Cold Is The Night

      Игнорирование - громкое слово для того, что так хорошо знакомо его костям.       И в эти последние дни боль брала верх.       В последний раз Уилбур помнит как летал в День независимости. После дня веселья и большого количества вина Уилбур поднялся в небо, чтобы как следует полетать, несмотря на бесконечные протесты Томми против того, чтобы делать это под воздействием алкоголя. Он не знал, что это был последний раз, когда он когда-либо сделает это.       — Расслабься, Томми! Это займёт всего минуту или две, — успокоил он брата с широкой улыбкой и взлетел. Позднее он любовался закатом с утёса. Он помнит, что это был один из его любимых закатов.       В следующий раз, когда он наблюдал за солнцем с утёса, это был восход и тысячелетия крушений и разрушений прошли за это время. Он никогда не думал, что снова увидит солнце, и всё же, спустя много ошибок, много неверных решений, много лжи, прыжка веры и почти десятилетия страданий, он был здесь. Снова вернулся ко всему, что оставил позади.       И единственным способом привыкнуть ко всему было игнорирование.       К сожалению, его первобытные инстинкты не стали бы долго терпеть.       В Погтопии он почти полностью забросил заботу о себе, и хотя отец был рядом, чтобы защитить его от ударов взрыва 16-го числа, первоначальные падающие обломки уже нанесли ему значительные повреждения. И он также давно перестал заботиться о своих крыльях в лимбо, поскольку это было очевидно невозможно.       Его некогда обсидиановые перья, которые были прямым благословением самого Ангела Смерти, единственной связью с его кровью, теперь были потрёпанными, рваными и серыми от копоти. Пожалуй, при всём желании он не смог бы даже планировать на них.       Но отец однажды сказал ему, — То, что связывает тебя с твоей душой, всегда должно быть ухожено. Иначе душа, вместе с телом, со временем разрушится.       И вот он стоял на пороге дома Филзы посреди тундры и дрожал.       — Уилл?       — Привет, Фил, как поживаешь? — прохрипел он, подавляя дрожь.       — Всё хорошо, приятель, к-как ты?       — Я в порядке! — коротко и торопливо ответил он, не выражая никаких эмоций. Просто невесомое утверждение, брошенное в воздух, которое затем исчезнет.       Как отец, Фил, очевидно, уловил это.       — Почему бы тебе не зайти внутрь, Уилл? — взмахивая рукой перед собой, он пригласил сына через открытую дверь в тёплый интерьер своего дома.       Дом.       Уилбур забыл, каково это.       Не ответив, он лишь кивнул и последовал за ним. Войдя в дом, он устроился поудобнее в одном из кресел в гостиной.       — Где Техно? — первое, что он спрашивает после того, как Фил возвращается с тёплой кружкой чая. Он передаёт её Уилбуру, который берёт её без колебаний и делает длинный глоток. Он позволяет своим нервам медленно расслабиться под воздействием чувства безопасности, в то время как Фил занимает место напротив него. На мгновение на него накатывает ностальгия.       — Он э-э-э... — Фил немного заколебался. Он слышал слухи о том, как Уилла вернули к жизни, и как практически с тех пор он не переставал восхвалять Дрима. Конечно, для него это не имеет особого значения, но Техно отсутствовал несколько дней под предлогом «навестить Дрима», так что он не уверен, хочет ли он поднимать эту тему.       — Твой чай восхитителен, он всё такой же, каким я его помню, — прерывает его размышления Уилл. Вздохнув, Фил с облегчением сменил тему.       — Я добавил мёд, как ты любишь, — добавил он с улыбкой на лице, огромное количество воспоминаний нахлынуло на него.       Промычав, Уилл допил чай в тишине, которая в конечном итоге нарушилась вопросом, бурлившим в животе Фила с тех пор, как появился его сын.       — Так..... что же у тебя на уме, приятель?       — Э-э, что, прости? — переспросил Уилл, застигнутый врасплох. Фил сразу заметил, что он дезориентирован и потерян в мыслях. И самое ужасное, что он даже не может набраться смелости, чтобы задать ему корректные вопросы, которые, как отец, он должен задать. Всё это слишком сложно. Но он не собирается сдаваться.       — Тебе что-то от меня нужно? По какому поводу ты заглянул? — перефразировал он себя.       — Да, я.... — наступает пауза. Одно мгновение колебаний. Миллион мыслей одновременно.       Слишком долго. Поэтому Фил придвигается, кладёт руку на его колено как можно мягче и позволяет своему голосу быть проводником для бешеных глаз, постоянно ищущих что-то, затерянное в темноте.       — Приятель… с тобой всё в порядке?       Дрожь пробегает по позвоночнику Уилла от лёгкого воркования в голосе его отца. Он не слышал этого звука уже целую вечность. Такое же лепечущее воркование нарастает в его горле, и он отчаянно борется с этим желанием. Он не хотел, чтобы всё закончилось именно так. Уилбур всего лишь хотел прийти к двери Фила, попросить несколько целебных зелий и одно или два упражнения и уйти. Он пообещал себе не испытывать больше никаких чувств. Ничего абсолютно.       Увы, игнорирование не длится вечно.       — Мне... вроде как нужна твоя помощь, - сказано коротко и тихо, но вполне достаточно.       — Да, приятель, в чём дело?       — Мои… мои крылья, они болят.       Во взгляде Фила прояснилось понимание.       Крылья его сына - это часть его самого. Они достались ему от него, и он следил за ними на протяжении всего детства Уилбура. И в конце концов, он научил его летать. Но с тех пор, как он вернулся из Лимбо, он заметил, в каком ужасном состоянии они находятся. С того самого времени они редко встречались или нормально общались, но каждый раз он боялся спросить о крыльях, боясь, что он может быть немного виноват во всём этом. И в этот раз он не упустит возможность и станет тем отцом, в котором так нуждается его сын.       Он наклонился вперёд и медленно, но уверенно потянулся к перьям, к которым так давно хотел прикоснуться. Плечи Уилбура всё ещё были очень напряжены, словно прислушивались к любым незначительным изменениям в окружающей обстановке. Ему было немного стыдно за свою минутную уязвимость, из-за чего он поначалу немного отшатывался от рук Фила.       — Всё хорошо, дружище, я не причиню тебе вреда. Я только хочу проверить, хорошо? — Фил говорит как можно мягче и изнутри сокрушается от мысли, что первая реакция его сына на прикосновения окажется настолько ужасной. Короткое воспоминание о том, как юного Уилбура будили кошмары, мелькает в его глазах, и он вспоминает, как расчесывание перьев успокаивало его. И вдруг он осознал, что для него это были всего лишь месяцы, но для Уилбура это были 13 лет без поддержки, чувства безопасности или какой-либо стабильности. От понимания этого он едва не вздрогнул.       После своих первых колебаний, а также слов Фила, Уилбур постарался ослабить свою настороженность. Расслабив крылья, он протянул их к отцу. Фил, как можно нежнее, расчесал пальцами пепельный пух, истерзанный и потрёпанный суровым временем. Он бережно проводит по плечевой кости крыла, и Уилл едва ли не корчится от его нежных прикосновений. Его мозг издает пронзительный вопль, и он плотно зажмуривает глаза, наклоняя голову, чтобы скрыть смущение. Уилбур до белизны стискивает костяшки пальцев в кулак. Фил внимательно следит за каждой реакцией парня и берёт одну из его рук в свою. Брюнет вскидывает голову от этого жеста; глаза широко открыты и красны от непролитых слёз.       — Выпусти всё наружу, сынок, всё в порядке, — сказал Фил, глядя на него сквозь слезящиеся глаза с нежной и подбадривающей улыбкой.       И это всё, что потребовалось, чтобы сломить Уилбура Сута.       Он зарывается головой в плечо Фила, и горячие слёзы вот-вот готовы пролиться. От неожиданности Фил по началу слегка пошатнулся, но стоило ему почувствовать, влагу на своих плечах, Филза тут же обнял сына. Поток пота и ритмичное щебетание лились из его горла, и всё это помогло как по волшебству. Уилбур больше не сдерживался, и после нескольких воркований и хныканий начинает кричать. Его крик прерывистый и жалкий, и его рыдания такие же. Оба они вместе взятые звучат как песня умирающего пустынного крапивника. Это неконтролируемо, это тяжело, и с этим невозможно справиться сразу. И вот он едва не захлёбывается собственными слезами. Воркование Фила звучит быстрее чем у брюнета, оно мягкое и нежное, как фонарь посреди бурной ночи. Он поддерживает Уилла и медленно, но верно подводит его к более спокойному щебетанию, одновременно проводя мягкими пальцами по потрёпанным перьям и крепко сжимая руку сына в другой. Словно обещая больше никогда не отпускать.       Они остаются так на некоторое время, как якоря друг для друга. После чего Уилбур медленно поднимает голову и опускается на своё место. Он снимает очки и опускает голову, вытирая набежавшие слёзы. Спутанные каштановые кудри с белыми прядями скрывают его черты лица от взгляда отца. Фил убирает руку с крыльев и переходит к его лицу, поднимая его за подбородок. Он приподнимает голову Уилбура, пока они не встречаются взглядами.       — Спасибо..       — Мне жаль..       Они оба одновременно заговорили.       — За что ты... за что ты хочешь поблагодарить меня, дружище? — спрашивает Фил.       — Что ж, по той же причине, по которой ты извиняешься.       Между ними возникает понимание, и сквозь сопение и призрачные всхлипывания они оба искренне улыбаются друг другу впервые с момента воскрешения Уилла.       В следующие несколько часов Фил не спеша ухаживает за крыльями, настолько, насколько позволяет время. Он даёт Уилбуру выпить два целебных зелья и наносит их на потрёпанные перья, перевязывая их, где это необходимо. С помощью нескольких болезненных движений он также выщипывает пару непослушных перьев, которые в противном случае мешали бы. И, наконец, он помогает Уилбуру расправить их.       — Ты уверен в этом, приятель? — уточняет Фил, его лицо немного искажается от понимания того, что Уилл давит на себя чуть больше, чем следовало бы.       — Да, да, я справлюсь, — заверяет его брюнет.       Сначала было чрезвычайно трудно, Уилбур дрожал и вздрагивал от каждого движения, которые всё это время вынужден был предотвращать с помощью своих мышц. Он неоднократно матерится сквозь стиснутые зубы, но всё равно не останавливался. Постепенно, с помощью нескольких попыток и своей обычной упрямой решимости, ему удается вытянуть по крайней мере половину того размаха крыльев, который был раньше.       — Ну всё, на сегодня хватит, — говорит Фил и позволяет крыльям втянуться, — это займет некоторое время.       — У меня есть всё время в мире, — отвечает Уилл, задыхаясь от смеха.       Фил усмехается и качает головой от того, что его сын снова стал самим собой. Видя своего отца таким счастливым, каким он его помнил, Уилбур чувствует себя необычайно счастливым.