Till Tomorrow

Плюнь мне в лицо, любимый, меня это не колышет, Плюнь мне в лицо, любимый, меня это не изменит, Плюнь мне в лицо, любимый, я сошёл с ума.

Светящийся в темноте дисплей оповещает — звонит «Завтра». Двадцать два пропущенных от «Завтра», сорок непрочитанных сообщений от «Завтра», пять новых незначительных трещин на двери от «Завтра», на шее заживают раны от «Завтра», на щеке, намокшем не слезами, засыхает плевок от «Завтра». Завтра питается Шото, Завтра выпивает Шото. У Завтра руки грубые, с садистским наслаждением прикладываются к губам всякий раз, когда Шото пытается заговорить — этот рот не предназначен для разговоров. Завтра кусает плоть до крови — извращённая пища. Завтра слизывает кровь — отвратительный напиток. У Завтра ногти — зубцы вилки, проникают под кожу, лишь бы достать до желанного куска. Завтра разрывает грудную клетку, за шею вжимая в простыни — те тканевые салфетки на коленях ужинающего. Завтра добирается до костей, те солью рассыпаются на тарелке. Кровь стекает из разорванного сердца, Завтра не вытирается, салфетки чисты. Завтра он будет нежным, Шото нужно только стерпеть. Шото тянется к его руке, Завтра брезгливо отшатывается, как от заражённого, поворачивает взгляд в другую сторону, выдаёт сквозь зубы: «Не трогай меня». Немногим позже Шото обнаруживает себя зажатым между стеной и чужим телом, Завтра водит носом от шеи до уха, губами ловит бег крови в артерии и шепчет, что ему нравится, как тот пахнет. Завтра раздражённо вырывается из ладоней, держащих его лицо для осторожного поцелуя, чтобы совсем скоро, находясь в агонии своего желания, самому прижаться к губам Шото, и каждый поцелуй — не великая месть. Шото верит, что завтра тот будет целовать его с желанием, вместо всепоглощающего голода, пока на устах расплывается повторяющийся вкус, а тело переживает свою маленькую смерть. Стоит только стерпеть до завтра. Завтра осматривает его укоризненно, говорит об отсутствии вкуса, и насколько надетая рубашка не идёт ему. В руки Шото бросают другую, не ставят ультиматум, но он молча переодевается в одежду, ничем не примечательную, только чтобы потом её сорвали в прихожей чужой квартиры, сказав, что было всё равно пойдёт ли она Шото, её просто не жалко было испортить. Шото смотрит на ничтожный кусок ткани на полу, так и не нашедший признания, пока чужие клыки вонзаются в ключицу. Он кусает губу, молчит, потому что умеет терпеть, а завтра будет лучше. Завтра сыпет оскорбления и слова, что обжигают каждый уголок сознания, задевают каждый участок личности. Шото внимательно слушает даже когда тот перестаёт говорить и лишь тяжело дышит в динамик, вероятно, пытаясь контролировать свою злость. Завтра сбрасывает звонок, с угрозой в тоне оповестив о том, как сильно Шото пожалеет об этом разговоре. Шото верит, что завтра услышит другие слова. Завтра приходит к нему поздно ночью, Шото открывает дверь — не может не открыть перед ним. И тот вваливается внутрь с победной усмешкой, словно знает, что эта дверь никогда не будет закрытой для него. Завтра снимает грязный пиджак, видимо, попал в инцидент по дороге. Он держит одежду несколько секунд, прежде чем разжать пальцы, та с глухим хлопком соприкасается с полом. Шото смотрит ему в глаза недолго, затем подходит ближе, чтобы поднять предмет. Подошва чужой обуви неприятно давит на тыльную сторону ладони, Завтра усмехается, заметив, что Шото не вырывает кисть. Прежде чем убрать ногу, он бросает что-то про то, насколько Шото отчаянный и патетичный для носителя своей профессии, каким является и он сам. Придавленные к изголовью запястья, слишком изящные для Героя, со следами царапин на одном, оставленных чужой обувью, и губы, что касаются ушной раковины, выговаривая о том, что скучали по рукам Шото. Он будет осторожным завтра, Шото нужно только терпеть. Завтра разбивает кружку на кухне Шото, кричит о том, что тому не позволено сидеть и наслаждаться утренним кофе, когда несколькими часами ранее упустил преступника, слишком зацикленный на том, что Завтра может оказаться под ударом один. Шото смотрит на осколки, тихо просит, чтобы тот не подходил, ибо может пораниться. Завтра плюёт на пол к его ногам, словно чужая квартира ничем не лучше грязного переулка, а сам хозяин квартиры оказывается схваченным за грудки — забранный питомец, которого Завтра снисходительно гладит по щеке, дарит жалкую ласку. Звонкая пощёчина звучит громче разбитого стекла, и чуть громче того, как что-то разбивается в мыслях Шото. Салфетки покрываются красным. Шото переводит взгляд на телефон, светящийся в темноте дисплей оповещает — звонит «Завтра». Дрожащая рука тянется к гаджету, палец инстинктивно нажимает на кнопку приёма вызова. — Да, Кацуки? Завтра всё будет иначе.