Никогда не влюбляйтесь в учёного

      Отвести Кавеха домой оказалось труднее, чем ожидалось. У аль-Хайтама не возникло сложностей с тем, чтобы буквально донести пьяного Кавеха к такси и усадить его. Нет, проблема была не в обмякшем Кавехе, который наваливался на аль-Хайтама. Проблема была в том, что он говорил в пьяном состоянии.              Они сидели на противоположных концах заднего сидения. Кавех наклонился вперёд и, закрыв лицо руками, упирался лбом в сидение спереди. Аль-Хайтам хотел его утешить, но сейчас было не лучшее время. Да и что бы он сказал?              «Мне жаль, что ты бездомный. О, кстати, я в тебя уже несколько месяцев влюблён, но ты меня даже не знаешь. Не хочешь жить вместе и иногда целоваться?»              Ага, да, как будто бы это прошло гладко.              Бормотание Кавеха вырвало аль-Хайтама из мыслей. Даже в тишине салона было тяжело разобрать, что он говорил. Но аль-Хайтам всё-таки выцепил несколько слов.              — Прости, что доставляю проблемы… — Кавех говорил тихо. Слишком тихо.              Аль-Хайтам не знал, как ответить на подобное. Кавех продолжал настаивать на том, что он обуза, растрата места. Он чувствовал себя виноватым за само своё существование. Как можно утешить кого-то, кто так мыслит? Стал бы Кавех вообще вникать в попытки аль-Хайтама успокоить его? Скорее всего нет, и именно поэтому аль-Хайтам чувствовал себя совсем бессильным помочь ему.              — Ты не доставляешь проблемы. Лучше тебе поспать у меня на диване, чем на улице. Прекращай так принижать себя.              Как свет может быть обузой, когда он освещает всё, чего касается?              Кавех не ответил. Можно было бы подумать, что он спит, но нет — иногда доносились всхлипы.              «Как давно он живёт так?»              Аль-Хайтам чувствовал себя дураком, что не заметил ни единого красного флага раньше. Тревожное поведение Кавеха… Это был крик о помощи, верно? Должно быть, он хотел, чтобы кто-нибудь заметил его борьбу вместо того, чтобы попросить о помощи, как нормальный человек. Если бы аль-Хайтам не нашёл его этой ночью… Нет, он не хотел об этом думать. Он был благодарен за то, что смог вмешаться, когда нашёл его. Хотя аль-Хайтам не был уверен, что было не слишком поздно.              Он видел Кавеха жутко пьяным, но всё ещё отстраняющимся от ухаживаний того парня. Эта картина заставила аль-Хайтама пересмотреть свои прежние предположения. Ему казалось, что Кавех по пьяни готов переспать с кем угодно, но сегодняшний инцидент опроверг эту теорию. А вот как с этим знанием анализировать собственные встречи с пьяным Кавехом аль-Хайтам не знал. Да и сейчас было не время позволять фантазиям затуманить рассудок.              Когда они приехали домой, аль-Хайтам потащил Кавеха к дивану. Кавех всё это время прижимался к нему, даже когда уже сел на диван. Аль-Хайтам хотел отойти, чтобы принести ещё подушек и одеял, но Кавех не отпустил его. Он обнимал аль-Хайтама за талию, трясущимися руками сжимая его свитер. Аль-Хайтам застыл, опасаясь, что Кавех от малейшего движения потеряет равновесие на его глазах.              — Кавех, — сказал он мягко. — Мне нужно принести одеяла. Ты можешь уже отпустить.              Кавех не отпускал. Он прятал лицо в свитере аль-Хайтама, уткнувшись ему в грудь, и плечи его тряслись, пока он давил в себе рыдания.              — Почему ты меня ненавидишь? — прошептал он.              «Это ещё что за вопрос?»              Кавех на самом деле в это верил? Аль-Хайтам знал, что не был щедр на эмоции, но не мог же он казаться совсем холодным и отстранённым. Он говорил ему что-то обидное? Или это снова разыгрались тревожные мысли Кавеха?              И в этот болезненный для них момент, когда их души были полностью открыты друг другу, а у Кавеха не осталось барьеров, за которыми он мог спрятаться, аль-Хайтам понял, что свет, который когда-то сиял столь ярко, сейчас поддерживался за счёт того, что пожирал собственную плоть.              Аль-Хайтам осторожно положил руку на голову Кавеха и провёл по растрёпанным прядям.              — Конечно же я не ненавижу тебя. Я не знаю, что заставило тебя так думать, но это неправда.              Кавех подавил всхлип и прижался ближе. Аль-Хайтам знал, что его неизбежно затянет в чёрную дыру, если он останется в такой близости с коллапсирующем солнцем. Но сейчас ему было всё равно. Он лишь крепче прижал к себе Кавеха.              — Ты устал, — прошептал он в светлые волосы. — Тебе нужно поспать.              Кавех слабо кивнул. Он первый отстранился, и аль-Хайтам был ему за это благодарен. Он бы не смог отпустить его сам: Кавех совсем размяк в его руках.              Выпутавшись из чужих рук и эмоций, аль-Хайтам поспешил за постельными принадлежностями. Он избегал взгляда Кавеха, пока взбивал подушки и расстилал одеяла. Кавех, кажется, тоже не хотел на него смотреть, поскольку не отрывал взгляда от пола и сидел неподвижно. Даже когда аль-Хайтам активно обустраивал ему место для сна, Кавех всё ещё был весь на нервах.              Аль-Хайтам накинул на его плечи лёгкое одеяло.              — Если что-то понадобится, моя комната последняя по коридору. Прошу, не стесняйся обращаться.              Кавех положил руки на колени. С накинутым на него одеялом он выглядел совсем хрупким. Но птицы должны быть хрупкими, чтобы суметь взлететь.              — Спасибо, — прошептал он. — Ты не обязан был делать всё это…              — Я сам захотел, — прервал его аль-Хайтам. — Каким бы странным ни было твоё чувство вины, всё это неважно, потому что ты не просил меня помогать тебе. Это был мой выбор. Понятно?              Пусть Кавех и кивнул, очевидно, что он не поверил. Они поработают над этим. Кавеху нужно усвоить, что он не растрата места.              — Хорошо, — кивнул аль-Хайтам, пытаясь звучать успокаивающе. — Тогда я пойду спать. Если хочешь, можешь включить телевизор и посмотреть что-нибудь, пока не заснёшь.              Кавех пробормотал «спокойной ночи», и аль-Хайтам пошёл к себе. По часам у кровати он понял, что уже час ночи, но аль-Хайтам не был уставшим. Его активно работающий разум мешал заснуть.              После того, как он приготовился ко сну, аль-Хайтам стал думать, что делать дальше. Кавеху нужно где-то жить, и аль-Хайтам был рад предложить ему спать на диване сколько нужно. Перед планом стояли лишь две проблемы. Первая: его арендодатель без сомнений проведает, и кто знает, какую головомойку она устроит. Вторая: столь близкое нахождение рядом с возлюбленным… Что ж, это приведёт к очередным душевным страданиям.              «Я разберусь, — подумал аль-Хайтам, укладываясь. — Нужно просто всё рационально взвесить и придумать план».              Он ещё долго не мог заснуть: от мыслей звенело в ушах и сердце не унималось в груди.

*

             Почти каждую субботу аль-Хайтам не выходил из комнаты до полудня, так как просыпался поздно и читал в постели. Но сегодня аль-Хайтам встал рано, пусть и проспал совсем мало. Пока Кавех спал, он приготовил тосты с яичницей и съел свою порцию, ожидая, когда сварится кофе. Он вспомнил, что Кавех любил сладкий кофе, и по наитию добавил несколько капель орехового сиропа. Может быть, вкус кофе поможет Кавеху прийти в себя.              Аль-Хайтам поставил обе кружки и тарелку на столик в гостиной. Кавех всё ещё крепко спал. С каждым вдохом он тихо посапывал, пуская слюни на прижатую к груди подушку. Кавех выглядел так умиротворённо. Аль-Хайтам задумался, когда он в последний раз хорошо спал в настоящей постели. Эта мысль засела у него в голове, пока аль-Хайтам застыл перед диваном, не решаясь потревожить Кавеха.              Собравшись с духом, он осторожно потряс его за плечо — послышался сонный стон.              — Кавех. Завтрак.              — Хм-м-м… А? — Кавех пошевелился и тут же пожалел о резком движении, потирая лоб. Похмелье. Неудивительно, учитывая, насколько пьяным он был.              Аль-Хайтам указал на еду на столе, пока Кавех медленно усаживался.              — Я приготовил тебе кофе и плотный завтрак, чтобы справиться с похмельем. Тебе нужен аспирин?              Кавех пару раз моргнул. Он осмотрелся, оценивая обстановку.              — Ух… Да, наверное. Когда я сюда попал?              Аль-Хайтам передал ему кружку и единственную таблетку от головной боли, которую Кавех принял без вопросов. Сделав глоток, он заметно затих, и аль-Хайтам подметил эту реакцию.              «Ладно, значит, он не любитель орехового сиропа. В следующий раз попробую что-нибудь другое».              — Сколько ты помнишь о вчерашней ночи? — аль-Хайтам сел в кресло на приличном расстоянии от Кавеха, чтобы не наседать на него.              — Эм… — Кавех нервно сжал кружку. — Я был на вечеринке. И… Ты вроде тоже там был? А потом… — и замолчал.              «Выходит, он не помнит самое важное. Это усложняет задачу».              Аль-Хайтам сделал вдох.              — Я нашёл тебя на вечеринке и предложил отвести домой, потому что ты перепил. И ты сказал мне, что ты бездомный.              Кавех раскрыл глаза.              — Оу. Это.              Он попытался нервно посмеяться, но это не скрыло панику в его голосе.              — Я много глупостей говорю спьяну, это правда просто…              — Как давно? — аль-Хайтам сам удивился тому, как нагло перебил лепет Кавеха. — Как давно ты уже бездомный?              Кавех прикусил губу. Спустя пару секунд, потраченных на раздумья, он сказал:              — Около шести месяцев.              «Чёрт, много».              Аль-Хайтам закрыл глаза, вбирая воздух.              — Кто-нибудь ещё знает?              Прошло некоторое время, как Кавех покачал головой. Он всё ещё не отрывал взгляда от кружки, а аль-Хайтам не закончил задавать вопросы.              — В тот раз, когда я нашёл тебя без сознания в библиотеке, — это там ты спишь?              — Чаще всего, да, — произнёс Кавех в кружку, делая ещё глоток. — Прости, я не должен был грузить тебя всем этим вчера. Не знаю, о чём я думал, — вздохнув, Кавех положил кружку на колени. — Я могу уйти после завтрака. Уверен, ты уже устал постоянно видеть меня тут.              — Нет. Ты можешь остаться.              Кавех поднял взгляд.              — Остаться? — повторил он. — Нет, я не могу. Я уже и так много раз тебе мешал.              — Ты не мешаешь. Каждый раз я приглашал тебя сам.              — Это другое.              — Почему?              — Это просто другое!              — В твоих словах нет никакого смысла. У меня есть свободный диван, в доме хватает с лихвой места на двоих, чтобы нам обоим было удобно. Ты спокойно можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется.              — Но почему? — возмутился Кавех. — Почему ты так много помогаешь мне?              — А почему нет? — в порыве — почти рефлекторно — ответил аль-Хайтам. — Я увидел кого-то в беде и решил помочь. Любой рациональный человек поступил бы так же.              Рациональный? Нет, он уже не делал ничего рационального. Его рассуждения завязли в огромном гравитационном притяжении Кавеха.              Кавех ответил не сразу.              — А что с твоей арендодательницей? Уже представляю, как она обрадуется лишнему человеку в доме.              Аль-Хайтам кивнул, уже готовый к этому вопросу.              — Не беспокойся о ней, я разберусь. Уверен, мы сможем прийти к соглашению.              — К соглашению? — Кавех, казалось, ещё больше ушёл в себя. — Хайтам, я никак не могу этому поспособствовать. У меня нет денег, чтобы платить аренду. У меня нет ничего ценного, что можно отдать.              «Хайтам».              Кавех ещё прошлой ночью произнёс его имя в неформальной манере, от которой у аль-Хайтама кружилась голова. Единственным человеком, кто обращался к нему так, была его бабушка, и слышать, как кто-то другой обращается к нему без формального уважения оказалось приятно… С оттенком особой близости. Возможно, Кавех тоже начинал раскрепощаться.              — Меня не интересует, что ты можешь отдать, — сказал аль-Хайтам. — Это не сделка. Просто прибирайся за собой и не шуми, когда я занимаюсь. Вот и всё.              Несмотря на заверения аль-Хайтама, Кавех всё ещё не мог расслабиться. Он продолжал сидеть, как на иголках, будто предвкушая момент, когда захлопнется мышеловка.              — Я могу обдумать это? — вдруг сказал он.              Чего тут думать? Кавех ему не доверял?              Аль-Хайтам лишь кивнул.              — Да, конечно.              Кавех прикусил верхнюю губу. Его взгляд скользнул вниз, к еде на столе, и он вновь напрягся, будто удерживал себя от движений.              — Можно? — спросил он и замолк с застывшими в воздухе руками.              Аль-Хайтам вскинул брови.              — Ты спрашиваешь у меня разрешения, чтобы поесть? Когда я специально для тебя приготовил эту еду?              Кавех проворчал что-то и поставил тарелку себе на колени.              — Когда ты говоришь так, это звучит глупо.              — Потому что это и есть глупо.              От попытки огрызнуться Кавеха остановил набитый тостом с яичницей рот, но он закатил глаза. Аль-Хайтам тихо пил кофе, пока Кавех ел.              Когда аль-Хайтам почувствовал, что уже не выдерживает, он задал вопрос, который тяжёлым валуном давил на него ещё с прошлой ночи.              — Почему ты раньше мне не рассказал?              Кавех чуть не подавился. Он утёр рот и столкнулся взглядом с аль-Хайтамом.              — С чего мне было рассказывать тебе? Мы же не друзья или кто-то в этом роде.              Аль-Хайтам скрестил руки на груди, чтобы скрыть, как он поморщился от отстранённости Кавеха.              — Не друзья? Мне казалось, что мы хотя бы в дружественных отношениях.              — У тебя странный способ показывать это.              Будь аль-Хайтам более эмоциональным человеком, он бы сразу напомнил Кавеху, как он обнимал его прошлой ночью. Аль-Хайтам ненавидел то, что Кавех забыл, как крепко прижимался к нему, пока сотрясался от рыданий, а сам он не знал, как вообще заговорить об этом. Кавех был в ужасно уязвимом состоянии, стоит ли вообще напоминать ему об этом?              Аль-Хайтам проглотил свои чувства.              — Неужели действительно так сложно поверить, что кто-то добровольно хочет помочь и быть рядом, не прося ничего взамен? Даже если ты не считаешь нас друзьями, уверен, в твоей жизни есть люди, которые готовы тебя поддержать. Ты мог обратиться к любому из них.              — Легче сказать, чем сделать. Никто не захочет увидеть Светоч Кшахревара на грани выживания. Что будет с их надеждами на будущее, если самому успевающему и яркому не так легко, как они думают?              — Ты не просто светоч, Кавех. Ты человек.              Отчасти он сказал это, чтобы успокоить Кавеха, но также и для того, чтобы сделать напоминание самому себе. Всё это время он обожал образцового студента из Кшахревара и, возможно, придумал свою версию этого света. Он возвёл Кавеха на пьедестал, забыв, что он такой же человек со своими трудностями и страхами. Аль-Хайтаму стало стыдно за идеализацию Кавеха. Идеальный образ разрушался с каждой ужасной правдой о жизни Кавеха.              — Да, но кого заботит человек Кавех? — он выдавил болезненную улыбку. — Люди ждут, чтобы я сиял.              «Меня заботит твоя сущность. Пожалуйста, дай мне узнать тебя. Обещаю, я не ослепну от твоего света снова».              — Не уверен, что ты прав на все сто, — сказал аль-Хайтам. Он не знал, что ещё сказать.              Кавех медленно жевал. Закончив, он положил тарелку на столик и осмотрелся.              — Мой чемодан здесь?              Аль-Хайтам покачал головой.              — Нет, его при тебе не было, когда я нашёл тебя.              — Чёрт, — Кавех сжал ладони в кулаки. — Наверное, я оставил его на вечеринке. Там вся моя жизнь. Я… Я должен вернуть его.              — Я съезжу за ним, — аль-Хайтам встал. — Останься тут и обживайся.              — Уверен? Я не хочу доставить ещё больше-              — Да, уверен.              Кавех не мог с ним спорить. Наверное, он слишком устал.       

*

             Пока аль-Хайтама не было, Кавех прибрался в гостиной и в остальных комнатах. Аль-Хайтам упоминал об уборке, но стоило Кавеху увидеть, в каком состоянии была кухня и гостиная, то сразу задумался, одно ли у них понятие уборки. Большую часть посуды аль-Хайтам оставил отмокать в раковине, а на той, что была в сушилке, всё ещё остался жир и прилипшие кусочки пищи. И ещё аль-Хайтам оставил множество разбросанных книг. На любой прямой поверхности были стопки книг, а на книжной полке всё было расставлено бессистемно, будто вообще без какого-либо порядка. Тоже самое можно сказать о декоре. Подушки на диване и кресле не сочетались ни по цвету, ни по текстуре, а на голых стенах не то что картин — даже плакатов не было. Как можно так жить — загадка.              «Но, наверное, теперь я живу здесь», — напомнил себе Кавех. Вот что он будет видеть, открывая глаза утром.              Сама мысль ужасала.              Кавех сосредоточился на банальном фэншуе, чтобы отвлечься от размышлений о реальных проблемах. Он не хотел долго думать о том, что спьяну признался в своей величайшей слабости кому-то, кто и так уже невысокого мнения о нём. Кому-то, кто уже видел его ничтожность и приютил из жалости.              Кавех не мог полностью расшифровать причины аль-Хайтама. Это был какой-то извращённый способ получения выгоды? Предложить кров кому-то, чьё положение слишком отчаянно для отказа, чтобы потом использовать в качестве рычага для какого-то сомнительного плана? Обычно Кавех не проявлял симптомы скептицизма, но он так же не думал, что был достаточно хорош, чтобы заслужить искреннюю доброту. А значит, должно случиться что-то плохое, да? Даже если аль-Хайтам не кажется тем, кто может воспользоваться человеком в беде, осторожность не помешает.              Какими бы ни были его настоящие намерения, Кавех был полон решительности заслужить себе место здесь. После долгого и столь необходимого душа он прокрался в спальню аль-Хайтама, чтобы взять чистые вещи, надеясь, что он не будет против, а потом занялся беспорядком на кухне. Мыть посуду было несложно, пусть у аль-Хайтама и не было достаточно губок и жидкости для мытья посуды. Серьёзно, как этот парень справлялся со всем в одиночку, живя вот так?              Кавех начал собирать книги, но понял, что их больше, чем он предполагал. И в прихожей, и в гостиной были огромные полки из тёмного дерева, которые уже ломились от книг.              «Ладно, это не должно быть сложно. Просто придумаю, как их организовать, и аккуратно всё сложу. Проще простого».              Не так уж просто на самом деле. Кавех потратил много времени на раскладывание книг на полу, чтобы распределить их по категориям. Он думал разложить книги по тематикам, но коллекция представляла собой такую смесь жанров, что было невозможно понять с чего начать. В итоге он решил просто расставить книги по цвету и размеру. Так хотя бы выглядеть будет организованно.              Сортируя книги, Кавех думал насчёт ответа аль-Хайтаму. Пусть он и спросил, можно ли обдумать решение, но это было просто отсрочкой, потому что чем ещё это могло быть? Может, это делало его эгоистом. Сначала нужно было хотя бы разработать базовые правила. Если он правда будет жить здесь на бесплатной основе, он должен убедиться, что они понимают намерения друг друга и что можно ожидать. Теперь с недопониманиями мириться нельзя.              Когда аль-Хайтам вернулся, Кавех всё ещё был занят книгами и мыслями. Пусть Кавех не чувствовал себя готовым встретиться лицом к лицу теперь уже со своим соседом, от сердца отлегло, когда он увидел в сильных руках чемодан — целый и невредимый. Аль-Хайтам вошёл и остановился на полпути, заметив, что Кавех, скрестив ноги, сидит на полу в окружении нескольких стопок книг высотой по колено.              — Что ты делаешь? — аль-Хайтам выговорил настолько осторожно, будто подходил к птице, которую боялся спугнуть.              Кавех демонстративно положил книгу.              — А на что это похоже? Навожу порядок на полках.              — Я не просил тебя делать это.              — Ну, а я не просил приводить меня сюда, но что имеем, то имеем.              Аль-Хайтам хмыкнул и положил чемодан рядом с Кавехом. Как только аль-Хайтам зашёл на кухню, Кавех быстро проверил чемодан и облегчённо выдохнул, заметив, что всё на месте.              — Ты помыл посуду? — послышался голос аль-Хайтама с кухни.              — Только потому что ты не умеешь, — отозвался Кавех.              Аль-Хайтам встал на пороге кухни и, скрестив руки на груди, прислонился бедром к дверному косяку.              — В смысле? Я мою посуду сам несколько лет и всё с ней было нормально.              — Если «нормально» для тебя — это тоже самое, что и риск подцепить что-нибудь, то конечно, как скажешь. Ты даже не разложил посуду в сушилке так, чтобы она действительно просохла. Если складывать тарелки друг на друга, то вода просто задержится между ними!              — Есть какой-то определённый способ, которым мне теперь надо расставлять тарелки?              — Да! Это же все знают! Неужели все богачи такие тупицы, когда дело доходит до элементарного домашнего хозяйства?              — Почему ты думаешь, что я богат?              — У тебя шикарная кофеварка. Естественно у тебя есть деньги.              Аль-Хайтам шевельнулся. Похоже, ему было неловко обсуждать свои финансы.              — Ну, если ты такой эксперт по посуде, то можешь взять её на себя.              — На самом деле, — Кавех вздохнул, — я хочу поговорить с тобой об этом.              Аль-Хайтам кивнул и всем весом навалился на дверной косяк.              — Я слушаю.              Кавех положил руки на колени. Сидя на полу напротив возвышающегося над ним аль-Хайтама, он чувствовал себя таким незначительным.              — Я много думал после того, как ты ушёл; если я собираюсь остаться здесь, то думаю, будет справедливо, если я возьму на себя работу по дому. Мне больше нечего предложить, и это самое малое, что я могу сделать.              Бирюзовые глаза впились в него.              — Ты этого хочешь?              «Это больше, чем я заслуживаю».              Вместо ответа Кавех кивнул.              — Но у меня есть одно условие.              Аль-Хайтам слегка оживился.              — И какое?              — Пожалуйста, не говори никому о том, что я тебе рассказал. И не задавай никаких вопросов о том, как я жил эти шесть месяцев.              Аль-Хайтам стиснул зубы.              — Я бы никому не стал рассказывать о твоей жизни. Если настаиваешь, я не буду совать в неё нос. Но на самом деле я думаю, что тебе нужно с кем-то поговорить об этом.              — Понял, — Кавех попытался скрыть раздражение от непрошеного совета. — Займусь как-нибудь.              Оба знали, что он лжёт. Кавех был благодарен за то, что аль-Хайтам хотя бы не стал давить. Жизнь Кавеха его не касается. Почему аль-Хайтама вообще это волнует? Ему нравилось читать нотации?              Аль-Хайтам подошёл к нему и взял книгу из одной из аккуратно сложенных стопок. Нахмурившись, он пролистал страницы.              — Эту я ещё читаю. Ты взял все книги, которые я тут оставил?              — Да, тут был полный бардак.              — Хм-м. Вижу, ты и мою одежду нашёл куда пристроить.              — Мне было нечего надеть! Ты же позволял мне раньше одалживать одежду, так почему в этот раз что-то должно поменяться?              Аль-Хайтам положил книгу на место.              — Думаю, ты прав. Но, наверное, стоит купить тебе ещё что-нибудь. Какой бы милой ни была одежда оверсайз, носить её непрактично.              Кавех моргнул. Аль-Хайтам сейчас назвал его милым или это просто концепт такой, что мило наблюдать за кем-то, кто носит одежду на несколько размеров больше? У Кавеха было столько вопросов, но спросил он только:              — Ты хочешь купить мне новую одежду?              — Ну, как ты ловко подметил, у меня есть деньги, — ухмыльнулся он. Кавех швырнул в него книгу в мягкой обложке.       

*

             Спустя несколько часов Кавех сидел на диване и пытался рисовать. Он прокрастинировал, пока убирался на книжных полках, пока подметал полы и занимался стиркой. Аль-Хайтам закрылся у себя, чтобы почитать, так что гостиная была в полном распоряжении Кавеха. Сгорбившись над скетчбуком на коленях и с ноутбуком на столике, Кавех стучал карандашом по чистой бумаге. Он хотел набросать что-нибудь, может, даже для себя, а не для заданий. Но, возможно, на него слишком давило новое рабочее место (по совместительству и жилплощадь). Он не мог выдавить из себя ни линии.              Вздохнув, Кавех принялся рыться в разных принадлежностях для рисования. Он вытащил разделитель пропорций и отвлёкся на него. На кофейном столике было несколько книг, одна из них — атлас всего Тейвата. Кавех листал его, проверяя масштаб различных мест — частично из любопытства, частично для того, чтобы собрать информацию для будущих работ, когда дело дойдёт до планирований строительства. Даже избегая учёбы, Кавех умудрился найти способ улучшить свои знания.              Кавех был настолько поглощён размеренностью своих измерений, что не сразу понял, что он делает. На одной двухстраничной карте Западного Тейвата он прошёлся линией по лесам Сумеру, пока не упёрся в соседнюю страну. Фонтейн. Его подсознание всё ещё думало о Фонтейне.              Поморщившись от боли в груди, Кавех достал телефон и перечитал последние сообщения от мамы. После случившегося нанести ей визит уже не казалось такой плохой идеей. Это позволило бы аль-Хайтаму отдохнуть от него хотя бы ненадолго. Может, к тому времени, как он вернётся, они оба будут уже иначе относиться к новому образу жизни.              Решившись, Кавех направился в комнату аль-Хайтама. Дверь была закрыта, и прежде чем Кавех успел опомниться, он уже стучался.              — Хайтам? — он поморщился от того, как дрогнул собственный голос. — Можно войти?              Кавех услышал утвердительный звук с той стороны. Он вошёл, но не захотел заходить вглубь комнаты, чтобы не вторгаться в личное пространство. Аль-Хайтам растянулся на постели, прислонившись спиной к мягкому изголовью и прижимая к груди открытую книгу. Он медленно моргал, будто только что очнулся от сна. Когда он пришёл в себя, у него едва заметно дёрнулась щека и приподнялись брови. Кавех не мог отвести взгляд от неожиданно сонного аль-Хайтама.              Кавех кашлянул.              — Мы можем поговорить?              Аль-Хайтам потёр заспанные глаза и повернулся к Кавеху, обращая внимание на него. Его усталые глаза были такими напряжёнными. Разве можно быть таким пугающим?              — Конечно, — прокряхтел аль-Хайтам, кладя книгу на простынь рядом с собой. — Что тебя беспокоит?              Кавех втянул воздух, мысленно ругая себя за то, что не отрепетировал перед тем, как войти.              — Я, эм… Ну, видишь ли, мне неловко, что меня впихнули в твоё личное пространство и… Ладно, всё это случилось по-другому, но ты понял, о чём я. Наверное, мне нужно будет время, чтобы привыкнуть… Ко всему. Нам двоим понадобится время, я имею в виду.              Аль-Хайтам прищурился.              — Да? Всё верно, но я не…              — Я просто хочу, чтобы ты знал, что через пару недель я не буду тебе мешать. Временно, — быстро уточнил Кавех, понимая, что он не в том положении, чтобы строить планы о переезде. — Я… Хочу уехать на каникулы. Не знаю пока, на сколько, но надеюсь, подольше. Так что к тебе вернётся щепотка свободы.              Выражение лица аль-Хайтама оставалось непроницаемым.              — Уезжаешь к семье?              — Д-да… Моя мама переехала, и я уже вечность её не видел. Я подумал, что пришло время, наконец, навестить её, понимаешь?              Аль-Хайтам хотел было что-то сказать, но быстро замолчал.              — Ты просил меня не совать нос в твою личную жизнь, так что я не буду. Я не буду притворяться, что знаю, какие у тебя отношения с семьёй, но мне казалось, что вы не слишком близки, раз ты не рассказал своей матери о том, с каким трудом ты жил последние месяцы. С тобой всё будет хорошо, если ты останешься с ней на такой долгий срок?              Беспокойство в голосе аль-Хайтама застало Кавеха врасплох. Аль-Хайтам так произнёс это, будто говорил по своему опыту.              — Я… — первым намерением Кавеха было отмахнуться от вопроса, но он не смог заставить себя. Тема была настолько щекотливая, что он её ни с кем не обсуждал — даже с Тигнари. Он не знал, как описать свои отношения с матерью. Она определённо заботилась о нём, растив его в одиночку большую часть жизни Кавеха. Но даже в детстве Кавех не мог сказать, что был приоритетом для матери и что она сохранила какую-либо страсть к материнству. Она всегда сосредотачивалась на своём ремесле.              Теперь, когда он вырос, она изменила способ общения с ним и действительно старалась изо всех сил достучаться до него. Но мрачная сторона Кавеха думала, что уже поздно. Он всё ещё слышал истории с Кшахревара о том, какой замечательной студенткой была вундеркинд Фаранак, и слова, что Кавех, должно быть, гордился быть её сыном. Но он ощущал себя ничтожным по сравнению с матерью. Она была хорошим архитектором и хорошим учёным, но учёный никогда не сможет полюбить человека так же, как любит свою работу.              — Я честно не знаю, — признал Кавех.              Собирался ли он рассказать все болезненные подробности о проблемах матери человеку, который его приютил? Наверное, нет. Но было приятно произнести несколько слов — признаться вслух, наконец, что он в чём-то не уверен и что это преследовало его всю жизнь. Это могло бы снять груз с плеч, но он нёс слишком много, чтобы почувствовать облегчение.              Аль-Хайтам что-то пробормотал, садясь прямо.              — Понимаю. Что ж, независимо от того, сколько времени ты проведешь там, тебе всё ещё будут рады здесь.              — Я… — у Кавеха перехватило дыхание. Ему пришлось постараться, чтобы не расплакаться. — Я… Не поблагодарил тебя нормально. И не только за сегодня или за вчера, а вообще за всё.              Аль-Хайтам смягчился.              — Хочешь поблагодарить меня?              Кавех неуверенно кивнул. Он прижал руки к груди, безмолвно молясь о том, чтобы суметь сдержать слёзы, пока он здесь и пока аль-Хайтам смотрит на него.              — Спасибо. За всё, Хайтам.              Аль-Хайтам медленно кивнул.              — Всегда пожалуйста.              Кавех выбежал из комнаты так быстро, как мог. В гостиной он был как на ладони, так что Кавех закрылся в ванной и прижался спиной к двери. Он опустился на холодную плитку и заплакал, уткнувшись носом в колени. Тяжесть внутри него, наконец, заставила его принять тот вид, который соответствовал ощущениям. Но он всё ещё не был совсем уж ничтожеством. Он не исчез полностью.              Плача, Кавех услышал осторожные шаги за дверью, но вскоре они стихли вдали.