Ницца

“Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим - великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана.” Михаил Булгаков “Мастер и Маргарита” Его руки лежали то ли на моей груди, то ли на перилах балкона. Я помню только кровавый закат, головную боль и еще не высохшие слезы. И голос: — Успокойся, тише. Шуршит мое платье. Солнце заходит. На город опускается тьма. Я вспоминаю, как читала “Мастера и Маргариту”. — Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. — Что? Он курит, и пепел сыплется на черный смокинг. — Цитата…Скажи, я ведь влюбилась? — Понятия не имею. У него красивые темные глаза, темная кожа, грубые черты лица, большие руки, которые легко обхватывают мои шею. Он добрый. За три квартала от моего балкона в отеле, на мягкой постели уже спит его жена, но его ладони лежат не на ее груди, они судорожно наливают мне вина. — Мне кажется, я не влюбилась. Я вообще не умею любить. Мне кажется, я привязалась к тебе. Как к брату или отцу. Как к моей детской мечте. Никто, кроме него, не видел меня плачущей. Соленые слезы разъедают дорогой черный шелк вечернего платья. Закуриваю, смотрю, как улетает дым в красное небо. — Что я буду делать, когда ты уедешь? Он смотрит на меня грустными глазами. — У меня точно такой же вопрос. Я тушу сигарету и расстегиваю платье. Прямо на балконе, в центре города я стою перед ним в одном только белье, протягиваю руки. — Я бы хотела раствориться сейчас. Стать частью летних ночей. Тогда бы я была вечно с тобой и никто бы не осудил ни тебя, ни меня. Он смотрит на меня. Темными глазами. Страшными, но любимыми. Подходит, кладет руку на шею, я прижимаюсь к нему, переступаю через платье. — Я бы взял тебя в жены, — шепчет он и гладит по груди, — но меня взяли в мужья раньше.. Я прижимаюсь к нему. — Моя драма в том, что я живу с той, которую не люблю, но портить ей жизнь считаю делом недостойным. Его губы ползут по моей шее. Пахнет табаком. — А если я выйду замуж? Ты будешь тут? — Я обнимаю его за шею и целую куда-то в щеку. — Если оба будем живы, то я никуда не денусь. Я глотаю слезы. Два силуэта на фоне темного окна на балконе. И летняя теплая ночь. Он еще в костюме, а я уже едва одета и мне трудно дышать. Руки как пауки ползут и ползут по мне. Шее мокро. Сзади дует ветерок. Меня легко тянут за руку. — Пойдем… В спальне темно. Дома нет никого. Я дышу его дыханием, пока он целует меня и усаживает на кровать. Белая рубашка мелькает передо мной, пока он задергивает шторы и закрывает дверь. — Мне страшно… — Почему? — Он ласково гладит меня по голове — Страшно, что ты исчезнешь. Ты же знаешь. — Ну, тише-тише, никуда я не денусь, — губы опять ползут по мне. — Если хочешь, — он вдруг отстраняется, — сегодня просто ляжем спать. Я смотрю в его больше карие глаза: — Продолжай. Тогда он валит меня. Так, что мне становится тяжело дышать от близости его груди к моей. Горячо. Я согреваюсь только когда его тело рядом. Дыхание обжигает. Руки везде… Глаза… Он расстегивает рубашку. Она белым пятном ложится на черный пол. Гладит меня своими большими ладонями. Он гладит меня по волосам и целует ключицы. — Так хочу тебя. Темный ночной свет падает на мое тело и я смотрю, как он ползет мокрой дорожкой губ по моей груди и животу. Как раздевает меня и как кожа сливается с простынями, как целует мои красно-белые запястья и гладит по груди. Если бы мне не было так больно, я была бы счастлива. Когда он начинает двигаться, я закрываю глаза и дышу запахом его пота. И думаю, как мы выглядим со стороны. Вот кровать, а на ней мы. Комната, темно, мрамор, дырявая крыша в плюще, темный город и летняя ночь. Ночь. Сколько раз мы встречались, когда на улице было светло? Три, два раза? Нет ничего безумнее его поступательных движений во мне. Запах горячего тела, слюны и горячих зрачков. Да-да, они пахнут. Я тихо вскрикиваю, когда он задевает что-то внутри меня. Закрываю глаза и чувствую, как его язык толкается в моем рту в так его движениям. Он кусает меня, грубо притягивает к себе за бедра и вдалбливает меня в кровать. Завтра вся шея будет синяя и красная. Как розы и глициния, которые он дарит мне иногда. Я знаю, спальня его жены вся в букетах. А у меня их было три. И я храню каждый цветок, как его поцелуи, в книгах, которые дарили мне его руки. Он грубо хватает меня и резко прижимает к себе, я выгибаюсь и между нашими телами не остается ни просвета, ни пространства. Если бы я могла кричать, я бы кричала. Но я задыхаюсь, дышу хрипло и громко, пока считаю удары его сердца. Один, два, три…Один, два, три…Один, два, три… Он прикусывает мою шею, и я слышу тяжелый вздох, меня грубо хватают, прижимают в себе и целуют. Я курю, завернувшись в одеяло. Смотрю, как тлеет сигарета. Тепло. Ночью не видно ни ярких красных следов, ни слез. Он приносит мне выпить. Голый торс на фоне темного города. Пахнет флердоранжем и его потом. Часа три можно еще поспать, а потом он уедет к жене, я сяду за рассказы, красные, воспаленные от слез глаза, шелковые шарфы, чтобы никто не заметил синие отпечатки пальцев, что мне больно садиться, что я еле держусь на ногах, а на бедрах длинные яркие детско-розовые полосы. Я стряхиваю пепел и смотрю в его глаза. — Ты приедешь завтра? Он не отвечает. Смотрит на спящий город. Я пью. С нашего знакомства мне становится легче только после бутылки крепкого виски. Раньше хватало двух стаканов. Я курю и курю, придерживаю тонкую сигарету пальцами с ярко-красными ногтями. Когда-то, после очередного бесконечного марафона сладкой боли, он посмотрел на меня и сказал: — Ты на вкус как кровь. Красная помада, бледная кожа — белые рубашки, которые ты надевал ко мне, приходилось выбрасывать. Следы помады, крови и кокаина не отстирывались. Час, день, год, жизнь… Сколько ему осталось? Столько же осталось и мне.