зефирные губы и теплые руки

«выгляни в окно» высветилось во всплывающей строке уведомлений от «джинни♡», и Сынмин, нахмурив брови, встал и подошёл к окну, где в темноте увидел стоящего рядом с байком Хенджина, глаза которого нежно смотрели прямо на него. Сынмин ахнул и на мгновение улыбнулся, но тут же окинул недоуменным взглядом, потому что зачем ещё парню приезжать к его дому и стоять под окном почти в час ночи, наверняка создавая шум мотором своего мотоцикла. Хенджин отвечает на немой вопрос улыбкой с ямочками и подзывающей сюда рукой. Сынмин показательно закатывает глаза, но все же отходит от окна, чтобы тихо, но вспешке спуститься по лестнице на первый этаж, стараясь не будить уставшую мать у которой чересчур чуткий сон, накидывает кофту, висящую на вешалке в прихожей, и максимально тихо открывает дверь и закрывает, позволяя прохладному ночному воздуху пробраться под кофту и остудить возбуждённый пыл от встречи с ним. Сынмин укутывается в кофту плотнее, стараясь скрыться от прохлады, и подходит к нежно улыбающемуся парню ближе. — Ты зачем приехал? — спрашивает Сынмин, оглядывая пустую улицу, а затем взгляд натыкается обратно на Хенджина, в глазах которого даже в полутьме можно разглядеть искреннюю радость от встречи с любимым человеком и обожание, когда глаза то и дело скользят по красивому лицу — от щенячьих глаз, прикрытых челкой, до губ. — Хотел тебя увидеть, — лучезарно улыбается Хенджин и притягивает Сынмина за талию в объятия. — Мы же только сегодня в университете виделись, — с улыбкой фыркает Ким, все же обнимая парня в ответ. — Потом ты не мог увидеться со мной. Хенджин мурлычет от ощущения теплого тела в своих объятиях и ведёт носом по открытой шее, щекоча и опаляя дыханием, от чего Сынмин вздрагивает и ежится, и приятное тепло разливается по всему телу. — Мне нужно готовиться к экзаменам, — на выдохе отвечает Сынмин. Он не может так просто завалить экзамен и вылететь из университета, подставив мать, работающую с утра до ночи только чтобы обеспечить ему хорошую жизнь без нужды; готовясь к экзаменам, он даже на время отложил свои обычные поездки на байках и посиделки с друзьями и с Хенджином, и видятся они теперь только во время учебы, так что они оба заскучали и Хенджин даже приехал к нему, на что Сынмин показательно злится и дуется, но в душе́ он все равно безмерно рад и благодарен, — тебе кстати тоже надо. — Ещё есть много времени, — дышит Хенджин в изгиб шеи и зарывается туда носом, заскучав по ощущению тела младшего. Сынмин с нежностью улыбается и гладит Хвана по волосам, — хочу провести время с тобой, — он отрывается таки от чужой шеи и заглядывает в темные щенячьи глаза, — твоя мама же спит? Сынмин вздыхает: — У нас есть двадцать минут, прежде чем она проснется и что-то заподозрит, — говорит он и ловит очередную широкую улыбку, прежде чем Хенджин приближает лицо к его и касается кончиками носов в интимном жесте, смотря с такой нежностью, что Сынмин задерживает дыхание. А потом Хенджин тянет его на себя и садится на сиденье мотоцикла, касаясь мягкими губами его. Пальцы Сынмина перебирают жёсткие волосы на макушке, когда чувствует тепло на своих губах, судорожно выдыхая через нос от почти что забытого ощущения родных губ на своих. Он за своей грудой учебников и конспектов совсем позабыл это чувство — каково ощущать губы старшего и касаться его, и он улыбается в поцелуй, не выдерживая всех чувств, которые он испытывает к Хенджину, который приехал к нему ночью только чтобы увидеть его и побыть рядом хотя бы несколько несчастных минут, когда хотелось находиться рядом с ним целую вечность. Руки Хенджина нежно проводят по спине и поглаживают, заставляя мурашки проходиться по коже (хотя это, может, от ночной прохлады (а Сынмин к холоду чересчур чувствителен)), сынминовы губы плавятся от чужого тепла и нежного поцелуя, и кровь медленно приливает к щекам. Сынмин наклоняется, чтобы углубить поцелуй, и Хенджин позволяет ему взять верх. Сынмин отводит падающие на чужие глаза пряди и с нежностью касается подушечками пальцев кожи, слишком соскучившись по этим ощущениям. Рука Хенджина перемещается на его макушку и поглаживает голову, заставляя чуть ли не мурлыкать, а колени начинают совсем мелко трястись. «От холода», думается Сынмину, и продолжает целовать чужие губы. — Постой, — Хенджин отрывается и мягко улыбается, наблюдая румянец на щеках Кима, что наконец может выпрямиться, выдыхая в прохладный воздух. — Что такое? — не понимает Сынмин. Его пальцы поглаживают заднюю часть шеи Хенджина, задевая короткий загривок, зная, как нравится ему, когда младший гладит его вот так, и смотрит, как Хенджин пересаживается удобнее на сиденье, затем утягивая на свои колени Сынмина. — Так будет удобнее, — нежно улыбается и утягивает в поцелуй вновь. Сынмин выдыхает и отвечает, устраиваясь на его бедрах. Рука опять зарывается в волосы, поглаживая, а другая ложится на щеку — кожа Хенджина все ещё теплая, хотя он ехал на мотоцикле и пробыл на улице долгое время, а губы чуть обветренные; они действительно давно не целовались даже нормально, так что обычных лёгких ранок на губах от укусов Сынмина во время поцелуя нет, и он тут же это исправляет, цепляя зубами нижнюю губу и оттягивая ее в своей привычной манере, заставляя Хенджина хихикнуть и провести ладонями по спине вверх-вниз, молча говоря остудить пыл. Но Сынмин не останавливается, потому что побыть наедине (ну, как наедине) с Хенджином очень хочется, а на это есть только двадцать минут — может больше, может меньше, но он не хочет терять ни минуты. — Спокойно, — мягко шепчет старший, когда Сынмин все же отрывается от его губ и стукается своим лбом о чужой, заглядывая в глаза, которые то и дело сверкают, когда смотрят на него — Хенджин смотрит с нежностью и восхищением на него, явно соскучившись по проведению времени вместе вне стен университета. Он целует кончик носа, щеки, лоб, осыпает мелкими поцелуями все лицо, от чего Сынмин улыбается, а его грудь наполняется теплым чувством и волоски на теле становятся дыбом. — Стой, — говорит он и тихо хихикает, когда Хенджин оставляет поцелуй рядом с чувствительным ухом, — Хенджин, — ему всё-таки удается отстранить от себя уже ненасытного до поцелуев парня и мягко улыбается. Тот украдкой смотрит на дом и уверяясь, что нигде не включен свет, притягивает Кима ближе за талию и захватывает мягкие губы своими. На этот раз Сынмин более неторопливо целует, наслаждаясь ощущением родных рук на своей спине, согревающих и сгребающих к себе в охапку, и ощущением просто чужого тела и присутствия. У них времени ничтожно мало, и хоть Сынмин с уверенностью может заявить, что его мама не будет против его отношений с парнем, все равно что-то заставляет его скрывать отношения с Хенджином — особенно мать навряд ли обрадуется увидеть, как ее сын сидит на коленях какого-то парня посреди улицы и целуется с ним. Хенджин целует абсолютно нежно, касается его абсолютно нежно, смотрит абсолютно нежно и ощущается тоже нежно — Хенджин сам по себе очень нежный, особенно с Сынмином. Он не помнит, чтобы Хенджин хоть когда-то был грубым с ним и с остальными, и это заставляет Сынмина влюбляться в парня только сильнее и больше. Он с любовью поглаживает кожу щеки и улыбается в согревающий сердце поцелуй, в невозможности сдерживать свои чувства к нему, и Хенджин, видимо, понимает его без слов, и поэтому дарит улыбку. Касания рук не обжигают, а согревают, поцелуй абсолютно не возбуждает, а только заставляет тепло распространиться по всему телу. Сынмин уже забыл о том, что они посреди улицы, что мама может проснуться и выйти в любой момент — сейчас он только с Хенджином, по которому так сильно скучал за все эти недели. Но Хенджин мягко отстраняет его от себя и мокрые губы Сынмина обжигает холодом ночной воздух. — Дай мне полюбоваться тобой, — разделяет шепот на двоих Хенджин и ведёт последний раз носом по щеке, — ты такой красивый. Тебе идёт рыжий. Хенджинова рука поднимается к его волосам — теперь уже жёстким, а не как обычно мягким и шелковистым, — и пробирает между длинными пальцами недавно выкрашенные в рыжий пряди, и Сынмин ластится к этому поглаживанию. — Я больше никогда не буду красить волосы, — жалуется он. — Я люблю тебя. Сынмин улыбается от очередного признания и поверхностно краснеет, чего в полумраке, он надеется, не видно. Он в ответ рассматривает лицо напротив (с удовольствием отмечает, как припухли хенджиновы губы), поглаживает ладонью щеку, согревая кожу, и натыкается на полный любви и восхищения взгляд черных глаз — сколько бы лет они не были знакомы, сколько бы не встречались, Хенджин всегда смотрел на него только так. — Я тебя тоже, — выдыхает Сынмин. Он просовывает руки под спину Хенджина, обнимая и притягивая к себе, чтобы снова затянуть в поцелуй. Сынминовы губы на вкус как зефир — может, это у него такой новый бальзам для губ, может, это играет воображение Хенджина, но он хочет ещё — углубляет поцелуй, нежно разводит языком губы и проникает внутрь, от чего младший выдыхает и с пылом отвечает. И Сынмин сам весь как зефир — нежный и мягкий, зефирный, такой, что Хенджину не хватает катострофически и руки шарят по телу в попытке получить больше. — Спокойно, — отрывается на мгновение Сынмин и улыбается, — я тут, — и снова приникает к губам, проводя такими же по мнению Хенджина зефирными руками по его спине. Хенджин пытается насладиться каждой секундой, проведенной с Сынмином, а время то ускоряется до невозможности, то замедляется, пока они разделяют поцелуй, и совсем скоро младшему нужно будет домой — а Хенджину совсем не хочется его отпускать от себя и перестать ощущать тепло. От проводимых по спине ладонями Сынмина мурашки бегут по коже, и Хенджину нравится, нравится это очень сильно. Когда они отстраняются друг от друга, мокрые губы обжигает прохладный воздух и Хенджин утыкается в шею Сынмина как слепой щенок, крепко утягивая в объятия и не позволяя отстраниться. — Сейчас задушишь меня, — притворно хрипит Сынмин, — свинья. Хенджин смеётся (как всегда делает, когда Сынмин скажет все что угодно), и прижимает к себе только ближе, своей грудью в состоянии почувствовать чужое сердцебиение. Улыбка не спадает с лица и щеки, кажется, уже начинают болеть от нее, но Хенджину все равно, ему хочется улыбаться с Сынмином — Сынмину, — всю оставшуюся жизнь. Он чувствует руки, наполовину скрытые за рукавами кофты, у себя на разгоряченной шее и в волосах, перебирающих пряди, так что он мурлычет от удовольствия. — Хотел бы покататься? — Хенджин молча указывает на мотоцикл, не отрываясь от чужой шеи, — у меня есть запасной шлем, если что. — Хочу, — выдыхает прямо на ухо, — но не могу, — его губы оставляют совсем легкий поцелуй на мочке и Хенджин вздрагивает. — Это печально. Мы бы могли поесть рамен с сыром или взять холодный американо со льдом, а ещё позвать остальных. Или только вдвоем поехать на реку Хан. Сейчас там никого нет. Или… — А ну хватит, — прерывает парня Сынмин, от чего тот смеётся, потому что от перечисленных ранее вариантов провести время Сынмину теперь вовсе не хочется его покидать, — помолчи, пожалуйста. Сынмин отрывается и приподнимает пальцами чужой подбородок, снова нежно припадая к пухлым губам, все никак не насытившись их ощущением на своих. В животе поселяется теплое чувство, как в первый раз, когда их губы робко соприкоснулись на пару секунд в школьные годы, — что бы они ни делали, с Хенджином всегда как в первый раз, с ним всегда бабочки в животе и одновременно неимоверная лёгкость и смущение. Хенджин согревает сынминову спину тёплыми руками, а сердце — нежными (на самом деле зефирными) поцелуями, и Сынмин не готов отрываться и уходить от парня, хочется ещё и подольше, хоть всю ночь, пока не станет светать и пока губы не станут гореть от длительных поцелуев (хотя они уже). «Просто отстранись уже», говорит сам себе Сынмин, но только углубляет поцелуй и обнимает крепче. Он просто не в силах отстраниться от чужих губ и встать, переставая ощущать это тепло от объятий, но его самого мягко отрывают от себя и удерживают, когда Сынмин с выдохом пытается снова втянуть в поцелуй. — Уже время, — тихо говорит Хенджин, поглаживая спину, когда Сынмин жалостно смотрит на его губы, — завтра увидимся. Сынмин ещё несколько секунд не сдвигается с места, но потом встаёт с чужих колен, а Хенджин — за ним. — Когда экзамены закончатся, — старший соприкасается лбами и смыкает руки на талии, не отрывая нежного взгляда, — я от тебя не отстану. «Да ты и сейчас от меня все не отстанешь», думает Сынмин. — Я уже понял, — только выдыхает он и обнимает парня. — Я люблю тебя. Хенджин срывает с губ ещё один поцелуй, а потом ещё, и ещё, пока не углубляет, но он не позволяет поцелую продлиться, потому что знает — потом точно не отпустит парня, и утыкается ему в шею, подставляя голову под мягкие поглаживания и слушая приятный смех, срывающийся с зацелованных губ. — Я тебя тоже люблю. Хенджин отрывается и смотрит пару секунд — а потом Сынмин приподнимается и оставляет последний — на этот раз точно, — поцелуй на лбу, от чего Хван приятно жмурится. — Давай, — он скрепляет их руки в замок, все не решаясь зайти в дом. — Иди, — смеётся Хенджин и целует в щеку. Сынмин наконец отпускает теплые руки и, последний раз взглянув в наполненные нежностью глаза, уходит и тихо заходит в дом. А когда поднимается в свою комнату и смотрит в окно, видит, как Хенджин уже надевает свой шлем, напоследок кидает улыбку и уезжает, оставляя Сынмина с зацелованными губами, лёгкой дрожью в теле, бабочками в животе и счастливой улыбкой на лице.