Хищные овцы

***

О, дни моей юности… Когда я тогда входила в свет, мне казалось, я медленно разгораюсь, как свеча. Как же я ошибалась… Это не я разгоралась, а мир горел вокруг меня. Из записок Руфаланды Геррхард, посмертное издание личных и тайных моментов жизни императрицы.

      И вновь от Соляриуса происходили письма, сопряжённые с чьими-то волнениями. Для имперского посла Марсиуса Штерна это было настолько привычно, что он почти не удивился, когда получил это извещение. Само собой, сегодня была церемония посвящения нового рыцаря Ордена. Старый рыцарь восьмёрки, Амбериус, был убит – Марсиус мог представить, во что превратилось его тело после изнурительного и заранее проигрышного сражения. Конечно, Марсиус не мог видеть убитого лично и также лично попрощаться с ним. Из Лунного королевства ему пришлось бы ехать как минимум несколько дней, а подобной роскоши у имперского посла не было. Не то, чтобы он был расстроен. Иногда Марисус просто немного…тосковал.       И всё же, тоска тоже была роскошью.       Перечитав письмо ещё раз, дойдя взглядом вплоть до сургучной печали в виде восьмилучного солнца, Марисиус отложил бумагу в сторону и прижал указательные пальцы к вискам. Вырисовывалась следующая картина, которая отнюдь не нравилась послу. Во-первых, Орден терял лучших людей, а это значило, что знать скоро активизируется, и чем раньше это случится, тем хуже для Соляриуса. Во-вторых, на церемонии, судя по содержанию письма, был сам граф Мондро, и если он вернулся из длительного «отпуска» с Континента, то это значит, у него действительно были для этого серьёзные причины. В третьих – в рыцари набирали каких-то сопляков. Нет, Марсиус никогда бы не сказал этого вслух. Ему хватило, что он подумал об этом. Ничего против молодняка Марсиус не имел и вовсе не считал, что его сорок лет являются возрастом, когда молодое поколение уже превращается в яростный раздражитель. Но кем был этот новоявленный рыцарь, заменивший Амбериуса? В своей памяти Марсиус хранил информацию практически на всех сколько-нибудь значимых персон Соляриуса, и этот – как его, Эгберт? – точно не был одним из значимых. Проще говоря, у Ордена не было других вариантов, а это значит, что до волнений не так уж далеко.       – Что-то случилось?       Шелест мантии оповестил о прибытии гостя. Точнее сказать, это Марсиус был здесь гостем, но гостем столь долгим и настойчивым, что это превратилось почти что в навязчивое присоединение к чужой семье. Конечно, Марсиус не мог не узнать того, кто его окликнул – и даже звук его шагов был заранее известен имперскому послу. Он обернулся, сдержанно улыбнувшись, как и принято в лунной культуре, где оскал был признаком невежества – или людей с Континента. В Соляриусе улыбкам не придавали такого значения, как здесь.       – Анвар, – Марсиус чуть наклонился в приветствии, складывая руки ладонями к друг-другу. – Как всегда вовремя, чтобы застать меня врасплох. Молодой человек отмахнулся, и полы его светлого халата взметнулись в воздух и также быстро опали.       – Перестань, друг мой. Мы давно переросли тот период, когда необходимо притворяться, чтобы выглядеть вежливо.       – Но притворство не является частью мои пороков, – с улыбкой ответил Марсиус и отметил, как по лицу Анвара Дурии, первого помощника министра Сандхадхи, секретаря Малахии Нура, мелькнула досада.       – Но ты верно подметил, – продолжил Марсиус, – погода нынче меня беспокоит. Может быть, у тебя будет средство от болей в коленях?       – Будет, для тебя всё будет, – ворчливо ответил Дурия, поправляя полы одеяния.       Все помощники Малахии Нур носили светлое, тогда как остальные облачались в более тёмные оттенки. Анвару шло белое. Он был почти что имперцем, когда свет должным образом освещал его бронзовое лицо, но чёрные глаза были самыми что ни на есть лунными. Марсиусу нравилось сочетание Анвара и белого, потому что сам Анвар был волком, которого заставили жрать овец. Послу империи было почти жаль первого помощника, хотя и было очевидно, что тот намеренно выбрал себе такую должность. Несмотря на его некоторую наивность, Анвар был потрясающе проницательным. Иногда очень не вовремя, а чаще – постоянно.       Сдавшись, Марсиус шумно вздохнул:       – Сегодня была церемония посвящения в Орден.       – И ты этим расстроен? – Анвар сел на одно из свободных кресел и приглашающее указал на второе напротив.       – Вовсе нет. Просто я дружил в прежним рыцарем восьми.       Брови Анвара притворно взлетели вверх и он театрально удивился:       – Ты? Дружить? Марсиус, неужели твоё ледяное сердце оттаяло, и ты завёл себе друга, о котором я не знаю?       Теперь испытывать досаду пришёл черед Штерна.       Он поморщился – на долю секунды, возвращая затем свою верную маску.       – Не делай из меня того, кем я не являюсь. В конце концов, ты и есть мой друг, Анвар.       «Но друг до тех пор, пока я здесь, – подумал вместе с тем Марсиус, конечно, не произнося этого вслух. От этой мысли его снова охватила тоска. – Но, может быть, о чудо, я верю тебе настолько, чтобы делиться столь сокровенным. Это ли не чудо?»       Они немного помолчали, думая каждый о своём. Скорее всего, Анвар принял негласный комплимент, поскольку его улыбка стала чуточку мягче после того, как его назвали другом. Марсиус в свою очередь думал о том, что покинул Соляриус настолько давно, что теперь и думает о доме, как об империи, а не родине.       Первым молчание нарушил Анвар, заставив Марсиуса напрячься от вопроса.       – Скажи, что ты думаешь о избраннице императора? – Анвар невинно склонил голову набок, будто не чувствовал неудобства своего собеседника. – Как она тебе?       – Не мне судить чужую избранницу, – сухо ответил Марсиус, зная, что секретарь Нур вряд ли отстанет от него так легко.       – Нет, – ожидаемо запротестовал тот. – Что ты думаешь о неё, как человеке? И пожалуйста, Марсиус, давай без своих имперских шуток – я их не понимаю.       «А я не понимаю, как ответить так, чтобы не дискредитировать себя прямо здесь и сейчас».       – Я думаю о ней всё самое лучшее, как о рассветных солнечных лучах! – Марсиус не сдержал иронии, по памяти вспоминая стихотворные строчки захудалого имперского поэта.       Того, которого Анвар уж точно не знает, а потому его можно немного раззадорить этим – и немного разговорить. – Я не могу судить о светлейшей княгине Руфаланде, когда я сам не видел её лично. Тем не менее, со слухов, что доносятся до меня, смею отметить её образованность и начитанность, удивительную для её юных лет.       – Кажется, – задумчиво пробормотал Анвар, ожидаемо сбитый с толку доморощенной культурной отсылкой, – ей уже исполнилось девятнадцать?       – Да. Уже исполнилось.       – Но для принцессы из небольших владений она довольно начитана, так?       Вот они и подошли к опасному моменту. Марсиус знал, что это произойдёт. Тема происхождения Руфаланды не могла не вызвать ажиотаж. Вильгельм II выбрал супругу не из дам, что ближе всего, а чужестранку, которая едва-едва вписывается в стандартные имперские нормативы. И её кожа – на ней были отметины, рыжие веснушки, нонсенс для гладколицых имперцев.       Но император выбрал её, и Марсиус знал, что должен во что бы то ни стало защитить этот выбор в глазах других, пусть сам он и считал это отнюдь не политическим решением. Земли, откуда Руфаланда пришла, и так почти что сдались Вильгельму. Так в чём же суть этого жеста?       – Она, – Марсиус специально помедлил, смакуя каждое слово точно сладкое угощение, которое он на дух не переносил, – подобна искорке, влетевшей в туманную гладь беспросветной тьмы. Она юна, но именно с искры начинаются самые страшные пожары. По лицу первого помощника скользнула мягкая тень удовлетворения. Марсиус попал в цель: поэтичная форма, в которой лунные часто высказывают свои мысли, пришлась Анвару по вкусу. Что посол Соляриуса мог сказать точно, так это то, что он преуспел в том, чтобы быть лунным.       – Ты как всегда красноречив, друг мой, даже когда дело касается обычной беседы. Вот за это я тебя и ценю – точнее, не только я. Луна ценит тебя. Это было высшей похвалой, на которую Марсиус учтиво склонил голову, прикрывая глаза. Он сделал это не так официально, поскольку так и не встал с места, но и не позволил выглядеть себе невежливо. А ещё он мягко улыбался, будто бы искренне польщённый комплиментом в свою сторону. Это мягкое выражение лица каждый раз создавало для Мариуса некоторую защиту перед возможными нападками. Стоит признать, улыбался он обезоруживающе – и никто никогда не считал эту улыбку чем-то опасным. Может быть, поэтому Штерну удалось сохранить за собой пост в течении двадцати лет и не оказаться замешанным в коварные придворные интриги Луны.       – К слову, – Анвар вдруг всполошился, будто что-то внезапно пришло ему в голову, – я чуть было не забыл! Заболтал ты меня совсем. Но это мои проблемы… Марсиус, тебя ждёт министр Нур. Я и так тебя задержал.       Если Малахию Нур упоминали в разговоре, жди беды. Так думал не только имперский посол. Все лунные трепетали при этом имени, будто были лично научены его твердой рукой, будто у них с молоком матери впитывалось правильное отношение к этому человеку. Малахия Нур был вторым человеком после Его Сиятельства лунного короля. Главный советник, первый министр Сандхадхи, а что самое важное – глава Белого Ока. Белое Око боялись даже те, кто слыл законопослушным подданным Луны. Тайная разведка Ока работала, как слаженный механизм, не упускающий ни одного нарушителя спокойствия, ни одного шпиона, изменника, предателя. Если король видел всё, то Око видело ещё больше. Никого просто так не вызвали для разговора в кабинет Нур. Если что-то произошло и это связано с Империей, Марсиус должен спешить. Тревожное ощущение мерзко обосновалось в его груди, но имперец не подал виду, вежливо распрощавшись с Анваром. Тот ожидаемо не стал провожать Марсиуса до самого кабинета главного советника. Похоже, даже непосредственный приближенный Нур боялся его, и на то были весомые причины.       Коридоры министерского здания напоминали закругленные тоннели, будто бы вырытые муравьями. Сравнение с муравейником было самым точным: люди ходили здесь с отрешенными лицами, полные серьезной уверенности достичь своей цели во что бы то ни стало. Марсиус различил членов министерства Юстиции в их красно-серых мантиях, двоих секретарей министров Сидхадхи и..       Что? Посол из Тагара?       Не поверив своим глазам, Марсиус сбавил шаг, но старался не смотреть в упор на интересующего его человека. Вне всяких сомнений, это был тагараский посол: сложно не узнать их чёрное облачение, похожее на кожу змеи, и медные вставки на плечах в виде огромной пасти зверя, похожего на волка. Тагарцы были достаточно высокими и все, как один, остролицыми. Этого посла Марсиус видел лишь несколько раз за всё время своей службы в Лунном королевстве, так что шанс случайно встретить этого человека равнялся практически нулю.       Тагарец тоже заметил имперского посла, и на его бледном лице мелькнула смесь нечитаемых эмоций. Оба посла не остановились ни на секунду и продолжили свой путь, но каждый задался важным вопросом, почему они видели друг друга. И если мысли тагарца были отодвинуты для Марсиуса на второй план, то мотивы Малахии занимали торжественное первое место. Скользкая тревога вновь зашевелилась, сдавливая Марсиуса изнутри отнюдь не самыми лучезарными подозрениями. Подозрениями, что ничто в политике не случайно, и эта встреча была запланирована самим Малахией, чтобы показать, нет, указать место Марсиусу Штерну. Напомнить, где его место. И что это место всегда можно освободить. Министр Нур был человеком, для которого чужие тайны были закуской. Заходя к нему в кабинет, нельзя было забывать об этом ни на секунду. Прежде чем войти, Марсиус постучал в дверь положенных три раза, и только когда голос, раздавшийся за обитой железом дверью, отозвался положительно, Марсиус сделал шаг.       Внутри кабинет напоминал круглое помещение с таким же круглым окном выше уровня головы. По всей длине стен змеились изогнутые полки, нажатием рычага сдвигающиеся в нужную сторону, и документами, за которые, Марсиус не сомневался, самые великие мужья отдали бы свои жизни. Чем-то кабинет министра Нура напоминал кабинет министра культурного наследия и просвещения, но только с меньшим количеством книг и с большим оттенком белого. Нур вообще любил белый. И волосы министра были такими же белыми, будто намерено подыгрывая стилю.       Помимо этого, будучи советником и человеком действительно богатой культуры, Малахия любил собирать "талисманы". Так он называли вещи, которые оставались у него на память. Происхождение многих этих вещей, в том числе различных статуэток, подвесок и на первый взгляд безделушек, до сих пор оставалось для Марсиуса загадкой. Возможно, в этот раз Малахия будет чуть более снисходителен и даст послу Империи заглянуть за ширму лунных тайн, или же это станет тайной, которую Марсиус унесёт с собой в могилу. Ни один из этих вариантов Штерну не нравился. И всё же, войдя в этот кабинет, он добровольно запер себя в ловушку, так что бежать куда-либо было поздно. Дверь медленно затворилась за ним и механический замок щёлкнул, отрезая путь назад.       – Простите за задержку, министр Нур, – Марсиус склонил голову ниже, чем когда говорил с Анваром. – Я не должен был отнимать ваше время.       – О, бросьте, господин посол, я знаю, негодяй Анвар у вас и отнял моё время, – Малахия рассмеялся грудным смехом, приглашающее указывая ладонью для того, чтобы Марсиус не маячил перед глазами, согнутый в спине.       Смех Малахии был подобен перекатам грома. Для людей незнающих его образ мог сформировать о нём представление, как о мудром дедушке-старце, с такой аккуратной седой бородкой, проницательными кофейными глазами, которые смотрят на каждого с отеческой заботой. Раз – и наивная жертва поймана безжалостным хищником, который смотрит также тепло, когда разделывает свою добычу на части. Марсиус слишком хорошо знал тех неопытных дипломатов, которым не посчастливилось оказаться у Малахии в немилости. До этих самых пор Штерн был на хорошем счету у министра Нур. «Это пока, – подумал Марсиус. – Ведь вызов на ковёр уже ничего хорошего не значит».       – Не судите его так строго, министр Нур, – он не забыл добавить в голос немного податливости – не перебрав совсем чуть-чуть. – Боюсь, что беседы о великом будущем наших двух стран способны завлечь кого угодно.       – Как ваше здоровье, господин посол?       – Премного благодарен за беспокойство, – «и за намёк, господин министр», – все мои беспокойства только о государстве.       – К слову, о будущем.       Словно подбирая слова (этого быть не могло, Малахия всегда знал, о чём собирается говорить), главный советник извлёк из недр перламутровой материи небольшой конверт, покрытый золотистым узором, надавил на механическую задвижку и вытащил из него несколько листов. Машинально Марсиус отметил, что качество этих листов говорило о том, что отправитель как минимум был состоятельным, а то и занимал какую-то должность. Нахождение этого конверта в руках министра Нур было не случайным, и будь Марсиус более драматичным, он бы подумал, что тень под пальцами Нур это пятна чьей-то крови.       Но он забыл: Малахия Нур слишком брезглив, чтобы трогать заляпанный кровью конверт и достаточно непривередлив, чтобы позволить эту кровь пролить другим. Малахия протянул листы Марсиусу, и тот аккуратно взял их, ответив спокойной, беззаботной улыбкой. Немного наивного дурачка не помешает. Дуракам везёт.       – Что это, министр Нур?       – Это, – Малахия неопределённо повёл ладонью в воздухе, – доказательства того, что кто-то сильно не хочет, чтобы мир между Империей Соляриус и Лунным Королевством продержался ещё хотя бы полвека. Может быть, вы узнаёте почерк? Мелкие строчки плавно перетекали из одного предложения в другое, местами съезжая то ниже, то выше, выдавая нервное состояние составителя текста. Некий аноним торопился, а потому в некоторых местах буквы были просто нечитаемыми. Ни у кого из знакомых Марсиуса на первый взгляд не было подобного почерка, хотя многие дипломаты сознательно умельчали почерк, чтобы уместить всё на ровные строки и использовать меньше надоедливой бумаги. Сам Марсиус писал достаточно мелко, но гораздо ровнее, почти без наклона, слегка заостряя буквы.       «Почему он хочет, чтобы я узнал почерк, если сам почти наверняка знает ответ? – в том, что Малахия точно знает, посол Соляриуса не сомневался. Малахия играл в какую-то игру перед тем, как сомкнуть свои челюсти на загривке предателя. Задача Марсиуса – не дать этим клыкам убить его, а заодно и всю империю. – Спокойно. Это должен быть наводящий вопрос, но я действительно не знаю ответа. Нет смысла лгать там, где это не нужно».       – Простите, министр Нур, но я не знаю, кому принадлежит почерк, – совершенно искренне ответил Штерн, протягивая листы обратно Малахии.       Тот жестом ладони отодвинул их к Марсиусу.       – Прочитайте, что там написано. Знаю, вы способны на это.       Не обращая внимания на иронию, спрятанную в тоне министра Нур, Марсиус сосредоточился на тексте. Писали явно механической ручкой-пером – что самое подозрительное, такие ручки, как правило, использовались дипломатами далеко не третьего сорта. Кривыми, испуганными буквами, текст кричал свои возмутительным содержанием. Глаза Марсиуса выхватывали отдельные слова, постепенно складывая их в один приличный текст. Выглядел он примерно следующим образом:

«Для Тихого Океана, срочное послание!

Не знаю, будешь ли ты сразу читать это письмо, но молю всех богов разом, чтобы ты сделал это немедля. Преследователи уже сели мне на хвост, но я постараюсь изложить всё чётко и ясно: я прибыл в Луну не для того, чтобы играть в сомнительные игры, но для того, чтобы раз и навсегда поставить точку в страшной ошибке, совершённой предками. Ты знаешь, я не могу даже допустить мысль о том, что эта ошибка подведёт и будущее поколение. Сейчас и отныне я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы Империя сделала шаг вперёд. Больше нет смысла ждать. Я уже среди них. Может быть я уже сижу напротив. Береги себя и запасайся порохом. Скоро паровые пушки сослужат нам хорошую службу».

      Текст как будто бы обрывался, хотя по содержанию выглядел вполне законченным.             Марсиус медленно поднял лицо, чтобы встретиться взглядом с чёрными глазами Малахии.       – Кто такой Тихий Океан, министр Нур?       – Я полагал, вы можете знать.       – Если бы я обладал подобной информацией, вы бы уже знали об этом.       Малахия удовлетворённо хмыкнул – конечно, он бы знал.       Теперь советник всё же забрал листы и вновь положив их в конверт, предварительно щёлкнув механизмом. Его взломали, вне всяких сомнений – работа Белого Ока. Секретное послание не так-то просто взломать: если повернёшь механизм не так, он запустит самоуничтожение и послание будет уничтожено. Эта тонкая работа требовала усилий, и, очевидно, Око с этим справилось.       Выдохнув сквозь зубы, Марсиус выпрямился и спросил, отдавая себе отчёт, насколько рисково он поступает:       – Министр Нур, я чрезвычайно уважаю вас, а потому хочу спросить, чтобы не тратить ни ваше, ни своё время: чем я могу быть полезен в этой ситуации? К сожалению, я действительно не имею представления, кому мог быть адресован текст и что на самом деле это значит.       Малахия наклонился немного вперёд, будто только и ждал этого вопроса всё время присутствия имперского посла у него в кабинете. В его глазах отразились блики механизма конверта, и Марсиусу показалось, что именно так выглядит далёкий залп паровой пушки, только-только вошедшей в активное применение. Для того, чтобы сохранить спокойное выражение лица, Штерну понадобились значимые усилия. Верный признак того, что стоит по-настоящему напрячься.       – Я хочу, – Малахия смаковал слова, будто хотел, чтобы их яд убил Марсиуса прямо здесь и сейчас, – чтобы вы взялись за это дело, господин посол. Я могу положиться только на вас и вас весьма долгий опыт службы на благо Луны и Солнца. Чтобы так продолжалось и впредь, необходимо найти того, кто хочет устроить саботаж. Я уверен, что этот предатель находится здесь, как он и писал, и он носит у сердца дипломатический иммунитет. Я хочу, господин посол, чтобы вы нашли мне предателя – и, пусть видит Луна, я сделаю всё, чтобы предотвратить неотвратимую трагедию.