебе сердце и заставить меня ненавидеть… тогда бы ты сама уехала… Он прислоняет её руку к своей щеке, судорожно втягивая воздух, понимая, что хочется плакать, но нечем. — Зря я привязал тебя к себе… не стоило поступать так эгоистично… — слова льются сами собой, хотя он прекрасно знает, что Мона его больше не услышит. — Господи… — практически скулит, впиваясь зубами в губу. — Это всё из-за меня… Он не знает, сколько так просидел рядом с ней. Наверное, пока не услышал звонок телефона. Отвечать не хочется, но если звонит кто-то из друзей, то не следует заставлять их волноваться. Не глядя на экран, он просто снимает звонок: — Да? — голос хрипит и кажется до боли безэмоциональным. — Скар, привет. А мы сегодня не собираемся? — энергично спрашивает Сяо. — Уже обед, а от тебя тишина. Скарамучча молчит, потупив взгляд в стену. Он не знает, что сказать другу. В голове пусто. — Думаю, не сегодня. Можете отдыхать, — кратко и тускло. Сяо умолкает, явно не ожидав таких слов от Командира. Скарамучча сильнее сжимает руку Моны, мучительным взглядом окидывая её тело. — У тебя что-то случилось? — с подозрением спрашивает Алатус. — Ты… один? — Один, — Скарамучча нервно сглатывает от такого простого вопроса. Но теперь так и есть — он один. — А чего такой поникший? — Сяо усмехается. — С Моной поссорились, что ли? Скарамучча закрывает глаза, чувствуя, как дрожат ресницы. Он отпускает руку Моны, чтобы взять из кармана пачку сигарет и закурить. — Лучше бы так, — даёт ответ после долгой тишины. Первая затяжка вызывает короткий приступ кашля и боль в лёгких. Голова начинает трещать, а в висках стучать кровь. Как же паршиво и отвратительно. — Сяо… — зовёт, прислоняя сигарету к пульсирующим от ран губам. — Мне нужна твоя помощь… Алатус, почувствовав неладное, медленно набирает в грудь воздух. — С чем? — его голос становится чуть твёрже и серьёзнее, чем был до этого. Скарамучча нервно смеётся, но быстро умолкает. Его руки вновь начинают дрожать в приступе подкатывающей истерики. — Тебе нужно приехать ко мне, — с тяжестью отвечает Скарамучча, пуская дым под потолок. — Сейчас? — Да… и чем раньше, тем лучше… — Да без проблем. Только скажи, в чём дело? — интонация Сяо переходит на панические нотки, он явно чувствует что-то неладное. И самый худший вариант, который он может предположить, — это Фатуи в квартире друга. — Просто скажи, а то меня уже трясти начинает… не знаю… может, мне подготовиться надо, взять что-то… — тараторит Алатус. — Лопату, — перебивает его Скарамучча, и Сяо давится воздухом. — Возьми лопату… нужно закопать труп. Полминуты тишины, и Сяо, сложив два плюс два, даёт ответ: — Уже выхожу.