Символ верности

      Вызима, готовящаяся к новой вехе в своей истории, точнее, уже вступающая в неё, нарядилась в своё лучшее облачение. Выросший в трущобах, Роше как никто другой понимал, что внешний лоск Купеческого квартала — одно, а нищета и грязь Храмового квартала — другое. Между ними пролегала несоизмеримая разница, два этих мира не пересекались, не понимали друг друга, были полными противоположностями. Существовало две Вызимы. Нужно было разрушить эти различия.       Когда-то давно, любой крупный город континента походил на проходной двор, полный деревянных хаток. По улицам сновали куры, козы, чумазые дети. Столица Темерии оставалось таковой достаточно продолжительное время. Процесс превращения Вызимы в кирпичный город был длительным и затратным. Даже бедняки отказывались жить в тех условиях, которые предлагала власть нелюдям. Ассимилированным эльфам и краснолюдам не оставалось ничего, кроме как занять резервацию.       Затраты на перестройку трущоб были бы слишком большими, а жителей нужно было куда-то переселить на время строительства. Именно это объясняли Роше учёные мужи, достаточно старые, чтобы помнить город в ещё большем запустении. На что именно тратить бюджет — было понятно. К своему изумлению, Роше скоро обнаружил, что книги по экономической науке не такие уж и мудрёные. Не мудрёнее военного искусства, которое он изучал сразу на практике. Вот только на карту было поставлено совсем другое.       — Вы с ума сошли, вот извините меня, но точно сошли с ума! — сокрушался Велерад, — вы хотите снести трущобы, но куда мы денем всех этих нищих?       — Когда-то вся Вызима была деревянной, ипат, — озвучил свои мысли Роше, — вы ведь были в Новиграде, вы видели в Новиграде такие такие трущобы? Эти дома насквозь прогнили, они разваливаются в труху. Таким городом должна быть Вызима при королеве Анаис?       Ипат вздохнул опечаленно. Вернон Роше не растерял своих качеств. Давить на авторитет государства и честь королевы — запрещённый, но действенный приём. Велерад был человеком специфичным, но не самым неприятным из всей верхушки Темерии. Далеко не самым.       — Ну, как скажете, господин регент, — развёл руками Велерад, — но нужно приглашать специалистов, так скажем-с… глядите и станем культурной столицей не хуже Новиграда!       Роше усмехнулся, перебирая в руках бумаги. Целое утро он провёл в изучении тонкостей налогообложения. Экономические реформы требовались Темерии не меньше, чем социальные. Акцизы, налоги… всё смешивалось в усталом разуме. Странно было больше не думать о бесконечной поимке и пытках вражеских шпиков и мятежников, странно было носить регентский мундир или даже дублет. Роше ходил по замку или ратуше как тень, весь в чёрном, болезненно бледный. Сказывалась усталость, бессонница.       Став регентом, Роше дал себе обещание, что спать он отныне постарается так же крепко, как прежде, будучи капитаном, он спал чутко. Не выходило. Часто он вскакивал от ночных кошмаров, а иногда просто ворочался с бока на бок. Он даже начал подумывать о том, чтобы обратиться к медику или травнице, попросить снотворное снадобье. Раньше ему этого не требовалось — он засыпал, едва голова касалась подушки. Такой сон вырабатывался сам по себе, трудная работа и тяжёлые времена вынуждали организм привыкать к ночёвке в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время. А вот браться за решение государственных дел в таком состоянии было уже затруднительно.       Роше кажется, что вернувшись в Вызиму, он обнаружил добротный и спутанный ворох шипящих лоснящихся на летнем солнышке ядовитых змей. Если только сунешь руку в судорожно сжимающийся клубок гадов — сгинешь. Вернона поражала вся стремительность событий, за которыми он не мог никак угнаться.       — О культуре надо говорить с милсдарем Ла Геером, — иронично ответил регент.       Граф Ла Геер, конечно, понимал в искусстве чуть больше, чем Роше. Но всё равно недостаточно. Когда он предложил снести эльфские руины святилища Мидаэте в предместьях, Иорвет, услышавший это краем уха, разразился такой тирадой, что предложение тут же сняли с повестки дня. Всё, что было связано с эльфской культурой, Роше предложил обсуждать с Иорветом. Государственного деятеля бы из него не вышло, но пока всё, чем он занимался, были бесконечные хождения по нелюдскому кварталу, патрули и агитация.       Роше спектакли Иорвета утомляли. У Вернона и так из рук валился тот хрупкий мир, который он пытался выстроить в Темерии. Всё будто утихло, разгладилось, как ясное небо над голубыми водами после скеллигского шторма. Но это была иллюзия. Даже после самого ужасающего шторма, когда наступает тишь, сохраняется возможность шторма ещё более мощного.       К жизни в городе привыкнуть было тяжело. К дворянским выродкам привыкать было гнусно, а к мягкой постели — сладко. Но и то, и другое едва укладывалось в голове. Иорвет раньше был вечно голодный, холодный, болел, ковырял гнойные раны, мало спал — но он был свой, среди дорогих сердцу сородичей. Во дворце ему тем более было нехорошо. Он предпочитал быть рядом с эльфами и краснолюдами, надеялся, что как можно скорее в жизнь начнут приводить все необходимые реформы.       Недели бежали быстро. Теперь весь Вызимский замок готовился к первому за многие годы пышному светскому приёму. Роше взялся за организацию грядущих переговоров с делегатами тщательно и со всем энтузиазмом. Он вновь ощутил прилив энергии. Большинство бывших скоя’таэлей стягивалось к городу, переходило под командование Иорвета. Не все. И именно поэтому Роше волновался. Эльфы не были дикарями, многие из них жили в городах раннее, но недоверие они сохраняли.       Иорвет, в котором проснулась почти что воинственная активность, пробудилось желание к жизни, должен был отправиться на важную встречу. Если всё пройдёт успешно — за ними будет их маленькая победа в этой странной войне. Они условились встретиться и обговорить в надёжном месте итоги этих «переговоров». Роше прислонился виском к стене. В душе бушевала такая буря эмоций, что хотелось бы уже куда-то выплеснуть их.       Иногда ему удавалось найти временное успокоение от разговоров с Ортензио, кметским сыном, одним из тех, кто первым же записался в отряд темерских партизан с началом Третьей Северной войны. Ортензио был крепким малым, истинным темерцем. Он любил гвинт, глупые похабные анекдоты, а в бою был как медведь. Самое главное — он был прост. Он был таким человеком, какие нравились Роше. С ним можно было перекинуться в партеечку в гвинт, поговорить о жизни, справиться о его семье. Жаль только, таких возможностей становилось всё меньше.       Ему предстояли долгие дни в ратуше, долгие и нудные разговоры с ипатом, с министрами. На балу необходимо было продемонстрировать нарождающееся благополучие, улыбаться всем гостям. Ради будущего Темерии, ради благополучия королевы и её народа можно стерпеть очень многое. Кажется, Иорвет придерживался такой же стратегии.       Иорвет был рядом, был удивительно рядом, но был не с ним. Иорвет здесь ради своих эльфов. Иорвет желает, чтобы обещания были сдержаны. Иорвет желает чего-то ещё. Сложный пазл их жизней никак не мог сложиться. Головоломка не сходилась.       Не хватало чего-то.

***

      «Новый Наракорт» — престижная (по меркам Вызимы, разумеется) таверна, была местом встречи совершенно разношёрстной публики. Зажиточные горожане, купцы, дворянские сынки, желающие опрокинуть пару стопок чего-нибудь покрепче и облапать доступную барышню — все они были одинаково бессильны перед простыми человеческими соблазнами большого города.       Окошки были достаточно маленькие и свет слабо пробивался в таверну. Всё это создавало с одной стороны некий флёр уютности, с другой — навевало лёгкую тоску. Старая по виду лестница вела наверх — к гостевым комнатам. На стене в центре зала висел герб, раздёленный на две половинки: с солнцем и лилиями. В целом, это была самая обычная таверна, разве что более просторная по сравнению с теми коморками, которыми были корчмы в Храмовом квартале.       За столами сидели какие-то барчуки, обсуждали последние новости, перекидываясь в картишки. С кухни парило готовящимся жарким. В другой стороне зала сидели люди, на дворян не похожие, но, тем не менее, выглядевшие понаряднее нищих из гетто.       — А я, — послышался неприятный «шмыг» носом, — слыхал, мол, регент-то белок этих привёз не просто так. Ебёт он их, вот и весь секрет!       — Да ну? Эльфов энтих? Да там ж командователь у них особенно страшненький, вся рожа располосована. Я видал.       — Вот его он себе под крылышко и пристроил…       Молоденькая официантка, разносящая напитки и еду, заправила медный локон за аккуратное ухо, и, подходя к спорящим мужчинам, вклинилась в их разговор:       — Он святой человек! — девушка нахмурилась.       — Да мужеложец и прохвост! — спорил посетитель.       Его товарищ загоготал, откусывая мясо. Девушка побледнела, посмотрела на посетителя таверны с видимым укором:       — Он настоящий патриот! Он спас Темерию!       Корчмарь, услышавший краем уха разговор, поспешил остепенить свою работницу:       — Агнетта! Не смущай благородных господ!       Официантка поникла и поспешила вернуться к своей неблагодарной работе. Вся Вызима обсуждала свежие как хлеб из печи новости, а обсуждать их было приятнее всего в тавернах, за кружечкой чего-то пьянящего.       Иорвет поморщился, натягивая капюшон на уши и лицо получше. Слухи, очевидные и не такие уж лживые, его мало волновали. Здесь он должен был встретиться со своим агентом, Йестином, который ходил передавать послание Яевинну. Посылать молодого и буйного бывшего скоя’таэля на такую встречу было рискованно, но Иорвет в мальчишке не сомневался.       Скрытая плащом фигура сидела спиной. Она сидела недвижимо, а поэтому Иорвет быстро догадался, что это именно тот, с кем он должен переговорить. Иорвет плюхнулся на стул напротив, подобрал плащ и уставился на собеседника.       — Ну?       Молодой эльф поднял голову, слегка улыбнулся. Он задорно крутил на столе потёртую монетку. Иорвета такая беспечность не удивляла: когда и ему было столько же, сколько этому скоя’таэлю, он был таким же. Юркий, немного болтливый, но исполнительный, он мастерски справлялся со всей той работой, которую поручал ему командир.       — Яевинн будет ждать у казарм. Стража впустит его, но никто не будет об этом знать.       Иорвет рассеянно кивнул. Да уж, появление в Вызиме такой личности как Яевинн, произведёт должное впечатление. Этого надо было избежать. С момента приезда Роше и «белок» никаких погромов не было, но это не означало, что невежественные массы не поведутся на визги какого-нибудь блаженного о том, что регент притащил в город преступников и намеревается пригреть их как змей у груди. А Вызима, как и Новиград, была полна разных фанатиков: религиозных или политических. Крупные города походили на сточные канавы.       — Ты молодец, Йестин, — усмехнулся Иорвет, поглядывая на весёлое веснушчатое лицо эльфа, — и ничего подозрительного по пути не видел?       — Да вроде чисто было, — пожал плечами эльф, — а должен был?       Иорвет вздохнул, оглядываясь по сторонам. Хорошо, что в таверне было достаточно шумно. Любой большой город был полон не только фанатиков, торговцев, бездомных и проституток, но и всевозможных шпионов. За последние недели Иорвет выучил, что за каждым подозрительным человеком нужно следить. Нужно играть на опережение.       — Значит, Роше нас не обманул. Он доверяет нам, понимаешь? Хочет, чтобы мы сами разобрались.       — Но Роше ведь поставил следить за нами этого Наталиса. Постоянно же приходит теперь проверять.       — Это коннетабль Темерии, — хмыкнул Иорвет, — но его не стоит опасаться. Он просто вояка, делать будет то, что скажет регент. Не думаю, что у него тут есть реальное влияние.       Иорвет конечно же понимал, что Наталис на самом деле фигура вполне себе влиятельная. Но вес, который имело дворянское собрание, регентский совет — был гораздо более значительный, чем былая слава стареющего коннетабля. Странные порядки монархий dh'oine и их обществ…       — Командир, — Йестин подвинулся слегка, — а если Яевинн откажется принимать присягу и переходить к нам?       Иорвет отхлебнул пойла из стопки. Такой вариант тоже сохранялся. Условия должны быть такими, чтобы этот другой командир согласился. Его отказ могут трактовать по-разному: это может выглядеть как провал Роше и даже лично Иорвета, может трактоваться как провокация. До этих пор бывшие офицеры «Врихедд» как-то находили взаимопонимание, договаривались. У них был общий враг и общая призрачная цель. Общая мечта о доме. Горько вот только и тяжело признавать, что твой дом это вовсе не этот город. Это даже не эфемерное государство свободных эльфов, которое осталось в легендах и снах. Понятие дома сузилось до каких-то сугубо эгоистичных и глупых понятий. Конкретно — до одного человека. Иорвету стало не по себе. Он бы мог возненавидеть себя, хотя вины не было.       Многие из скоя’таэлей жили в городах людей, занимались ремёслами, заводили семьи. Некоторые и вовсе среди них выросли. Они на своей шкуре убедились, насколько разрушительной и звериной может быть ненависть к непохожему на тебя. Этот мальчишка тоже родился в людском поселении. Там же лишился родителей. В отряде Иорвета он был самым младшим.       — Действуем по ситуации, — ответил Иорвет младшему товарищу, поднимаясь из-за стола, — на этом твоя работа окончена. Постарайся не светиться. Мне не нравится здешняя публика, bloede…       Йестин поднялся вместе со своим командиром, кивнул коротко и они по очереди стали выходить из комнатки. Уже направляясь к выходу, Иорвет выхватил взглядом человека, который явно выглядел нездешним. Одетый в чудаковатого вида головной убор, напоминавший намотку, он выделялся смуглой кожей, активно жестикулировал и говорил с корчмарём с явным акцентом. Иорвет поглядел на него пару секунд и взялся за ручку двери. Мало ли, сколько перед грядущими переменами и реформами стекается иностранцев в город?

***

      Иорвет никогда не считал себя и Яевинна схожими. У них была схожая тактика, но стратегия различалась. Яевинн казался Иорвету слишком идеалистичным, его мечты — наивными. Оба командира были по локоть в людской крови, оба были беспощадны, но всё-таки именно Иорвет охотнее шёл на выгодные сделки с dh'oine. Яевинн даже самому Иорвету казался сложным, несговорчивым и мнительным.       Однажды Фольтест уже простил скоя’таэлей. Яевинн же скрылся из виду, принялся зализывать раны, полученные от потери цвета эльфской молодёжи. Новая амнистия давала свободы настоящие: император готов был «простить» всех оставшихся в живых офицеров «Врихедд». В их число, конечно, входил и Яевинн. Фольтест был мёртв, Север — завоёван, мир поменялся. Сильные мира сего искали новых путей, а значит, готовы были идти на новые риски. Скоя’таэли не могли быть реальной угрозой. Слишком обескровленным было их движение, слишком велики жертвы. Иорвет в глубине души надеялся, что Яевинн пойдёт на их условия. Попросит чего-то взамен, но ведь и Иорвет не готов был ничком ложиться под темерскую и имперскую власть.       Эльфа он нашёл у здания казарм — очевидно, его провели сюда по личному распоряжению командира стражи. Попасть как-то иначе в город Яевинн не мог. Яевинн стоял, облокотившись на стену, увитую виноградной лозой.       — Здравствуй, Яевинн.       — Здравствуй, Иорвет, — командир поднял на него колючие глаза, оглядел, будто хотел убедиться, что сородич не поменялся.       Яевинн искал в Иорвете не только внешних изменений. Он пытался просмотреть другого командира изнутри. Внутренние изменения были важнее.       — Ты говорил с Верноном Роше? — решив не медлить, задал вопрос напрямую Иорвет.       — Я пришёл, рискуя, чтобы говорить с тобой, а не плясать под дудку людей.       Иорвет прищурил единственный глаз, оправил полы плаща. Теперь на его новом, хоть и сшитом наспех мундире, красовалась такая же небрежная кокарда с лилией и стрелами. Яевинн оглядел его вновь, но уже более пристально, а затем усмехнулся:              — Так ты хочешь, чтобы я и остатки моего отряда перешли под твоё командование? Так?       — Так. Как видишь, мои бойцы сыты, они получают медицинскую помощь, им выделили весьма неплохие казармы.       Яевинн глянул на здание казарм. Вокруг было достаточно тихо, только где-то клокотала курица, вдалеке какая-то женщина бранила детей. Всё было слишком хорошо. Иорвет следил за Яевинном взглядом.       — Вернон Роше неглупый человек, раз смог подкупить тебя. Что он тебе предложил? Не думаю, что дело только в тёплой постели и пайке. Жизнь удивительно переменчива…       Иорвет горделиво держал голову, не выдавая своего волнения и раздражения. Отнекиваться он не собирался: именно это Роше и предложил. Он предложил спокойную и сытую жизнь. Жизнь, которая часто приходила ему во сна сладчайшей мечтой.       — Верноссиэль пришла. Она и весь её отряд, — тихо продолжил Иорвет.       — Я слышал, что она не здорова, — ответил Яевинн, складывая руки.       — Она в здравом рассудке. Это её решение, оно не безосновательно. От её отряда почти ничего не осталось, десяток голодных и измученных войной эльфов.       Яевинн неторопливо заходил, уткнув глаза в каменную кладку под ногами. Решение давалось ему трудно, он явно искал подвох. Вдруг он снова взглянул на Иорвета, но этот взгляд уже заставил напрячься самого Иорвета.       — Ты понимаешь, что кровь эльфов будет на тебе, если эта затея провалится?       — Никому это не выгодно. Император Нильфгаарда отменил дискриминационные законы. Он не собирается терпеть погромы и расизм на вассальных землях.       — Император Нильфгаарда? Надо же. Теперь Иорвет, бывший офицер «Врихедд», защищает Эмгыра вар Эмрейса, палача нашего народа?       — Не Эмгыра надо опасаться, Яевинн, — задушено ответил Иорвет, — здесь, в Темерии, есть те, кто не хочет проведения этих реформ, не хочет никакого мира. И прямой войны они тоже не хотят. Они хотят спровоцировать нас на конфликт, хотят, чтобы мы снова пошли на людей. Ты понимаешь?       Лицо второго командира стало недвижимым как мраморное изваяние.       — Как ты это понял? Твой Роше сказал это тебе?       Иорвет едва-едва оскалился. Не первый эльф уже попрекает его этим, давит, припоминает возникшую слишком тесную связь между бывшими врагами.       — Вернон Роше, Яевинн, последний человек, которого тут нужно ненавидеть. Это он предложил мне заключить перемирие, предложил альтернативу. Мир изменился, неужели ты не видишь этого? Невозможно продолжать партизанскую войну против разросшейся Империи, невозможно продолжать смотреть на то, как наш молодняк гибнет от голода. Я хочу иного.       — Ты говоришь правильные вещи, Иорвет, — вынужденно согласился Яевинн, — я когда-то тоже думал, что можно так. Но люди не исправятся. Ты можешь провести реформы, какие угодно, повесить эти новые законы на стенах домов, но в головах людей ничего не изменится.       — Ты не хочешь даже рискнуть.       — А ты уже рискнул, Иорвет. Где теперь твой Верген?       Иорвет не стал вестись. Не стал вспоминать Верген, оправдывать Саскию и самого себя. Вместо этого он решил увести разговор «ближе к делу».       — Мой агент сказал, что остатки твоего отряда расположились у Старой усадьбы. Хотите превратить развалины в штаб?       — И регент позволит нам расположиться там?       Иорвет задумался. Нужно было надавить на что-то или, что гораздо мудрее с точки зрения стратегии сотрудничества, предложить нечто выгодное. Эльфский специальный отряд создавался не только для патрулирования улиц в гетто и инспектирования нелюдей. Этот отряд присягал на верность королеве напрямую. Королева, если верить измышлениям Роше о политике dh'oine, поддерживалась далеко не всеми дворянскими группировками. За ней был Роше, родственники Ла Валетты, несколько преданных военных. Роше намеревается воспитать из девочки защитницу прав всех угнетённых. Идея утопичная, но Иорвет только теперь понял, как можно использовать это.       — Позволит, думаю. Если ты лично поговоришь с ним. Ты не думал о том, какой силой обладают прошедшие огонь и воду скоя’таэли? Роше, как представитель законной власти, защитник королевы, на нашей стороне, Яевинн. Но есть те, кому такие реформы не по нраву. А мы можем…       — Я понял, к чему ты клонишь, Иорвет, — кивнул Яевинн, — ты хочешь создать из этого отряда политическую силу в темерском строе?       На едва тронутом летним загаром лице Иорвета проскользнула лукавая улыбка. Он входил в раж, а это было страшно.       — Можно сказать и так. Но это выгодная позиция, не находишь? Но путей назад нет. Всё слишком изменилось. И я тоже.       Вечер был синим, налитым всевозможными запахами. Иорвет готов был поклясться, что через привычное городское зловоние он мог различить едва доносящийся аромат цветов. Где-то тут цвели клумбы. Яевинн, будто тоже погрузившись в свои личные мысли, замолчал. Его лицо потеряло своё ожесточённое выражение. О чём он вспоминал? Вспоминал ли он свою далёкую, ушедшую мирную жизнь? Мечтал ли вернуться в то прошлое, которое у них отняли? Или грезил будущим, которого не знал?       Стучал инструментами кузнец или оружейник. Тихо переговаривались эльфы у казарм.       — Я думал, ты пригласишь меня внутрь. Здесь много ушей, я же слышу.       — Это свои, — покачал головой Иорвет, — эти казармы целиком и полностью отданы моему отряду и всем тем скоя’таэлям, которые присоединились к нам.       — Свои не свои. Ты сам знаешь, насколько эти понятия изменчивы.       Иорвета порой раздражала эта манера Яевинна философствовать, оперировать какими-то неясными и излишними формулировками. Изменчивость понятий, размышления о своих и чужих. И всё-таки он мог согласиться.       — Так какие твои условия?       — Полная амнистия. Старая усадьба — наша. В город мы пока не придём. Я хочу удостовериться, что твоя самоубийственная затея не просто личное помутнение рассудка.       Иорвет усмехнулся, стал переминаться с ноги на ногу.       — Торувьель с тобой?       — Со мной, — кивнул Яевинн, смотря в освещённую тусклым светом дорогу вдоль улицы, — она знает, что я здесь. И она не преисполнена энтузиазмом от данного твоего предложения. Далеко не все скоя’таэли горят желанием быть темерскими подданными.       Иорвет пораскинул мозгами. С остальными командирами договориться было проще. Было ли дело только в циничности и принципиальности Яевинна или в его собственных недостатках? Или сказывалось то слабое доверие, что между ними было?       — Полную амнистию ты получишь. Ещё ничего не решено до конца, Яевинн, и я не буду обманывать тебя или пытаться подкупить.       Яевинн усмехнулся. Этот смешок, вырвавшийся из его груди, был сиплым и болезненным.       — Я думал, ты планируешь сделать из «квартала нелюдей» и всего Старого города подобие Вергена в миниатюре. Что ж, со свободной Долиной Понтара не выгорело, так может тут получится?       Иорвет вздрогнул. Такой перспективы он даже не рассматривал. Роше не предлагал ему ничего подобного. Речь шла только о мирном сосуществовании, как идеал — разрушить трущобы и починить старые дома. Облагородить район. О никаком самоуправлении речи и не шло. Эта мысль, несомненно сладкая, была опасной. Можно поговорить об этом с Роше, но эта идея была гораздо более взрывоопасной, чем просто перспектива амнистии для бывших военных преступников и эгалитарные законы.       Верген пал, вместе с ним пала мечта, которую разожгла в нём Саския. Теперь он понял своё влечение до конца. Это было влечение к идее. К надежде. Пора похоронить мечту о прежнем величии эльфской расы, пора развеять прах фантома Аэлирэнн. Мир прежним не будет. Невозможно дважды войти в одну реку. Время назад не двинуть. Если самое лучшее, на что они могут надеяться, это небольшой район в Вызиме, который управляется эльфами и краснолюдами — пусть так. Ещё год назад он мог погибнуть от арбалетного болта или чумы в лесу.       — Ты думаешь, темерцы пойдут на это?       — Это вопрос к тебе, — Яевинн слегка раскачивался, выставив вперёд одну ногу, — ты же не думал лезть заключать перемирие с людьми, при этом не выторговав достойных условий для своих сородичей?       Мысли роем пчёл клубились в голове Иорвета. Он ощутил, как ладони вспотели. Роше регент, но он не всесилен. Однако, скоя’таэли могут обеспечить ему некую военизированную поддержку. Безмозглые кметы старые обиды забывают быстро, как только им под нос суют новую проблему или новую радость. Бароны трусливы, они немощны и раболепны перед военной силой.       — Нужно переговорить с Роше, — беспомощно отозвался Иорвет.       — Я хотел бы сам говорить с ним, — заявил Яевинн, — знаешь, я думал, что он придёт на встречу, а не ты. С другой стороны, наверняка с ним бы пошли стражники или головорезы.       — Это тоже можно устроить. Твои условия понятны и я поддерживаю тебя. Но эта идея о самоуправлении или, хотя бы сказать, Малом Махакаме с собственными рычагами давления на власть…       — Это и есть самоуправление, Иорвет. И это наше неотъемлемое право, если мы хотим выжить в этом мире, в этом городе.       «Неотъемлемое право». Кем установленное и для кого? Есть ли у них здесь хоть какие-то права? Реальные права, не те что сладким елеем лил ему Роше. Нет, нужно хорошо обдумать, прежде чем идти к Роше. Первая яростная вдохновлённость от мысли, брошенной Яевинном, развеялась. Остались сомнения и страхи.       — Городские эльфы гораздо охотнее примут такой вариант, ты прав. Я постараюсь убедить Роше, но ты должен понимать, что мной движет только желание спокойной жизни для нас всех. Не что-то эгоистичное. Мы все действуем из любви к своему народу, разве не так?       Яевинн в ответ на это загадочно улыбнулся и продекламировал:       — Что есть любовь? Безумье от угара.       Игра огнём, ведущая к пожару.       Воспламенившееся море слёз,       Раздумье — необдуманности ради,       Смешенье яда и противоядья.       Иорвет замер, слушая стихи.       — Красивые слова.       — «Юлиан и Ромеона». Не знал, что ты стал ценителем человеческой поэзии.       — Похоже, им стал ты, — не остался в долгу Иорвет.       — Крепко подумай, Иорвет.       — Разве раздумье не ради необдуманности? — Иорвет иронично улыбнулся.       Улыбка, видимо, показалась второму командиру неуместной. Он помрачнел и продолжил:       — Ты стал беспечным, Иорвет. Что-то затуманило твой взгляд.       — Я гораздо более внимателен, чем тебе кажется, Яевинн. И я услышал твои слова.       — Рад это слышать.       Яевинн оказался весьма сговорчивым. Действительно, никто из них больше не держался за старые догматы. Слабость они обернут в силу. В хитрость. Продвинуть законы экономические было гораздо проще, чем касающиеся политических прав и свобод старших рас. Теперь он не безволен, он может говорить на военных советах, но великое «право сильного» пока что у Вернона Роше.       С городскими эльфами Иорвет говорил, но мало. Они были утомлены, хоть лёгкий энтузиазм в них всё-таки появился. В каждом живом существе может разгореться жажда к жизни и к переменам. Всё живое стремится к движению, к миру. Быть может, Яевинна они будут слушать охотнее.       Иорвет шёл, а из головы не выходили ловко сплетённые человечьим драматургом слова. Всё-таки Яевинн слишком увлекается стихами и философией. То дело, за которое они взялись, требовало сугубо материалистического подхода.