О стоматологах и не только/Кому среди врачей жить хорошо

Оливеру всегда нравились путешествия. Он не боялся перемен, никогда не ограничивался границами одной страны. Что ему Вашингтон с Лондоном, когда перед ним открываются бескрайние горизонты остального мира? Любые поездки, особенно вдали от семьи, отношения с которой отчего-то никогда не складывались как надо, даровали долгожданное чувство свободы и легкости. Вид из иллюминатора — отдельное зрелище. В зависимости от того, где он находился, вид мог быть совершенно различным и неповторимым: от бескрайних просторов океана до горных вершин, от городов с их яркими огнями до густых лесов и пшеничных полей. Петти-Браун прислоняется лбом к стеклу, наблюдая облаками, становящимися с каждым пройденным километром всё гуще и мрачнее. Похоже, в Москве его ожидает не самая лучшая погода. Раздумья прерывают взволнованные крики пассажиров. Оливер вздыхает, наблюдая за тем как мимо их бизнес-класса проносятся стюардессы. Видимо, кому-то из пассажиров стало плохо. Полет на самолете определенно являлся стрессом для любого организма. Перепады давления на разных высотах, страхи высоты и замкнутых пространств, недостаток кислорода и другие причины могли влиять даже на здоровых людей не самым благоприятным образом. Петти-Браун нервно постукивает пальцами по обивке пассажирского кресла, надеясь, что ситуация несерьезная и бортпроводники сами справятся. В конце концов, каждого из них обучали первой помощи, даже принятию родов, а в салоне по-любому должны были находиться как минимум три специализированные аптечки. Первая с набором базовых медикаментов: обезболивающие, активированный уголь, жаропонижающие, нашатырный спирт, перекись водорода, йод, пластыри, градусник, защитные маски, бинты и прочее. Вторая: на случай аварийной ситуации, всегда крепится к борту самолета. И третья — с инъекциями и медицинскими инструментами — только для людей с медицинским образованием. Экипаж воздушного судна не имеет права ее вскрывать без присутствия медика. Если судьба будет к ним благосклонна, к третьей, а тем более второй аптечкам притрагиваться не придется. Но когда в их зону пришла бортпроводница, спрашивая с мало скрываемым волнением в голосе о наличии тут врача, Оливер понял, что конкретно попал. В ответ ожидаемо раздалась тишина. Женщина спросила ещё раз, на этот раз громче. Что, неужели, кроме него, никого не было? Он даже не полноценный врач-терапевт или какой-нибудь хирург. Стоматолог. — Есть, но я стоматолог, так что владею только общими медицинскими знаниями, — признается он, вставая с места. Стюардесса тут же провожает его к упавшему на пол мужчине в противоположном конце салона. — Ему стало плохо, резко упало давление, — начинает объяснять ситуацию проводница, которая оставалась рядом с пассажиром. — Мы, как и положено, принесли нашатырь и кислородную маску, пытались привести его в чувства, но мужчине становилось всё хуже, пока он не потерял сознание. — У вас должна быть связь с медицинским консультантом на земле, — уточняет блондин, присаживаясь рядом с ними. — Он консультирует на данный момент ещё один рейс, там стало плохо сразу нескольким людям. На земле уже вызвали скорую, скоро одного из бригады свяжут с нами. Петти-Браун фыркнул, скрывая за улыбкой раздражение с толикой страха, но быстро собрался и приступил к осмотру: видимых повреждений не было, покраснений тоже, кожа казалась бледнее обычного. Он, не дожидаясь телефона, попытался привести мужчину в чувства: растирал мочки ушей и пальцы рук, наклонял вперед корпус тела, включили кондиционирование на всю мощность и направили на него, сильно похлопывая по щекам руками с холодной водой, поднесли нашатырь — никакой реакции. Дыхание стало совсем тяжелым. Плохо. Он жестами попросил проводников уложить пассажира на пол, прямо на проход, расстегивая его рубашку, ослабляя ремень на брюках, проверяя тело на раздражители. Стоматолог и сам не заметил, когда в руке оказался долгожданный телефон. — Доложите обстановку, — раздался уверенный, спокойный, почти сухой голос по ту сторону, — алло? Вы меня слышите? Оливер не сразу понимает, что отвечать, но наконец произносит: — Пульс есть, дыхание слабое, зрачки на свет не реагируют. Что мне делать? — последняя фраза звучит как-то напугано. — Хэй, хэй, — голос становится мягче, бархатистее, будто бы сосредотачивает всё внимание и чувства на себе, — от нас зависит жизнь человека. Давай успокоимся? Я слышал твой акцент, ты иностранец? — Да, я американец, — с гордостью отвечает блондин, отвлекаясь от лишней паники. — Фе, — надменно выдает незнакомец, — и как только вас к нам заносит, не понимаю. Будем и дальше болтать ни о чём или продолжим работать? Сколько минут отсутствует сознание? — Более пяти минут, — Петти-Браун закатывает глаза от предвзятости человека по ту сторону, но жизнь мужчины всё же на данный момент важнее. — Это кома, — тут же определяет русский, — переверните его лицом к полу. Сейчас у него подавлены глотательный и кашлевой рефлексы, слюна и возможные рвотные массы могут попасть в легкие, после чего может произойти остановка дыхания. Он употреблял алкоголь? Есть черепно-мозговая травма? — Нет, ничего из этого, — он вспоминает слова пассажиров, сидящих рядом, — его мучили головная боль, головокружение, потемнение в глазах, сухость во рту, а ещё повышенное потоотделение. — Он диабетик, — человек по ту сторону поразительно быстро определяет причину, — до состояния комы доводит гипогликемия. Ему не достает сахара в крови, грубо говоря. Если повезет, сможем привести в чувства прямо на борту. — Проверьте его глюкометром, — командует американец бортпроводнице, — да, показатели низкие. — Тебе нужно ввести ему раствор глюкозы для повышение сахара. И найти что-то понижающее кислотность. Оливер тянется к аптечке с инъекциями, ища что-то подходящее. — Раствор есть, уже ввожу его, — блондин быстро обрабатывает кожу, вводя шприц с необходимым веществом. — Для понижения кислотности подойдёт минералка? — А ты на удивление хорош в этом... — задумчиво тянет русский. — Кто ты по специальности? — Стоматолог, — тут же отвечает Оливер, довольно улыбаясь. Отчего-то казалось, что такой тон в голосе собеседника служил своеобразной похвалой. — Симпатичный, умный, состоятельный и вот, как показала практика, храбрый. — И высокомерный, — фыркает незнакомец. — Вы, стоматологи, все на одно лицо. — Что есть, того не отнять, — Петти-Браун мысленно ликует, видя как мужчина постепенно приходит в себя. — Мы просто знаем себе цену. Пассажир приходит в себя. — Ага, не мужчина, а мечта получается, — не скрывая сарказма, говорит русский. — Мы встретим его у выхода из самолета, — он возвращается к формальному стилю общения.— Спасибо за соучастие. Незнакомец, не дожидаясь реакции, вешает трубку. Оливер слегка обиженно хмурится, а потом пожимает плечами, возвращаясь к своему месту под громкие аплодисменты экипажа. Жаль, а ему ведь понравился собеседник. Интересно было бы пообщаться с ним вживую. Ещё через десять минут пилот объявляет о посадке.

***

Петти-Браун тянет руки к верху, потягиваясь, издавая удовлетворенный звук. Наконец это девятичасовой полет закончился. Он спокойно вышел из самолета, краем глаза подмечая как мужчине помогают спуститься к медикам, затем дождался своего багажа, прошел паспортный контроль и хоть времени это заняло до смешного не много, американец всё равно чувствовал усталость — хотелось побыстрее приехать в съемную квартиру, обустроиться и завалиться спать. Завтра его ждал сложный день. Оливер открыл приложение, через которое арендовал на ближайшие дни Rolls Royce — уж очень он любил роскошь, пока его личный транспорт не будет доставлен в Россию. Он открыл карту с геоположением машины, удивляясь с того, в насколько странном месте её оставил прошлый арендатор. Однако на более глубокие раздумия сил не оставалось, так что просто смахнул всё лишнее и направился ко второму выходу. Когда Петти-Браун увидел, что машина перекрывает дорогу той самой скорой, которая благо, судя по негорящим мигалкам и отсутствию звуковых сигналов, была свободна и просто не могла проехать, то почувствовал приближающиеся проблемы. Мысленно приготовившись извиняться за неудобство он подошёл ближе и разблокировал машину — данная функция была доступна в приложении. Махнул водителю, мол сейчас отъедет, открыл багажник, закинув туда чемоданы, и стоило только закрыть его, как перед ним оказался один из медицинской бригады. — Парковаться нормально не учили? Понаставите свои дорогие машинки на несколько мест — не проехать, не пройти. О других совсем не думаете. А мы ведь, между прочим, скорая помощь. Что если бы человеку понадобилась помощь? — Оливер удивленно моргнул, узнавая голос. Пульс американца учащается, а в горле внезапно становится сухо. Он смотрит в серо-голубые глаза парня, оказавшегося тем самым незнакомцем с телефонной линии, сквозь темные стекла солнцезащитных очков, но встречный взгляд настолько пронзителен, что ему кажется, будто на нём вовсе и нет аксессуара и все эмоции находятся у всех на виду. Ошибки быть точно не может. Оливер невольно проводит параллели между образом того специалиста и человеком, стоящим перед ним, и...поражается. Сейчас он может рассмотреть его поближе. Парень оказался ниже него — по крайней мере, сантиметров на семь-восемь, одет в положенную для их работы голубую медицинскую форму, выразительное лицо и бледная кожа, контрастирующая с цветом одежды. Белые, словно первый снег, волосы были растрёпаны, и, скорее всего, это был не модный «творческий беспорядок», а просто результат тяжелого рабочего дня. Когда надо серьёзный, когда надо мягкий, умный и..такой красивый. — Выходите за меня замуж, — выпалил с глупой улыбкой Оливер, снимая очки. — Что? — удивлённо уставился на него беловолосый, отступая на шаг назад. Внимательно смотрит ему в глаза, будто бы ища что-то, а потом потрясенно выдыхает. До американца, кажется, тоже доходит смысл сказанного и оба неловко отводят взгляды в разные стороны. Русский хочет, видимо, сказать что-то в ответ, но их прерывает гудок водителя скорой. Незнакомец поджимает губы, недовольно, почти злостно, смотря на него, и разворачиваясь к транспорту, бросает: — Псих. Оливер хотел было остановить парня, но в глаза бросилась знакомая эмблема организации, расположенная на форме и скорой. Ничего не оставалось, кроме как сесть в машину и уступить дорогу. Они всё равно в скором времени обязательно встретятся.

***

Минь Ли сосредоточенно сортирует файлы по папкам, когда над головой звучит чей-то негромкий, слегка насмешливый голос: — Я удивлен, что в клинике столько врачей разной национальности, — хозяином голоса оказался молодой человек весьма приятной внешности: высокий рост, блондинистые волосы, прямые черты лица, небесно-голубые глаза, повседневная одежда и солнечные очки на макушке. — не ожидал увидеть китайца на приемной, — комментирует он, глянув на имя медицинского работника. — Так ведь страна многонациональная, — азиат вновь возвращается к сортировке, — и компания тоже международного класса, — собеседник на это весело фыркает. — Вы что-то имеете против? Человек почему-то выглядел смутно знакомым. — Как раз наоборот, — и только сейчас Кит улавливает в голосе еле слышный акцент, — собираюсь разбавить ваши, надеюсь, дружные ряды. Мне нужен кабинет главврача. Азиат резко вскидывает голову в сторону блондина, уже совсем другим взглядом оглядывая пришедшего. Американец готов был поклясться, будто бы видел как в глазах напротив зажглись огоньки предвкушения и интереса. Похоже, его узнали? — Поворачивайте направо, идите до конца коридора, поднимайтесь на третий этаж и вновь до конца коридора. Вы не пропустите нужную дверь, — как-то уж воодушевлённо подсказывает китаец. А потом, уточняя, спрашивает. — Так это Вы наш новый стоматолог? А нет, не узнали. Вернее, не совсем.

***

Морозов резко останавливается прямо посреди коридора, заставляя идущего позади него друга чуть ли не врезаться в чужую спину. — Ты чего? — озадаченно спрашивает Марков, обходя беловолосого стороной. — Помнишь я рассказывал про того ненормального в аэропорту? — Рома дожидается ответного кивка, а потом продолжает, указывая рукой на высокого блондина, весело разговаривающего с Китом, — это он. Неужто и ему медицинская помощь понадобилась? — Я в такие совпадения не верю, — Марков, в подозрении прищурившись, отвел их обоих в сторону, чтобы наблюдать за ситуацией, не бросаясь в глаза. — А вдруг он тут, чтобы разузнать о тебе? — Миш, не неси бред, — Морозов отмахивается, дожидаясь, пока блондин отойдет от приемной, — ты смотришь слишком много фильмов. Как только американец уходит, направляясь куда-то вглубь клиники, они направляются к Минь Ли. — Кит, что этот псих забыл в нашей больнице? — задает с ходу вопрос Миша, но на осуждающий взгляд друзей замолкает, извиняясь, — Доброе утро, я хотел сказать, доброе утро. Китаец одобрительно кивает на приветствие, и по нему видно, как ему не терпится рассказать новость, он уже было открывает рот, а потом зависает, уточняя: — Подождите, что значит «псих»? Неужто тот парень с парковки? — беловолосый в ответ лишь слабо кивает. — Ой, попал ты, Морозов! Рома с Мишей лишь переглядываются, ожидая уточнений. Но в холл возвращается американец в сопровождении главврача. Оба мужчины явно направлялись в их сторону, о чем-то переговариваясь. — Я так и думал, что мы совсем скоро встретимся вновь, — первое, что говорит блондин русскому. — Так вы уже знакомы с Романом? — интересуется у него Ярослав. — Познакомились на днях в аэропорту, — отвечает Морозов, не дожидаясь того, что скажет голубоглазый. Последний на это лишь неопределенно хмыкает. — Он у нас один из лучших медиков неотложки. На вызовах ему и вовсе нет равных, — продолжает нахваливать своего сотрудника главврач. — Характер, правда, сложный. Однако и в этом есть своё очарование. — Да, — выдыхает блондин, улыбаясь так, будто бы что-то задумал, — я успел заметить это, когда он консультировал меня на борту самолета, — он отводит взгляд в сторону Романа, с довольством подмечая, как русский хмурится от осознания того, с кем успел спасти жизнь человеку и одновременно с этим поссориться. — Жаль, обвинять окружающих любит несправедливо. — Что ты сказал? — улыбка на лице американца становилась только шире. Казалось, тот только и ждал, пока беловолосый разозлится и подойдёт к нему ближе. — Что ж, — вмешивается Ярослав в их беседу прежде, чем может начаться что-то серьёзное, — позвольте представить вам, коллеги, нашего нового стоматолога и моего помощника, — мужчина говорит достаточно громко, чтобы на них обратили внимание и проходящие мимо сотрудники. Главврач, будто бы специально, подталкивает блондина ближе к новоиспеченным коллегам, в частности к Морозову так, что те находились на расстоянии вытянутой руки, — Оливера Петти-Брауна. Среди врачей нависает неловкая тишина. — Того самого? — Кит аж роняет из рук папки, что так упорно раскладывал на протяжении часа. В клинике не нашлось бы тех, кто не знал фамилию семьи, владеющей основным пакетом акций всей сети клиник Fixbroken. Это объясняет, почему Минь Ли посчитал, что уже где-то его видел. Имя Оливера Петти-Брауна довольно известно в медицинской сфере: парень был не только сыном генерального директора, но и весьма талантливым специалистом. Кроме того, часто принимал участие в благотворительных акциях и время от времени выпускал научные работы. Но что наследник компании забыл в одном из отдаленных филиалов? Беловолосый в лице хоть и не меняется, но явно нехотя протягивает ему руку, чтобы пожать в качестве приветственного жеста, однако Оливер переворачивает её в горизонтальное положение и мягко целует тыльную сторону ладони. Точнее, ему бы очень хотелось так сделать, но настороженный взгляд даёт понять, что шутки с Морозовым плохи. Ладно, подобное он в силах провернуть как-нибудь потом. — Приятно познакомится, Роман, – Петти-Браун обворожительно улыбается парню, пожимая чужую ладонь и внутренне ликует, замечая нахмуренные брови и едва уловимый румянец на щеках. Заметили это и находившиеся рядом Марков с Минь Ли, только отреагировали оба по-разному: первый в удивлении приоткрыл рот, тут же мысленно возмутившись с такого поворота судьбы, а последний заинтересованно склонил голову, с нетерпением ожидая развития событий. Какими бы ни были мотивы приезда Петти-Брауна, но парень явно впишется в их коллектив.

***

— Миша ходит за тобой, как верная собачка, — недовольно подмечает Оливер, приземляясь к Морозову на лавочку. Ни одного нормального разговора наедине с Ромой за последний месяц работы. Сейчас обед и оба, видимо, решили отдохнуть на улице. Территории вокруг клиники были облагороженными как раз для подобного отдыха: как для пациентов, так и для сотрудников. Иногда по вечерам, когда территорию не закрывали от посторонних, тихо прогуливаться могли и обычные прохожие. — Ты тоже, — Роман даже не смотрит в его сторону, хотя по едва ли приподнятым уголкам губ становится ясно, что русскому с этого сравнения весело. — И что с этого? Мне вот нравятся собаки. Они классные. Не даром говорят, что друзья человека. — Я к тебе даже приблизиться не могу, не испытав на себе его молчаливого предупреждения, — жалуется Петти-Браун. — Хорошо хоть, в открытую не угрожает. — Вы разве не работаете вместе? — Иногда, — блондин слегка пожимает плечами, откидываясь на спинку лавочки, — когда мне выпадает смена в кабинете детской стоматологии. Там, как правило, два врача работают одновременно на разных концах помещения. Чаще всего к Мише приставляют меня. — А как так получается, что ты работаешь и со взрослыми, и с детьми? — Я специалист широкого профиля, — с гордостью признается американец. – Разница между детским и взрослым стоматологом минимальная. Ярослав сказал, что в отделе не хватает рук, — последние слова сказаны неуверенно. Морозов мельком смотрит на него, с небольшим весельем понимая, что Петти-Брауну еще пока сложно воспринимать фразеологизмы. — А я уже делал нечто подобное в Лондоне. В общем, я согласился помочь и теперь периодически принимаю деток с кем-то в паре, но обычно нахожусь в индивидуальном кабинете, принимая частных клиентов. Ну, или льготников. Я не до конца ещё разобрался в тонкостях сотрудничества с государством. — Клиника в отдельные дни принимает граждан, чье лечение покрывается медицинским страхованием, естественно, доплачивая за дополнительные услуги самостоятельно, — начинает объяснять русский. — Открывает у себя пункт неотложки, находящийся все также под государственным контролем, но формально расположенном в этом здании. А взамен получает частичное освобождение от налоговых уплат и различные льготы, зависящие от степени сотрудничества. — Нет, — Оливер качает головой, — я знаю на каких основаниях моя семья открывает филиалы в разных странах. Имел в виду, что мне всё ещё предстоит более детально ознакомиться с вашим законодательством. В других странах социальное обеспечение устроено по-другому. Морозов глянул на него вопросительно, намекая, что ему интересны подробности. — Я удивлен таким количеством пациентов, — Петти-Браун меняется в лице, становясь серьезнее. — В Америке, например, очень дорогая медицина — не каждый может себе позволить не то что в нашу клинику обратиться, но и получить элементарную страховку, которая может даже не покрыть лечение. А тут и клиентов, готовых заплатить за врачебные услуги куча, ещё и государство выделяет деньги с налоговых поступлений, чтобы платить за лечение тех, кто не способен на это. Это приятно удивляет и в то же время расстраивает. Наверное, потому что хотелось бы видеть нечто такое и в Штатах? — Или ты просто не привык столько работать, — кивает Морозов, поддерживая разговор. Оливер, отвлекаясь от грустных мыслей, смеется. — Не могу совсем отрицать этого. Я не привык, что у дверей может скапливаться очередь из пациентов. Да и уходить теперь приходится куда позже. — Однако...? — Я тот еще трудоголик, — американец пожимает плечами, — даже немного рад тому, что свободного времени стало меньше, чем когда я работал в других филиалах. К тому же, как я могу игнорировать дела, касающиеся клиники? И приехал сюда, в основном, ради набора необходимого опыта, чтобы занять сначала место младшего партнера, а там и дальше по карьерной лестнице. — Разве ты не получишь акции на правах наследника? — Могу, — легко отвечает Оливер, — но ведь так будет неинтересно. Да и ждать долго, не так ли? — Роман с ним мысленно соглашается. Он бы тоже таким легким путем не пошел. Хотя кто его знает? — Легче самому выкупить, но для этого надо иметь должность хотя бы "младшего партнера", а там, чем выше должность, тем больше акций смогу получить, — он видит, как из кустов неспеша выходит большой, явно ухоженный, кот. Они оба почему-то обращают на него внимание. — Кошки, кстати, лучше. Они на людей не набрасываются. Домашние милые создания. — Бестолковые клубки шерсти, — парирует Морозов, вставая с места, собираясь идти обратно в здание. — Вот ты когда-нибудь слышал про котов-поводырей, котов-спасателей, или сторожевых котов? Вот и я нет. — А кошачий батальон, спасший блокадный Питер от крыс? — не соглашается Оливер, идя следом. — Мяукающая дивизия, — поправляет его Рома, — но да...тут нельзя не согласиться. Но собаки легко адаптируются, обучаются, и больше любят хозяев. Они готовы отдать жизнь ради защиты семьи. — Собаки любят всех. Кошки в этом плане более сдержанны, — нарочито хитро тянет Оливер, будто бы они говорили вовсе не о животных. — Когда собака осыпает нас любовью, это приятно, но при этом мы знаем, что к другим будет примерно такое же отношение, — И Рома действительно улавливает в его словах что-то похожее на неоднозначные намеки. — Однако, когда симпатией проникается кошка, мы можем почувствовать себя по-настоящему избранными – как будто мы этого действительно заслужили, — русский даже теряется на этой фразе. Не может же Петти-Браун и в самом деле говорить о нем? Они наконец приближаются к основному входу в здание, русский идёт впереди, взбираясь по ступенькам раньше американца и оборачивается, смеряя блондина слегка надменным взглядом. Остановку делает и Оливер, отчего-то тепло смотря на него, неожиданно выдавая: — А ещё в Древнем Египте кошку наделяли особыми качествами, ее почитали и обожествляли. Повсеместен был культ богини Бастет — женщины с головой кошки. Она покровительствовала любви, нежности, плодородию, радости и материнству. Морозов продолжает стоять напротив, но уже с какой-то ощутимой неловкостью в воздухе, подмечает то, как теряется сам американец, видимо, ожидая от него какую-то реакцию. Это странно трогает сердце. Беловолосый позволяет себе рассматривать Петти-Брауна ещё несколько секунд. — Пожалуй, я буду считать твой интеллект милым, — кивает Роман самому себе и заходит вовнутрь.

***

— Вот этот зуб придется удалять, — делает вывод Петти-Браун, отстраняясь от пациента, приспуская маску. — И сколько это будет стоить? — озадаченно спрашивает, смотря на то, как блондин откатывается на стуле к экрану компьютера, быстро и четко заполняя его личную медицинскую карту. — Точную цену не назову, — Оливер пару секунд задумчиво смотрит на монитор, – где-то в районе двух-трёх тысяч. Сейчас выпишу Вам направление, стоматолог‐хирург находится соседнем кабинете. Он же и удалит зуб, потом возвращайтесь ко мне. — Две тысячи рублей за три минуты работы? — мужчина в удивлении и возмущении выгибает брови. Петти-Браун разворачивается к нему, кивая, а затем протягивает обещанный лист бумаги со всей необходимой информацией. — Как скажите, если есть особое желание, мой коллега будет тащить Ваш зуб куда медленнее. — Что Вы сказали?..

***

Кит, не скрывая эмоций, в открытую смеется над рассказом американца, получившего выговор за очередную перепалку с пациентом: мужчина, рассердившись, написал жалобу на Оливера. Рома, недавно вернувшийся с вызова, сейчас спокойно попивающий рядом с приемной чай, фыркает, скрывая улыбку за кружкой. Петти-Браун за три месяца работы поставил на уши всё руководство своим поведением, чем вызывал недоумение у многих коллег и вместе с тем восхищение: с точки зрения профессиональных навыков, американец ничуть не уступал остальным стоматологам и, более того, каким-то магическим образом притягивал к больнице всё больше внимания и новых клиентов. Парадокс. — А потом главврач говорит мне, — Петти-Браун чуть прочищает горло, чтобы попытаться спародировать Ярослава, — «Оливер, хотя бы ненадолго, но будь чуточку серьезнее.» — А ты что? – Минь Ли заинтересованно склоняет голову. — Сказал, что и так был серьезнее некуда, — он пожимает плечами, — пациента вот, не устроили временные рамки процедуры. Я, как заботливый доктор, предложил вполне себе хорошее решение. — Действительно, — подает голос Морозов, отводя равнодушный взгляд в сторону, — интересно, и что же их могло не устроить? — В-о-о-т, – Оливер победно улыбается, обращаясь к Киту, — даже Роман со мной согласен! — Это был сарказм, друг, — подмечает азиат, усмехаясь. Оливер недовольно бурчит что-то себе под нос, подытоживая: — Да с его вечно спокойным выражением лица и не поймешь, шутит он или нет. — Не дорос ещё, — подмечает мимо проходящий Марков. — Не познал дзен, — соглашается Кит. Морозов лишь молча кивает, делая ещё один глоток чая.

***

Миша приоткрывает глаза, глядя на наручные часы, стрелки которых указывали на совсем уж раннее утро. Семь утра, а он уже валяется прямо посреди ординаторской. Времени на отдых оставалось совсем уж мало: через полчаса должен прийти первый назначенный на сегодня пациент, а значит, минут через десять необходимо встать с темного, ставшего уже привычным, черного кожаного дивана, чтобы провести необходимую очистку рабочего места и подготовку инструментов. Парень обреченно стонет, потягивая руки как можно выше, вслух произнося: — Господи, временами я просто хочу уволиться. Нет, он безусловно любил их работу — востребованная и престижная. К тому же, относилась к одному из самых высокооплачиваемых медицинских направлений.  У него и коллег были развиты внимательность, стрессоустойчивость и четкость собственных действий. Большинство врачей их специализации подсознательно подмечали мелкие детали, и в сложных ситуациях сохраняли эмоциональную уравновешенность. Однако работа физически и эмоционально изматывала. Они могли часами находится в сгорбленном положении, сидя на не самом удобном стуле, склонившись над пациентами, поток которых и вовсе не заканчивался. В итоге, приемные часы смещались и вместо положенного рабочего дня шла полная переработка. — Не переживай, — звучит уже знакомый насмешливый голос с порога, — как только я получу место младшего партнера в совете директоров, сразу же займусь вопросом твоего увольнения. Марков тут же откинул голову назад, мысленно взвыв от несправедливости: сегодняшняя смена пройдет в компании Оливера. Этот день уже не станет хуже. — С таким руководством, — начинает он, явно намекая на блондина, — я готов писать заявление по собственному желанию без лишних вопросов. Оливер лишь фыркает, вешая верхнюю одежду на крючок, переодеваясь в медицинский костюм, а затем оборачивается ко всё ещё валяющемуся на диване Мише, заявляя: — Пойдем, бездельник, в коридоре уже собралась очередь из мамочек с детьми, а у нас еще не подготовлены рабочие места. Марков без лишних слов плетется следом.

***

— Колитесь, — спрашивает Богдан, ещё даже не зайдя в ординаторскую, — что я пропустил? Младший Морозов хоть и ляпнул данную фразу сходу, но судя по прокатившейся реакции коллег, понял, что попал в самую точку. — Вот, Богдан, — обращается к нему Оливер, что-то усердно выписывая на листе бумаги, — отгадай загадку: зимой и летом одним цветом. Что это? — Эм, — он непонимающе глядит на старшего брата. Рома в ответ лишь машет рукой, мол ответь и от тебя отстанут, — ёлка? – И зачем ты ему рассказал? – возмутился Хоффманн, отрываясь от рабочего ноутбука. — А он чё, не знает что ли? — недоверчиво глядит на него украинец. — Не «чё», а «что», — поправляет младшего беловолосый. — Не веди себя, как гопота из переулка. Богдан раздраженно выдыхает от очередной правки брата и, недолго думая, плюхается на диван рядом с ним, от чего старший недовольно косится на него, но не отодвигается. — Я терапевт, — говорит он, будто бы это должно всё объяснить, — нельзя ждать от меня другого. Так что там насчет загадок? — парень откидывает голову на спинку кресла, открывая себе обзор на Германна с Марковым. — Нет, не знает, — ехидно отвечает теперь уже Миша, – сегодня мать у ребенка в кабинете спрашивает: малыш завис и Оливер завис. На этой фразе послышались новые смешки: даже Рома, слегка поджав губы, пытался подавить улыбку. — Ребенку четыре, Оливеру третий десяток, — продолжает за него Хоффман. — Ну нелогичная загадка! — возмущенно заявляет Петти-Браун. — На неё очень много ответов. Почему не пихта? Почему не сосна? — он вновь глубоко задумался, начав быстро перебирать варианты вслух, — Солнце? Человек? Небо? Диван? Очень много ответов! — под конец не выдерживает. — Не понимаю я этот язык. Не понимаю! Минь Ли, что до этого молча наблюдал за ситуацией, медленно подошел к расстроенному блондину и положил свою руку ему на плечо в успокаивающем, полном понимания, жесте. — Я тоже, друг. Я тоже.

***

День, на всеобщее удивление, проходил спокойно и наименее загруженно. В ординаторской находилось сразу трое: ожидающий назначенного к шестнадцати-тридцати пациента Оливер, Германн со своей самой надежной ассистенткой, по совместительству одной из старших медсестер. Оба отдыхали после сложнейшей операции: Хоффман устроился на диване, а женщина наливала себе кружечку ароматного кофе. Всё бы и дальше оставалось спокойным, пока в помещение не ворвался оживленный китаец. Минь Ли быстро подбежал к столу, наливая себе немного воды, сразу же запивая. — Сейчас вообще не поверите, — Кит выдерживает паузу, заговорщически щурясь, — бригада Ромы к нам клоуна везёт! Представляете? Дать объяснения любви Минь Ли к цирковым исполнителям и животным никто так и не смог, хоть и предпринимались немногие попытки. Однако с появлением Оливера все как-то об этом забыли; главное, что человеком китаец был хорошим, даже понимающим — да и в клинике происходили куда более странные и необычные вещи, чем те, что были. Вряд ли это как-то было связано с приходом американца, но сваливать на него подобное стало некой традицией, пусть даже и шуточной. — А зачем? — подмечает Германн, усмехаясь. — У нас уже есть один — Оливер. Петти-Браун, не церемонясь, спихивает его с дивана, напоминая, что зубы немца находятся всё ещё во власти американца с их новообразовавшимся стоматологическим братством. Обидел одного стоматолога — становишься врагом для всех стоматологов. — Пока вы не устроили здесь потасовку, — включается в беседу одна из старших медсестер, — меня больше интересует, как Роману Савельевичу вечно попадаются столь...интересные случаи и персонажи. — Это же Рома, — тут же отвечает китаец, направляясь к выходу. Судя по затянувшемуся молчанию, всех вполне устраивало такое объяснение. Морозов всегда был своеобразным магнитом странностей. Может, потому вокруг него и собрались такие яркие коллеги — под стать «поставщику пациентов». — А теперь пошли за мной. Мы просто обязаны застать момент, когда в двери нашей клиники влетит клоун. Настоящий! Красный нос, яркий кудрявый парик, цветастый костюм и прочее! Находящиеся в ординаторской ринулись следом — такое действительно грех пропустить. Кроме Оливера. И дело не в загруженности. Просто у стоматологов тоже бывают страхи. И Петти-Браун терпеть не мог клоунов.

***

Хоффман, уставший после ночного дежурства, почти что вваливается в ординаторскую, удивленно осматривает собравшихся и переводит взгляд с чересчур оживленных Оливера с Китом на подозрительно затихшего Маркова. Подозрительно, вообще, было всё: утро только началось, до отсчета смены оставалось около часа, следовательно, час и до его долгожданного ухода домой: ночь выдалась тяжелой. Пациенты, будто сговорились, жалуясь посреди ночи то на боли в конечностях, то на температуру с головными болями. А тут ещё и шумная троица подскочила с утра пораньше. — Чем вы заняты?.. — он искренне не хотел спрашивать, но по нетерпеливому взгляду Минь Ли понял, что ему не оставляют выбора. Трое будто ждали этого вопроса, потому что Марков только сильнее хмурится, усерднее набирая кому-то сообщение, Оливер резко хватает их общий пенал с ручками на случай потерь собственных, подставляя его к своему лицу так, будто бы держал микрофон, Кит быстро понимает, что к чему, и достает из кармана телефон, на счет "три" начиная снимать. — Всем привет, дорогие друзья, — начинает свой шуточный репортаж американец, тут же обращаясь к горе-оператору, когда камера отводится в сторону Германа, — чего ты его снимаешь? Меня снимай, — с возмущением шепчет он, а потом довольно выдыхает. — Отлично. Мы ведем прямой эфир с ординаторской клиники Fixbroken, где на протяжении двух последних недель у нашего очаровательного доктора Маркова появилась поклонница, — Петти-Браун со всем способным самодовольством произносит эти слова. — Вы просто завидуете, что у меня есть пациент, который меня по-настоящему благодарит, — бурчит Миша, отрываясь от экрана мобильного. — Конечно, конечно, сэр, — Оливер хищновато улыбается, присаживаясь рядом, тыча пеналом сербу в лицо. — Не подскажите, как это вы смогли привлечь внимание юной девятилетней девочки, что она уже третий день оставляет вам мармеладки? Не боитесь загреметь в тюрьму? Или ещё лет десять оставаться одному, дожидаясь её взросления? Германн продолжает наблюдать за этой картиной — ситуация смешная, но к этому часу у него не осталось особых эмоций, чтобы хоть как-то среагировать. Краем уха сквозь приоткрытую дверь, от которой так и не отошел далеко за все время в ординаторской, слышит, как в тишине пустого этажа раздается писк прибытия лифта, а потом и чьи-то знакомые шаги. Морозовы входят в комнату почти одновременно, стремительно, не особо обращая внимания на "репортаж". — Что тут происходит? — Богдан останавливается, заинтересованно наблюдая за уже привычными перебранками Маркова с Петти-Брауном. — Какая разница? — тихо подмечает Рома, вешая их куртки на крючки и сбрасывая в глубины шкафа другие ненужные на сегодня пакеты с вещами. — Пошли курить. Морозов уверенно выходит из ординаторской. — Кури-и-ить, — почти что пропевает слово Богдан, радостно направляясь следом за братом. Хоффманн просто продолжает мысленно отсчитывать время до конца смены.

***

Приятная спокойная музыка наполняла помещение бара особенной атмосферой, народу хоть и было довольно много, однако звуки чужих разговоров едва ли доходили до их ушей. — Может, окружающие правы и я с такими темпами действительно останусь навсегда один? — обречённо стонет Марков, отпивая свой виски. Рома сначала косится на друга, потом на его напиток. Далеко не первый за вечер. — Тебе, кажется, уже хватит, — задумчиво тянет Морозов, отодвигая его стакан в сторону. — Ты предаëшь слишком большое значение пустякам. Всему свое время. Миша с тоской смотрит на отдаляющийся от него напиток. — Тебе то легко говорить, — Марков подпирает голову ладонью, — у тебя есть Оливер. Морозов, делавший глоток своего коктейля — безумно сладкого, на вкус младшего; непонятно, как русский вообще пил подобное — давится, начиная кашлять. Миша тихо смеется, видя едва различимый румянец на щеках друга. — Нет, — русский мотает головой из стороны в сторону, — он мне не нравится. Он меня бесит. — Понятно, — серб пожимает плечами, глупо расслабленно улыбаясь, — значит, нравится. — С чего ты взял? — Хэй, не смотри на меня так грозно, — Марков давно понял, что Рома в таких случаях на него злиться по-настоящему не может. Так что также уверенно продолжил. — Когда тебя что-то бесит, значит цепляет. Ты не можешь распознать эти эмоции и испытываешь раздражение, хотя на самом деле это скрытый интерес. Морозов если и удивлен, то вида не подаёт: Марков временами поразительно проницателен, пусть даже и не осознает этого по-настоящему. — И как мы в итоге пришли к обсуждению моей личной жизни? — проговаривает себе под нос Рома, наблюдая за тем, как поза серба становится неустойчивее — голова всё больше опирается на поддерживающую ее ладонь — глаза расфокусированнее, а улыбка на лице постепенно спадает. Кажется, им пора домой, пока младший окончательно не вырубился прямо посреди бара. — Миш, — звучит как-то уж подозрительно мягко, — пора домой. — Думаешь, дело во мне? — парень игнорирует фразу беловолосого, продолжая некоторое время пялиться в пустоту, потом, видно, что-то невовремя щелкает у него в голове и он поворачивается к другу. — Вот скажи, может, у меня с внешностью что-то не так? Или характер скверный? — Ты что?.. — Морозов усмехается, думая, что младший шутит, а потом до него доходит: Марков и правда об этом задумался. — Совсем крыша поехала? Ты самый лучший. — Врешь, — Миша с прищуром всматривается, будто бы ищет подвох. — Нет, — твердо отвечает Рома, не отводя взгляда. — Сам же говорил, что всегда это делаешь. — Везде есть исключения, — тут же парирует беловолосый, пожимая плечами. Марков не сдается. — Ага...а чего ж мы с тобой тогда столько лет вместе, а ты меня за объект воздыхания никогда не принимал? Морозов чуть застывает, со всей серьёзностью смотря на серба, совсем не ожидая такого поворота. — Обалдел что ли? — Че, не нравлюсь? — тут же с вызовом спрашивает Марков, наклоняясь корпусом ближе. — Мы всего-то пьем вместе и с детства иногда ночуем друг у друга, — его брови приподнялись от такой наглости младшего. — Ты совсем-то не борзей. — А переспать? Рома смотрит на него с искренним замешательством: читать эмоции пьяных людей сложнее, тем более, когда сам находишься не в самом трезвом состоянии. — Я...это не... — он отклоняется назад, слегка напуганный, пытаясь сформировать дельный ответ, а потом запинается, стоило увидеть хитрые проблески во взгляде напротив. — Ах ты жук! Издеваться вздумал надо мной! Марков не выдерживает и смеется, на несколько секунд привлекая внимание посетителей, сидящих неподалеку. Морозов, недовольный тем, как просто его удалось провести, тычет серба пальцами куда-то в область ребер, заставляя друга сморщиться от неприятных ощущений. Миша, постепенно успокоившись, извиняется перед ним, прося разрешение обнять беловолосого. Рома особо против не был: серб сам по себе тактильный, он за годы их дружбы привык к этому. — А за поддержку спасибо, — благодарно проговаривает Марков. Морозов, устроивший голову на чужом плече, фыркает, а потом добавляет: — Такси до дома оплачиваешь ты.

***

Даже Рома зависает на рекордные для него несколько минут, озадаченно поглядывая на нервно расхаживающего из стороны в сторону вдоль коридора Оливера, время от времени поправляющего укладку на голове. Морозов мнется ещё несколько секунд, после чего неспеша подходит ближе: странно было видеть вечно уверенного в себе американца таким взволнованным. — Оливер?..— русский осторожно касается его плеча. — Ты в порядке? Петти-Браун вздрагивает от неожиданности, словно бы всё это время был где-то далеко-далеко отсюда, а тут вдруг внезапно его вернули назад в реальность. Он с непониманием смотрит на беловолосого, однако тут же отходит на шаг назад, неловко почесывая затылок, чувствуя на себе непривычно-обеспокоенный взгляд и теплую ладонь на плече. — Ты что-то спросил? — американец наконец собирается с мыслями и сосредотачивается на Морозове. — Прости, я не расслышал тебя. — У тебя проблемы? Сложный случай? Стоматолог по привычке выпаливает первое, что приходит в голову: — Тяжелейший, Ром! — русский хмурится, ожидая продолжения, пока блондин строит напугано-отчаянное выражение лица, показательно вскидывая руки для лучшего эффекта, — у клиента бабла дофига, а все зубы здоровые…! Морозову не смешно. Он, кажется, даже злится, потому что не сдерживаясь называет Оливера придурком и уходит. Петти-Браун устало прикрывает лицо руками. Не признаваться же Роме в том, что пытался придумать, как пригласить его на свидание нормально.

***

— Рома, — ехидно зовет коллегу Минь Ли, — ты, кажется, залип, — шепнул ему, наклоняясь ближе с загадочной улыбкой. – Ещё немного — и вовсе начнешь пускать слюнки. Морозов старается не вздрогнуть, когда его так внезапно выдергивают из транса. Он снова возвращается в привычное состояние, цепляя на себя вид серьезности и спокойствия. — Кит, не говори о том, чего не знаешь, — тут же отвечает парень, на всякий случай вытирая рукавом губы. Но, в свою защиту, Морозов не может удержаться от тихого восхищения, когда Оливер, находясь недалеко от них, умело отбивался от вопросов нескольких журналисток, уверенно держался под камерой, параллельно проводя эстафету с детьми-обучающимися местных школ, к которым их клинику и парочку других больниц отправили в рамках государственной программы по повышению уровня интереса к спорту и здоровому образу жизни, в целом. В плюсе были все: медикам — дополнительные выплаты, клинике — сохранение репутации, детям — развлечения вместо уроков, министерству здравоохранения, как минимум, чистая совесть. Оливер, как наследник бизнеса, часто бывал на подобных мероприятиях, чтобы сохранять хороший имидж своей семьи. О личной жизни молодого перспективного врача ходило много слухов ещё до приезда в Россию. Журналисты, так и не привыкшие к постоянному нахождению Петти-Брауна в Москве, охотно брали у него интервью, так что проблем с первыми страницами в сплетниках и статьями в интернете было совсем не много. Но кто же знал, что вместе с Оливером Ярослав отправит тех, у кого, по-идее, был выходной. Жребий выпал на шесть-семь сотрудников, среди которых оказались Минь Ли с Морозовым. Да, мероприятие формально было добровольным и, чисто гипотетически, они могли отказаться, но главврач оказался настолько убедительным, а размер премий настолько щедр, что оба нехотя признавали, что без одного выходного они вполне обойдутся. Рома как бы ни старался, а отвести взгляд от Петти-Брауна не мог. Ещё при первой встрече он заметил, что блондин умеет привлекать к себе внимание если не харизмой, то внешним видом. К тому же — сейчас, когда Оливер был в спортивном костюме, позволяющем разглядеть довольно рельефные мышцы. Господи, да он ещё и успевает следить за своей формой. Что это за человек то такой? Он мельком оглядывает свою мешковатую потрепанную временем кофту и такого же вида штаны. Вообще Морозов и не думал, что они сегодня пересекутся, хотя стоило и догадаться. Оделся, называется, попрактичнее. — Ром, ты опять завис, — голос Кита уже совсем на грани смеха. Морозов шикнул на него, уходя к девочке, разодравшей кожу на коленке из-за случайного падения. Минь Ли хитро прищуривается, спеша следом. — Да ладно тебе, не секрет, что у вас с ним что-то происходит. Вы уже были на свидании? Роман не сдержал раздраженный вздох. Конечно, Кит тоже уже был в курсе, если не вся больница: попробуй тут наладить личную жизнь, когда тебя окружают люди, которым так или иначе интересен твой выбор партнера. — Не притворяйся глупым, — русский сдается, закатывая глаза. Девочка, заинтересованная их разговором, и вовсе не обращала внимания на легкие ощущения жжения от перекиси. — Не было ничего у нас, очевидно же. — Если тебе вдруг интересно, по-моему мнению, Оливер — отличный выбор. — Минь Ли задорно подмигнул девочке, та улыбнулась в ответ. — Не могу вспомнить никого, кто бы также влюбленно смотрел на тебя, терпеливо добиваясь внимания. Но если он тебе не нравится, не стоит перешагивать через собственные чувств..- — Я понял, тебя, Кит, — беловолосый резко прерывает его. — Если бы он мне не нравился, я бы вёл себя по-другому, — Морозов внимательно смотрит на него, фыркая. — Тебе так и не терпится всё растрепать, да? — Не представляешь, насколько теперь мне сложно сдерживаться, — в глазах китайца будто бы загораются искорки. — Скажешь ему — и я расскажу всем про твою интрижку с пациенткой и о том, что случилось в октябре прошлого года, когда ты якобы заболел. Серо-голубые глаза тут же встречаются с небесными, словно Оливер знает, что речь идет о нём. Морозов чувствует, как какое-то смущение сковывает его изнутри, когда Петти-Браун приветливо ему машет. — Откуда ты..? — Минь Ли тут же перестаёт улыбаться. — Нет, стой, ты все равно не ответишь. Понял, принял. Рома перевел вновь взгляд на девочку. — Тебе тоже стоит сохранить в секрете всё, что услышала. Иначе попрошу вашего учителя по математике давать контрольные каждый урок. Девочка хлопает глазами и напугано кивает, убегая к своей команде. — А ты жесток. — О, ты ещё не знаешь, через что пришлось пройти Богдану в своё время.

***

Оливер напевает какую-то мелодию себе под нос, готовый наконец расписаться в журнале и уйти домой. День был просто прекрасен. — Оливер, — голос Морозова звучит устрашающе. Он резко подходит ближе, захлопывая ни в чем не повинный журнал перед ним. Американец едва успевает убрать свою ладонь, удивленно таращась на разозленного русского. — Рома, это не я, — сразу же отвечает Петти-Браун, а потом, задумавшись, добавляет, — или действительно я, но не специально: либо меня с кем-то перепутали, либо заставили это сделать. А, может, это был мой брат-близнец. — блондин от греха подальше отводит взгляд в сторону, возвращаясь к журналу. — В общем, ты всё равно ничего не докажешь. Морозов яростного взгляда не отводит и почти шипит сквозь сжатые зубы: — Быстро объясни, почему Марков был заперт в вашей кладовой с инструментами на протяжении нескольких часов? — Оливер на это начинает кашлять, заслоняя нижнюю часть лица кулаком, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех и торжествующую улыбку. А потом испуганно замирает, на мгновение выпучив глаза. Он забыл его выпустить. — Ты вообще соображаешь, что клинике могут сделать за это? Рвешься в начальство, а при этом творишь такую херню. — Ладно, ладно, — он выставляет ладони перед собой, признавая свою причастность, — мы проводили...психологический эксперимент. — Какой ещё эксперимент? — Сегодня был детский день, наша совместная с ним смена, — начинает издалека американец. — Только на этот раз приходили частные клиенты ровно по записи. Я увидел, что у Маркова расписана только первая половина дня, и...решил воспользоваться. Дети очень боятся стоматологов, но еще сильнее боятся монстров в шкафу. —...ты запер Мишу в кладовой, чтобы выставлять его страшилкой для детей? — уточнил Морозов, устало выдыхая и прикрывая лицо ладонью. Он живёт в цирке. — Чтобы они...переставали бояться тебя? — Справедливости ради, — попытался исправить ситуацию блондин, но сделал только хуже, — заманить его туда было проще простого. Клянусь, я оставил ему там воду, еду и на всякий случай тазик. И собирался выпустить его. — Ты только что собирался расписаться в журнале и свалить. Если бы я не нашел его совершенно случайно... — на последние слова он делает особый акцент. — Я...забыл про него, — честно признается Петти-Браун, отступая на пару шагов назад. Папка рядом с рукой русского рисковала полететь в него в любой момент. — Но я бы вернулся! Рома прищурился, а ладонь таки потянулась в сторону чего-то, что можно было запульнуть в американца. Ему с детства было известно, насколько Марков ненавидел темные замкнутые пространства, а потому смотреть на больше растерянного, чем злого, явно напуганного, хоть и всеми силами не показывающего этого, друга было ужасно. Но звонок мобильного телефона прервал кровавую расправу. Ну ничего, он еще отыграется. — Петти-Браун, тебе очень повезло, что я еду на вызов, — он сурово пригрозил ему пальцем, а потом со свей присущими ему спокойствием и убедительностью добавил: — Ходи и оглядывайся, ходи и оглядывайся. И скрылся из виду также стремительно, как и появился. Оливер нервно глянул по сторонам. Черт знает, шутил ли Морозов или нет.

***

Богдан с приподнятым настроением движется к приемной, чтобы сдать карточку пациента, когда по пути его останавливает растерянный хмурый Германн. — Богдан, ты-то мне и нужен. Пошли, — он хватает его за руку, таща в обратном направлении. Младший Морозов только хлопает глазами, но не вырывается, лишь осторожно спрашивает: — А...зачем? — Поговоришь с моим пациентом, — твердо отвечает немец, — у меня возникли небольшие сложности в его понимании. — Говорит на другом языке что ли? — они постепенно приближаются к лифту, который как раз вовремя приехал на их этаж. – Тогда, может, обратишься к Оливеру, например? Он вроде полиглот. Я слышал, даже китайским владеет на должном уровне. — Не-е-ет, — Хоффманн фыркает, понимая что нужный ему язык переведут только кто-то вроде Морозовых или Маркова. Они останавливаются, пропуская толпу, а потом заходят в кабинку, — тут мне услугу окажешь только ты. — О, правда? — украинец расплывается в самодовольной улыбке. — Раз такое дело, тогда я с радостью помогу. Германн кивает, нажимая кнопку нужного этажа.

***

Хоффманн кривится, выслушивая очередную тираду мужчины, состоящую из одной лишь нецензурной лексики. Пациент был человеком не самым плохим, но матерился много. Нет, он мог бы уловить суть разговора, если постараться, но все внутри так и кричало от непривычности и неправильности такого количества сленга на слуху. В какой-то момент мат стал настолько громким и частым, что он не выдержал, поведя себя максимально непрофессионально, закрывая ладонями уши — совсем по-детски. За это потом было очень стыдно. Но рядом сидящий Богдан, казалось, и глазом не повел, когда мужчина на эмоциях заговорил громко и яростно, используя весь лексикон, и чувствовал себя младший Морозов вполне комфортно. — Ну что, Иванов, — он смотрит ему прямо в глаза, — рассказывай, что беспокоит в плане болей. И не отвлекайся от сути, будь добр. — Да ебаный в-... — он резко поправляет на себе простынь, возмущенно вскидывая руку выше, в недовольном жесте, — я ж этому очкарику уже несколько раз объяснял! — ещё парочка матов после. — И че, блять? — блондин тут же прервал его, скрещивая руки на замок, меняясь в лице так, что мужчина немного подубавил свой пыл. — Расскажешь еще раз мне, только с чувством, толком и расстановкой. Понял меня? — Да, — с раздражением, но вполне покорно ответил Иванов. — Вот знаешь, в груди прям всё так еба-...— он показательно сжимает и разжимает ладонь в районе грудной клетки. Остальные маты Богдан сознательно игнорирует, — а потом в правый нижний бок отдает так, — он выделяет особой интонацией последнее слово, — шо просто как будто бы в меня осиновый кол вставляют и хочется сдохнуть. Морозов понятливо кивнул, разворачиваясь к Хоффманну, жестом показывая убрать ладони с ушей. — Значит, записывай, — он дожидается, пока немец достанет ручку их кармана и приготовит планшет с картой пациента. — Жгучие боли в груди, отдает в правый бок. Блондин вновь оборачивается к Иванову. Хоффман возвращает руки к ушам. — Продолжайте. Ещё через десять минут оба врача выходят из палаты. Германн, довольный проделанной работой, благодарит коллегу. Морозов, закатывает глаза, бросая на последок невозмутимое: — Эх, интеллигенция.

***

Сигарета в бледных и тонких, как у пианистов, пальцах Романа выглядит красиво, эстетично даже — такие бы для соцсетей только и фотографировать, выкладывать, — но совершенно неправильно; правильно она бы выглядела в руке Оливера, который — увы и ах — совсем не курит, как минимум, потому что это вредно. — Не надоело пялиться на меня? — слегка самодовольно комментирует беловолосый и выдыхает дым сигареты, который тут же летит куда-то в сторону американца и также быстро рассеивается. Вообще, на улице было не шибко холодно, однако солнце быстро зашло за горизонт, а от поднявшегося ветра совсем нигде нельзя было укрыться — только в медицинскую форму поглубже закутаться, спрятав ладони в карманы; вот только у Ромы обе руки были заняты – сигарета то и дело перемещалась из одной в другую, стоило только пальцам замерзнуть. — Ты просто очень красивый, — Оливер говорит искренне: он не может представить на месте русского кого-либо ещё. Морозов для него выглядит так, словно может составить конкуренцию всем богам из какой бы то ни было религии и мифологии. Так что ещë бы ему тут не пялиться. Рома это прекрасно видит. От такого, как Петти-Браун, услышать искренние слова восхищения – успех. Он мягко улыбается и стряхивая сигарету себе под ноги, наблюдая за тем, как пепел, подхваченный очередным порывом ветра летит с крыши. Морозов часто слышал подобные слова. Но Оливер — особый случай. С ним всё было иначе. По-другому. — Сбежишь же, — Рома тихо шмыгает носом. Да, морозит, но это же конец сентября — для Москвы в этом месяце холода естественны, а они еще и одеты не по погоде. — Я не из тех, кто сбегает, — Петти-Браун нервно выдохнул, — по крайней мере, не попробовав. Рома хитро поглядывает на американца, будто бы решая что-то для себя, бросает недокуренную сигарету в урну, предварительно затушив её об металлическую поверхность, чтобы приблизиться к Оливеру и без лишних слов, прислониться к нему всем телом, загадочно улыбнуться и порывисто, как-то слишком уж уверенно прижаться губами к чужим, а потом и к щеке. — Ну попробуй, — Морозов отстраняется, но совсем немного; они всё также близко, практически соприкасаются носами. Русский, вопреки ожиданиям, не уходит, решая удобно пристроиться в чужих теплых руках. — Давно хотел сходить в один ресторан... Оливер как-то заторможенно смотрит на него. Блондин, честно, ничего не понимает, лишь судорожно выдыхает, потрясенный столь резкой сменой поведения и однозначным намеком на свидание. — Всё будет в лучшем виде. Петти-Браун прекрасно понимает, что Рома всё ещё в раздумиях насчет перспективы их отношений, а потому не решается затрагивать эту тему дальше, лишь начинает отвлеченно говорить о какой-то ерунде. — Пойдем в тепло? Я замерз уже, — американца через время прерывает беловолосый, бурча себе что-то, пряча покрасневший нос в воротнике белого халата блондина, и случайно касается им его шеи. Оливер нисколько не против; чувствовать близость было приятно, пусть даже пришлось вздрогнуть от ощущения холодного кончика носа. — Хорошо, — Петти-Браун не спорит. Он, кажется, и вовсе перечить такому Морозову не сможет. Вернее сможет, но не станет. Он сделает всё возможное, чтобы уж точно не жалеть. Они станут замечательной парой, Оливер уверен.

***

Петти-Браун медленно приоткрывает дверь, выглядывая из своего кабинета. Не каждый день он слышит громкие ругательства прям посреди больницы. Тем более рядом со стоматологическим отделом. Тем более от позитивного, по большей части наивного и доброго Миши. — Ты у меня кровью харкать будешь, понял? — яростно шипит в трубку Марков, распугивая прохожих. — Полдня с харей опухшей ходить будешь, понял меня? — Это...с кем он так? — Германн, оказавшийся рядом, нервно поправляет свои очки, отвлекаясь от карты пациента, которому вот-вот должен был проводить операцию, а затем признается, что хоть и был тут с самого начала, но так и не понял всей сути. Морозов, следом за Оливером, выглянул из-за двери, вставая чуть позади американца. Обвел взглядом друга и шепнул что-то про типичные семейные разборки. Немец, оглядев обоих, предпочел не думать, чем занималась эта парочка наедине друг с другом — вся больница знала об их недоотношениях и взаимной симпатии, граничащей с то ли соперничеством, то ли типичным раздражением и легкой неприязнью к отдельным поступкам и чертам характера. Предположений у персонала вообще было много. Кто-то ставил на то, что они уже встречаются, но отчаянно делают вид, что просто коллеги, кто-то на то, что они ещё долго будут «принюхиваться» друг другу — всё же личности оба интересные. Ставки тоже были разными: деньги, еда, обязанности по уборке. Отдел хирургии отличился, поставив на кон пять ящиков водки, три ящика вина и ящик пива — откуда в их отделе взялось такое количество запасов алкоголя, Хоффманн знать не хотел. За раздумиями Германн и вовсе пропустил комментарии парня лет шестнадцати, что пытался объяснить компании врачей, с чего Марков так взъелся на кого-то из своих братьев. Очнулся лишь на последней невинно-напуганной просьбе: — А...можно будет назначить мне другого стоматолога? Михаила я, кажется, немного побаиваюсь. Хоффманн переводит взгляд с парня на виновника всего переполоха, признавая: — Временами мы все его побаиваемся. Оливер с Ромой переглядываются, одновременно согласно кивая.

***

Оливер с облегченным выдохом откинулся на спинку своего сидения. Он так долго боролся с чувством сонливости из-за столь монотонной работы. Однако если американец не успел бы закончить с отчётами и аналитическими сведениями для Ярослава к концу сегодняшнего дня, то главврач бы точно мог ещё припомнить ему это. К тому же, так он точно смог выбить себе два свободных от похода в клинику дня. Оливер победно воскликнул, когда последний документ был сохранен и выслан по почте начальнику. Блондин тут же скинул с себя халат, накинув его на вешалку, вместо этого взяв свою кожаную куртку, мельком глянул на часы, и подметив, что стрелки дошли до одиннадцати вечера, ничуть не удивился. Как раз и думал, что закончит где-то в это время. В коридорах клиники было тихо – что неудивительно, ведь отбой для пациентов уже был, а врачи ночной смены, которых и так было в разы меньше, чем в дневных, находились в ординаторских и, скорее всего, спали: по ночам чрезвычайные ситуации случались довольно редко. Он почти вышел в главный зал, когда лампы на потолке моргнули. А потом ещё раз и ещё, пока не издав какой-то непонятный звук, ее погасла. Петти-Браун не придал этому значения. Мало ли какой скачок напряжения в районе. Американец никогда не боялся темноты, даже в детстве. И сейчас не боялся, так что когда и через две минуты ничего не загорелось, от него послышались лишь тихие проклятия в сторону перегоревших ламп и отсутствию электриков. Хотя дело, в принципе, могло подождать и утра. Вот только широкие коридоры в тусклом свете мигающей надписи аварийного выхода, словно уменьшились — непривычно. Но всё ещё не страшно. Всего лишь пройти пару метров до фойе с приемной и всё будет хорошо. Из коридора донёсся скрип. Это мог быть скрип оборудования в одном из соседних кабинетов, затем и звуки, напоминающие чей-то топот. Это мог быть дежурный врач, шедший с обхода?.. Петти-Браун осторожно позвал кого-то. Ответа не последовало. Именно так начинались все ужастики. — Да бросьте, — голос его почти не дрогнул. Почти. — Если кто-то вздумал прикалываться надо мной, то предупреждаю — это очень плохая затея. Если действительно пранк, то шутники не смогут увидеть его напуганным.  В темноте, казалось, что-то мелькнуло. Он тут же взял себя в руки и без опаски прошел дальше, включая фонарик на телефоне. Нельзя оставлять этому некто преимущество ночного зрения.  Коридор казался длиннее, чем обычно. Некоторые кабинеты были почему-то открыты нараспашку, что было, как минимум, странно. А как максимум жутко. — Чего так крадешься? — внезапно звучит голос за спиной, заставляя Оливера испуганно вздрогнуть, выронив телефон на пол. Фонарь осветил обоих, показывая блондину, что перед ним стоял Минь Ли, смотрящий на него со смесью непонимания и смеха от такой бурной реакции. Петти-Браун выдыхает, чувствуя облегчение. Не сдержавшись, переходит на английский, матерясь. — Не думал, что услышу от тебя подобное, — признается китаец. — Забудь об этом, — Оливер вновь перестраивается на русский. — Что случилось? И почему ты все еще тут? — Я задержался так же, как и ты, — Минь Ли пожимает плечами, дожидаясь, пока блондин поднимет телефон с пола. — Я дожидался ребят с ночной смены, чтобы устроить им взбучку за постоянные ошибки в документации. Некоторые даже в журналах расписаться не могут, — в его интонации мелькает неподдельное раздражение. — А перегорел кабель, связывающий главное фойе с этим коридором. Выход там из-за настроек системы безопасности закрылся, так что если ты тоже направляешься домой, советую пойти вместе со мной через служебный. — Да, — Петти-Браун кивает, — Так мне даже удобнее. Моя машина стоит как раз рядом. Они направились в противоположную сторону, изредка переговариваясь на отвлеченные темы, чтоб как-то разбавить обстановку. Спускаясь к парковке свет снова начал подозрительно мигать, однако китаец заверял его, что это лишь перенапряжение в сети, вызванное сгоревшим кабелем. Оливер облегченно вздохнул, чувствуя в легких свежий прохладный воздух улицы. — Тебя подвезти? — спрашивает американец, вернувшийся в хорошее расположение духа. — Ой, правда? — заулыбался Минь Ли. — Да, спасибо большое. Врачи шли сквозь небольшой ухоженный сквер, который ночью выглядел совсем по-другому, чем в дневное время. Кит признался, что такое для него непривычно, Петти-Браун лишь пожал плечами: он часто задерживался допоздна, выполняя поручения главврача. На горизонте уже виднелась заветная парковка, как до них внезапно донёсся чей-то испуганный крик. Оба, вопреки здравому смыслу, руководствуясь то ли любопытством, то ли желанием помочь пострадавшему, направились к источнику звука. Когда они подошли ближе, с одного из деревьев резко посыпались цветные бумажки, будто бы кто-то взорвал над ними хлопушку, но при этом никаких звуков не было. Минь Ли тут же испуганно икнул, сделав шаг назад. — Я понимаю, что жутко, — американец хватает друга за плечо. — Но если там кто-то в беде, надо узнать. Нельзя позволить, чтобы нечто похожее случилось на территории клиники. Мы столько денег затратили на систему безо-... Слышится ещё один крик. Они переглядываются и бегут. Прямо посреди парковочных мест в тени лежал человек, одетый во всё черное, и, судя выглядывающей синей форме штанов - уборщик. Над ним возвышался высокий силуэт. Приглядевшись, Оливер вздрогнул. Это был клоун. Чертов жуткий клоун-маньяк. Петти-Браун нервно взглотнул, всматриваясь в жуткую маску с красными запутанными глазами, белоснежной морщинистой кожей, широкой кровавой улыбкой. Мужчина медленно повернулся к ним лицом, взяв в руки лежащий неподалеку большой, казалось, тяжелейший металлический молот, поднял его высоко над головой и со всей силой ударил по голове всё ещё лежащего бездвижного и, скорее всего, бездыханного тела уборщика. Кровь взбрызнула во все стороны, и Оливер почувствовал, как к горлу подступает рвотный рефлекс. Минь Ли вскрикнул от ужаса, схватил его за руку и потянул в обратном направлении, прочь от сюда. Клоун погнался за ними. Американец с китайцем, неуверенно кивнув друг другу, разбежались в разные стороны. И Петти-Браун с волнением за друга, но не без капельки облегчения за собственную жизнь, заметил, как маньяк с молотом побежал не за ним. Он быстро забежал обратно в здание, взбираясь по небольшой лестнице, захлопывая небольшую металлическую дверь. Телефон как назло разрядился, а сумка с вещами, где находилась зарядка, была брошена на улице во время погони. Надежда оставалась лишь на запасную, находящуюся в его кабинете. Блондин побежал вдоль частично освещенного коридора, но приближаясь к той самой развилке, возле которой и пересекся с Минь Ли, остановился, вновь услышав те странные шаги похожие на топот. Он поежился, услышав злобный смех. Непонятно, с какой из сторон он точно шел, а назад бежать было не выгодно — он самолично запер дверь. Из тени вышел ещё один клоун, однако костюм был объемнее, волосы длиннее, не длинные и ломкие, а более классические кудрявые и уже совсем другого цвета, но с большим красным носом и с бензопилой. Рев инструмента раздался, кажется, по всей клинике. Оливер поспешил в противоположную сторону. Ладно, ему не страшно. Он в ужасе. То, что паника ни к чему хорошему не приводит, подтвердилось в очередной раз, когда понял, что он наткнулся на тупик. Ещё метров пять и будет стена. Блондин обернулся с тревогой посмотрев назад в темноту и приближающийся звук пилы. Вернуться назад и свернуть в другую сторону парень не успеет. Американец, запыхавшись останавливается у двери крайнего кабинета, пытаясь отдышаться. Это конец? Он действительно умрет от руки клоуна-убийцы? Оливер вскрикивает, стоит кому-то затащить его в ближайший кабинет. От шока блондин никак не сопротивляется, даже после того как его валят на диван, нависая сверху. Ступор спадает, стоит встретиться взглядом с хитрющими серо-голубыми глазами. — Как тебе мой психологический эксперимент? — шепчет русский, опуская края кожанки, усаживаясь на чужие бедра. Предельно аккуратно, чтобы не спровоцировать и так напуганного парня, ласково проводя ладонями по бокам. За его спиной торчит голова того самого клоуна, а уже через пару секунд, показывается недовольное лицо Миши, снявшего маску. — Хэй, мы договаривались, что я загоню его в угол и только потом мы раскроемся, — заявляет возмущенно Марков. — Так это... — американец не договаривает, облегченно выдыхая. — Вот знал, что это не по-настоящему, а всё равно отреагировал, — нет, он мог бы разозлиться, начать кричать и обижаться, но сейчас на радостях Петти-Браун тянется руками к беловолосому, хватая за плечи, утягивая Морозова в крепкие объятия. Тепло близкого человека лишний раз помогало почувствовать себя в безопасности. Рома смущенно бурчит ему что-то в шею, отстраняясь. — Миш, ты свободен, — намекает другу о желании побыть с блондином наедине русский. — Скажи Богдану, чтобы перестал гонять бедного Кита по заднему двору, — а потом, прищурившись предупреждает. — И если ты вдруг подумал, что было бы весело погоняться за ним и тебе тоже, то это плохая идея. Будете его реанимировать самостоятельно. Марков закатывает глаза, расстроенный окончанием веселья, но тем не менее уходит. Они остаются одни и некоторое время в комнате царит тишина. Рома в успокаивающем жесте с молчаливого разрешения Оливера вплетает пальцы в его волосы, начиная играться со слегка жестковатыми прядями, не забывая массировать кожу головы. Через несколько минут Петти-Браун отвлеченно замечает, что освещение в виднеющемся сквозь дверной проем коридоре пришло в норму. — А в чём провинился Кит? — интересуется блондин, млея от поглаживаний. — Ни в чём, — тут же отвечает русский, окончательно устраивается на нём, укладывая свой подбородок на скрещенные руки. Теперь они оказываются в непосредственной близости от лиц друг друга. Смотрят в глаза напротив. — Мы даже и не поняли, как он оказался рядом с тобой, но поскольку нам надо было, чтобы ты пошел через лабораторные, где никого не было, к служебному выходу, а не основному, чтобы мельком наша затея не разбудила всю клинику, то решили оставить и его. Спасибо, что разделились. — А мой телефон? Я держал его на зарядке до своего выхода. Как он выключился? — Я попросил уборщика подсунуть тебе идентичный провод, но уже поврежденный. Твой мобильник просто не заряжался всё это время. И батарейка, к счастью, долго не протянула, выключившись очень вовремя. Так что тут мне просто очень повезло. — Кстати, об уборщиках, — вспоминает Петти-Браун о том удре молотом, — человек на парковке — кукла? — Ну явно не труп из морга недалеко от сюда, — саркастичным тоном заявляет Морозов, но ловля неуверенный взгляд Оливера, щелкает его по носу. — Да точно кукла. Вместо головы был арбуз, а кровь искусственная. Мы прикрепили незаметно капсулы, которые при ударе брызнули во все стороны. Американец кивает, задумчиво отводя взгляд в сторону. — Ты...злишься? — спрашивает русский немного виновато. Шутка была достаточно жесткой. А с другой стороны, Мишу с того дня блондин запирал ещё парочку раз, так что, возможно, баланс в этом всё же был. — Нет, не особо, — Петти-Браун устраивает руки на чужой спине. — Чувствую себя глупым. Догадывался, что это пранк, но всё равно не смог ничего поделать со страхом. Я даже знать не хочу, откуда ты узнал о боязни клоунов. Рома сдерживает улыбку, вспоминая, сколько вариантов в голове он перебрал и какой мозговой штурм устроил с Марковым, чтобы выяснить что-нибудь о главном страхе американца. — Нет, ты молодец, вел себя достаточно храбро для такой ситуации. Да и от страха никто не застрахован. Человек, боящийся высоты, даже зная, что сам согласился прокатиться на канатной дороге, всё равно будет бояться, что в любой момент что-то может пойти не так и трос оборвется. — Вот только я намеренно бояться не хотел, — подмечает Оливер, а потом томно шепчет. — Я требую компенсацию, — заявляет он, ощущая, как беловолосый ведет носом по его шее, выдыхая жаркий воздух, заставляя мурашкам прокатиться вдоль спины, а потом проводит по ней губами. Затем ещё раз. И ещё. Петти-Браун прикрывает глаза от наслаждения. Рома, недолго думая, целует блондина.

***

За окном шел сильный дождь, люди под спешили домой или по своим делам, ведь сегодня был выходной, в том числе и у Романа, и многие назначали друг другу встречи. Морозов от нечего делать стоял у окна, наблюдая за происходящим на улице. Надо же, а ведь где-то среди них мог бежать и Оливер. Хотя этот более чем вероятно догадался бы взять с собой зонт. Последняя мысль заставила его мельком взглянуть на настенные часы, чтобы определить точное время. Стрелки указывали почти на семь вечера, а значит,американец совсем скоро должен был наведаться к нему. Они хотели сходить на свидание, но погода подпортила намеченные планы, — да и Морозову не особо хотелось выходить из дома, поэтому Рома предложил просто провести время вместе, и Петти-Браун согласился, предупредив, что подъедет вечером после шести-семи вечера. Уже через полчаса на пороге, держа в одной руке небольшой тортик, а в другой рюкзак с вещами, стоял Оливер, весь промокший, на удивление, без зонта. — Ты же мокрый, — морщит нос Морозов, когда блондин лезет к нему с объятиями. — Извини, никогда не любил таскать с собой их, хотя в машине, уверен, где-нибудь да валяется, — американец смеется, когда беловолосый отходит от него на пару шагов, с немного влажной от дождевых капель майкой. — Зато я вот какую красоту купил. Персиковый, твой любимый, — лыбится довольный, снимая с себя верхнюю одежду. — Отдам за поцелуй. — И только...? — Рома спокойно смотрит в небесно-голубые глаза напротив, а потом показательно-обреченно выдыхает, провоцируя. — Как жаль, я рассчитывал на большее. Он успевает лишь заправить выбившуюся прядь отросших волос Оливера, перед тем как тот налетает на него, воодушевленный. — Нет, подожди, — возмущается Морозов, — руки хотя бы помой...! — он не сильно хлопает его ладонями по спине, когда блондин вжимает его в стену. — Ну Оливер-...!

***

Морозов сжимает в руках ткань белоснежных простыней, вздрагивая от того, как резко американец придвигает его ближе к себе, опускаясь между ног. Дорожкой из нежных поцелуев Петти-Браун проходится от колена и выше, по внутренней стороне бедра. Рома несдержанно выдыхает, чувствуя на своей коже горячие прикосновения: теплые губы, оставляющие влажный след после каждого поцелуя, чувственное дыхание, руки, что крепко удерживают его на месте, не позволяя сползти ниже. Морозов стонет, когда блондин движется выше к бедренной косточке, слегка прикусывая её, а потом движется ниже к месту, пульсирующему от предвкушения. Однако в последний момент американец отстраняется, переключаясь на второе колено, проделывая те же самые действия. На недовольный взгляд русского Оливер лишь усмехается, продолжая свои ласки. Стоит языку пройтись вдоль ствола, а губам обхватить головку, как блондин слышит ещё один стон наслаждения, ощущает, как выгибается в спине русский. Рома мысленно тает, ему очень хорошо. Хорошо от силы давления языка, от рук, не перестающих поглаживать места, до которых они только и могут дотянуться, тут же делая кожу куда более чувствительнее обычного. Хорошо от понимания того, кто сейчас находится с ним в непосредственной близости. Чтобы довести его до такого состояния, обычно требовалось некоторое время, но сейчас, рядом с Оливером, казалось, хватит буквально нескольких мгновений. Беловолосый поджимает губы, пытаясь сдержать прилив удовольствия, заглушить прерывистые стоны. По телу поднимается очередная волна жара и Морозов не выдерживает, начиная мелко подрагивать от приближающегося пика наслаждения. Петти-Браун продолжает, держит темп, чтобы как можно дольше продлить приятные ощущения, замедляется и целует его на последок, позволяя русскому выдохнуть. — Это было...сильно, — признает тихо беловолосый. Оливер вытирает краешек рта, лукаво ухмыляясь: — Вообще, я думал, будет по-другому. — Можем и наоборот, — предлагает беловолосый, но тут же отвлекается на звонок своего мобильного. Рингтон был до ужаса ему знаком. — ...или нет. Это из начальство. — Что им надо от тебя в такое то время? — Петти-Браун хмурится, передавая ему телефон, ложась рядом. — Отправят в ночную смену, очевидно же, — говорит он, а потом сосредотачивается на насущном. — Алло? Да. Нет. Только если дело серьезное, — доносятся ответы до ушей американца. — Я..я понял, выезжаю. Он сбрасывает звонок и комната погружается в тишину. Оливер смотрит на него с непониманием, а Рома виновато. — Мне надо на работу, — объясняет Морозов, тут же подскакивая, чтобы одеться. — Там в многоквартирном доме взрыв из-за газовой утечки, попросили помочь. — Разве в ночную смену отправляют не самых...? — Петти-Браун не решается продолжить фразу. Многие знали, что в таких случаях отправляют не только самых опытных, но и «отбитых», готовых рисковать и своей жизнью тоже. Роман на несколько мгновений замирает. — Я бывший военный врач, — он немного ведет плечами, говоря об этом с явной неохотой. — Там под завалами люди и если их не удается вытащить по каким бы то не было причинам, к ним направляют медиков, — он вновь начинает собирать необходимые вещи, предпочитая не смотреть на вытянувшееся от удивления лицо Оливера. — А на такую работу согласны не все, так что, конечно, они позвонят в том числе и мне. — Подожди, — американец садится на постели, — мы сейчас едем туда, чтобы ты нырнул под завалы? Ром, это огромные бетонные плиты и от малейшего неправильного движения они могут рухнуть на тебя. — Оливер, — на выдохе произносит беловолосый с какой-то тяжестью, — я очень хочу провести с тобой время. И не горю особым желанием ставить себя под угрозу, особенно теперь, когда у меня есть ты...и всё такое, — он чуть улыбается в попытке снять напряжение. — Но отказаться от выезда не могу: люди в кромешной темноте, раненные, надеются на спасение. Жизнь некоторых буквально может прерваться в любой момент от той же потери крови. — он вновь хмурится. — И что значит «мы»? Вряд ли ты захочешь лезть туда со мной, чтобы посмотреть на возможную ампутацию в полевых условиях...не то чтобы тебя вообще могли к этому допустить, — Морозов быстро застегивает сумку, направляясь к выходу. Петти-Браун подавляет в себе приступ отвращения от представленной картины. Он всегда плохо переносил кровавые виды, наверное, потому и выбрал зубное дело. Блондин встает, хватая так и нераскрытый рюкзак и идет следом. Они быстро обуваются, американец накидывает на себя свой высохший верх, оборачиваясь на уже готового к выходу русского. — Что? — Оливер пожимает плечами на прожигающий его взгляд. — Ну не буду же я оставаться в твоей квартире один. Дай хотя бы подвезу тебя, — он тянется за быстрым поцелуем. — Только обещай, что будешь аккуратным и постараешься быть на связи, – Рома кивает. — А если возникнет сложный выбор, подумай в первую очередь о себе. И обо мне тоже. И всех, кому ты дорог. — Я постараюсь, — неопределенно говорит в ответ беловолосый, выходя из квартиры. Оливер со вздохом тоже выходит, позволяя хозяину квартиры её закрыть. — Но не обещаешь. — Всё будет хорошо, не переживай.

***

— Ну всё, наш курс с лечением кариеса закончен, — торжественно сообщает Оливер, отстраняясь от пациента. — Напоминаю, профилактика состоит из регулярного ухода за полостью рта с соблюдением правильной технологии чистки зубов, — он откатывается на кресле к компьютеру, — то же использование зубной нити, применение фторсодержащих зубных паст, ополаскивателей для полости рта, — он вновь обернулся к парню, — понимаю, студенческие годы и прочее, но снизь потребление сахара и регулярно ходи на профилактические осмотры к стоматологу. Можешь не ко мне, но раз в полгода, пожалуйста, стабильно. А то придешь снова с проблемными зубами и я с тебя всю зарплату, которую ты так старательно на подработках получаешь, стяну. Слово даю, — он шуточно-грозно показывает ему кулак. — Благодарю, док, — парень быстро встаёт с кресла, — от меня так просто не избавитесь. Да и диагностика у вас не особо дорогая, — на взгляд стоматолога тушуется, — если, конечно, без последствий. Да-да, обещаю следить за собой. Через десять минут Петти-Браун уже довольно потягивается, пытаясь унять боль в затекшей спине, направляясь к другу. — Как дела на посту? — Оливер уютно устраивается в соседнем от Минь Ли стульчике. — Да вот ночью поток целый был людей, до сих пострадавших привозят, — Кит показывает ладонью в сторону списков погибших и пострадавших. Американец с сочувствием смотрит в зал ожидания, где сидели родные и близкие. Как раз в этот момент вспоминает о Роме. Успокаивало то, что Морозов ещё ранним утром написал, что с ним всё хорошо. Петти-Браун его тревожить не стал, думая, что беловолосый, закончив под утро, сейчас отсыпается дома. — С пострадавшими мы закончили, последнего вот только привезли, — к ним подходит один из спасателей. — Это её личные данные, обновите, пожалуйста, список, — мужчина улыбается, протягивая листок. — Ваши ребята большие молодцы, особенно тот беловолосый, — Минь Ли застыл, настороженно глянув на Оливера. Американец как-то резко изменился в лице. — Помог вытащить несколько человек, а потом под утро, когда мы узнали про женщину, которой придавило ногу, вызвался, несмотря на усталость, и до последнего с ней оставался, хотя мы, в общем-то, рекомендовали ему возвращаться. Глупец или храбрец непонятно, но в том, что он потрясающий, уверен. Как минимум, оказал первую помощь в такой сложной ситуации и придал нам большего стимула не напортачить при разборе завала. Кит дождался, пока мужчина уйдет, перед тем, как нервно потянуться к телефону. Петти-Браун медленно встал с места, улыбаясь будто бы не он минуту назад поджимал губы, вскидывая брови в удивлении. — Оливер... — пытается начать разговор Минь Ли. Блондин совершенно спокойно смотрит на свои наручные часы. Половина второго. Почти шестнадцать часов прошло с их последней встречи и если Рома всё это время работал... — Кит, — мягко обращается к другу американец, — я отойду в неотложку, буквально на пару мгновений. Стоит Оливеру отойти, как Минь Ли тут же печатает сообщение русскому. — Ой, что-то будет... — делает он неутешительный вывод. — Вот и доработался ты, Морозов.

***

Рома уже не думал ни о чем, кроме как попасть домой. Душ он принял прямо в больнице, не вытерпев на себе, казалось, целую тонну слоя пыли и грязи с потом. Он почти добрался к лифту — оставалось только предупредить Минь Ли о том, что его работа со спасательными бригадами окончена, а о состоянии женщины родственникам сообщат уже лечащие врачи. В последний момент тревожный звоночек где-то на уровне подсознания подсказывал, что идти к лифтам не стоит, но изнывающая боль в ногах пересилила и он отбросил в сторону плохое предчувствие. Справедливости ради, до конца коридора он так и не дошел. Из кабинки того самого лифта вышел чем-то очень и очень недовольный Петти-Браун. — Рома, — он подходит ближе, смотря прямо в глаза. На пару секунд замолкает, выдерживая небольшую паузу для более мощного эффекта. — У тебя с головой всё в порядке? Больной что ли? Домой! Морозов приподнимает брови в удивлении. Чего американец вообще так взъелся? — Не могу, — отвечает беловолосый, пытаясь пройти мимо Оливера. Последний явно настроен против, то и дело преграждая дорогу. — Да пусти, мне надо к Минь Ли. Отчет о проделанной работе напишу и сразу уйду. — Отчет завтра сделаешь, — блондин кладет руки ему на плечи, разворачивая в другую сторону, — хотя нет, забудь. Отправишь дистанционно текст, а Кит сам заполнит всё, что нужно. — Но... — Морозов хмурится, не понимая, почему Петти-Браун так себя ведет. — Ладно, отказываться от такого не буду, но дай хотя бы сказать о своём уходе, там же журналы. — Не переживай, — Оливер мимолетно чмокает Рому в макушку, — Минь Ли уже в курсе, твою подпись знает. А теперь, — он всё активнее подталкивает его к выходу, - домой, дорогой, домой. Морозов строит гримасу «что-с-тобой-происходит-ты-ведëшь-себя-странно», а потом, подумав ещё немного, решил больше ничего не спрашивать. Не было ни сил, ни настроения. — Как скажешь...

***

— Он уехал? — врывается в его кабинет Марков, оглядывая помещение на наличие интересуемого объекта. — Уехал, — вздыхает Оливер, поглядывая на время, — три часа назад. Рома взял двухнедельный отпуск, чтобы навестить отца. Они проводили ежегодный ужин, на который собиралась вся семья и, насколько понял Петти-Браун, родственников у Морозова куча. Богдан тоже должен был присутствовать, но выходных у него оставалось только на саму дорогу и ужин. — Отлично, тогда, — Марков приподнимает палец вверх, — ты, я, в пятницу в баре! Посмотрим, что Петти-Браун за фрукт. — Вообще-то, я человек, — американец хмурится. Миша также хмуро смотрит на него в ответ. — Это... — Марков запинается, чувствуя, будто над ним издеваются, – ладно, перефразирую. Посмотрим, какой ты человек. — Я не соглашался. — А я и не спрашивал, — парирует серб. — Пока Ромы нет, я просто обязан устроить проверку на твою вшивость. — У меня нет вшей, – морщится Петти-Браун, однако замечая раздражение коллеги, перестает придуриваться. — Почему в баре-то? — Собираюсь тебя споить и расспросить обо всём, а в особенности, — он выдерживает паузу, — про намерения в сторону Ромы. — Ты всегда настолько прямолинеен? Говоришь всё, что на уме, не думая о последствиях, — подмечает удивленно блондин, кажется, понимая причины, почему Морозов выбрал себе в друзья такого человека. Странный, глуповатый, но преданный и прямолинейный. — Да. — Я устойчив к алкоголю, вряд ли ты сможешь меня споить, — предупреждает Оливер, хоть и знает, что младшего это не остановит. — Да ты не видел меня в деле, — гордо заявляет Марков, отдавая ему листок с адресом, — или струсил? — Считаю, что непонятные проверки должны устраивать родственники. – Друзья — это родственники, которых мы выбираем сами, — глубокомысленно изрекает Миша под удивленный взгляд напротив. Кажется, даже Оливер завис, не зная, что коллега может такое выдать. — Рома выбрал меня. А если уж назвал братом, значит, так оно и будет. Но в любом случае, — он указывает на надпись, — это адрес бара. Если надумаешь, приходи к семи вечера. Оливер остается в комнате один. Прикрывает глаза, мысленно меняя свои планы. Пока Морозова в городе нет, кто-то обязательно должен присмотреть за Марковым.

***

Так называемая «проверка на вшивость» с самого начала не задалась. Да, первые минуты, может, полчаса прошли весьма в спокойной обстановке, если так можно назвать громкую музыку, кучу народа, что к этому часу находились не в самом трезвом состоянии. Петти-Браун, несмотря на большое количество выпитого, воздействие алкоголя на себе не чувствовал. Когда атмосфера совсем начала давить на него, а расспросы Миши, которому он отвечал, на собственное удивление, не то, чтобы весьма охотно, но довольно честно, надоели, Оливер решил оставить коллегу одного буквально на десять минут: очень уж хотелось подышать свежим воздухом. Как позже решит для себя американец — худшее решение, принимаемое им за последнее время. Когда он вернулся обратно, люди столпились вокруг чего-то, кто-то просто наблюдал, кто-то упорно кого-то поддерживал, лишь охранники пытались усмирить толпу, но на пике страстей люди явно их не слушали. Оливер кривится, чувствуя, что ему не надо туда идти, но всё равно медленно продвигается в сторону громких звуков, время от времени оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к разговорам людей. Через толпу виднеется знакомая макушка, и Петти-Браун с облегчением выдыхает — Миша не участвует в этой потасовке. В центре толпы дрались несколько человек и блондин на это закатил глаза. Как неадекватно. Американец с каждым шагом упорно пробирается мимо зевак всё ближе, чтобы схватить засмотревшегося на происходящего Маркова и отвезти домой. Когда за двоих мужчин вступаются их компании и символичная дуэль за внимание девушки стремительно перерастает в массовый дебош, Оливер начинает проклинать всё: и этот клуб, и Маркова, и сегодняшний день.

***

Он даже сквозь солнечные очки чувствует на себе взгляд американца. — Мне жаль, правда, — в очередной раз просит прощения Марков, пока они спешат в клинику. — Да, ты можешь ничего не говорить, — на этой фразе серб неловко запинается, вспоминая про выбитый зуб блондина. — Ну ты и не сможешь, в принципе... Миша ойкает, когда свободная от влажного на щеке пресса, что хоть как-то помогал снять болевые ощущения и отек, рука дает ему несильный подзатыльник. — Вот кто же знал, что меня попутно затянут в драку, — восклицает в свою защиту парень, тут же говоря тише, чтобы не отвлекать от дороги таксиста. Но скептически выгнутые брови американца дают понять, что аргумент провальный. — Хорошо, ты знал. Понимаю. Однако мог бы мне не помогать — целее бы остался. Он слышит едва различимые ругательства Петти-Брауна и на этот раз готов пригнуться в случае следующего подзатыльника. — На самом деле, — не хотя произносит Марков, — спасибо. Если бы ты меня оттуда вовремя не вытащил, меня могли ударить той же бутылкой по голове, как того парня, находившегося слева от меня. Оливер снимает очки — взгляд по-прежнему недовольный, но он не злится. Сам принял решение махнуть в гущу за коллегой. Вины Миши в том, что почти у самого выхода один из дружков зачинщика ошибочно принял его за цель и ударом выбил зуб, нет. Раздражало скорре другое — знал же, что такое с большой вероятностью произойдет и всё равно пошел. Блондин печатает нужные слова в заметках, показывая сербу, держа текст рядом с его лицом достаточно долго — Миша, из-за ощутимой тряски в салоне, текст проглядывал плохо, приходилось вглядываться в некоторые буквы и смысл. А просить таксиста ехать медленнее — не вариант, ведь в клинику доехать надо было как можно скорее — зуб мог не прижиться. — Хорошо, хорошо, затыкаюсь и перестаю нагнетать. Они сделали всё согласно инструкции: тут же сориентировались, нашли несчастный зуб, подобрали, не прикасаясь к корню — оба, будучи стоматологами, знали, что на поверхности корня остаются волокна соединительной ткани, которые важны для повторного сращения зуба с лункой. Выбравшись из здания, поспешили к машине Маркова, где и промыли зуб водой из бутылки. Оливер, собравшись и глубоко вздохнув для решительности, самостоятельно вернул его на место, расположив зуб в лунке и слегка надавив на него большим пальцем, пока тот не встал с соседями в один ряд — это была элементарная первая помощь при выбитых зубах, потому что повышала шансы на его дальнейшее спасение у стоматолога. В их случае — в клинике. Пока Петти-Браун разбирался со своим зубом, Марков свернул вместе несколько салфеток, чтобы американец мог прикусить зубы. Блондин жестом показал, чтобы Миша был готовым. — Но ночью же стоматологи не дежурят... — растерялся серб, видя как тот вводит в приложении адрес клиники. — Ты же не хочешь, чтобы я посреди ночи, будучи нетрезвым, зафиксировал твой зуб? Я даже не практиковался со взрослыми людьми, работая в последние годы только с детьми. Оливер, вновь вздохнул, но уже устало, печатая: Ты говоришь это тому, кто совмещает взрослых пациентов и детей. Не морочь мне голову, принципы одни и те же, только от детских врачей требуется чуть большая координация. А алкоголя ты успел выпить не так много, чтобы не справиться с обычными швами. К тому же, я уже вызвал такси. Миша испуганно икнул, не готовый к такому, но потом Оливер добавил короткое: До возвращения Ромы я арендую тебе любую понравившуюся машину. Марков аж просветлел и, кажется, мигом протрезвел. Ни слова об этом никому. Никому. Особенно Роме и Киту. Парень на радостях активно кивает.

***

Рома с самого утра чувствовал, что выходить на работу сегодня не стоило, – его однозначно ждало что-то очень раздражающее, но отпуск закончился, так что выбора ему особо не оставляли. Он, по мере своих возможностей, пытался оттянуть время своего приезда, но привычки сделали свое дело – ровно в девять утра Морозов стоял на пороге клиники. На первый взгляд, всё было спокойно, —— только некоторые медсестры нервно расхаживали по этажу, то и дело поглядывая в телефоны. Однако стоило ему пройти ближе к приемной, как всё резко стало на свои места — огромный стенд с расписанием приемов игнорировать было сложно. Рома нахмурился, пытаясь понять, по какому принципу их распределяли и как среди непонятных графиков и таблиц найти не то, что своё имя, да хотя бы чьи-то знакомые имена — даже те же фамилии были выставлены не в алфавитном порядке. Происходило черт знает что. И он, кажется, знает, кто виновник всего происходящего. Морозов наконец замечает возле стенда Маркова с Хоффманом, но встревать в их разговор не спешит. — И ты что, — Миша смотрит на немца так, словно тот спятил, — реально понимаешь эту систему?.. — Да, а ты нет? — Германн отрывается от планшета, куда выписывал свой новый распорядок. — Тут написаны фамилии в зависимости от отдела и занимаемой должности, — он по мере разъяснений указывает на каждый новый столбец, — тут график дежурств, а вот тут, например, для тех же хирургов, указаны врачи, к которым они могут быть приписаны или же интерны, которые должны им помогать. Всё просто. Марков скрещивает руки на груди, задумчиво разглядывая стенд. — А если...а вот друг тебе понадобится подмена временная, помощь там...ты не придешь? — А меня всё устраивает. Порядка больше, — Хоффманн расплывается в улыбке. — Как я рад, что в клинике наконец систематизировали расписание. Морозов лишь мельком вслушивается в слова Германна, мысленно соглашаясь с недоумением Маркова. Беловолосый решает пока не приветствовать коллег, направляясь сразу к Киту. Надо успеть, пока другие не смекнули. — О, Ромочка, с возвращением, — обстановка вокруг Минь Ли за двухнедельное отсутствие Морозова никак не поменялась, чему последний был даже рад. — Как прошел твой отпуск? — Замечательно, — парень подходит прямо к ресепшену, облокачиваясь на деревянную поверхность, — Кит, я там что-то ничего не понял, не мог бы ты мне на листочке отдельно мой график на месяц написать? — он переводит тему разговора, сразу переходя к делу. — Ага, не один такой умный! — усмехается азиат. — Я сам не до конца эту систему понимаю... — Эх, Кит, а ещё другом называешься, — русский прикрывает глаза, разочарованно качая головой, — Я тебя с нашей культурой знакомил, помогал в начале пути. Мы ж с тобой даже водку вместе пили. — А здесь со мной вместе многие пили водку не один раз, — с гордостью парирует китаец. — Да, да, да, да, да, да... — к ним тут же подбегает Марков, сначала налетая с приветственным объятием на Морозова, тут же отпуская, а затем разворачиваясь к Минь Ли с выразительно-просящей улыбкой и жалобным взглядом. — Я, кстати, тоже пил. Можно и мне? Пожалуйста. — Че тебе, — Кит выгибает бровь, смотря на него сверху вниз, — налить? — С таким графиком — только налить, — возмущенно заверяет коллег Миша. — Тебя что-то не устраивает? — к ним уверенно приближается Оливер. — Заместители главврача взяли больничные, и я вызвался на добровольной основе помочь Ярославу в систематизации графиков дежурств. Кто-то должен был навести порядок в этом бардаке. Марков показательно кривится, недовольный, и вновь обращается к Киту: — Нет, серьезно, если расписание составлено им, — он указывает на Петти-Брауна, — по американской системе, то это конец всего. Ну что за шарады? Неужели нельзя было как раньше — на коленках красным карандашом?... Сканворд какой-то! — Судоку, — согласно кивает Морозов, чем привлекает внимание блондина. Оба тут же пересекаются взглядами, медленно подходя ближе друг к другу. Жалобы Маркова Минь Ли на график отошли на второй план, оставаясь неважным фоновым шумом. — Дай угадаю, ты уже упрашиваешь Кита дать себе отдельно выписанное расписание на месяц? — американец усмехается, вглядываясь в парня, с которым давно не виделся и по которому успел соскучиться. Лицо Морозова оставалось таким же спокойным, но оживленнее обычного глаза и приподнятые уголки губ выдавали радость при виде Петти-Брауна. — Так и знал, что этот жуткий график — твоих рук дело, — Рома не возражает, когда чужие руки обвивают его талию, и первым тянется к Оливеру за поцелуем. — Ну не в общественном же месте, молодые люди! — проворчала женщина пожилого возраста, подходя к приемной. Петти-Браун с Морозовым как-то неловко отстранились друг от друга, тут же прыская от смеха с остальными заставшими эту сцену. Старушка обошла их стороной, подходя к Минь Ли, — Внучок, мне к неврологу надо на консультацию... Марков, еле сдерживаясь от нового приступа смеха, спешит уйти, стоит только пересечься с предупреждающим взглядом Морозова. — Как твоя поездка в Питер к отцу? — интересуется блондин, всё также приобнимая русского. — Тяжело, шумно, но в целом хорошо. Поедем в следующий раз вместе? — Я думал ты и не предложишь, — на телефон пришло сообщение. — Как бы грустно это не звучало, — американец говорит достаточно тихо, чтобы их не услышали окружающие, — но мне тоже пора работать. Пришли пациенты по записи. Петти-Браун виновато улыбается и под понимающий взгляд русского уходит вслед за Марковым — у них сегодня вновь совместная смена. — И не мучай Кита, расписание вполне себе разборчивое, — бросает напоследок. Рома закатывает глаза. — А вы милые, — подчеркивает Минь Ли, провожая взглядом Оливера. И когда только он успел разобраться с той женщиной ? — Так поможешь с графиком? — вновь обращается к нему Морозов. — От-ва-ли, — отвечает по слогам азиат, возвращаясь к файлам, однако ещё одна женщина, на этот раз куда моложе, отвлекает его. — Вы можете уже наконец назначить кого-нибудь на осмотр? У нас через два часа рейс, а мы застряли тут! — требует женщина, возмущенно жестикулируя руками. — Рома, прошу, спасай, — Минь Ли умоляюще складывает ладони. — Врачей не хватает, а она никак не оставляет меня в покое. Подходит сюда каждые десять минут. — Даже так.. — Морозов делает максимально отвлеченный вид, понимая, что они только что поменялись местами. — А я на это прав не имею, — русский неопределенно пожимает плечами. — Я знаю, что специалисты скорой помощи имеют право осматривать людей в неотложке и оказывать дооперационную помощь. Выручи, там ребенок проглотил что-то. — А я к выезду готовлюсь. — У тебя нет вызовов, — Минь Ли прищуривает глаза так, что разрез глаз едва виден. — А я всё равно готовлюсь. — отнекивается русский, а затем уточняет. — Морально. — Морозов, — настаивает Кит. — График, — парирует, также уверенно смотря на него. — Но... — пытается вновь азиат. — График, — звучит всё также настойчиво. Минь Ли нервно постукивает пальцами по деревянной поверхности, а потом с тяжким выдохом протягивает нужные для заполнения бумаги пациентов неотложки. — Будет тебе график, — китаец ещё на несколько секунд задерживает бланки в руке, не давая довольному Морозову забрать планшет из своих рук, – но чтоб всё было заполнено, – звучит как угроза. — Принято, — Роман же явно воспринимает это своей маленькой победой. — Развелись тут, одни шантажисты, — недовольно бурчит китаец, когда беловолосый-таки уходит к матери с ребенком. И тут же мучительно стонет. — Чё-ёрт, график...

***

— Ми-и-иш, — тянет привычный голос за спиной. Марков эту интонацию Морозова прекрасно знает, а потому не останавливается, ускоряя шаг. Успеет забежать в кабинет — будет спасен. Рома не отстает, догоняя, совсем не вовремя подставленная случайная подножка прохожего, собирающегося выйти из уборной, ломает все планы. Серб почти падает лицом на холодную плитку, но рука друга, схватившая его за халат, помогает удержать равновесие. Незнакомец извиняется перед врачами и уходит в своем направлении. — Итак, — Марков нервно улыбается. — Оливер ведёт себя странно. — Не особо следил за этим, — стоматолог отводит взгляд в сторону. — Откуда мне знать? — Это связано с тем, что случилось за то время, что меня не было. — Всё ещё не понимаю, как это касается меня? Беловолосый сжимает халат крепче, замечая что тот всё-таки что-то скрывает. — Не скажешь? — Рома отпускает серба, скрещивая руки на груди. Миша упорно молчит, однако под пристальным взглядом, но полный решимости заявляет: — Не скажу. И он первые секунды весьма доволен своей способностью противостоять упорности друга. Но осознание своей ошибки быстро настигает и он не успевает забрать слова обратно, потому что лицо у Ромы уже вытянулось в надменной торжествующей усмешке. Марков вздохнул, понимая, что каков бы не был пазл в голове у русского, но сейчас все части вполне сложились в целостную картину. — Значит, замешан, — констатирует факт Морозов. — И что это было? — В баре была...небольшая потасовка... — неопределенно отвечает младший. — Вы были ранены? — не теряя времени, спрашивает беловолосый, уже намереваясь прощупать серба на наличие травм. — Или только Оливер? Он поэтому старается избегать меня, сваливая всё на большую занятость до конца недели? Взгляда Маркова хватает, чтобы Морозов всё понял самостоятельно. — Да нет, там уже ничего серьезного, можешь не волноваться, правда, — напряжение русского тут же спадет с плеч. Стоматолог, расстроившись, что не смог сохранить это втайне, досадливо бурчит. — Что меня выдало? Рома похлопывает его по плечу. И, то ли от признательности, то ли от жалости говорит: — Миша, в следующий раз, когда захочешь скрыть от меня чей-то секрет, пожалуйста, не забывай, что я вижу твои записи в социальных сетях. — Блин, — Марков бьёт себя ладонью по лицу, осознавая, что прокололся раньше — мои истории с машиной...Вот почему ты пришел ко мне. — Оладушек, Миш, оладушек.

***

Петти-Браун нервно улыбается, когда Рома припечатывает его к стене одной из ближайших подсобок. Морозов сжимает рукой пояс его брюк, прижимаясь к нему, не давая лишнего пространства, слишком уж воодушевленно смотрит на него, приближаясь как можно ближе к лицу, лукаво шепча почти в самые губы: — Как прошли ваши посиделки с Марковым? Оливер разочарованно цыкает. — Неужели уже всё тебе рассказал? Рома удерживает себя, чтобы не раскрыть все карты заранее. Этот приём стар, как мир, а по-прежнему работает. Да ещё и на ком. Надо же. Значит, Миша, не изменяя своим традициям, потянул кого-то с собой в бар. Этим кем-то оказался Оливер, который по итогу арендовал Мише целую машину, лишь бы тот ничего никому не говорил. Теперь понятно, что Петти-Браун скрывал последствия потасовки. Осталось только понять, где именно находятся синяки и почему они настолько важны. — Миша раскололся лишь в моменте с дракой. К остальному я пришел сам, — он собирался примкнуть к губам блондина, но тот в последний момент повернул голову в сторону, заставляя русского оставить нежный поцелуй на щеке. Морозов отстранился, вопросительно глянув на притихшего американца, а затем огонек осознания мелькнул во взгляде беловолосого и он расплылся в ещё более довольной улыбке: — Дело в зубах, не так ли? — Нет, — категорично ответил Оливер, но еле заметный стыдливый румянец на щеках говорил об обратном. — Поэтому ты не целуешь меня — боишься, что я замечу, — Петти-Браун окончательно отворачивает от него свое лицо. Рома вздыхает, понимая, что времени у них совсем мало, прежде чем кого-то из них начнут искать. — Я целовал тебя недавно, когда ты вернулся, —возразил голубоглазый, меняя их местами, — будь у меня проблема, я бы тебе сказал. Рома жарко выдыхает, чувствуя как Оливер прикусывает кончик его уха, постепенно спускаясь влажными дорожками ниже, вдоль шеи. — Ты не углублял поцелуй, откуда мне знать точно? — он закусывает губу от ласк собеседника. — Ты на протяжении недели ходил в маске, и я думаю, ждал снятия отека и красного следа от чьего-то удара, — русский выгибается в спине, позволяя чужой ноге устроиться межу бедер. — Если тебе понадобилась непосредственная помощь Миши, значит что-то всё-таки случилось с зубами. А для стоматолога — это удар по чести. Прежде чем американец успевает возразить, Рома страстно впивается в его губы, ища языком то самое поврежденное место. Швы обычно затягивались за неделю-две, поэтому след ещё можно было почувствовать. На лице Петти-Брауна отражается что-то среднее между удивлением и принятием ситуации. Всё равно не отвертится. Так что блондин закрывает глаза, отвечая. Его так тянуло к Морозову, а долгожданное ощущение близости настолько сильно сказывалось...похоже, он нуждался в этих объятиях и поцелуе больше, чем мог себе признаться. — Признайся, булочка, ты боялся не отделаться от наших с Минь Ли шуток, — отстраняясь иронично подмечает Рома, продолжая обнимать Оливера за шею. — Я тоже скучал по тебе, дорогой.

***

— Моя спина, — жалобно тянет американец, выходя из душа. Добравшись до кровати, Оливер прицельно падает лицом в подушку. После горячей расслабляющей воды мышцы особенно ныли. Ощущение, будто бы он вернулся не с работы, а с продолжительной силовой тренировки. Петти-Браун облегченно стонет, чувствуя прикосновение рук к коже. Морозов осторожно усаживается на его бедра, начиная проводить ладонью по спине. — Ром, я тебя люблю, — бурчит Оливер, когда нажатия становятся ощутимее. А по телу проходят долгожданные волны наслаждения. Наконец он расслабится. — Да что ты, — руки парня мягко поднялись к шее блондина, разминая по пути затёкшие мышцы спины, — я, кажется, просил тебя после каждого пациента двигаться. — Да от этих упражнений толка-то и немного, — приглушенно мычит парень, вспоминая, как некоторые знакомые стоматологи даже после разминок жаловались на боли. Ладони беловолосого уже уверенно мяли теплую бархатную кожу, разогревая мышцы, оставляя красноватые следы, которые быстро исчезали. Петти-Браун поднял руки, обвивая ими подушку, зарываясь в нее лицом куда глубже.Дыхание начинало становится всё спокойнее, медленнее, ровнее. Рома одной рукой вернулся к шее блондина, массируя не только загривок, но и кожу головы. Постепенно ощутимые прикосновения стали ласкающими поглаживаниями: он провел ладонями по выступающим лопаткам, обводя их контур, не сдержавшись, прижался к ним с короткими теплыми поцелуями, спустился на бока, пересчитав их все с двух сторон кончиками пальцев, провел костяшками вдоль позвонка до самых боксер, игриво подцепляя их резинку, тут же отпуская. Внизу живота разлилось приятное жаждущее тепло и он поджал губы в предвкушении. — Я знаю, что ты устал, но, может, мы... — шаловливо предлагает Морозов, уже собираясь склониться к уху блондина, однако прислушавшись к звукам, тут же меняется в лице: на губах расцветает мягкая полная нежности улыбка, а нотки страсти куда-то испаряются. — Ну или ты всё же поспишь. Рома тихо смеется, вслушиваясь в сладкое сопение.

***

Рабочие дни стал настоящей каторгой, когда в столицу пришла аномальная жара, одно радовало — большинство сидели по домам, а следовательно, у врачей появлялась возможность передохнуть в ординаторской под кондиционерами, поэтому когда Оливер сел напротив него, перебирая колоду карт в руках, Морозов не удивился. — Сыграем? На желание, естественно. Рома со всем присущим ему скептицизмом взглянул на него — ситуация русскому не особо нравилась. Но любопытно пересилило, поэтому он довольно быстро соглашается. Они устраиваются на диване друг напротив друга, взяв с собой напитки и еду. В таких условиях покер — что-то нереальное, в дурака куда проще, и никто не протестует. Глупо было бы всерьез играть на работе. — Были бы дома, сыграли на раздевание. Оливер отчего-то усмехается, с вызовом смотря на него, мельком оглядывает, раздевая одним только взглядом, без всяких карт. Морозов на это привычно закатывает глаза. Когда партия совсем уж заходит для него в тупик, Рома решает действовать. А потому использует не совсем честный приём — перегибается через колоду, карты и целует. Это, между прочим, не совсем просто, приходиться балансировать, чтобы не помять карты, осторожно перебираясь к нему на колени. Оливер ведётся. Он никогда этого не признает, и даже под пытками, наверняка, будет отрицать всё. Морозов это понимает, начинает улыбаться прямо в поцелуй, слегка хихикая. Петти-Браун возмущен, прихватывает нижнюю губу беловолосого зубами, недовольный, что парень его так разводит. Кто ж знал, что для того, чтобы отвлечь самого Оливера, достаточно просто поцеловать его, а потом не сопротивляться, когда тот захочет доминировать. Когда они отрываются друг от друга спустя несколько минут, им требуется немного времени, чтобы вспомнить ради чего они всё это устроили. Конечно, их вновь застают не вовремя. — Почему я постоянно натыкаюсь на ваши нежности? — заключает Германн, нервно поправляя на себе очки. Либо это был талант, либо на нем висело какое-нибудь проклятие. Оливер дразняще показывает немцу язык, крепче обнимая Морозова. Рома на это с раздражением глянул на блондина, но совсем уж отстраняться не стал. — Гер, — обращается русский к коллеге, — в следующий раз, когда застану тебя с очередной девушкой в.... — Я понял, понял! — тут же прерывает его Хоффманн. — А теперь будь добр, свали на осмотр, у тебя как раз время свободное появилось, раз уж ты здесь. Германн выгибает брови в удивлении от такой наглости, но единственное правило, усвоенное им за годы работы в клинике: против сурового взгляда Морозова не попрешь, потом пожалеешь. Он хмурится, показывая язык Оливеру в ответ, и с гордо поднятой головой выходит.

***

Роме требуется вся сила воли, чтобы дойти до ординаторской за своими вещами. Это был неимоверно долгий и сложный день, как в целом, практически каждая вторая их смена. С утра они выехали на повышенную температуру у ребенка, затем на воспаление аппендицита у мужчины , днем на потерю сознания у учительницы и травму руки у мальчика, а потом к вечеру их приставили наблюдателями одного из хоккейных матчей, чему парень был очень даже рад, ведь с детства был тем ещё поклонником этого спорта. Всё было хорошо ровно до того момента, пока один из игроков не провёл силовой приём без каких-либо нарушений правил против другого игрока. Тот, долго не думая, решил поквитаться и нанёс удар клюшкой по голове. В итоге мужчина получил сотрясение мозга, а Морозову пришлось зашивать рану прямо на льду. Зрелище было тем ещё. Многочисленные родственники, наблюдавшие за матчем через прямой эфир до сих пор написывали ему множество сообщений. Из необычного — Мирослава попросила взять у хоккеиста автограф. Морозов замечает блондина, устроившегося на одном из подоконников комнаты, внимательно перебирающего какую-то документацию. Русский хмурится, понимая, что смена парня должна была закончиться еще несколько часов назад. — Я ждал тебя, — отвечает Петти-Браун ещё до того, как беловолосый успевает возмутиться. — Слышал, ты стал сегодня настоящим общественным героем. Не каждый сможет зашить двадцати пяти сантиметровую рану прямо на месте. — он откладывает бумаги в стопку. — Ты спас ему жизнь, поздравляю. — Это что нотки зависти в твоем голосе? — Морозов хитро щурится, подходя ближе. Легка улыбка на его лице заставляет сердце блондина трепетать. Американец разводит руки в стороны и беловолосый, не долго думая, падает к нему в объятия. — Дорогой, я — зубной врач, — напоминает Оливер, наслаждаясь моментом близости. Волосы Ромы были уж очень мягкими – он с удовольствием потерся о них щекой, — Я по определению на хоккее зарабатываю больше, чем ты. Морозов прикрывает глаза, окончательно расслабляясь, и тихо смеется. Они все запомнили очередь из детской хоккейной команды, где каждый третий сидел с надколотыми зубами. — Тогда ужин сегодня с тебя. Поцелуй в висок служит ему лучшим ответом.

***

— Отец звонил, — Оливер заходит на кухню к Роме, занятого готовкой. Сейчас был уже поздний вечер, но оба только вернулись с работы и желание закинуть себе что-нибудь вкусное в желудок пересилило. Это первый звонок от родителя американца за последние два года. До Морозова не сразу доходит, насколько это событие может быть плохим предвестником. — И что он сказал? — внешне русский оставался совершенно спокойным, но внутреннее напрягся. — Моё пребывание в Москве окончено, — не скрывая, заявляет Петти-Браун. — Если хочу в партнеры, должен немедленно отбыть в Лондон. Самолет завтра с утра. — А работа...? — Рома останавливает нарезку овощей, откладывая нож подальше. Разворачивается к блондину. — Ещё вчера он лично поставил в известность Ярослава, — раздраженно отвечает Оливер, но негатив был явно направлен в сторону отца-любителя оповещать о своих намерениях в последний момент — и Ярослава, что знал о предстоящем звонке и, находясь рядом с ним на протяжении всего дня, даже не подал вида. — Отец любит действовать так, чтобы на сомнения оставалось меньше времени. — На какой срок? — интересуется Морозов, боясь услышать ответ. Петти-Браун смотрит с сожалением: — Не уверен, как скоро смогу вернуться, — он поправляет свои волосы, показывая собственную нервозность. — Если вообще хочу вернуться, придется пойти против отца, переманить на свою сторону не только инвесторов, но и, как минимум, большую половину совета директоров. Чтобы иметь за собой их голоса даже на другом конце материка. Попробую взять на себя московский филиал — Ярослав все равно планировал переезжать. Займу его место управленца. Но процесс долгий — на его место большой конкурс. Рома подавляет судорожный вздох. Да, далеко. Да, впервые расстаются после того, как съехались несколько месяцев назад. Да, уезжает Оливер надолго. По скромным подсчетам, поездка в Лондон в лучшем случае займет полгода-год. А отношения на расстоянии... Морозов невольно фыркает, вспоминая возмущенную сестру, дожидающуюся пару лет назад с армии парня. И ничего, живут сейчас хорошо. Обидно только, что у них нет времени попрощаться. В отношениях, можно сказать, давно не хватало чего-то нового. Времени на эксперименты, свидания, совместные вечера и иную внерабочую жизнь не оставалось. Рутина сжирала, не жалея ни капли последние недели. А сейчас они сидят напротив, чокаются кружками с чаем, словно бокалами, наполненными алкоголем, и не могут вспомнить, когда у них в последний раз была элементарная прогулка. Казалось, отведенного времени было достаточно, однако и его оказалось мало. — Ты же не против? — в какой-то момент спрашивает неуверенно Оливер. — Конечно нет, — беловолосый не смотрит в глаза и не решается сказать, что отчего-то чувствует себя виноватым. — Ты не должен из-за меня отказываться от того, к чему так долго шел. — Отношения на расстоянии, значит... — задумчиво произносит американец, теребя пальцами поверхность стола, а потом, собравшись, выдает: — Полгода-год — это ведь не срок даже. Оглянуться не успеем, как вернусь. Оливер поднимает взгляд и видит какого-то уж слишком спокойного Морозова. И даже так, Петти-Браун не уверен, что и внутри у того всё также гладко. Парень был тем ещё любителем хранить всё в себе. — Время летит сейчас очень быстро, — спустя минуту молчания отвечает Рома, отпивая немного уже остывшего чая. — Да и ты увлечешься так, что действительно не заметишь, — а потом, чуть помявшись, продолжил. — Я тоже постараюсь времени не терять. Но обещай мне звонить. А ещё, — он грозно прищуривает глаза. — расстояние — причина для боли, но не причина для измен. Оливер внезапно смеется — заливисто и облегченно. Нависает над столом, тянется к русскому. И целует. Коротко, но в разы чувственнее, чем обычно. Рома возмущенный такой несерьезностью, обиженно прикусывает чужую губу. Петти-Браун отстраняется, чтобы обойти ненужные сейчас предметы, подхватывает беловолосого под бедра и направляется к спальне, чувствуя пальцы, зарывающиеся в его волосы и влажные поцелуи русского на шее. Выпускать из рук парня не хочется совершенно, но приходится, стоит им упасть на мягкие простыни. Одежда не летит с кровати в ту же секунду. Процесс идёт медленно _ пуговица за пуговицей Петти-Браун снимает с него верхнюю одежду, позволяя чужим проворным рукам раздевать себя в ответ. Рома только и успевает судорожно глотать воздух между тихими стонами и словами любви. — Люблю тебя, — шепчет американец, не останавливаясь. — Только тебя. Люблю безумно, дорогой. Люблю, люблю, люблю. Ты самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Сколько ещё раз за эту короткую ночь из их уст вырываются признания, никто точно сказать не сможет. Рома лишь крепче прижимается к Оливеру, запоминая этот волшебный, чувственный момент и тепло любимого человека рядом.

***

Оливер всегда любил путешествовать. И любил аэропорты. По-своему, но искренне. Они сводили его с ума, даруя чувство свободы и интриги от следующего путешествия. Только в этот раз улетать не хотелось. Сотни, тысячи людей по всему миру каждый день отправляются в путь, кто-то встречается после долгих разлук, а кто-то расстаётся чуть ли не навсегда. Огромное множество эмоций от счастливейших улыбок до горчайших слез смешиваются вместе и взрываются ежесекундно по всему миру. В аэропорту было как всегда шумно, всё мельтешило перед глазами: стюардессы спешили на свои рейсы, среди толпы выделялись люди с цветами, которые встречали своих родных и близких, кофе, который предлагают окрестные кафе уставшим от ожидания пассажирам. Но парочке, стоящей вплотную друг напротив друга было не до этого. Оба, чуть поникшие, смотрели друг на друга, пытаясь использовать каждую оставшуюся секунду для того, чтобы рассмотреть свою половинку получше. У Оливер в руке был паспорт с посадочным билетом — багаж блондина благополучно стоял рядом с ними, и Рома честно сдерживал порыв изо всех сил прижаться к американцу крепким объятием, пряча свои расстроенные эмоции. Петти-Браун лишь выдыхает с каким-то виноватым видом глядя на беловолосого, сам притягивает его к себе, устраивая свой подбородок на чужой макушке, прикрыв глаза, почти невесомо чмокает, зарываясь носом в пахнущие шампунем волосы, также пытается не показать своего состояния. Морозов поджимает губы, неуверенный, вернется ли Петти-Браун в Москву вновь, а потом, решая, что накручивает себя глупостями, предпринимает попытки сосредоточиться на происходящем в данный момент. Оба не знают, как надолго Оливер улетает, но эта разлука им уже не даётся легко. — И как только я оказался тут с тобой, — бурчит русский больше для себя, но Петти-Браун отчетливо слышит. Рома хмурится, когда слышит тихий смех Оливера. — Прости, — блондин отстраняется, — я подумал, что мы вернулись к тому, с чего начали, — подмечает Оливер, отстраняясь. Рома выгибает брови, не понимая, что тот имеет ввиду. — О чем это ты? — он заинтересованно склоняет голову. — О нас, конечно же, — Петти-браун не перестает улыбаться. — Что, уже забыл нашу первую встречу? Морозов повторил улыбку американца. И действительно. Как он мог забыть? — Да уж. Кто бы мог подумать, что в следующий раз я буду стоять тут, провожая тебя. — Я, — легко и весьма самодовольно отвечает американец. Рома усмехается, скрещивая руки на груди, а потом скептически отвечает: — Не рассказывай мне тут сказки. Откуда тебе было знать? — Вообще-то, я сделал тебе предложение, — тут же парирует Петти-Браун, коротко целуя немного смутившегося русского, — так что, думаю, я уже тогда понимал, что влюблюсь в тебя по уши. Беловолосый фыркает, признавая про себя, что почувствовал нечто схожее в тот самый день. И по сей день ни о чём не жалел: Оливер поддерживал его, восхищал, смешил и просто был искренним. Рядом с ним все выстроенные годами ограничения будто бы отходили на второй план. — Ты же вернешься? — спрашивает Рома, глядя с сомнением и надеждой. — Обязательно, — в очередной раз уверяет его американец. — Ты ещё не дал ответ на предложение. Морозов поперхнулся воздухом и во все глаза посмотрел на расслабленного Петти-Брауна. Ни тени издевательской улыбки на губах, только тепло-влюблённая. На полном серьёзе, прямо сейчас Оливер продвигал их отношения на новый уровень. — Ты был без кольца, вот и не ответил, — первое, что приходит в голову растерявшемуся русскому. — Тогда договорились, — они слышат объявление на посадку нужного рейса. — с меня кольцо, с тебя положительный ответ. Оливер не даёт парню сказать что-либо, в последний раз спешно целуя его на прощание, параллельно блондин хватает ручку своего чемодана, и отстраняясь, направляется вглубь аэропорта. Рома улыбается, провожая его взглядом.