Red is my favourite colour

Волк — символ преданности стае и семье.

Всякий раз, когда рассеивался сизый сигаретный дым, в душе нарастала паника. Теперь что? Он лежит рядом, вот-вот снова что-то спросит, скажет. А я не хочу отвечать, не хочу ничего обсуждать. Сердце колотится, глаза в панике бегают по потолку, ищут, за что им зацепиться. — Голодная? Слава Мерлину. Будет ещё полчаса на то, чтобы придумать, как уйти. — Угу. — У меня там в пальто шоколадка. В кармане. — Рукой вяло махнул на стул неподалёку. Я выползла из-под одеяла, босо прошлёпала, сдуру схватила пальто, да так и замерла, будто вкопанная. Запах гари, жжёного дерева и… и что-то ещё. Запах Хогвартса. Я изо всех сил сдерживала дыхание, когда его шея была совсем рядом со мной, чтобы не захлебнуться воспоминаниями, а вот о пальто не подумала. По ногам скользил сквозняк, полз по голеням и коленям, обхватывал голые бёдра, бесцеремонно подбирался к исцелованной груди. Набрала в лёгкие побольше воздуха, быстро пошарила по карманам. — Это…? — Именно то, о чём ты думаешь. — И откуда это у тебя? — я держала в руках шоколадку «Эйнемъ» — точно такую же, какие присылает мне Корбатов из России. Вместо ответа Себастьян хитро улыбнулся, окинул томным взглядом снизу вверх — надо было надеть хоть что-нибудь, а то выгляжу, как дура. Ещё и лохматая. — Иди ко мне. От этих слов тряслись коленки. Где эта грань между «просто сексом» и нежностью? Сделала вид, что не услышала. Открыла шуршащую упаковку, отломила кусочек — живот отозвался голодным бурчанием. Сахар взбодрил, улучшил настроение, и я с охотой вернулась в постель. За стенами палатки утихала буря, а у меня в душе она только крепчала.

***

— Как тебе это удаётся? — она сидела сверху, а я не мог оторвать взгляда: тусклый свет от свечи так маняще падал на её голые плечи, левую грудь и дальше стекал на рёбра, живот и сахарные бёдра. Розовая пятка смешно торчала из-под почти насквозь мокрого одеяла. — Что именно? — Вести себя, как полный придурок, но нравиться всем вокруг. — Забылась, задумчиво очертила непонятную фигуру пальцем по моему торсу. Поелозила на месте, и я задохнулся от сладкой истомы, подступившей к паху. — Ты всё про шоколадку? — Угу. Почему Корбатов шлёт тебе шоколадки? Я думала, он присылает их только мне. — Мило выпятила губу, махнула головой, будто отгоняя мысли. Только во время секса можно было поговорить с ней нормально, полноценными предложениями, а не отрывочными и обрубленными фразами. Она забывалась, язык развязывался, и я это раскусил уже на второй день, когда буря стихала, и надо было возвращаться в Министерство. Но так не хотелось. До одури не хотелось. Я бы привязал себя цепями к этим неудобным спальным мешкам и её привязал бы к себе. Толкнулся бёдрами вверх, и она протяжно простонала, прикрыв веки. Вцепилась измазанными в шоколаде пальцами в простынь. Толкнулся ещё — глаза застилала похоть, когда я видел выражение её лица. Оно смягчалось и напрягалось одновременно, становилось каким-то другим. Я мельком замечал, как она порывалась блаженно улыбнуться, но всегда в последний момент надевала маску.

Проверим, на сколько тебя хватит.

Прижимая её к себе под коленями, толкнулся в третий раз. Подтянул ноги, чтобы она откинулась на них спиной. Сам подобрался на локтях, склонил в любопытстве голову: хотелось запомнить, уловить малейшее изменение в её лице. Пальцы упали в будоражащий сгиб её бедра, подмяли под себя кожу, оставляя на ней красные следы. Если сейчас не остановлюсь — зайдёт слишком далеко. Она как назло не сопротивлялась, запрокинула голову, открыла рот, словно вот-вот закричит, но продолжала молчать. — В молчанку играть будем? — завёл руки за голову, целиком расслабил мышцы. Через секунду на меня был направлен негодующий и непонимающий взгляд, мол, «Какого чёрта ты остановился?». Полностью довольный собой, я улыбнулся, может, даже чересчур сильно. Она хмыкнула, уголок рта едва-едва вздёрнулся, а в следующее мгновение меня полоснуло ножом через всё тело — она двинулась бёдрами вперёд, насаживаясь глубже. На моей груди остались шоколадные отпечатки её пальцев, и я задохнулся, потерялся в ощущениях, стремительно пошёл ко дну, увязая в тине вязкого возбуждения и иллюзии безвременья. Амелия расслабилась, потеряла контроль; её горло вспорол дикий, какой-то отчаянный крик. Мне казалось, я падаю с огромной высоты, лишаясь всяческой опоры: всё тело стало ватным, хрупким и чужим. Я сел, притягивая её ближе за спину и ягодицы. По её белой шее текла солёная капля, и именно это завело меня ещё сильнее. Она двигалась так самозабвенно, что я терял голову. Мне хотелось раствориться внутри неё, слиться в один горящий костёр и только наблюдать. Смотреть, как закатываются её глаза под подрагивающими пушистыми ресницами, как покрывается мурашками наливная грудь. Пот застилал глаза, но я безнадёжно и жадно вбирал всю картину целиком и отдельные её кадры: покрасневший шрам Круцио, разлёт ключиц, перекатывающихся под кожей при каждом движении. Мокрые у лба и висков волосы, кое-где сбившиеся в колтуны. Пальцы, дико впившиеся в мои плечи. Приоткрытый рот, из-под верхней губы торчат два кроличьих зуба. Я улыбнулся, и так нестерпимо захотелось её поцеловать, что в груди моментально разлились отчаяние и горечь от осознания нашего патового положения. — Один поцелуй. Прошу. — Вышло хрипло, надрывно и чертовски жалобно. Стало стыдно, будто прошу милостыню. Она не услышала. Её тело было здесь, а вот душа где-то очень далеко — с губ срывались стоны, как сладкие спелые ягоды с куста. Я бы словил каждую до единой, позволь она прикоснуться к своему горячему рту. Я по-хозяйски обхватил ладонью круглую мягкую грудь, которая идеально легла в мою руку. Нежно смял её, отпустил, снова смял, провожая взглядом капельку пота, стекающую к животу. Большим пальцем очертил окружность розового соска, ревниво сжал, точно она вся вот-вот убежит от меня. Я бы надкусил каждую грудь, как спелое яблоко, чтобы они не достались больше никому, кроме меня. Амелия устала, задышала сбивчиво, тяжело. Виновато закусила губу, когда очнулась от исступления. Момент растворился, рассеялся и оставил в моей душе глубокую рваную рану. В этот раз я так и не смог кончить, погрузившись в собственные мысли и стенания. Уснули на противно мокрой и холодной постели, инстинктивно прижимаясь друг к другу горячими телами. В тот миг я бы всё отдал, чтобы проклятый полдень не наступил никогда. — Который час? — Амелия потянулась, забавно растопырив пальцы на ногах и, обернувшись одеялом, встала. Я наблюдал с нежностью, перемежающейся с болью. Вроде поймал своё счастье за хвост, но оно вот-вот улетит и оставит меня наедине с моей верной подругой — печалью. — Полпервого. — Из-под подушки достал свои старые часы с зелёным ремешком, покрутил туда-сюда, ориентируясь в циферблате. Взгляд Амелии похолодел, стал враждебным и загнанным. — Почему не разбудил?! — всплеснула руками, одеяло размоталось и упало. Я отвернулся, будто не ласкал это тело каких-то три часа назад. — Почта уже была? — она словно не замечала своего вида — носилась по палатке, вприпрыжку надевала брюки, застёгивала рубашку, наскоро обувалась, искала очки. — Думаю, да. Надо проверить сов на улице. Я не спешил вставать. Казалось, если покину наше ложе, момент будет навсегда упущен и забыт. Всё, что произошло здесь, развеется по ветру, попрячется по углам и выметется сором. Она выскользнула на улицу, загнав поток промозглого ветра внутрь. Я поёжился и беззлобно цокнул. Мерлин, останови время, нашли чуму или войну на землю, лишь бы она вернулась ко мне в постель.

***

В руках шуршало холодное письмо. Руки затряслись, в глазах встали слёзы. Милый… милый мой медноволосый принц, прости-прости-прости! Я вихрем ворвалась в палатку, стала торопливо собирать разбросанные вещи, искать палочку, так не вовремя куда-то запропастившуюся. Не обращала внимания на Себастьяна, теперь в голове крутилось одно: успеть. — Подожди меня, вместе поедем в Министерство. Я отмахнулась. Совершенно не было желания что-то ему объяснять. — Я не в Министерство. Надо по делам. Вылетела, побежала по мокрому снегу, увязая в грязи, напрямик к домику с камином. На секунду застыла, заметив новый волчий труп. «Вот сволочи», — в голову резко пришла догадка, что происходит. В горле засаднило. Надо спешить. — Милый мой, хороший. — Я покрывала клюющими поцелуями всё его солёное от слёз лицо. — Посмотри на меня, прошу. Просто посмотри. — Обхватила его горящие щёки двумя руками, слегка растормошила — пьяный вдрызг. — Мама… Они… Она… — Гаррет полулежал на полу и совершенно не мог говорить, язык заплетался, а голова, точно свинцовая, висела на шее. — Что с мамой? Скажи, скажи мне! — я почти срывалась на истошный крик, пытаясь заглянуть в его изумрудные глаза. С остервенением вырвала из его ослабевших рук пустую бутылку огневиски. — Тебе ведь нельзя пить! Поняв, что у Гаррета мне ничего не узнать, оберегающе прижалась всем телом к его. Уткнулась носом в горячую шею, вдыхая запах свежескошенной травы. — Я буду рядом, потому что ты всегда был со мной, мой… родной. — С губ сорвалось то самое слово. Как долго я не могла его выговорить, но оно нетерпеливо пульсировало на языке все два года. Определённо, родной. Самый близкий.

Март 1893г.

Совершеннолетие, которое я так ждала.

Мне хотелось избавиться от своего нелепого тела, будто бы в этот день с меня слезла бы старая кожа, и я покрылась бы новой, забыв обо всём, что было. В гостиной собирались люди — я слышала это сквозь дверь нашей комнаты. Душу разрывало воспоминанием, что произошло полтора года назад на дне рождения Сэллоу. Я стиснула крепко зубы и изо всех сил постаралась выбросить наваждение из головы. Сегодня мой день, а значит, ничего мне его не испортит. Когда вышла в звенящую весельем гостиную, улыбаясь во весь рот, краем глаза уловила удаляющуюся спину Себастьяна. Я наступила себе на горло, пригласила его, чтобы забыть всё старое, не хранить детских обид, а он покидал гостиную, даже не поздравив. — Сказал, что надо делать какой-то проект. — Пожала плечами обеспокоенная Натти, кормя Оминиса желейными конфетами прямо с рук. Стало нестерпимо интересно узнать, что же это за проект такой, который не терпит отлагательств. Внутри меня бушевала буря, подстёгнутая алкоголем и воспоминаниями прошлых обид. Как по наитию, крадучись, направилась в сторону Когтеврана. Причмокивающие звуки поцелуя, тяжёлое дыхание, шёпот — в общем, почти всё то же самое, что и в тот раз. Я даже не удивилась — расхохоталась, как ненормальная, и, захлёбываясь горькими слезами, побежала туда, где меня всегда ждали в тёплые и заботливые объятия. — Почему плачешь? — Гаррет вскинулся с кресла, завидев меня, а я со всей дури врезалась ему в грудь. Он, как большой и добрый медведь, укрыл меня своей нежностью. Ничего больше не спрашивал — знал единственную причину моих слёз. В тот день я подарила ему свой первый настоящий поцелуй. Кровоточащий болью, тоской, горечью, но всё же настоящий. И ни разу об этом не пожалела, никогда. Я всё думала о словах Луизы, сказанные во время нашей с Корбатовым поездки в Рай. Я совершенно случайно, на исходе обучения, узнала, почему Сэллоу никогда толком не ходили на Прорицания — на них не работают никакие гадания. Получается, Луиза говорила про Гаррета? Но теперь, по прошествии долгого времени, мне кажется, что она была неправа. Да, у нас не получается физической близости, но наши души сплелись воедино ещё под той омелой, когда я думала, что не проживу больше ни дня. Теперь же он — единственный луч света в моей тёмной-претёмной жизни. Он беспокойно уснул у меня на руках, пока я бормотала ему то, что не сказала бы, будь он в трезвом состоянии. Гладила его по рыжим кудрям, считала каждую встретившуюся на пути родинку и веснушку. Нельзя оставлять его одного, но и разобраться, в чём дело, надо немедленно. Я аккуратно встала, кое-как уложив его на кровать. Вышла в шумный коридор паба, надеясь выловить ту светловолосую девушку. Она как раз ходила из номера в номер со шваброй в руке. — Джози? — Джейси, мисс… — она зарделась и неловко поджала губы. Я мысленно стукнула себя по лбу. — Прости, Джейси. И какая я тебе мисс? Ты младше меня на пару месяцев. Она переминалась с ноги на ногу, а её длинная коса пшенично блестела под потолочными свечами. — Что-то случилось? Я спохватилась, аккуратно дотронулась до её плеча и подтолкнула к комнате, приоткрыв дверь. — Узнаёшь? — кивнула на спящего Гаррета. — Львёнок?! — она ахнула, закрыв рот руками — швабра шумно стукнулась о пол. Я раскрыла глаза от удивления. «Львёнок»? А ведь и правда, он так похож на львёнка… нет, на такую нежность я ещё не готова. — Тебе задание — иди к своему, кхм, львёнку и следи, чтобы с ним всё было хорошо, — назидательно шептала я, впившись в хрупкое плечо Джейси. — Не оставляй его одного ни на минуту. Если придёт кто-то подозрительный, немедленно отправляйтесь вот по этому адресу. — Сунула ей в ладошку записку с адресом Асиной лондонской квартиры. Джейси коротко и несмело кивнула и робко зашла в номер. Я прикрыла дверь, подняла швабру и зашагала вниз, на первый этаж. Пришлось заплатить хозяину немалую сумму, чтобы тот закрыл глаза на пьяного Гаррета и то, что единственная здесь уборщица не сможет пока выполнять свои обязанности. На улице хлестануло по щекам и носу первым морозцем, и я спрятала заплаканное лицо в шарф. Со всех ног бросилась в Хогвартс — надо срочно выяснить у Матильды, что случилось с миссис Уизли. Предчувствие было скверное, но слабый огонёк надежды занимался где-то глубоко в душе. — Сегодня вечером собрание в Министерстве. Есть подозрение, что снова открылась охота на полукровок и тех, кто им благоволит. Всё узнаете у мистера Мракса. — Матильда встала из-за стола, в своей привычной манере заведя руки за спину. На её всегда спокойном лице едва-едва можно было разглядеть первые признаки потери самообладания: морщинка между бровей, сведённые челюсти, подрагивающие губы. — Оминис? Вы думаете, что…? — Я ничего не думаю. Однако проверить стоит все версии. Сейчас Гаррету нельзя быть на виду, где он? — она внимательно посмотрела на меня из-под очков. Я смутилась — вся семья Уизли знала о наших «отношениях». — Он в надёжном месте, я за него ручаюсь. Матильда уверенно кивнула и прошла дальше к окну. — Сестра, слава Мерлину, жива, но очень больна — есть опасения, что это проклятие. Почти такое же, что было у мисс Сэллоу. Кровь мгновенно отлила от моего лица, а в ушах загудело: если миссис Уизли больна тем же, чем болела Анна, нам необходимо найти того, кто это сделал и… убить. По позвоночнику пробежал колючий холод. Вспомнились катакомбы, Себастьян, Соломон… Я не уверена, что смогу повторить то, что случилось тогда. Не уверена, что готова пойти на это снова. Быстро распрощавшись, я выбежала в просторные коридоры Хогвартса. Время близилось к вечеру, и студенты разбредались кто куда: на тренировки, в библиотеку, гостиные. Навстречу мне шла весёлая, но порядком уставшая Анна. — Амели! Ты чего тут? — она взяла меня под локоть и отвела в сторону. — По поводу Уизли? — Ты уже знаешь? — я поджала губы, а глаза снова подёрнулись влагой. — Семья Чарльза очень близка с ними. Сегодня утром весь Хогвартс гудел об этом. Кстати, а что случилось-то? Нам ничего не говорят! — Анна капризно выпятила нижнюю губу и махнула чёлкой, прямо как её брат. Меня покоробило, и я поспешила отвести взгляд. Чем старше она становилась, тем сильнее походила на Себастьяна. — Пока непонятно, сегодня вечером что-то должно выясниться. С Гарретом всё в порядке, если тебе интересно. — Я украдкой посмотрела на неё, и от меня не скрылась лёгкая тень презрения на её лице. — Будь осторожна, не выходи пока за пределы Хогвартса, даже в Хогсмид. — Видела Себастьяна? Имя брата соскочило с её языка привычно, буднично, а я вся покрылась инеем. Прочистила горло, впилась ногтями в ладони. — Нет, не видела. Она неопределённо промычала и, сославшись на встречу с Чарльзом, ускакала дальше. Я ненадолго засмотрелась ей вслед — беззаботная, весёлая, влюблённая. Мерзкая зависть кольнула в сердце, и я поспешила выйти на улицу — прочь из этих стен, которые слишком сильно напоминали о причинённой здесь боли. Я ворвалась в Министерство, изнемогая от любопытства и гнева: собрание началось раньше, чем мне сказали, и никто не стал меня ждать — естественно, я же «вечная практикантка» на побегушках. Досада и раздражение впитывались в кожу через мысли о том, что Гаррет в том пабе с Джейси, которая вряд ли сможет противостоять чему-то серьёзному — насколько я слышала, она ушла с третьего курса Хогвартса, чтобы начать зарабатывать на лечение отца. Но и взять Гаррета с собой в Лондон было бы глупо и непредусмотрительно. Я была на измене: что делать, чем помочь. Покружилась у зала собраний, пытаясь подслушать — бесполезно, наложены чары. Поплелась в кабинет Оминиса, чтобы сразу по завершении всё у него узнать. — И давно тут сидишь? — он зашёл тихо, еле волоча ноги. Заседание продлилось почти три с половиной часа. — Скажи честно: это твоей семьи рук дело?!

Он замер.

Опустил голову, хмыкнул и начал прохаживаться вдоль стен. Мне захотелось провалиться сквозь землю — из-за усталости, раздражения и неопределённости сболтнула полную ерунду, совершенно не подумав. Подскочила, обняла его крепко-крепко со спины, уткнулась носом в лопатки. — Прости. Пожалуйста, Оминис. Я полная дура. — Как самокритично. — Он развернулся, спрятал меня в свои надёжные объятия. Изнурение вырвалось наружу сквозь слёзы. Его безупречный пиджак тут же намок. — Ну-ну, перестань. — Оминис неумело хлопал меня по спине, совершенно растерянный моими слезами. — Я очень переживаю за Гаррета. Его надо увезти, куда-то спрятать. — Вскинула на него полные мольбы глаза, словно он мог их увидеть. Но я знала, что он всё чувствует и всё понимает. Как всегда. — Мы позаботимся о нём, как и о всей семье Уизли и остальных, кто под угрозой. Вопрос в другом… — он замялся, убрал руки в карманы брюк. — Что такое? — я шмыгала носом, вытирая его рукавом рубашки. Слабый свет в кабинете еле-еле подсвечивал его белёсые волосы, серо-голубой костюм и бледные губы. — Дело в том, что мы не знаем, какого происхождения ты. Мы не можем так рисковать твоим даром. Знаю, цинично, но… — Я всё понимаю. — Положила ему руку на плечо, успокаивая, а сама вся затряслась от страха и изнеможения. — Что мне надо сделать? — На время не показываться, особенно здесь, в Министерстве, а также в Хогвартсе — именно там будут искать. — Подожди. — Я сделала шаг назад. — Хочешь сказать, я буду сидеть на одном месте, пока какие-то уроды борются за чистоту крови, убивая направо и налево?! — тело вмиг обмякло, навалилось страшное внутреннее истощение. — Это ради твоей же безопасности. — Он устало выдохнул и зарылся лицом в ладони. — Потерпи немного. Тебе есть, где переждать? — Да, здесь, в Лондоне. Подруга уехала, квартиру оставила на содержание. — Вытащила связку ключей из сумки и потрясла ими. В голове вспышками рождался план, как обойти ограничения и помочь хоть чем-нибудь. Хорошо, что мы не успели сообщить Оминису или министру о волчьих трупах, иначе меня бы не выпустили даже из этого кабинета. — Отлично. Напиши адрес. — Взял со стола блокнот и протянул мне. — За Гаррета не переживай, я всё устрою. Я черканула адрес трясущейся рукой, вяло обняла Оминиса на прощание и потащилась на улицу. В голове не было ни одной мысли, лишь пронзающая насквозь пустота. Бессилие. Немощность. Беспомощность. Квартира Аси располагалась не в самом благополучном квартале, так что я шла быстрым шагом, чтобы скорее добраться до более-менее безопасного места. Поднялась на второй этаж по обшарпанной лестнице, повернула ключ три раза вправо и один раз влево — дверь скрипнула, на пороге появился толстый рыжий кот Алекс, зевнул и посмотрел своим фирменным осуждающим взглядом. Я почесала ему за ушком, сбросила ботинки, кинула пальто прямо в прихожей на пол, прошлёпала в комнату. Зажгла канделябр — Асино жилище всё ещё не поддерживало электричество. Комната озарилась светом, и я, привалившись спиной к дверному косяку, сползла по нему на пол. — Ну и как ты меня нашёл? — Ты же никогда по сторонам не смотришь. — Себастьян сидел на полу на матрасе, скрестив ноги. Алекс подошёл к нему и потёрся щекой о колено. — Следишь? Это жутко. — Зарылась пальцами в волосы и только сейчас поняла, что совершенно не могу шевелить языком. Мысли лениво ворочались в голове, как в сладком тягучем сиропе. — Мне сказали тебя охранять. — Это кто кого ещё охранять должен? — спора не получалось из-за моего слабого голоса, да и в целом всё, чего мне хотелось на тот момент, — это лечь спать. Я прекрасно знала, что он врёт. Никто бы ему не поручил меня «охранять», тем более это абсолютно бессмысленно. — Ты устала. Ложись. — Встал, расправил простынь, взбил подушку. — А ты? — я отозвалась бесцветно, подняла на него затуманенный взгляд. — Я на кухне могу лечь. — Ерунда, ложись здесь. — Махнула рукой, силясь встать с пола. Подошёл Себастьян, обвил меня за талию, помогая подняться. В животе запорхали полумёртвые бабочки. Я упёрлась ладонями в его плечи, ухмыляясь самой себе. Какая же я дура.

***

Она вышла из ванной, когда я уже почти заснул. Свечи догорали, а сквозняк от щелей в окнах заставлял их пламя плясать на стенах. Я поднялся на локтях, чтобы что-то ей сказать, но забыл в ту же секунду, как увидел. Амелия стояла перед трюмо и расчёсывала волосы. В той самой пижаме, в которой была у нас дома летом два года назад. В тот день, когда я понял, что за три месяца ничего не изменилось, и я всё ещё что-то к ней чувствую. Она закончила с волосами, что-то ещё сделала с баночками-скляночками и сонной мухой побрела к матрасу. Я не мог оторвать глаз от этой дурацкой полупрозрачной пижамы. Больше всего на свете мне хотелось снять её. В ту же секунду, прямо как тем летом в своих лихорадочных мыслях, пока отчаянно боролся с ними в своей комнате. Она повернулась на бок ко мне спиной и что-то перебирала в пальцах. — Что там у тебя? — Это… — она запнулась, воровато посмотрела на свою руку. Вздохнула. — Подарок. — Чей? — стало любопытно, принялся заглядывать ей за плечо. — Гаррета. — Голос надломился, и она затряслась в рыданиях. У меня вспыхнули щёки, уши, да весь я взбесился, растерялся. Она лежит рядом со мной и перебирает в руке идиотский подарок идиотского Уизли?! Резко и грубо дёрнул на себя её руку, пальцы от неожиданности разжались, и из них выпала подвеска. Я поднял её, принялся рассматривать под тусклым светом свечи. Какая-то дешёвая безделушка с кулоном «А». Полная безвкусица. Пренебрежительно бросил подвеску на пол. Амелия всхлипнула, потянулась, бережно забрала украшение. Вытерла краем одеяла слёзы и повернулась ко мне со всей серьёзностью. — Иди спать на кухню.