У Ламбада

—Господин секретарь, у Вас обычная мигрень, вызванная излишним стрессом на работе. —Заключил Закария передавая в руки аль-Хайтама информацию об осмотре с предписаниями от врача. — Я прописываю Вам курс ароматерапии благовониями из падисары. Пару ароматических палочек в день и они снимут головную боль, при этом настоятельно рекомендую больше отдыхать, на этом у меня всё, не болейте! Всю последующую неделю аль-Хайтам только и делал, что менял тлеющие ароматные палочки на новые, когда те догорали в курильнице. Завышенная цена на маленькие палочки благовоний не была уж такой проблемой для большого жалования секретаря Академии, проблема заключалась лишь в том, что аль-Хайтам уже сжёг дюжину этих палочек, а толку практически никакого. Он отдал за них целое состояние, почувствовав лишь разочарование и огорчение в местной медицине, а ещё говорят, что в Сумеру она бесплатная, видимо это совсем не распространяется на ароматерапию, которая считалась лишь экспериментальной, ведь учёными точно не доказано влияние запахов на организм и здоровье человека. Да, резкая пульсирующая боль прекратилась, из-за которой аль-Хайтам ранее думал, что у него могут быть выявленные серьёзные неврологические заболевания, поэтому он и направился прямиком на обследование в Бимарстан, но все же боль до конца не ушла, продолжая отдавать тупой пульсацией в висках и в дополнение удушающим запахом падисар, от которого ему ещё долгое время не избавиться, с чем он уже смирился. Всё что ему оставалось делать, это терпеть боль, массируя круговыми движениями виски и вдыхать горько-кислый запах благовоний в своем кабинете. Внезапно, в этот же кабинет без стука врывается некто, держа в руках гигантскую стопку документов и движется к его столу. Взвалив документы, Аль-Хайтам теперь может признать за ними саму профессора Фарузан. —Аль-Хайтам! Наконец-то ты на своем рабочем месте! Всё никак тебя, негодника, не могу выловить уже неделю! Мне срочно нужно чтобы ты принял пару заявок некоторых очень впечатляющих студе… —Она замолкает на полуслове, шумно втягивая носом воздух и её лицо искажается в отвращении — Чем это у тебя здесь так воняет? —Фарузан прикрывает нос и замечает на столе курильницу с тлеющей палочкой —Ох, неужели у нашего непробиваемого секретаря голова разболелась? —Как догадалась? — Угрюмо спрашивает Хайтам осматривая первую заявку от студента, в которой сразу же находит ошибку в оформлении и без сожалений переносит её в стопку для отклонения. —Хах, это всем известно! Благовония из падисар прописывают от головной боли, но мало кто знает, что оно не помогает до конца, а лишь частично снимает симптомы. — Фарузан начинает уходить в свои воспоминания, накручивая прядь с чёлки пальцем и продолжает рассказывать уже профессорским тоном — Это узнали студенты из Амурты ещё сто лет назад. Должна сказать, они нашли и другой способ снятия мигреней, чем помогли множеству студентов избавится от головных болей вызванных стрессом из-за учёбы. —И какой же способ они обнаружили? — Со скепсисом спрашивает аль-Хайтам, ему не столь важен ответ, и так понятно, что Фарузан опять понесло в воспоминания столетней давности, ностальгируя о прошлом и сетуя, как всё сейчас стало хуже. —Ты слышал когда-нибудь о цветке випариаса? —Я похож на студента Амурты? — Аль-Хайтам вопросительно изогнул бровь. —Хах, мне казалось ты похож на человека, который знает как отдыхать, раз тебя на рабочем месте застать невозможно! — взгляд Фарузан метал молнии в секретаря, который даже не изменился в лице, после её замечания. Заметив отсутствие реакции, прокашлявшись Фарузан продолжила: —Сейчас это растение достаточно редкое и мало где его можно найти, поскольку Академия выдала на него запрет больше ста лет назад, всё из-за того, что некоторые студенты очень сильно им увлекались и нарушали порядки в Академии. — Фарузан перестаёт накручивать прядь на палец и скрещивает руки на груди. —Должна признать, цветочек хоть и расслабляет, но вызывает в редком случае галлюцинации и излишне расслабляет человека, затуманивая его разум, поэтому так просто в рабочем кабинете его не раскуришь, не то, что раньше… — На последнюю фразу аль-Хайтам с раздражением цокает, не давая Фарузан уйти в свои воспоминания. —Но тебе повезло! Я знаю место, где его сейчас можно спокойно приобрести и на месте же опробовать! — Фарузан с хитрецой и самодовольной улыбкой окинула взглядом аль-Хайтама, который даже не смотрел в её сторону. —И что же это за место такое? — спрашивает аль-Хайтам отрывая свой взгляд от документа и переводя его на профессора Фарузан. —Оу, ты должен о нём знать! Это таверна у Ламбада, второй этаж он как раз и предоставляет тем, кто хочет избавиться от головной боли и расслабиться. —У Ламбада? Хм… Я должен был и раньше догадаться, что он не просто так выделяет второй этаж только особым лицам… —Именно, достаточно лишь к нему подойти, без лишних ушей, и попросить средство от головной боли, а после остаётся лишь договориться с ним о цене.

***

Честно, аль-Хайтам не планировал слушать чокнутую старуху, но если есть способ, который поможет ему быстро и эффективно избавиться от мигрени, он должен был так или иначе им воспользоваться. Зайдя в таверну за несколько минут до закрытия, он столкнулся взглядом сразу же с владельцем заведения Ламбадом, который переворачивал стулья, ставя их на столы. —Чем могу помочь, такому уважаемому человеку, как секретарю Академии, в столь поздний час? Как видите, мы уже закрываемся— Ламбад закинул последний стул на стол и скрестил руки на груди, создавая тем самым достаточно не дружественную атмосферу. —Слышал, у тебя есть средство от головной боли… Сколько? — Перейдя сразу к делу и спрашивая о цене, отвечает аль-Хайтам. Ламбад на такое лишь хмыкает. —Сдаётся мне, секретарь Академии кое-что попутал, это таверна, а не Бимарстан, тут нет нужных Вам лекарств. —Оу, не стоит переживать, я тут не от лица Академии, да и не имею права выполнять работу матр, это лишь частный вопрос… Так сколько? —Миллион моры за ночь, но поскольку вы тут впервые сделаю для Вас скидку, пятьсот тысяч моры и бутылка вина за счёт заведения. —К чему такая щедрость? Я обойдусь лишь випариасом и... Почему именно на ночь, разве процедура не быстрая? —Вы правы, доза випариаса весьма маленькая. Минут за десять, прямо-таки тает на глазах, но средство достаточно сильное, а Вы, я так полагаю, будете его пробовать впервые, должен предупредить оно способно вызывать галлюцинации, лишать физических сил и погружать в бредовое состояние. —Аль-Хайтам прищурился, вспоминая слова Фарузан —Некоторые отходят за пару часов, но это только в том случае когда человек уже пробовал ранее, но должен Вас заверить, несмотря на сопровождаемые побочные эффекты, средство действительно помогает избавиться от головной боли, снимает стресс и проясняет разум, многие студенты и преподаватели из Академии приходят ко мне за этим средством на регулярной основе. —Отчего же оно тогда считается запрещённым? —Дело давнее, мало кто о нём знает, даже я сам не знал причину, до того, как профессор Фарузан не поделилась своими воспоминаниями: когда-то давно студенты из Амурты настолько увлеклись своим открытием, что даже после незначительного стресса начали употреблять випариас, из-за чего они всегда были в около вегетативном состоянии и излишне расслаблены, после они уже не хотели возвращаться в адекватное состояние и випариас вызвал у них зависимость. Академия и матры не могли просто стоять и наблюдать в стороне, поэтому запретили випариас в качестве лечебных трав… Кто знает, может если Академия не запретила бы данное растение, а выделила грант на изучение випариаса, то у нас за сто лет изучения могли бы появиться действующие лекарства от боли, но это только лишь предположение. — Ламбад опускает руки и с разочарованием качает головой. — Кто знает, что будет в будущем? Может в дальнейшем сменяться правила и законы Академии, а випариас изучат на ряду с другими растениями? Но чего уж гадать, проходите на второй этаж, только аккуратней, там происходит небольшая перестройка, могут в некоторых местах валяться строительные материалы. Как подниметесь, сразу налево, там будет тахта, располагайтесь, я пока всё подготовлю. Разместившись на тахте и убирая неудобную маленькую подушку из-под поясницы в сторону, аль-Хайтам без интереса начал рассматривать второй этаж помещения: то тут, то там можно было заметить строительные леса и стойки завешенные белой тканью, приглушенный свет, который светил лишь из печи нижнего этажа, а некоторые ковры были завёрнуты в тубы и сложены вдоль стены. От разглядывания обстановки аль-Хайтама отвлекли шаги Ламбада, который принёс с первого этажа кальян. Поставив его на низком столе, у ног аль-Хайтама и рассказав пару советов по использованию Ламбад удалился. Аль-Хайтам с подозрением осмотрел конструкцию перед ним и взявшись за мундштук сделал первую затяжку. По горлу растеклась приятная мягкость, оседая на языке сладостью, он медленно выдохнул и ощутил запах дыма, который был тоже весьма сладким и густым настолько, что после нескольких затяжек начал заполнять собой все пространство второго этажа таверны, растекаясь белыми и фиолетовыми узорами по воздуху. Наконец-то после стольких недель сдерживающей его боли, она отступила, позволив расслабиться и удобно расположиться на подушках, закидывая правую руку на заниженную спинку тахты и расслабленно выдыхая новую затяжку дыма. От медленно отступающей боли аль-Хайтам лениво прикрыл глаза, параллельно с этим делая новые и новые затяжки. Послышались звуки шагов, но они были настолько тихими, что Хайтаму они сдались подозрительными. Медленно открыв глаза, он с неожиданностью столкнулся с тем, кого не видел уже долгие годы, хотя если бы в Сумеру взрослые люди видели сны, то ему кажется, они бы виделись каждый день. Сквозь фиолетовый дым очертания фигуры Кавеха появлялись всё чётче с каждым новым шагом, на что аль-Хайтам лишь ухмыльнулся подперев рукой голову. Как любопытно, неужели препарат из випариаса настолько силен, что он видит галлюцинацию Кавеха настолько чётко? Хайтам обводит взглядом иллюзию и внизу с каждой минутой становится теснее, он с нарастающей жадностью скользит глазами по фигуре Кавеха, которая подходила все ближе. Взгляд цепляется за отдельные детали образа, замечая его влажные глаза, которые были совсем в расфокусе и неожиданно с таким же желанием осматривали фигуру секретаря. Хах, становится ещё интереснее, почему его подсознание решило выдать иллюзию того, кто после их ссоры несколько лет назад сам начал его избегать и кого он так упорно не видел уже достаточно долгое время, а теперь же его образ является ему тут, под действием психотропного вещества, такой нереальный и такой все ещё желанный. Взгляд с лица опускается вниз, прямо на лёгкую рубашку с огромным V-образным вырезом, привлекая внимание к своей мягкой молочной коже, к очертанию аккуратной груди и к острым ключицам, червячок подозрения закрадывается в голову аль-Хайтама, неужели он так соскучился, что подсознание рисует образ Кавеха теперь не в закрытой академической форме, а практически, в вульгарной одежде? Какая глупость, всё это уже заходит слишком далеко, такого просто не может быть, это не Кавех, а иллюзия, фальшивка… Аль-Хайтам снова выдыхает дым и откидывает голову на подушки, с досадой прикрывая глаза, чтобы не видеть перед собой образ, из-за которого в груди рвётся желание прикоснуться, но он не может этого сделать, ведь это лишь эфемерный образ, не более. Ламбад и Фарузан предупреждали его и вот он теперь столкнулся с жестокой реальностью, где перед ним стоит Кавех, а он даже прикоснуться к нему не может, ведь это иллюзия, жестокий обман зрения и сознания, прямо как мираж оазиса в пустыне. Вот чего аль-Хайтам правда не ожидал, так это то, что прямо сейчас он почувствует тепло от этой самой иллюзии. Вмиг открыв глаза Хайтам столкнулся с фигурой Кавеха, которая гордо и по кошачьи восседала на его бёдрах, а вот это уже интересно, неужели галлюцинации бывают и такими? Левая рука легла на бедро Кавеха и на пробу её сжала, Хайтам приятно удивился от того, что его рука не прошла через иллюзию и от того, что бедро было таким упругим и мягким, прямо как он и представлял. Его щеку опалило тяжёлое дыхание Кавеха, тот оперся о его плечи руками и мягко сжал их. Аль-Хайтам глубоко выдохнул в шею Кавеха и подняв голову поймал его взгляд. Он смотрел, какое-то время, Кавеху в глаза, пытаясь собраться с мыслями и найти ответы на свои вопросы: может ли он зайти дальше? Что будет если он поддастся желанию? Стоит ли оно того? Или он будет сожалеть всю оставшуюся жизнь, ведь всё это обман? Его невербальный монолог мог продолжаться хоть вечность, но щёки Кавеха стремительно начали краснеть и не выдержав, тот стал действовать первым, легко потираясь пахом о пах аль-Хайтама, тяжело дыша прямо в лицо и периодически тоненько поскуливая, чтобы привлечь к своей потребности больше внимания. Взгляд Кавеха перестал держать фокус на лице Хайтама, подернувшись пеленой похоти и желания, казалось, он вот-вот расплачется, если аль-Хайтам не сделает хоть что-нибудь прямо сейчас. У самого аль-Хайтама уже крепко стоял, сразу же после того как он почувствовал в своей руке жар чужой кожи прямо через одежду. Кавех начал сильнее покачиваться на нём в попытках потереться и снять напряжение, и Хайтаму это чуть не снесло голову, правой рукой он вцепился в волосы Кавеха и опрокинул его голову назад, открывая себе доступ к шее и сразу же впиваясь в неё не то животным укусом, не то глубоким поцелуем, оставляя на ней лиловый засос. Райская птица так и трепыхалась у него в руках, пытаясь не то уйти от болезненного укуса, не то придвигаясь ещё ближе моля о большем, тем самым заводя аль-Хайтама ещё больше. Пока правая рука вцепилась в волосы, левая плавно с нажимом перетекла на поясницу Кавеха. Аль-Хайтам приглушённо зарычал, когда подушечки пальцев левой руки нащупали точно такой же глубокий вырез рубашки и на спине. Проникая пальцами сразу под неё и поглаживая горячую спину лёгкими касаниями, он чувствует как Кавех выгибается от его прикосновений. Как мог Кавех быть таким открытым и жаждущим, но при этом покрываться мурашками и красными пятнами смущения от каждого движения аль-Хайтама пальцами вдоль позвоночника? Как жаль, что этот невероятный податливый образ средь ажурного дыма, возник лишь по причине его уставшего от одиночества и сожалений сознания. Когда нужно было сказать иначе, когда нужно было вовремя остановиться, когда нужно было так много всего сделать, он не смог… Может по причине собственной юности или может ввиду характера ему тогда не удалось переступить через свои принципы и убеждения, чтобы остановить, успокоить, высказаться иначе, в конце то концов извиниться, но прошлого не изменить и теперь он может лишь предаваться воспоминаниям, облизывая фигуру того, кого так желал все эти годы лишь в своих влажных мечтах. Правая рука отпустила волосы и спустилась к паху Кавеха мягко сжимая и получая в ответ тихий, на грани слышимости, стон и ещё одно не сдержанное покачивание бёдер. Сделал бы Кавех так же, не будь он прямо сейчас лишь иллюзией? Или же он был бы не таким тихим, а громко и требовательно отвоёвывал бы своё удовольствие, направляя действия Аль-Хайтама, а не вот так доверчиво вверяя себя в руки того, с кем они когда-то разорвали все связи. Ответ аль-Хайтаму, к сожалению, не удастся узнать, он без понятия куда подевался Кавех после окончания Академии и постройки Алькасар-Сарая, возможно тот получил большой гонорар и переехал к матери в Фонтейн? Или же где-то отстраивает в пустыне местную больницу или библиотеку для детей, это было бы так на него похоже, но увы, никакой информации о Кавехе не поступало… Тот будто бы испарился… Аль-Хайтам делает глубокий вздох у ключиц иллюзии впитывая запах випариаса смешанный приглушённо с запахом Кавеха. Замечательно, теперь ему ещё и его запах начал мерещиться, он отлично помнил как пах Кавех, слегка сладковато и всегда свежо, рядом с ним всегда было приятно находиться, жаль только лишь тогда, когда тот молчал, но отчего-то именно сейчас аль-Хайтаму так хотелось услышать его, так хотелось вспомнить его голос. Поэтому он широко лижет ключицу Кавеха и впивается в неё укусом, слышит короткий вздох и шипение, но ему этого мало, он опускается ниже, сдвигает носом полы рубашки и припадает глубоким поцелуем к левому соску, сразу же с силой проводя по нему языком, тут же слышится яркий стон и томное «да» от которого Хайтам издаёт приглушенный рык отдавая вибрацией в сосок. Кавеха трясёт в его руках, он бессвязно скулит и подскакивает на коленях, стараясь сбежать от удовольствия, но вместо этого призывает к решительным действиям. Аль-Хайтам уже и сам не может больше сдерживаться, он одной рукой расстёгивает штаны Кавеха и запускает руку в нижнее белье, сжимая текущий от наслаждения член и проводя по нему несколько раз, размазывая предэякулят по всему подрагивающему члену. Кавех зарывается в волосы аль-Хайтама обеими руками и поднимает его голову на себя, а секретарь сталкивается с заплаканными от жгучего желания глазами, потными взлохмаченными волосами и неестественно красными щеками, тому мало, им двоим чертовски мало. Кавех наклоняется к нему за поцелуем и Хайтам ловит его губы на полпути с жаждой их сминая, будто он в пустыне, а губы Кавеха единственное, что может унять его жажду. Голову сносит от этого поцелуя или же это снова действие дыма от випариаса на него так влияет, но он совсем уже не замечает, как настырно исследует рот Кавеха своим языком, от чего тот мычит и стонет прямо в поцелуй, захлёбываясь их общей слюной. Аль-Хайтам перестаёт касаться Кавеха, давая ему передышку и пытается не разрывая поцелуй помочь ему стянуть штаны, но неожиданно что-то мешает это сделать. Он ощупывает бедро свободной рукой и это что-то оказывается металлическое. Аль-Хайтам разрывает поцелуй, лениво опуская взгляд на металлическое украшение, коего не было во времена их учёбы. Сначала открытая рубашка с двух сторон, а теперь и это развратное украшение? Аль-Хайтам не перестаёт удивляться своему воображению. Он снова поднимает взгляд на Кавеха безмолвно спрашивая его об украшении, на что тот обвивает его шею руками и шепчет прямо в чувствительное ухо «сними его» и аль-Хайтамам с хриплым стоном ведомый своей иллюзией, подчиняется, заводя два пальца под украшение и упираясь пальцами в бедро, наслаждаясь контрастом температур и давлением металла на пальцы. Терпеть уже нет сил, он так хочет прикоснуться к оголённым бёдрам Кавеха, что без сожаления откидывает со звоном на пол украшение, после туда же были скинуты и штаны, потерявшись где-то на полу. Аль-Хайтам с упоением оглаживает пышущие жаром бёдра и оценивает их упругость, придвигаясь ладонями к ягодицам и оттягивая одну из них. Кавех прогибается в пояснице и трётся о грудь Хайтама своей, глубоко дыша и трясясь в предвкушении, пряча голову в изгибе его шеи. Аль-Хайтам отнимает от бедра левую руку и хватается за челюсть Кавеха отрывая того от своей шеи и заставляя направить взгляд прямо на него, сдавливая щеки он безмолвно просит его открыть рот и просовывает два пальца внутрь, во взгляде Кавеха читается непонимание и Хайтаму приходится его успокоить, сказав на ушко, что другой смазки у них нет и ему нужно хорошо постараться, чтобы всем было хорошо. Кавех слабо кивает и безоговорочно обхватывает пальцы губами по самые костяшки, посасывая и облизывая всю длину языком обильно смачивая так, что на уголках губ скапливалась слюна и начинала стекать по подбородку. Аль-Хайтам достаёт обильно смоченные густой слюной пальцы и толкается в Кавеха. И тут уже становится не смешно, неужели он настолько собственник, что его подсознание не позволяет допустить даже и мысли о том, что до него Кавех мог спать с кем-то другим, раз тот настолько девственно узкий, что с трудом поддаётся растяжке? Сознание аль-Хайтама совсем плывёт, он даже не знает каким образом смог спокойно вынести растяжку Кавеха, когда тот так прижимался к нему, скуля его имя прямо в ухо, влажно целуя и облизывая раковину. Аль-Хайтам чуть не потерял счёт времени присосавшись к шее Кавеха, покрывая ту фиолетовыми пятнами. Когда во вход свободно стали проникать три пальца, а сам Кавех покачивался на них в ускоренном темпе, дрожа коленями, желая получить больше удовольствия, аль-Хайтам безжалостно и резко выдёргивает пальцы из тела иллюзии, на что Кавех всхлипывает и сдавливает руки на плечах аль-Хайтама сильнее. Секретарь расстёгивает ширинку и Кавех помогает ему дрожащими руками хотя бы приспустить немного штаны, после чего тот усаживается на бёдрах по новой и рукой направляет член в себя, медленно опускаясь и глубоко дыша. Когда секретарю надоела эта возня, он с силой опустил Кавеха на себя, от этого действия они оба застонали от резкой боли смешанной с удовольствием. Аль-Хайтам извиняясь за несдержанность с нежностью накрыл губы Кавеха своими, парадоксально, но на фоне всего произошедшего этот поцелуй казался почти целомудренным. Кавех от проявленной нежности заскулил прямо в поцелуй и мягко стал покачиваться плавными движениями. Как же аль-Хайтаму сейчас было хорошо, плохо, жарко и тесно одновременно. От жара его одежда промокла на груди, волосы взмокли, по лицу стекали капли пота, а с подбородка стекала их с Кавехом совместная от поцелуев слюна. Его пальто было безжалостно сброшено Кавехом на пол, в отместку секретарь стягивал с него мокрую рубашку, параллельно оставляя на теле мягкие укусы и засосы. С каждым толчком в тело Кавеха, аль-Хайтама вело, он стал чаще дышать и хрипло выдыхать в ключицы иллюзии. Кажется от стонов удовольствия Кавех потерял голос, или помутневшее от дыма и усталости тело аль-Хайтама больше не могло поддерживать слуховую иллюзию. Когда движения Кавеха замедлились, аль-Хайтам положил свои руки ему на талию и сжал, помогая тому насаживаться в ускоренном темпе. Аль-Хайтам поднял взгляд снизу вверх на восседающего на нём обнажённого Кавеха, который зажмурившись от удовольствия покусывал собственные губы и как же он был прекрасен в этот момент… Или они? Сознание всё больше ускользало от аль-Хайтама из-за чего образ Кавеха стал мутнеть, расплываться и не то двоиться, не то троиться, от этих мыслей он издал смешок, да, мир точно не вынесет троих Кавехов. Запахи стали теряться и аль-Хайтам мог чувствовать только лишь запах пота и дыма випариаса, а запах Кавеха таял с Каждой секундой и аль-Хайтам, боясь потерять его образ прямо перед самым ярким оргазмом в своей жизни, впитывал как губка глазами каждое движение Кавеха, то какой блестящей от пота была его грудь, как подрагивал и тёк зажатый между их телами член, то как развевались его растрёпанные волосы и как подёргивался от стонов кадык. Аль-Хайтам осознал, что его сознание достигло своего пика, когда лиловые засосы на теле Кавеха стали превращаться по виду в сумерские розы и распускаться пышными бутонами на его теле. Кавеху идут цветы, Кавех и есть самый красивый и невероятный цветок, привлекающий к себе внимание окружающих, постоянно тянущийся к небесному светилу, но при этом с острыми шипами, а куда же без них, как же иначе цветок будет защищать себя от всего остального мира, не выпуская постоянно свои острые колючки? Снова волна воспоминаний и сожалений о прошлом накрыли аль-Хайтама с головой, он не мог больше сдерживаться, даже если перед ним всего-лишь иллюзия. —Невероятный…— задыхаясь от эмоций прошептал аль-Хайтам между толчками, чувствуя как на глаза наворачиваются слезы и встречаясь взглядом с Кавехом. Холодные ладони того накрыли его скулы и Кавех притянул его ближе сталкиваясь губами в глубоком и чувственном поцелуе. —Красивый… Самый прекрасный… Гениальный… Люблю… Я так люблю тебя… — Между поцелуями и глубокими толчками говорил аль-Хайтам. Ответ Кавеха потерялся в их совместном оргазме, от которого сознание аль-Хайтама окончательно потеряло связь с этим миром.

***

Просыпается аль-Хайтам в кое-то веки выспавшимся, но отнюдь не от птичек за окном, а от лёгких прикосновений чьих-то пальцев к его волосам, мягко заводящих их за ухо, пальцы щекотно огладили скулу и совсем невесомо как взмах крыла кристальной бабочки прикоснулись к его губам. От этого действия аль-Хайтам не открывая глаз глубоко выдохнул, и слегка нахмурил брови, тогда же пальцы резко пропали с его губ, попутно царапнув подбородок ногтем. Кто-то совсем рядом под боком у Хайтама дёрнулся и засуетился, а по голосу аль-Хайтам окончательно понял, кто это его сейчас разбудил и открыв глаза осмотрел лежащего в его объятиях на широкой тахте обнажённого Кавеха. Секретарь взглядом лениво прошёлся по копне золотых, взлохмаченных ото сна волос, по фиолетовым засосам на шее, по припухшим от вчерашних поцелуев губам, наконец-то останавливаясь на перепуганных и ловящих каждое его движения глазах. Пожалуй это было самое лучшее утро в его жизни. Ещё ночью для себя он принял решение, что отыщет Кавеха в реальности, даже если ему придётся объездить весь Тейват для этого, и признавшись тому, будет добиваться взаимности, чего бы это ему ни стоило. Только вчера он целиком и полностью осознал, как скучал по Кавеху, и как же тот был прав, аль-Хайтам нуждался в обществе, но только лишь в обществе одного конкретного человека, который являлся его полной противоположностью, его отражением, нацеленным лишь на него. Аль-Хайтам без Кавеха потерян, в этом мире и в потоках информации, отсутствие критики со стороны, привели к постоянным переработкам, стрессу, снижению аппетита, плохому сну, а в добавок ко всему появились и страшные головные боли, неужели аль-Хайтам так нуждался в том, кто будет его сопровождать по жизни? Разве это не перечит его внутренним убеждениям, что гении одиноки на своём пути и никогда не стоит полагаться на непостоянные вещи как эмоции, люди и удача? Но сейчас, возникшую ситуацию нельзя было никак иначе назвать, как везение, счастливое везение, Кавех, настоящий, живой, такой открытый и любимый лежал прямо в его объятиях. —Прости, я должно быть разбудил тебя, я не хотел, я…— Кавех обрывается на полуслове, ведь аль-Хайтам сгребает его в свои объятия сильнее, вдыхая запах его волос, которые ещё отдавали випариасом, наверное и от него сейчас пахло не лучше после секса и дыма, стоило бы им поскорее возвращаться домой. Кавех замирает в его объятиях, не до конца понимая, как ему реагировать, его сердце начинает учащённо биться, когда он слышит, как Хайтам шепчет ему в макушку слова любви, поглаживания тёплых рук на спине заставляют его медленно расслабиться и без паники подумать над случившейся ситуацией. —Я так долго тебя не видел, я так скучал, а за последние несколько недель даже новостей о тебе не поступало, где же ты был всё это время и почему вчера пришёл в таверну после закрытия? —спрашивает Хайтам и Кавех какое-то время молчит, собираясь с мыслями. —Я… Так много всего произошло, я был тут всё это время…— Кавех поделился Хайтаму со всем, что он пережил после их последней встречи, о том как разорился, как продал родительский дом, как Ламбад разрешил ему жить на втором этаже таверны при условии, что Кавех, сделает ему перестройку, как запивал своё горе алкоголем и ни с кем не мог поделиться своим самочувствием, а Хайтам просто дослушав, предложил ему жить вместе, Кавех отнекивался, но продолжал слушать достаточно жестокие, но справедливые, в своей правдивости, слова аль-Хайтама о своём положении и об их совместном жилище, от которого когда- то отказался сам Кавех. Тот некоторое время молчит, погруженный в свои мысли, а после замечает: —Мы испортили мебель Ламбада… — в поле зрения Хайтама попадают белые пятна на обивке тахты. —Куплю ему новую. — моментально отвечает аль-Хайтам. —Намекаешь на то, что я беден? —начинает заводиться Кавех, но аль-Хайтам не дает ему продолжить, молниеносно обескураживает поцелуем и шепчет прямо в губы. —Намекаю на то, чтобы ты перестал беспокоиться по пустякам.