В сиреневом саду

Белокурая девушка позже долгое время не давала ей покоя. Мафую привыкла к своему одиночеству, привыкла быть брошенной и ненужной, но в ту ночь все эти чувства ослабили свою хватку, несмотря на то, что с таинственной "К" они почти не говорили. И стихи её... Что она хотела рассказать ими? Какую историю они таили за собой? Разыскать служанку Мафую не удалось. Она опросила и поваров, и прачек, и лакеев - всех, кто ей попадался, но те ничего не знали. Все, на что оставалось надеяться - она снова будет там сегодня ночью. Мафую уже и забыла, что такое действительно быть в нетерпении. Она давно не ждала ничего от своей жизни, и позволила своей матери решать всё за неё. В конечном итоге, все так живут, разве нет? "–Мафую, чтобы удачно выйти замуж, ты должна быть грамотной. Я наняла тебе отличного учителя, который обучит тебя всему. – Но он обучает меня лишь танцам и французскому языку... – Большего тебе и нужно, душенька. Будь умницей и старайся для мамы."

***

– Мафую, ты совсем меня не слушаешь, - твердо произнесла женщина, отложив свой ужин, - а ведь, между прочим, это всё для тебя! Девушка вздрогнула. Впервые она позволила себе задуматься за их с матерью ужином. Её сердце до боли сжалось, а к горлу подступил противный ком. Холод и страх жестким ударом пронзили её от самой макушки до пальцев ног, охватывая контроль над её телом вновь, заставляя её бледные руки едва заметно рябеть. Столь долгое время ей удавалось не провоцировать мать на крик в её сторону. Что-то сломалось. – Не ценишь моих стараний для тебя, да? Я тут ей лучшую жизнь устраиваю, а она не слушает! - женщина встала из-за стола и замахнулась, заставив Мафую мгновенно сжаться, - Отвратительная девчонка. Скорее бы выдать тебя замуж. С животным страхом Мафую подняла глаза. На лице матери было написано одно - презрение. Было трудно сказать, насколько она серьёзна в своих намерениях, но этого достаточно, чтобы пробудить тревогу. Мир начал уплывать из под ног, а на глазах начали скапливаться слёзы. Она плакала не из-за отвращения мамы, не от страха быть выданной замуж, её слёзы - обычная реакция. Они подступили сами собой. Мафую робко встала из-за стола, так и не доев свой ужин, и убежала прочь. Лишь отдаленно она услышала, как её мать срывается на очередной служанке, давая ей звонкие пощёчины, и мысленно извинялась перед ней. Ноги могли привести её только в одно место. Аромат сирени приятно наполнял легкие, позволяя вновь дышать. Пройдя чуть дальше в сад, она увидела виновницу её задумчивости. Конечно же она там. Заметив Мафую, девушка отложила рукопись и уставилась на неё. Прошли секунды, прежде чем она поняла, что с Асахиной, но она не бросилась к ней навстречу. Лишь взглядом пригласила к себе. И в этих небесных глазах Мафую удалось увидеть что-то до боли нужное ей, что-то, что обещало смыть всю стойкую грязь с её души, что-то, что позволило бы ей быть искренней с собой, что-то, что помогло бы ей прямо сейчас. Она бросилась к девушке и вызвыла от своей боли. Не думая ни о чем, Мафую прижалась к телу девочки, которая была единственной, кто нормально говорил с ней за все последнее время, и плакала. Они не были толком знакомы, но эти объятия создавали ощущение, словно эти две несчастных души только нашли свой покой. Девушка сложила свои руки на голову молодой дворянки и слегка поглаживала её шелковистые волосы цвета тёмной ночи, тихо пошёптывая: "Ничего, ничего госпожа, поплачьте, если вам хочется, я буду с Вами". Её нежный голос убаюкивал, действовал на Мафую как успокаивающие травы, и вскоре та выровняла своё дыхание. Она подняла взгляд на свою спасительницу, и увидев, как лепестки сирени отражаются в её нежно-голубых глазах, слегка смутилась. "Никогда ещё служанки не были столь красивы" - мельком пронеслось в её мыслях, за что она тут же себя одернула. Забыв о своей печали, она вспомнила, почему хотела увидеться вновь: – Скажи своё имя, прошу тебя. - попросила Мафую, нежно, с надеждой в своем голосе. Девушка замялась, размышляя о том, что ей ответить. Её брови слегка нахмурились, а взгляд опустился куда-то в землю, и длинные белые, как снег, волосы закрыли её лицо. Кажется, это решение давалось ей с трудом, но в конечном итоге она уступила настойчивому взору своей госпожи, и тихо произнесла: – Канаде. Так меня звать. – Канаде... - Повторила Мафую, как бы примеряя это имя к девушке, - Почему ты скрывала столь... благозвучное имя? – На то были свои причины, госпожа, надеюсь, Вы простите моё желание оставить его в тайне прежде. Асахина лишь легонько кивнула, и между ними повисла тишина, прямо как в их первую встречу, однако, в скором времени они завели беседу вновь. Лунный свет ласкал нежные сиреневые лепестки, а те отражались в глазах девушек, так и маня к себе. По этой причине их зрительный контакт был неприлично долгим, и впоследствии заставил смутиться, но тем не менее он был таким нужным и желанным для них обоих. Ночные встречи повторялись ещё не раз, и очень скоро стали ежедневными. Мафую ещё никогда не чувствовала себя настолько живой. Ей слишком привычно было находиться лишь в обществе учителей и матери, ведь даже со слугами ей не предоставлялось возможности говорить прежде, ведь они все боялись её. Но Канаде не боялась. "Кто же она такая? Зачем хотела скрыть своё имя? Настоящее ли оно? Откуда она настолько умна и грамотна?" - эти вопросы крутились в голове Асахины, но задавать их она не решалась. В конечном итоге, ей было приятно проводить с ней время, так что, наверное, знать это не так важно? Зачем ей вообще это нужно знать, ей же должно быть плевать на всё. Если раньше чем-то, что хоть немного помогало Мафую спастись от всего, что её окружало, были заметки в её дневнике, то теперь этим спасением стали встречи с Канаде. Но дневник не был заброшен: теперь девушка пыталась писать стихи вместе с новой подругой. "И день за днем резвились краски Черная, чья душа была мрачна как ночь И белая, что тьму сгоняла прочь Смешались они в серый цвет от долгой пляски"