Вольность

Изуку наслаждался выходным днём, как умел. Он выспался, позволив себе поваляться в кровати до обеда, успел потренироваться, протереть пыль с полок в своей комнате, а также глянул одну из любимых документалок. Как только время начало близиться к вечеру, он заскучал. Мидория привык, что вокруг постоянно что-то происходило, а звонки из агентства разрывали его телефон, но сейчас было слишком тихо и спокойно. В этом определённо была заслуга Каччана, ведь тот взвалил на себя всю общую работу, чтобы его напарник мог отдохнуть хоть один день как нормальный человек. Каччан излишне пытался впрягаться за него, что Изуку считал нечестным. Кацуки не должен делать всю работу за двоих, пока задница Изуку продавливает диван! На почве этого вчера вечером они с Кацуки немного повздорили. Всё кончилось, когда Каччан отвесил ему лёгкий подзатыльник, означавший, что компромисса не будет, он уже всё решил — Изуку должен отдохнуть один сраный день в тишине. Кацуки действительно очень бесило, что Изуку не может расслабиться и всегда отвечает на звонки, даже если звонят глубокой ночью. Он ругался на него по этому поводу уже не один раз. — Ну и какая польза от тебя будет, если ты и дальше будешь геройствовать по инерции, сам напоминая не героя, а восставшего мертвеца? — сказал Каччан вечером, окончательно поставив точку в их разговоре. Тема была закрыта, а Каччан был непреклонен. Пришлось уступить, но Изуку знал, что вселенная ему ещё даст возможность отыграться, и Кацуки получит сполна. Не он один может отправлять своего напарника на выходной, а сам в это время работать! Как у геройского дуэта у них с Кацуки зачастую были общие выходные и рабочие дни. Редко когда было больше двух выходных в месяц — они стремились вырваться в верхушку топа вот уже в этом году, работали много. Патрулей и стычек всегда хватало, и Изуку, и Кацуки, периодически ловили выгорание. И если раньше им двоим спокойно согласовывали выходной, то в последнее время графики не совпадали. Каччан был слишком упрям и не собирался отказываться от смены, если Изуку будет работать, как и наоборот. Остатки соперничества прослеживались и здесь, поэтому они оба буквально силой уговаривали друг друга отдохнуть. А пока, Кацуки, ради тебя Изуку готов был постараться и отдохнуть, не проверяя рабочую почту каждые пять минут, а заодно и выключить свой телефон. Только кто бы знал, что к вечеру одному в квартире станет так скучно! Мидория не привык оставаться один на целый день после трёх лет в общежитии с одноклассниками. Там никогда не было тихо и всегда были какие-то дела и обязанности, ровно как и было с кем поговорить. После выпуска и получения постоянной лицензии Изуку начал пересекаться с Каччаном каждый день не только в агентстве и на заданиях, но и по вечерам в общей квартире. Они снимали её вместе, это было, во-первых, разумно для напарников, а во-вторых, экономно. А в-третьих, лично для Изуку, делить одну жилую площадь с Каччаном, было ещё и приятно. Пусть Кацуки нельзя было назвать идеальным соседом или сожителем — он был ходящей катастрофой, его могла вывести из себя немытая на столе чашка или бардак у Изуку в шкафу. Они могли орать друг на друга или подраться без причуд, но всё это меркло на фоне того, что он получал. Пусть Каччан и заставлял поддерживать идеальный порядок в квартире пинками, но он также готовил для них двоих, развешивал вещи, которые «тупой задрот опять забыл достать из стиральной машинки», помогал успокоиться, если накатывала тревога или приснился кошмар. Изуку и мечтать когда-то не мог, что они будут так близки, а потому наслаждался тем, что имел, не решаясь переступить черту, хоть и хотел, чтобы у них было что-то большее, чем напарничество и сожительство. С Кацуки никогда не было одиноко вне зависимости от того, что они делали. Они могли сидеть в гостиной на диване и молча листать новостные ленты в своих телефонах. Изуку и Кацуки также могли вместе выполнять какие-нибудь домашние дела, либо шли в ближайшую тренажëрку отрабатывать накопившиеся к друг другу претензии. Приняв душ, Изуку развалился на диване словно домашний кот и щëлкал пультом, не особо рассчитывая увидеть в телевизоре что-то достойное его внимания. Так он глянул небольшой сюжет о прошедшем успешном освобождении заложников, в котором принимали участие некоторые из бывших одноклассников. Это было не очень интересно — пару дней назад Изуку уже смотрел большой выпуск о той миссии и подкастом послушал их пресс-конференцию. Казалось, сегодня был чрезвычайно скучный день не только для него — новостей о злодеях в городе тоже не было, и СМИ повторяли сами себя, пересказывая события прошлой недели. Изуку знал, что у Каччана сегодня одиночное патрулирование, и предполагал, что всё, к чему оно сводится — недовольный Кацуки отбивается от фанатов, которые ходят за ним по пятам, а потом идёт писать отчёт. Так было ровно до того момента, пока Изуку не переключил на очередной новостной канал и не увидел, что в центре города сегодня днём что-то произошло. И это в том районе, где у Кацуки должен был проходить патруль. Оживившись, Деку выпрямил спину и прибавил звук. Диктор на экране пересказывал произошедшие события — ничего серьёзного, просто какой-то пьяный упырь попытался ограбить молодую девушку. Когда в двух метрах за его спиной стоял великий взрывной убийственный бог Динамит. Очень непредусмотрительно! Далее на экране мелькнули записи с уличных камер, где во всех деталях можно было рассмотреть, как Каччан вырубает этого гада и возвращает рюкзак хозяйке. Кацуки угомонил негодяя с одного пинка без причуды, не позволив тому успеть активировать свой квирк. Каччан действовал так быстро, что запись с камер замедлили в два раза прежде, чем показать в новостях. Выглядело впечатляюще. Изуку не вникал в комментарии диктора, продолжая рассматривать сменяющиеся картинки. Лицо Кацуки показали крупным планом на фоне скрученного злодея — он ухмылялся, кажется, сказал в камеру, что так будет с каждым, кто попытается нарушать закон в периметре патрулируемой им зоны. Скучный вечер вдруг приобрёл краски, стоило Изуку поймать себя на мысли, как сексуально выглядел Кацуки в момент задержания. Он перемотал эфир на две минуты назад, пересматривая записи с камер. Каччан был слишком хорош в своём летнем костюме и безумно горяч, когда ставил плохих парней на место. У Мидории и раньше мелькали мысли подобного рода, но он упорно не давал им выходить за черту на работе или когда Каччан был дома. Но сейчас его не было рядом, а потому можно было позволить себе небольшую вольность? Изуку перематывал репортаж раз за разом, параллельно вспоминая их общие миссии и как хорошо Каччан справлялся со своей работой — разносить злодеев. Он совсем отпустил себя из реального мира, и когда вставший член натянул ткань домашних шорт, Изуку без зазрения совести засунул туда левую руку. Всё равно Каччана стоит не ждать ближайший час или два — времени хватит. Изуку дрочил увлечëнно, на автомате тыкая указательным пальцем свободной руки на кнопку пульта для перемотки в начало. Он был практически на пике, а потому совсем не заметил, как в замочной скважине повернулся ключ и скрипнула дверь. — Эй, задрот, я смог освободиться раньше! — разнеслось по квартире, но Изуку не среагировал. Кацуки щëлкнул выключателем, снял обувь и повернулся, после чего крикнул достаточно громко, чтобы привлечь внимание. — Деку! Какого хера ты там делаешь? — Блять! — тихо матерится себе под нос Изуку, а затем отвечает громче, обращаясь к Кацуки. — Каччан, привет! Я просто сижу! Раздаются громкие шаги, и Изуку замирает, не в силах повернуть голову к источнику шума. Но и вытащить руку из штанов не может — долгожданная разрядка была слишком близко, и он надеялся, что успеет закончить, пока Кацуки не вошёл в комнату. План был прост и идеален, но кое в чëм он всё-таки просчитался. На пороге оргазма Изуку совсем забыл, что прихожая в их квартире совмещена с гостиной и оттуда открывается прекрасный обзор на диван. От входной двери до дивана примерно 10-15 шагов, и судя по всему, Кацуки прошёл большую часть пути. — Ага, конечно, просто сидишь. С рукой в штанах, да? — Каччан хмыкает где-то рядом, совсем не скрывает издевательских ноток в голосе, но это только сильнее заводит. Изуку безмерно стыдно, но он ничего не может с собой поделать: здравый смысл посылает его к чëртовой матери, как и член, не видевший разрядки уже очень давно. Он не может перестать гладить ствол пальцами, всё ещё надеясь, что из-за широких шорт ничего не видно. — Ты всегда так сидишь, или сегодня особенный день? Мозг выдаёт полную панику и врубает желание сбежать, но ноги Изуку, как и причуды, совсем не слушаются. Вставший член камнем прибивает к дивану, лишая возможности не столько бегать, сколько просто шевелиться. — Я чесался! — сходу нелепо выдумывает Изуку, но от Кацуки несëт подозрением. Он чует, что Изуку не просто врёт, а врёт безбожно. — Да ну? — обойдя слева и обернувшись на телевизор, где как раз заканчивалась новостная заметка о его сегодняшнем задержании преступника, Кацуки улыбается, демонстрируя небольшие клыки. И в этом взгляде есть как что-то не доброе, так и что-то довольное, усиливающее возбуждение. Изуку шумно втягивает воздух носом, чувствуя, как сильно у него горит лицо и пульсирует член в руке. Каччан не глупый, он может сложить два и два, конечно, он сразу всё понял. Но почему вместо того, чтобы попытаться взорвать Изуку вместе с его стояком, Кацуки не нападает? Выжидает, хочет насладиться унижением перед тем, как убить? Что с ним не так? — Да, — отвечает Мидория, тяжело отнимая правую руку от пульта, и скидывает капли пота со лба. Его левая рука по-прежнему в штанах, но сил вытащить её не хватает. Каччан подходит ещё ближе, смотрит сверху-вниз, но как-то слишком снисходительно для того, кто поймал своего напарника на дрочке, ещё и на новостной выпуск, где он главный герой. Может, он и правда не собирается убивать Изуку. Точно не прямо сейчас. — Это правда, Каччан! — Ну да, поэтому ты до сих пор не убрал руку из штанов. Кого наебать пытаешься? — Кацуки старается говорить раздражённо, но Изуку упорно слышит в его голосе только приглашение вступить в игру, правила которой ему никто сообщать не намерен. Кацуки, словно испытывает его, ведь будь он серьёзен, Изуку уже несколько минут назад вылетел бы в окно. С пультом от телевизора и диваном в придачу. — Ну? Пауза излишне затягивается, и теперь голос Каччана сквозит раздражением: — Деку, блять! Изуку ойкает и вытаскивает влажную от предэякулята руку. Его домашние шорты нифига не такие свободные, как казалось, и выдают стояк. Но какая теперь к чëрту разница, если Кацуки сразу всё понял? Мидория готов утверждать, что Каччан заставил его нарочно убрать руку, дабы убедиться, что правда поймал его за мастурбацией. Он что, действительно испытывает от этого удовлетворение? — К-каччан, я правда чесался! Почему ты не веришь? — Изуку показательно хныкает, потому что не хочет признавать очевидное так быстро. Ну и может ещё потому, что ему интересно поиграться с Каччаном и подразнить его. — Я тебя насквозь вижу, блять, извращенец хренов! — Кацуки над его головой рычит, упирает руки в бока, но даже так это мало походит на угрозу. Убедительные слова совсем не идут в голову, и шум телевизора на фоне только мешает сосредоточиться. Изуку щёлкает по рядом лежавшему пульту, и в момент становится так тихо, что слышно только его собственное размеренное дыхание и скрип челюсти, подозрительно исходящий от Кацуки. Изуку поднимает на него глаза, но продолжает молчать, пытаясь распутать клубок из собственных мыслей. Каччан выглядит утомлённым ожиданием и удовлетворённым сложившейся ситуацией одновременно. Мидория прекрасно видит, куда направлен его взгляд, а потому открыто усмехается. — Хах, Каччан… — Блять, Деку, ты что, реально дрочил? Какого хера ты делаешь это в гостиной, а не у себя в комнате? — голос Кацуки надрывается, он явно пытается говорить серьёзнее, чем выглядит на самом деле. Изуку видит лëгкий румянец на светлой коже лица, переводит взгляд ниже и замечает, как грудь Каччана быстро вздымается, а сам он опустил руки и сжимает кулаки. Он не похож на того Каччана, которого Изуку мог окрестить как «опасный для жизни». Как человек, отлично знающий Каччана, он может достоверно идентифицировать, что тот упивается сложившейся ситуацией и хочет взять от неё по-максимуму, хоть и не делает это таким очевидным образом. — Прекрати, блять, анализировать! Давай отвечай! — подначивает признаться Кацуки, пока сам продолжает смотреть Изуку в район паха. Когда дело касалось Каччана, то Изуку всегда был готов пойти на всё. Он может и дальше притворяться непрошибаемым тупицей и делать вид, что ничего не понял, лишь бы Кацуки не переживал, что его раскрыли. Если Каччан попросит, то Изуку подрочит при нём и без лишних отговорок. И раз он так хочет пристыдить, Мидория позволит ему это сделать, отложив расспросы, почему Кацуки до сих пор его не убил до более подходящего момента. Изуку делает как можно более пристыженное лицо и сотрясает воздух руками, оправдываясь: — Я не нарочно! И… Я не знал, что ты вернёшься домой раньше. Прости, Каччан… это было что-то импульсивное. Такого больше не повторится, пожалуйста, давай забудем про это! Вместо того, чтобы наорать, уйти или треснуть, Кацуки отступать не думает — наоборот, встаёт поближе к дивану так, что их ноги соприкасаются. Изуку чувствует исходящий от тела Каччана жар, и плавится в нём. — Почему у меня хватает мозгов дрочить в душе или у себя в комнате, а у тебя нет, тупая ты башка? Изуку мгновенно давится воздухом, чувствуя, как пах простреливает сильнейшей волной возбуждения. Каччан мастурбирует? В их общем душе или у себя в комнате? О, боги, теперь, когда Изуку так красочно представил, как свободной рукой Кацуки зажимает себе рот, чтобы не выдать себя случайным стоном, а второй быстро водит по члену, он никогда больше не сможет дрочить ни на что другое. А может, Каччан кусает свои губы и трогает себя свободной рукой за грудь, проезжается по соскам, спускается ниже, к своим шикарным бëдрам, и… Что ж, наверняка это выглядит в разы сексуальнее, чем унижение всех злодеев, которых Кацуки успел поставить на место за недолгую карьеру. Изуку точно будет гореть за такие мысли в аду. — Я не думал, что Каччан таким занимается… — несмотря на огромное количество разных мыслей, Изуку произнёс вслух только это. — Каччан не выглядит как… Он мямлит и тянет слова, заставляя Кацуки не выдержать и перебить: — Как кто? — Как тот, кто стал бы тратить время на что-то подобное! Разве быть лучшим героем и отдавать всего себя тренировкам и миссиям — не твоё кредо? — и правда, Изуку всегда казалось, что Каччан выше этого. Даже на третьем курсе академии, когда в мужской раздевалке всё чаще стали доноситься разговоры о сексе, Кацуки оставался к ним равнодушен. А остальным рекомендовал не забивать голову ненужной хернëй и пахать, если они хотят стать лучшими. Всё выглядело так, будто ему нет никакого дела, и половое созревание обошло его стороной. Настойчивых фанатов и фанаток Кацуки так же посылал фразой, что «будущему герою номер один некогда тратить время на такую чушь». Видимо, он мастерски умел притворяться, а потому зря Изуку испытывал стыд, когда ловил себя на непристойных мыслях и позволял им вырываться наедине с собой. Ничто мирское не чуждо несравненному Каччану — невероятное осознание! — Твою мать, Изуку! Самоудовлетворяться нормально, а с нашей работой ни о какой личной жизни не может идти и речи. Спроси у любого из наших одноклассников, им всем проще потратить пять минут на дрочку, чем кропотливо искать кого-то, с кем можно потрахаться! О, чëрт. Каччан умудрялся говорить серьёзным тоном с таким смущённым лицом, что член Изуку попросту отказывался падать. Возбуждение отчётливо ощущалось каждой клеточкой тела, а сознание подмывало спросить вслух, на что конкретно мог дрочить Кацуки, но он не позволил себе этого сделать. Если бы Кацуки спросил его, то Изуку лукаво ответил, что никогда не дрочил на что-то конкретное. Ему не обязательно озвучивать факт возбуждения от пустяка, от короткого отрывка в новостях, в котором показывали пару роликов записей с уличных камер. К стыду Изуку, такое происходило не в первый раз, он дрочил на Каччана достаточно давно. Настолько, что сам не мог вспомнить, когда конкретно начал таким промышлять. Общая жилплощадь усугубляла ситуацию, и только работа отвлекала, не позволяя окончательно забываться. Иной раз он так уставал, что не шёл даже в душ. — Задрот, ты какого хуя завис? — Кацуки зажимает ноги с обеих сторон, его взгляд снова падает вниз. — Блять, Изуку! У тебя всё ещё стоит?! Изуку не отвечает, стыдливо сглатывает ком в горле и пытается подняться с дивана. Но его тут же толкают в грудь, заставляя сесть обратно. Мидория поднимает голову, глядит на Каччана, зрачки которого настолько расширенные, что красной радужке практически не остаётся места. Он мог бы позволить себе оценить этого Каччана как возбуждённого. Хочется проверить свою догадку, а потому Деку переводит взгляд вниз, но к своему сожалению не замечает ничего за мешковатыми штанами. Кацуки не изменял себе даже в гражданской одежде, предпочитая более свободный низ. Мог ли он выбирать штаны с такой посадкой только ради того, чтобы никто не заметил, что он… На этом точно следовало остановиться. — Надо же, и это герой, который метит в первые строчки топа уже в этом году! — снова нарушает тишину Кацуки, явно упиваясь осознанием, что загнал Изуку в угол. — Растерянный девственник-извращенец, пойманный за дрочкой! Наконец, Изуку отпускает себя, перестав фильтровать всё, что говорит. Кацуки сам это начал и останавливаться не собирался, так пусть получает сполна! — И что? Каччан, тебе так нравится унижать и отчитывать меня? И давно ты открыл в себе такой фетиш? — задевает Изуку, на что ноги Каччана сильнее сдавливают его собственные, а сам он шумно захлопывает рот, не ожидая от Изуку такой дерзости. Отводит взгляд, жмурится, кусает губу, и Мидория ликует: он подловил его. — Да нихрена мне это не нравится! Иди додрочи себе в душе, только избавь меня от лицезрения, — Кацуки делает отмашку рукой на его пах, где всё ещё отчётливо топорщится член, — вот этого! — Если тебе не нравится, ты бы не стоял здесь, продолжая этот ужасно неловкий и тупой разговор. Каччана никто не может заставить делать, что ему не нравится, не так ли? — Изуку искусно ловит его второй раз, приподнимает бровь и усмехается. — Или что, хочешь сказать, я не прав? — естественно, Изуку знал, что был прав. Он видел, что Кацуки не менее красный, чем он сам, да ещё и дрожит. — Я действую сугубо в воспитательных целях, — упëртый, как и всегда, Каччан стоит на своём, но Изуку пропускает это мимо ушей. Разные реакции тела Каччана выдавали его, что бы он не говорил вслух. Надо быть совсем дураком, чтобы не разглядеть этого. — Да ну? — они моментально меняются местами, когда Изуку кладëт руки на его бëдра, разглаживает собравшиеся на штанах складки, а затем тянется к паху. Его взгляд не источает ничего, кроме вызова, и Каччан наконец отступает, признавая поражение. — Иди к чёрту, блять! — Кацуки в своей манере огрызается, чтобы затем наклониться и вжать Изуку в спинку дивана. Их лбы практически соприкасаются, Изуку ощущает сбитое дыхание на своём лице и то, как сильные руки тянут на себя за ворот футболки. — Заткнись. Мидория не успевает как-то съязвить в ответ, Кацуки действует гораздо быстрее, затыкая горячим и жадным поцелуем. На момент Изуку задыхается, не верит в реальность происходящего, Каччан вероятнее бы его убил, чем поцеловал. Но он творит своим языком невероятные вещи, и даже если всё это предсмертные галлюцинации, Изуку не будет отказываться. Изуку не умеет целоваться, пусть и представлял это сотню раз, но он очень старается, повторяет движения Кацуки, захватывает его язык губами. Каччана трясëт, и ему явно неудобно так наклоняться. Изуку дотягивается, подхватывает за бëдра, сажает на себя. Кацуки рычит что-то неразборчивое, больно кусает за язык, до треска сжимает футболку Изуку. Плевать, если Каччан порвëт или прожжëт ткань своей причудой, Изуку не собирается отступать. Он отвечает с таким же напором — кусает, левой рукой хватает за волосы, а правой сильно сжимает бок. Они буквально сражаются языками, и в этом поцелуе нет ничего нежного и трепетного, как хотелось бы Изуку. Возможно в сложившейся ситуации так даже лучше — стоит им попытаться переключиться и быть более осторожными, как вся магия возбуждения улетучится. Кацуки жмëтся к нему, и сейчас Изуку отчëтливо чувствует, как тот возбуждëн. Даже свободные штаны не могут скрыть стояк, который Изуку ощущает, когда Кацуки приподнимается, чтобы схватить его за горло, продолжая целовать, и нарочно трётся своим членом о живот. Член Изуку и его задницу в этот момент буквально разделяет всего несколько сантиметров и пара тряпок, от чего он вполне готов сойти с ума. Каччан чувствует это, а потому специально опускается, позволяя стояку коснуться копчика. Изуку стонет, и Кацуки великодушно разрывает поцелуй, чтобы он не задохнулся. Посмеивается ему в лицо, слегка прикусывает за нос, а затем трëтся снова. — Каччан… — только и может выдавить из себя Изуку, на что Кацуки закрывает ему рот ладонью, и горячо выдыхает в ухо: — Прибереги стоны, задрот. Лучшее впереди. Изуку был готов поклясться, что кончит в штаны, если Каччан сделает так ещё раз. Всё, на что его хватает в итоге — шумно вдохнуть носом воздух, когда губы Каччана оказываются на его шее. Он перестаёт сжимать его горло, заводит руку за голову, чтобы отодвинуть волосы на затылке, а затем укусить в то место. Мидория прикрывает глаза, просовывает руки под футболку Кацуки, проводит по рëбрам и сжимает кожу. В ответ Каччан оттягивает воротник футболки и снова кусает его, но на этот раз за ключицу. Изуку стонет ему в ладонь, пытается потереться членом, сходит с ума от возбуждения, но Кацуки и не думает останавливаться. Он на секунду убирает руки, но лишь для того, чтобы стянуть лишнюю футболку, и оставить пару поцелуев-укусов ниже. Руки Каччана сжимают грудь Изуку, а губы с долей осторожности целуют шрам на его плече. Это странно, и Изуку никогда бы не мог подумать, что ему такое понравится, но ему нравится до безобразия. Он извивается, разводит ноги шире, мычит Кацуки в ладонь, и тот наконец её отнимает. — Каччан… Я так больше не выдержу, — честно признаётся он, и Кацуки, оторвавшись от его тела, смотрит на него абсолютно мутным взглядом. — Хочешь пойти до конца? — это даже не звучит, как вопрос, но Мидория знает, что если он не ответит, всё может закончиться прямо сейчас. С Каччана станется, вот правда. — Да. Очень хочу, — в качестве доказательства своих слов Изуку ëрзает, поддевает футболку Кацуки, вынуждая снять её. Он не препятствует, позволяя это. — Не пялься ты так, — говорит он, кусает губы, отводит взгляд, пока широкие ладони Изуку скользят по его плечам и груди, лишь слегка касаясь шрамов. Мидории по-прежнему больно их видеть, но он упорно оставляет свои загоны на потом, будучи чересчур возбуждённым. — Каччан красивый, — с придыханием произносит Изуку, заставляя заткнуть себя очередным поцелуем. Изуку наслаждается, теряет бдительность, и не успевает опомниться, как оказывается перевëрнут на диване в горизонтальном положении с Каччаном, седлающим его бëдра. Кацуки прекращает его целовать и ëрзает, устраиваясь поудобнее. Изуку поражённо замирает от открывшегося вида: полуголый, мокрый, румяный Каччан, сидит на нём и возится с завязкой на шортах. Мидория протягивает руки к шнурку, желая помочь его развязать, но Кацуки бьëт его по рукам: — Я сам. Изуку сглатывает скопившуюся слюну, откидывает голову на подушку, пока Кацуки стягивает с него лишнюю одежду. Затем он проделывает то же самое с собой, и теперь, когда они оба голые, Каччан перестаёт торопиться. — Почему ты остановился? — уточняет Изуку, подозревая, что Кацуки банально не знает, что делать дальше. Ему хватает мозгов не проболтаться, пока Каччан внимательно разглядывает оба члена. — Какого хера у тебя больше? — даже как-то обиженно отвечает Кацуки, заставляя Изуку громко рассмеяться от этого. — Боже, Каччан, неужели это так важно? — продолжая смеяться, отвечает он и опускает взгляд, сравнивая тоже. Изуку не видит весомого отличия в длине, разве что у Каччана член будет толще, чем у него. — Тц, заткнись, — отмахивается Кацуки и хочет пристыженно отвернуться, но Изуку хватает его за затылок и тянет на себя. — Напомни, чем мы собирались заняться? Глаз Кацуки нервно дëргается, но Изуку не позволяет ему разразиться очередной порцией ругательств, припадая к его горячим губам. Они целуется ещё немного, потираясь членами лишь слегка, но и этого достаточно, чтобы Изуку кончил. — Блять, Деку, — ругается Каччан, когда чувствует горячую сперму у себя на животе, — Мы ещё даже не начали! — Всё в порядке, мы можем продолжать, — смущённо улыбаясь, отвечает Изуку, прекрасно зная, что даже после эякуляции его член не собирается падать ещё какое-то время. С ним бывало такое, когда он был сильно возбуждëн, из-за чего ему приходилось дрочить в несколько подходов. Кацуки хмыкает и стирает сперму со своего живота, а затем облизывает свою ладонь, глядя Изуку прямо в глаза. — Бля-я-я-ять, — не сдерживается Изуку, закрывает лицо руками и приподнимает бëдра. Это было слишком горячо, и он явно этого не ожидал. Каччана только раззадоривает его реакция, и он наклоняется к его лицу, убирает руки и проводит языком по губам. Изуку чувствует привкус своей собственной спермы, но вместо отвращения от горьковатого привкуса, он чувствует новую, сильнейшую за вечер волну возбуждения. — Понравилось, задрот? — насмехаясь, уточняет Кацуки, прекрасно зная ответ, ведь он видит реакцию. — То ли ещё будет, — обещает он, возвращаясь к шее Изуку, кусая за чувствительную кожу, пока его руки растирают сперму по члену. Каччан сползает ниже, и происходит то, чего Изуку никак не мог ожидать: горячий язык оказывается на головке его члена, слегка щекочет её, а затем проходится по всей длине. Изуку не может сдержать громкий стон, одной рукой впиваясь в подушку, а второй в светлые волосы. — Каччан! Кацуки вполне удовлетворён такой реакцией, он продолжает, и когда головка члена оказывается у него во рту, Изуку начинает трясти. Рот Каччана такой горячий и влажный, а его язык чертовски длинный и развратный. Пальцы на ногах сжимаются сами по себе чуть ли не вызывая судороги, в глазах темнеет, пока Кацуки старается взять глубже. Кажется, что он везде — пока его рот занят членом, руки поглаживают внутреннюю сторону бедра, иногда задевая яйца, от чего Изуку теряет голову и сильнее сжимает волосы Кацуки, буквально насаживая ртом на свой член. Было наивно думать, что Каччан оставит это просто так, и Изуку готовился броситься извиняться, лишь бы он не прекратил. Но Кацуки не разочаровал: он выпустил немного слюны на ствол и подставил пальцы, смачивая их. Изуку чувствовал, как Кацуки подбирается пальцами прямо к его заднице, пока заглатывает член ещё глубже, и от этих ощущений он выпал из реальности настолько, что не заметил, как один из пальцев начал проникать в него. Он полностью сосредоточился на приятных ощущениях от первого в своей жизни минета, а потому даже не шикнул, когда пальцев стало два. Каччан останавливаться не собирался — позволял насаживать себя головой на член практически до основания, игнорируя рвотный рефлекс, как послушный мальчик, пока его пальцы проникали всё глубже. Наконец, Изуку почувствовал, как его член упирается в горло. Он опустил голову и потянул Каччана за затылок, заставляя посмотреть на себя. Признаться, это было потрясающее зрелище, лучшее, что он мог увидеть: по подбородку Каччана стекала слюна, по щекам были размазаны слëзы, а мутные красные глаза были прикрыты отросшей чëлкой. Изуку переместил руку на лоб, убирая волосы назад, чтобы насладиться возбуждённым лицом Кацуки полностью. Каччан прошипел что-то невнятное и снова насадился ртом на член, просовывая в Изуку уже три пальца. — Трахни меня, Каччан, я так больше не выдержу! — на одном дыхании выпалил Изуку и прогнулся в спине, чувствуя, как пальцы внутри несильно давят на его простату. Кацуки напоследок ещё раз заглотнул его член до основания и двинул пальцами, заставив Изуку громко простонать. Он вытащил пальцы, оставляя Изуку странное чувство растянутости и мимолётного разочарования. — Приподнимись, — жëстко командует Каччан, и когда Изуку делает это, он подсовывает под его спину одну из подушек. Места на диване категорически мало, но Кацуки умудряется разместиться более-менее удобно, закидывает ноги Мидории себе на бëдра и подтягивает за талию поближе к паху. — Это может быть больно, и нормальной смазки у нас нет, — предупреждает Каччан перед тем, как приставить головку своего члена, предварительно смазанного слюной, к проходу. — Да ладно, Каччан, вряд ли это больнее, чем ломать руки, — Изуку посмеивается в кулак, пытаясь разрядить обстановку. Он первый раз чувствует себя настолько открыто и уязвимо перед кем-то, но по лицу Кацуки видно, что ему также неловко, и это успокаивает. Изуку хочет сказать что-то ещё, но все мысли умирают в голове, так и не дойдя до рта, когда член Кацуки потихоньку в его погружается. Ощущения странные и не очень приятные, и он не может сосредоточиться на чëм-либо из-за этого. — Расслабься, — выдыхает Кацуки ему в лицо и жмурится, словно это действие ему самому причиняет боль. Изуку втягивает его в очередной поцелуй, и это правда помогает отвлечься. Он полностью сосредотачивается на посасывании губ Каччана, всё ещё чувствуя привкус своей спермы и слюны, пока тот входит всё глубже. Изуку и представить не мог, что Кацуки может быть таким осторожным и неторопливым, он всегда думал, что секс с ним будет похож на встречу вулкана и торнадо — невероятно разрушительно и жëстко. Наконец, Каччан отвечает на поцелуй и медленно выходит, чтобы затем снова толкнуться. Он делает так снова, и на этот раз попадает в правильную точку, от чего Изуку буквально теряет себя. Он впивается в спину Кацуки и прогибается, насаживаясь уже самостоятельно, желая ощутить это головокружительное ощущение снова. Кацуки хмыкает ему в рот и постепенно ускоряется, раз за разом попадая по простате. — Ка… Кацуки… — задыхаясь, стонет Изуку, и от этого голову теряет уже Каччан. Он сжимает бедра с такой силой, что после точно останутся синяки, и срывается на бешеный темп. — Блять, Изуку… Я люблю тебя, — внезапно и импульсивно признаëтся Каччан, но не оставляет Изуку возможности ответить на это признание и вообще сказать хоть что-нибудь, выбивая быстрыми движениями весь воздух из лëгких. Мидория закидывает правую ногу ему на плечо, вынуждая немного сменить угол, и от этого проникновение становится более приятным и ярким, хотя казалось, куда ещё. Одна из рук Кацуки захватывает его член, и пусть движения получаются рваными и не всегда совпадают, этого достаточно, чтобы Изуку начал видеть звëзды перед глазами. Кажется, несколько капель пота с шеи Каччана падают на его тело и взрываются, оставляя крошечные ожоги, но эта боль добавляет больше азарта. Они стонут практически синхронно, становится чересчур жарко, Изуку кажется, что Каччан заполонил собой всё пространство. Он трахает его в каком-то нереальном темпе, с каждым толчком отправляя в иное измерение, и Изуку знает, что долго он ещё не выдержит. Диван, похоже, не выдерживает тоже — Изуку слышит, как тот скрипит и сдвигается. Каччана, похоже, это совсем не смущает — он и не думает останавливаться. В последний момент он снова кусает Изуку за шею, и это вот тот необходимый максимум, который заставляет его обильно кончить. — Каччан… Ты… — Изуку собирается сказать, что не против, если Кацуки кончит прямо в него, но у него самого, похоже, другие планы. Он вытаскивает член и наваливается на Изуку, хватает оба члена рукой и через несколько секунд кончает сам. Мидория чувствует, как сперма остывает у него на животе и паху, а несколько капель стекают по бёдрам. — Я тебя тоже люблю, — наконец, отдышавшись как следует, Изуку отвечает на признание, но в ответ слышит лишь: — Помолчи пока. Изуку покорно соглашается и молчит, чувствуя сердцебиение Кацуки и тепло его тела. И это умиротворяет настолько, что он зевает, ощущая безмятежность и уют. Они могли бы лежать так сколько влезет, несмотря на то, что оба потные и грязные. — Эх, если бы все выходные были такими, я бы брал их чаще, — нарушает тишину Изуку и смеëтся. Ладонь Кацуки предупреждающе ложится на его лицо. — Будешь хорошим мальчиком — и не такое заслужишь, — бросает Каччан перед тем, как подняться, что заставляет Изуку, привыкшего к теплу его тела, съëжиться. — Я и так хороший! — утверждает он, на что Кацуки цыкает и закатывает глаза. — Нихрена подобного. Тебе напомнить, что я застал тебя с рукой в штанах, когда пришёл? — Каччан! — стыдливо кричит Изуку, и следом в Кацуки летит подушка. — Ты сам виноват, что пришёл раньше! Я не ожидал, что твой патруль закончится так скоро! — Ничего особенного не произошло, — уточняет Кацуки, — кретин Киришима проебался на прошлой неделе, и за ним был должок. Я попросил его последить и за моей зоной патрулирования тоже, чтобы прийти пораньше. Потом я заехал в агентство, помылся, переоделся и попёрся домой. Я думал, что мы можем пойти в тренажëрку, а то ты тут совсем плесенью зарастëшь от скуки. — Ну, секс тоже можно считать за тренировку, Каччан! — подушка летит обратно Изуку в лицо, пока сам он заливается смехом. Каччан поднимается с дивана, не собираясь продолжать этот разговор. — Я в душ. Можешь присоединиться, — Кацуки демонстративно достаёт из небольшой напольной тумбочки два полотенца, и щеголяя голой задницей удаляется в ванную. В комнате душно и пахнет сексом, что вынуждает Изуку пожалеть, что они так и не вызвали мастера для починки кондиционера. Он неторопливо встаёт, поднимает разбросанную одежду и складывает её на диван, а после открывает окно. В помещение врывается прохладный ветер, немного прочищая голову. Изуку стоит так с минуту, наслаждаясь свежим воздухом, а затем направляется следом за Каччаном. У Изуку совсем не выходит сдерживать улыбку, ведь сейчас он более счастлив, чем когда-либо.