Ghosting

– Ты заболел, милый? – Субин прижал тревожную ладонь к его лбу, глаза сияли беспокойством. – У тебя немного горячий лоб, ты вчера не взял с собой куртку– Я в порядке. Кай с улыбкой отмахнулся от него, быстро обняв соседа по комнате, прежде чем проскользнуть мимо, к своим запасам горячего шоколада в нижнем шкафчике кухонного гарнитура. Он никогда не замечал крошечные золотые искорки в глазах Хисына. Они сияли ярко, добавляя ему очарования. Младший свернулся как кошка, полулёжа на нём. Его голова покоилась на плече Хюнин Кая, пока он смотрел телевизор, слегка посмеиваясь над немного слащавой комедией. Он был в мягком коричневом свитере, сочетавшимся с его нежными тёмными волосами, остальные четверо с любовью назвали его медведем, как только он вошёл. Для медведя он был слишком прилипчивым и обнимательным. Кай удовлетворённо улыбнулся и сонно моргнул, положив голову на макушку Хисына. Сегодня он чувствовал себя необыкновенно счастливым. Бомгю и Субин препирались в кухне из-за карамельного попкорна и Тэхён наблюдал за ними, подбадривая, пока жевал тот самый попкорн. Они были достаточно далеко, чтобы посчитать их фоновым шумом и достаточно близко, чтобы оставаться частью атмосферы. Комната становилась всё более и более расплывчатой, как он засыпал. Он проснулся от тихих спорящих голосов. Глаза закрыты, щека всё ещё тёрлась о ткань вельветовых штанов Хисына, где покоилась его голова. Чьи-то нежные руки гладили волосы Кая, кто-то переговаривался шёпотом. Сосредоточившись, Кай пытался уследить за разговором, но сон слишком быстро унёс его в грёзы. – Почему ты думаешь, что Кай может говорить? Хисын слегка вздрогнул, его рука замерла над головой Хюнина. – Думаешь, это трюк для привлечения внимания? Думаешь, это забавно – притворяться немым? Забавно, когда над тобой издеваются из-за этого, когда ты не можешь общаться с людьми, которые недостаточно терпеливы, чтобы учиться и понимать? Ты думаешь, это шутка? Потому что это не нормально. То, что ты сказал, нельзя считать нормальным. – голос Субина повышался, пока он говорил. – Нет, нет, мне жаль– – Я не спрашивал, жаль ли тебе – я спросил, какого х– – –рена, он имел в виду хрена. – прервал Тэхён. – –ты вообще сказал это! Хисын уставился на свои руки, слегка поёрзав на месте. – Это слух. – в итоге сказал он. – Ну, не совсем слух, ведь есть доказательство, я думаю… – Какой слух. – голос Бомгю был пустым. – Что Кай может говорить. Петь, точнее. Есть видео с ним и его сёстрами. Поёт и играет на гитаре. Он был немым с рождения. Кай всегда помнил это – слова, что бурлили в его горле, только чтобы остаться там. Он видел, как другие дети говорят, видел, как они просят и получают. У них это было так просто – слова выражали симпатии и антипатии. Слова, передающие сообщения или эмоции. Он был безмолвным. Его маленькие бледные ручки лежали на коленках, а рот был закрыт. В детстве у него были выразительные глаза. Возможно, всё ещё были такими. Они наблюдали за детьми вокруг, отчаянно желая присоединиться к ним. Он следил, как они разговаривают, веселятся и играют. Каждое их действие вызывало вскрик, неважно, от счастья, несогласия или отчаяния. Его сёстры быстро адаптировались. Обе его сестры – старшая и младшая – с детства хорошо разбирались в языке жестов. Иногда они даже общались с помощью него, когда Кая не было рядом. Это было привычкой в их доме. Можно сказать, вторым языком. Они терпеливо сидели с ним, когда он плакал, помогали ему с домашним заданием, отвечали на вопросы, которые остались не заданными на уроке. Они улыбались и смеялись, и играли с ним, дразнили его и любили. Лучшей частью детства были всегда они – две девочки, которые относились к нему, как к равному. Он научился играть на музыкальных инструментах для них. Научился танцевать и оценивать их пение. Они делали каверы на песню за песней, выкладывая на их маленьком канале на YouTube. Иногда, когда он чувствовал себя чрезвычайно счастливым, Кай старался не отставать от слов, его губы формировались в фигуры, из которых не выходило ни звука. Всё дело было в веселье. В счастье, в связи. Они были детьми. Они были родными. И они были домом друг для друга. – Кай? Кай? – Субин потряс его за плечо. – Ты проспал весь день. А я говорил, что ты заболел. Да ты горишь! Но ты когда-нибудь слушаешь меня? Нет. – он ворчал, но на его лице были морщинки от беспокойства. Кай поднял руку, чтобы разгладить их. Я в порядке. Просто устал. Субин закатил глаза. – Усталый б– Кай повернул голову. Бомгю сидел рядом с Хисыном, тихо объясняя ему что-то. Тэхёна нигде не было видно. Прежде чем он успел спросить о том, где последний, сильные руки обхватили его бицепсы. – Поднимаемся. – Тэхён хрюкнул, стараясь поднять Кая на ноги. – Тебе пора спать. – прикрикнул Субин. – У тебя был долгий день, а вдобавок к этому ты болеешь. – он не собирался забывать про это в ближайшее время, не так ли… Но Кай не мог жаловаться, не с Тэхёном, залезшим с ним под одело и автоматически предавшим ему Ппанья, повернувшим их так, чтобы его острый подбородок касался плеча Хюнина, а худые руки были вокруг груди, обнимая, как коала-переросток. – Спи. – пробормотал Тэхён, и Кай послушался с маленькой улыбкой на лице. Утро, жестикулировал он, пройдя в кухню. – Утро. – Субин поздоровался, крепко обняв его одной рукой, а другой потянулся за чайником. – Ты ведь не болеешь больше, милый? Ты уснул так рано вчера, и твой лоб всё ещё немного горячий. Кай улыбнулся, покачав головой, отмахиваясь от беспокойства старшего. Он был в порядке. Немного рассеянным, но в порядке. Взглянув за Субина, Хисын, с сонными глазами, сидел за обеденным столом и держал чашку с горячим шоколадом, от которого исходил пар. Утро, снова он сделал жест, садясь рядом с ним. – Утра, хён. – Хисын улыбнулся немного автоматически. Было что-то не то в неуверенной улыбке и том, как он не смотрел Каю в глаза. Кай вопросительно посмотрел на Субина. Его сосед громко вздохнул, пристально уставившись в затылок Хисына, без настоящей злости. – У нас вчера была небольшая ссора. Ох. Простите. Я не знал. Ложь давила на его плечи грузом. Хисын одарил его натянутой улыбкой. – Это ерунда. – сказал он немного напряжённо. – Я кое-что неправильно понял.

._.

Субин-хён? – Что случилось? Мы можем поговорить? – Это о Хисыни? – в его голосе не было осуждения, только любопытство и нежность. – Мне было интересно, поговоришь ли ты со мной о нём. Что ты имеешь ввиду? – Я имею ввиду… – Субин закинул в рот вишню, тщательно пережёвывая. – Раньше ты всегда рассказывал мне обо всех своих чувствах. И сейчас… – он выплюнул косточку. – Сейчас я сижу и играю в угадайку. Прости. – Не-а, это нормально. О чём ты хотел поговорить? Расскажи мне и твой очень добрый и умный хён поделится с тобой своей мудростью. – Субин увернулся от брошенной в него подушки. – Нет, правда. Что тебя беспокоит? Я не знаю. Я не знаю, сделал ли я верное решение. – Он тебе не нравится? Нравится! Нравится, но… – Ты до сих пор скучаешь по Джуни? Кай кивнул, пристыженный. Это было похоже на своего рода предательство – думать о другом, когда он был с Хисыном. Субин взъерошил его волосы, протянув руку. – Иди-ка сюда. Они лежали на диване; Субин ел вишенки, а Кай витал в своих мыслях. – Я думаю, – в итоге сказал он. – Ты должен решить для себя; независимо от того, хочешь ли ты двинуться дальше и быть с другим человеком. Ты знаешь, что заставляет тебя чувствовать Хисын. Ты знаешь, как заставлял тебя чувствовать Ёнджун. Сейчас, на данный момент, с кем бы ты хотел быть? Я не знаю. Он боялся признаться в этом. Хюнин не знал. – Всё в порядке, Кай-я. У тебя есть время, чтобы подумать.

._.

Был День Святого Валентина, когда Хюнин Кай наконец пришёл к осознанию, что преследовало его больше года; он не мог двигаться дальше без Чхве Ёнджуна. Не сейчас. Может быть, никогда. Он и Хисын прогуливались по их любимому парку, проходя мимо улыбающихся парочек и фотографируя соревнование снеговиков, устроенное маленькими детишками, когда Хисын увидел что-то на лице Кая, побудившее его произнести гордые слова. – Ты никогда не делал ничего такого с другими, верно? – спросил он с сияющими глазами. Нет. А что? Довольный, Хисын сфотографировал их вместе. От ответа он стал счастливее, увереннее в себе. – Мне нравится показывать тебе новое. – сказал он. – Так что, всякий раз, когда ты будешь делать это снова, то твои мысли вернутся ко мне. Его улыбка сияла ярко, но воспоминания Кая сияли раньше. Вот так. Теперь ты будешь думать обо мне каждый раз, приходя сюда. Кай спрятал трясущиеся руки в карманы, голос Ёнджуна всё стоял в его ушах. Улыбка Хисына исчезла, он подошёл ближе, обеспокоенный. – Я что-то не так сказал? – он потянулся к лицу Кая, нежно. Старший покачал головой, одновременно отвечая на вопрос и выкидывая воспоминание из головы. Хисын отступил назад, уязвлённый. – Это снова он, не так ли? – спросил он с болью. – Всякий раз, когда мы вместе, ты продолжаешь сравнивать меня с ним? Руки Кая опустились, как и его сердце. Он сравнивал Хисына с Ёнджуном? Его немедленный ответ был отрицательным. Он не сравнивал. Воспоминания врывались без спроса. Они заполняли его мозг, когда он меньше всего хотел этого, и лишали возможности двигаться. Разве он постоянно не отталкивал их, полный решимости оставаться в настоящем моменте? Хисын был собой. Хисын был настолько не похож на Ёнджуна, насколько это вообще возможно для людей. Сравнивать их было бы безумием, потому что каждый из них был особенным по-своему. Неужели он заставил Хисына чувствовать себя заменой? Он никогда не упоминал о другом в его присутствии, никогда не думал о нём не иначе, как об отдельной личности. Поэтому, взяв Хисына за руки, он повёл их к скамейке. Они сели, в воздухе повисло какое-то завершение, будто наступал конец чего-то. Холодный ветер обдувал их лица, играл с воротниками их пальто, а атмосфера становилась всё тяжелее. Мне жаль, что я заставил тебя так чувствовать. Ты никогда не был заменой. Люди – не батарейки, Хисын-а. Ты не можешь их заменить. Ты - это ты, он - это он. Нет никаких сравнений. – Но– Ты напоминаешь мне его, иногда. Что ты говоришь. Это не моя вина, и не твоя. Это просто происходит. Хисын кивнул. – Я знаю. Я понимаю, не знаю, почему сказал это. Не говори это так легко. – Это не так. Я правда понимаю. Я до сих пор называю пожилую женщину, работающую в пекарне, “омма”, потому что она напоминает мне мою маму. Кай хихикнул. Могу поспорить, что ей это нравится. Это заставляет её чувствовать себя моложе. – Так… – Хисын с надеждой взглянул на него, с сердцем раскрытым на ладони, его эмоции были написаны на лице так, что Кай мог их легко прочесть. Мне жаль, что я делаю это в День Святого Валентина. – Ах… – Хисын неловко почесал затылок. – Тэхён-а сказал, что это случится. – он не казался слишком расстроенным, скорее смирившимся. Прости. – Нет, я понимаю. Мне жаль, что ничего не вышло. Друзья? – Ещё бы. Ты так просто не избавишься от меня, Кай-хён. Они вышли из парка счастливее, чем вошли в него.