Ближе

            Беспощадное солнце опаляло бесплодную землю, иссушало, лишая влаги, покрывало мелкими уродливыми трещинами. Его лучи — горячие руки самого Ра — гладили кожу, непокрытую тканью, плечи, колени, оставляли поцелуи на щеках и носу. Пот выступал маленькими крапинками, что собирались в яремной ямочке и меж грудей. Эва смахивала его со лба и из-под носа, но свежести то не приносило. Кожа пахла раскаленным песком и морской солью. Эвтида видела море лишь издали по дороге в Фивы, ветер доносил до неё запахи бескрайней воды и крики чаек. Хотелось подойти ближе, окунуться, нырнуть с головой, ощущая на себе приятные прохладные брызги, о которых лишь слышала.                     Фивы стоят на Ниле, как и Гермополь. Море не дарит плодородия, его вода отравлена и мертва, как песок на дне, но что мешало Эве грезить о нём?       Грёзы о великом и в то же время простом. Хитрый кошачий взгляд невольно упал на эпистата. Высокого, громадного и гордого. Его бледное могучее тело скрывал белоснежный плащ с капюшоном, сшитый будто бы в тон волосам. Солнце поблескивало в золотых браслетах и серьгах. Белый и золотой. Ни у кого в обоих царствах нет такой кожи и таких волос. Словно отмеченный богами… воин Ра, созданный бороться с тьмой. С теми, кто сеет тьму. С шезму.       Эва с подозрением скосила взгляд, прикусив щеку, задумавшись. И Амен будто бы почувствовал, посмотрел в ответ. Равнодушно, вопросительно, но в то же время с каким-то скрытым интересом, от чего щиколотки и предплечья Эвы покрылись мурашками.       «Его глаза, словно небесный купол с пронзительным оттенком сиреневого», — некстати подумалось ей, когда его прилипчивый и до жути ничего не выражающий взор смазано черкнул по рукам, подмечая новую, стыдливую деталь.       — Замёрзла?       Вопрос, заставивший встрепенуться, захлопать глазами. Порыв обжигающего ветра как назло обдал пылью и песком, и Эва закашлялась, принявшись тереть веки.       — Горячей крови не страшен холод, — съязвила и отвернулась. Демонстративно, гордо, на грани броска кобры в лицо из укрытия. Грозное шипение и смертельный яд на остриях клыков.       «Смерть твоя, эпистат. Удивлён? Испуган? Куда там. Ухмыляется и тоже косит взгляд вниз и чуть влево. Смущается или задумался».       Эва уже выучила эту эмоцию.       — Язык чересчур остер, — хмыкнул Амен и тоже словно потерял всякий интерес, всмотревшись вдаль, на реку и видневшуюся за ней долину. Долину Царей. Та сет аат. Великое место мертвых. Скалистые утесы в основании эль-Курн — что напоминает естественную пирамиду.       Западный берег Нила. Ахет… Река спокойная, почти сонная, обласканная последними лучами заходящего солнца. Мутно-зеленая вода вышла из берегов и пахла тухлым. Как быстро миновал день, Эве даже стало не по себе. Она оторвала пальцы, вцепившиеся в камень ограждения так сильно, что больно. И когда сумела выдать этим свою нервозность. Ночь — время заказов, время охоты, время шезму.       Но больше всего на свете ей хотелось искупаться после долгого душного дневного марева.       Амен смотрел на гаснущее светило неотрывно. Глаза горели чарующими отблесками, не моргая. Зловеще, но завораживающе.       Эва поймала себя на том, что не может отвернуться. Эпистат словно бы гипнотизировал. Своим видом, мощью, властью. Острые скулы, высокий лоб в обрамлении белесых прядей, чуть вздернутый нос, широкий волевой подбородок. Пухлые губы…       Эва смутилась, как ребенок, подметив, насколько пушистые и такие же белые у него ресницы. И невольно отдёрнула взгляд, обожглась, приказала себе не смотреть, но тот непослушный сам упал на широкие плечи мужчины. На крепкие узлы мышц рук с выступающими на белой, почти прозрачной коже синеватыми реками вен, выдающуюся грудь со шрамом, и стальной плоский живот… тоже со следами былых сражений, длинные ловкие пальцы с символами на каждом и розоватыми короткими ногтями. Одну руку Амен держал на бедре, другую — неизменно на рукояти оружия.       «Которым он перережет мне горло, если только заподозрит…»       Эве снова стало зябко. Но внутренний холод страха или внешние наступавшие сумерки были тому причиной? При какой-такой хвори настолько сильно пылают щеки?       «Он был ранен… несколько раз… в схватке с такими как я?»       Взор снова зацепился за шрамы: глубокие затянувшиеся красноватые рубцы, как расщелины в скалах. Рука зачесалась, захотелось протянуть её и провести кончиком пальца по уродливому напоминанию… которое воины вроде Амена почитали за украшение. Но Эва едва не шлепнула себя по кисти второй рукой.       Она и раньше видела мужчин, понимала, что их тела устроены иначе женских. Но никто не вызывал в ней… этого странного, необъяснимого и волнующего желания дотронуться. Казалось бы, чего проще? Протяни руку и потрогай. Нагло и напористо. Что будет за то? Не голову же ей отрубят за сию маленькую шалость. Но нет. Страх, паника, желание сбежать подальше, в животе будто зверился клубок испуганных змей, которые продолжали рваться кто куда, не замечая, что запутались. И узел лишь сильнее затягивается с каждым отчаянным рывком.       Амен заметил её интерес и скривил уголок рта. Беззлобно, даже польщенно. Он истолковал по-своему.       — Во время моей первой облавы на черномагов один из них оставил мне это. Он сухо кивнул на самый большой шрам, рассекающий правую грудь.       — Я был совсем юнцом, неопытным и не видевшим настоящего боя. Растерялся и позволил оставить мне на память ещё и это…       Он небрежно провел пальцами по животу: два слева и один — особенно глубокий — справа. Эва заметила, что вся левая рука выше локтя и ближе к запястью тоже рассечена.       — Первый и последний раз противник сумел ранить меня. С тех пор я возвел свои боевые навыки в абсолют.       У Эвы ком встал поперек горла.       — Скольких… ты убил?       Амен лишь хмыкнул, но ответил прямо, невозмутимо, похваляясь и гордясь проделанной работой.       — Лично и в схватке — восьмерых. Остальных ждал суд фараона. Моё дело — вершить правосудие.       Эва не показала страха, хотя оказалась скована им по рукам и ногам под пронзительным тяжелым взглядом эпистата. Словно знает… играется с ней, как кот с мышью. Но если присмотреться внимательнее, нет осуждения, нет подозрения… только интерес с едва уловимыми прожилками какой-то глубокой тоски. Марево глаз цвета сумеречных небес и проблески звезд во тьме зрачков. Эвтида зарделась, невольно снова посмотрела на приоткрытые губы Амена. Вздрогнула и бросилась прочь, не попрощавшись.       Пусть думает, что хочет. Расценивает, как хочет. С неё хватит этого притяжения. Хватит непристойных мыслей о нём, которые сильнее даже страха и инстинкта самосохранения.       Но они возвращались снова и снова.       Как наваждение, опьяняющая нега фантазий, пронизанная алыми нитями. Шезму видели, шезму знают о таких вещах… если бы Эва оказалась в своем собственном сне, смогла бы обрезать нить, соединяющую её и злейшего врага, убийцу и палача. Но она не хотела.       Сидя в купальне, в молочно-белой, пахнущей цветами воде, чьи лепестки липли к груди и ключицам, она позволила себе снова… Представить, как медленно обнажается перед ним, как сверкают в полумраке его глаза, с каким удовольствием и жадностью они оглядывают худое непропорциональное тело. Эвтида вдруг поёжилась.       «А если бы ему не понравилось? Обозвал лягушкой и уродиной?»       Но в мечтах не было места подобным опасениям и стеснению.       Эва ни разу не была с мужчиной. Слишком остра на язык, чем пугала всех потенциальных ухажеров. Но ей было интересно, каково это… Она расслабилась, прикрыла веки, медленно выдохнув ртом. Перед глазами вновь возник Амен. Не лучшая идея, но что она могла поделать?       Миниатюрная ладонь с длинными ловкими пальцами несмело легла на небольшую твердую грудь. Эва поморщилась от стыда, но не отдёрнула руку. Она наедине с собой… и может позволить себе мечтать, о чем угодно. Даже о нём… первом, кто вызвал отклик в теле — мощную волну тепла в области живота. Эва прикусила нижнюю губу, сжав грудь сильнее, напористее, принявшись массировать, изучать. Ей нравилось нежно, но и грубо тоже, а ещё больше чередование. Коричневые соски напряглись, стали невероятно чувствительными. Теплая вода приятно щекотала их, и Эва глухо простонала, сжав один между пальцев. Касание, обрушившее жаркую негу вниз, к пупку. Она согнула ноги в коленях, осторожно разведя их в стороны. Несколько лепестков прилипли к бедрам. Эва медленно погладила свой напрягшийся живот, провела пальцами по ногам, покрываясь мурашками, наполняясь сладостным предвкушением. Словно тугой узел промеж ног. И хотелось коснуться, а ещё больше, чтобы это сделал Он. Своими грубыми пальцами, запятнанными кровью стольких черномагов… Запрет всегда манил, пробуждал жажду обладания. А стены кричали о покорении. Эвтида была азартна по натуре.       Представила его жесткие проницательные глаза… дыхание, обжигающее лицо… запах граната и мирта.       — Ммм… — рука плавно скользнула промеж ног, и Эва затаила дыхание. Нежно касаясь, прислушиваясь к себе… своему телу, ощущениям. Ярким. Непередаваемым. Словно вспышка. Промежность заныла, требуя большего, низ живота свело спазмом. Эва прижала палец к чувствительному бугорку, принявшись медленно ласкать, то нажимая, то ослабляя касание. Второй рукой она сильнее сминала собственную грудь, повторяя так до тех пор, пока удовольствие не уничтожило целиком прилипчивую скованность. И тогда Эва откинула голову на бортик купальни и застонала в голос, растворяясь в бешеном вихре неизведанных доселе чувств. Пали все принципы, предрассудки и запреты, пали неприступные стены разума, осталось только желание. Голову наполнили развратные образы: его руки, его губы, её губы, покрывающие шрамы… ее язык, выводящий изгибы мышц мужского сильного тела. Его ладонь, сомкнувшая кулак в её волосах… его власть… Эва горела, тлела, дергала бедрами навстречу своей руке. А развратные образы всё шли и шли… пока тело не пронзила мощная теплая волна, отдавшаяся пульсацией там… внизу.       Эва обмякла с блаженной улыбкой на губах. Повернула голову вбок, не открывая глаз и только теперь почувствовала на себе чей-то прямой пристальный взгляд.       Он стоял в тени колонны, слишком светлый для обступающего мрака. Прислонившись плечом, наблюдая за ней в одному ему понятном молчании. Эвтида насторожилась, отпрянула с унизительным внезапным визгом, упала в воду, скрывшись по подбородок. От стыда хотелось провалиться на месте. Она бы предпочла, чтобы Амен поймал её с поличным на выполнении заказа, чем на…       — О Незримый! — мысленно простонала Эва, стараясь не смотреть ему в глаза, избежать, спрятаться. Даже подумала выпрыгнуть из купальни и умчаться голышом, шлепая босыми ногами по каменному полу. Но взяла себя в руки, решив, что этим опозорится ещё сильнее, недовольно зыркнула на эпистата, дерзко ухмыльнулась, не изменяя своей манере. Выставила колючки.       — Черномагов ищете по ваннам? Так в моей их точно нет!       Амен на это сделал шаг к ней. Вышел на свет, падающий из окон, даже слился с ним. Эва вздрогнула, едва не поддавшись внезапной панике. Что-то темное и зловещее полыхало в его глазах… он пожирал взглядом её лицо, смотрел глубже в мысли, в душу… был взвинчен. Эва заметила, как напряжены плечи, как бугрятся мускулы на руках, как отчетливо видно синие прожилки вен под бледной кожей. На первый взгляд казалось, что Амен в ярости, но…       — Что ты вообще делаешь здесь? В купальне? — Эва напала первая, не дожидаясь, не собираясь защищаться. Эпистат на это ухмыльнулся. Необычно… игриво, сверкнул глазами, но ответил серьезно:       — Пришел омыться.       Эвтида опешила, разъярилась от наглости словно потревоженная кошка и тут же нашлась с ответом:       — Неужели у верховного эпистата нет собственной купальни, и он вынужден мыться со всеми?       — Купальни для вас расположены дальше по коридору и уровнем ниже. Эта же моя.       Ответил Амен невозмутимо, и Эва прикусила губу, пискнув от стыда. Щеки вновь залило пурпуром, она прикрыла грудь, попятилась. Но вдруг мужчина, до этого держащий одну руку на рукояти своего кинжала, а другую — на поясе — начал обнажаться. Медленно, с каким-то неистовством и предвкушением в каждом движении. Глядя ей в глаза. Настырно, пытаясь поймать ответный взгляд.       А Эва не могла отвернуться, не могла не смотреть на это могучее прекрасное тело, о котором только что грезила в самых постыдных помыслах. Лишь когда Амен предстал перед ней полностью обнаженным, она ойкнула, закрыв лицо руками. У него были длинные стройные ноги с острыми коленями, а мужской орган — розоватый с большой красной головкой — в обрамлении жёстких белых волос, на тон темнее, чем на голове, возбужден и тверд, словно копье.       «Он всё видел…», — Эва пискнула, прикусила язык и снова захотела сбежать, но какая-то неведомая сила всё же заставила её остаться. Она услышала неторопливые шаги… тихий плеск воды на противоположном краю от неё. Ещё один всплеск.       Стоило ей поднять голову и усилием воли в порыве любопытства оторвать ладони от лица, она увидела, что Амен сидит в воде напротив неё и смотрит исподлобья. Откровенно, но не одержимо. Эва медленно выдохнула, понимая, в какую сложную ситуацию попала.       — Если ты думаешь, что я легкодоступна… ты ошибаешься, — прошептала она с затаенной обидой. Эпистат на это только улыбнулся.       — Ты вольна уйти. Но… — его взор скользнул ниже, за кромку мутноватой воды и в нём скользнули сомнения. Он немного нервно облизнул губы и продолжил всё тем же ровным тоном.       — Я подумал, ты здесь специально. Эва вспыхнула, всплеснула руками, вскочила, забыв о своей наготе. Оказалась пред ним.       — Специально? Вот, как обо мне думаешь? Что хочу залезть в постель к влиятельному мужчине? И ради чего по твоему разумению?       Амен потупился, посмотрел в сторону наискось, смутился, что отразилось на бледных щеках и поджатых губах.       — Не хотел обидеть. Пришел, увидел тебя… то как ты… ублажаешь себя. Решил, что для меня. Что ждешь.       Эва снова вспыхнула, зарделась, но от его слов… от вины в голосе, от откровенности и неловкости этого на вид непробиваемого мужчины, она вновь ощутила волнующее тепло, резко павшее в низ живота. Задрожала, прикрыла груди рукой. Отпустила. Стремительно и воинственно шагнула к нему, будто собираясь ударить. Остановилась. Слишком близко. Непозволительно.       Амен сидел перед ней, открыто любуясь снизу вверх. Взгляд с удовольствием скользил по её фигуре, будто обжигал. Эва не могла сдвинуться с места. Соски напряглись, выдавая её, смуглая кожа стала напоминать гусиную. Амен протянул руку, но она отскочила и едва не упала. Он замер.       — Не бойся меня. Вреда не причиню.       — Не боюсь, — прошептала она, встав в прежнее положение, даже ближе. Храбрилась, боялась, но жаждала… вопреки всему. Поджала губы, подошла ещё ближе. Замерла, когда большая широкая ладонь эпистата тронула её колено. Зажмурилась, прикусила щеку, но не отпрянула.       Амен внимательно следил за реакцией Эвы. И, убедившись, что она не собирается бежать, плавно переместил пальцы на внутреннюю сторону бедра, чуть выше колена. Снова остановился, нежно поглаживая. Кожа у неё мягкая, гладкая и пахнет солнцем и песком. Амену хотелось попробовать на вкус, прижаться губами. Мысли наполняли его опасным дурманом. Своенравная и бойкая девчонка, о которой так много думал, сейчас дрожала под его взглядом. Он осторожно сдавил кожу, оставляя розовые следы пальцев, и подвинул ногу Эвы в сторону, вынуждая её немного их расставить. Она охнула, щиколотки обдало холодом.       "Не сопротивляется", — подумал Амен, — "и не из-за страха".       Его согрел этот довод. Испугайся она, он бы не стал принуждать. Отпустил и никогда не напомнил о стыде. Но Эвтида осталась с ним. И то послужило согласием. Он медленно скользнул рукой выше, к самой промежности, но снова неторопливо спустился по бедру к колену. Гладя, дразня, распаляя.       — Так ласкала себя? Так нравится?       Эва в ответ захныкала сквозь зубы, открыла глаза, посмотрела почти затравленно, но от желания, а не страха. Не ответила, упрямо промолчала. Гордая. Амен ухмыльнулся, вновь проведя пальцами вверх и прижав большой к самому её центру — маленькой пульсирующей точке меж нежных влажных складок плоти. Эва поймала ртом воздух, сдерживая стон. А он мучительно стал гладить её медленными круговыми движениями.       — О ком думала, когда касалась здесь?       В глазах Амена плясали искорки. Эва ответила резко, дерзко, но дрожащим хриплым голосом.       — Хотел бы, чтобы о тебе?       Он помедлил, подумал немного. Опустил глаза сперва на небольшую упругую грудь, трепещущий живот… аккуратный треугольник темных волос. Отнял палец, поднес ко рту, облизнул. Затем тронул вновь, принявшись размазывать слюну и влагу по промежности Эвы. Она вздохнула, дёрнула бедрами навстречу, откинула голову. Волшебно. Свои прикосновения не приносили столь острого удовольствия, как пальцы эпистата. Она уже не могла не стонать, и Амен снова ухмыльнулся, отвечая на её вопрос.       — Хотел бы, чтобы обо мне. Думала?       — Ммм… — Эва только неопределённо качнула головой, и он усилил напор пальцев, погружаясь ими в нежные складки. Эвтида вскрикнула, закатила глаза от новых невероятных ощущений. Палец эпистата скользнул в нее. Не целиком, лишь по основание ногтя, вышел и вновь вторгся, но уже глубже. Тело отвечало, вспыхивало, изливалось влагой. Амен удовлетворенно улыбнулся.       — Думала? Скажи! — требование, почти приказ. Эва промолчала, но эпистат, не дождавшись, убрал руку, оставив ей тупую боль напряжения внизу. Эва протестующе и почти умоляюще закивала.       — Да.       Взгляды встретились. Алчные, жадные. Её упрямый и гордый и его — любопытный и испытующий.       Не разрывая зрительного поединка, Амен чуть приподнял ногу Эвы, плавно согнул в колене и поставил ступней на бортик ванны рядом со своим плечом. Эвтида смутилась, так она была вся открыта для него. Эпистат видел её целиком… так, как никто до него. В его глазах горело наслаждение, он любовался. Воздух был тяжелым и влажным. Капельки пара оседали на пылающей коже Эвы, но она не шевелилась в болезненном предвкушении.       — Покажи, как хочется, — попросил Амен, и она удивилась, — направь меня. Возбуждение туманило разум. Эва обхватила длинные мужские пальцы своими дрожащими, прижала их к себе, но Амен сам перехватил инициативу. Придвинувшись к ней так, что его голова теперь находилось на уровне её… Эва не успела ничего понять, как он коснулся языком прямо…       — Ох, — она чуть не упала от внезапного удовольствия, но Амен удержал за бедра, продолжая свою сладкую пытку. Он делал ртом то, что до этого пальцами. Нежно, чувственно, неторопливо. Руки легли на её ягодицы, стиснули их. Пальцы снова погладили внутреннюю поверхность бедра, а потом… Амен скользнул в неё. Резко. Вспышка перед глазами. Эва поморщилась, но и он замер, вытащил осторожно, размазал соки вокруг входа, проскользнул снова — уже нежнее, не прекращая доставлять удовольствие языком.       Он вылизывал её, впивался губами, вбирал в себя, посасывал. Эва металась, хныкала, давилась стонами, вцепилась в его белые жесткие волосы рукой. Но Амен не отпускал, упиваясь её вкусом, запахом, желанием. Медленно двигал в ней пальцем, осознавая, насколько узкая. До него нетронутая. Не хотел причинять боль и не причинит. Никого до неё не целовал… так. Сам не знал, что нашло. Но не мог теперь остановиться. Уж очень распалила, заставила желать ее. Опьянила. И не удрала. Ему хотелось верить, что и осталась искренне.       Хотела, истекала от движений, дрожала. Он убрал палец, надавил на складки, раздвинув их, словно трепетный бутон розы, уперся кончиком языка, проворно вошел внутрь, чтобы повторить это движение несколько раз, дотянуться до горячих скользких стенок её лона, вкусить её… Эва закричала, и в голосе чувствовалось блаженство. По её телу пронеслась волна дрожи, Амен почувствовал, как она обмякает, теряет контроль, оседает ему в руки, тяжело и глубоко дыша.       Эва погрузилась в воду, что теперь холодила тело, она цеплялась за плечи Амена, чувствовала его крепкие бедра под своими, оседлала их… уткнулась лицом в плечо, сгорая от пережитого и следующего за этим стыда. Эпистат успокаивающе гладил её по спине, расчесывая слипшиеся мокрые волосы, а Эва чувствовала под собой… Силу его желания. Он упирался ей в живот, подрагивал от напряжения, от каждого прикосновения к ней.       Амен хотел её. Так сильно, что она изумилась. Отстранилась, настороженно посмотрев ему в лицо: спокойное, расслабленное, даже умиротворенное. Эпистат вопросительно поднял бровь, все ещё сжимая её в объятиях, провел пальцем по нижней губе, с упоением разглядывая её лицо. Они посмотрели друг другу в глаза, а потом она сама потянулась за поцелуем. Соприкосновение губ, снова жар. Порыв. Эва резко отстранилась, потупилась, нервно надавливая пальцами на плечи Амена, ощущая, как перекатываются под кожей сильные мышцы.       — Я… не была с мужчиной, — стыдливо призналась она, боясь разочаровать, боясь, что посмеётся и прогонит. Но Амен лишь погладил её по щеке тыльной стороной ладони. С нежностью в контрасте с грубыми пальцами.       — Я это понял.       Он поднял её, не дав смущению снова овладеть.       — Оботрись и иди спать. Апоп давно уж властвует над небом, — он бросил так непринужденно, что Эва захлопала глазами, не зная, чувствует ли обиду или облегчение. Она прикрыла груди руками, гордо подняв подбородок.       — Ты не… возьмешь меня? Не нравлюсь? — голос дрогнул, и она порывисто прикусила губу, яростно отведя взгляд. Амен ухмыльнулся.       — Не нравилась бы, прогнал тут же. Чувствую, как боишься. Дрожишь. Не готова. Так не хочу.       — Но я могла бы… доставить тебе удовольствие.       Он невольно сглотнул. Охваченный властью возбуждения, закованный в цепи разума. Никто не стремился сделать ему приятно.       Его первой и единственной женщиной была Рут — властная и жестокая сестра главного жреца храма Амона-Ра. Ей нравилось забавляться с особенным мальчиком, использовать его как игрушку, трофей. Но она же и обучила Амена искусству любви, хоть и никогда не заботилась о его чувствах. Топтала их, часто называла его белой падалью, выродком. А Амен был словно зависим от её внимания, от её похвалы, от её редких повелительных касаний. Рут во многом помогла ему продвинуться в карьере, подтолкнула. Заняв, благодаря упорству, пост верховного эпистата, он почти не видел её, но безумно тосковал. Хворь забрала её одной из первых, и эта рана на сердце Амена, как ему казалось, не заживет никогда.       Он думал, что больше не сумеет увлечься ни одной женщиной, пока в темном переулке не поймал Эвтиду.       Стояла перед ним, полная смелости и желания. Улыбнулась открыто, встала на колени в ванной, потянулась руками прежде, чем он успел отреагировать и запретить. Коснулась его всё ещё напряженной плоти своими небольшими горячими ладонями. Амен выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, склонив голову. Если захочет перерезать горло, он открыт и уязвим. Мысль, заставляющая кровь кипеть. Член дернулся в пальцах Эвы, которая гладила его, сжимала и ослабляла хватку. Неуверенно, несмело, но с таким волнующим рвением.       Амен снова притянул её к себе, впиваясь в губы. Яростно, исступлённо, с долей благодарности. Она лишала его рассудка своими руками, своей близостью, своим дерзким нравом и отсутствием раболепия перед ним. Он отдавался ей, приподнимал бедра навстречу, опустил ладонь поверх её, направляя, указывая верный ритм. Эва быстро приноровилась, покрывая мимолетными поцелуями его шею и острые ключицы. Обводила юрким проворным языком шрамы, играясь, показывая превосходство. Ей льстило то, какой он с ней. Беззащитный, настоящий… Восхитительный контраст с властью и жесткостью. Он восхищал Эву, будил в ней животные инстинкты. В какой-то момент она почувствовала его особенное напряжение, услышала тихий порывистый вздох, и что-то горячее выплеснулось ей на руку, растекаясь в воде. Амен подрагивал, тяжело дыша с закрытыми глазами, обнимал её, и это странное чувство тепла сближало их так, как ни с кем иным во всём мире.       Утром, когда Ра снова одолеет коварного Апопа, всё будет как прежде. Эва вновь станет опасаться Амена, скрывать свою суть, тайком бегать по ночам на вылазки, боясь попасться. Она не тешила себя иллюзиями по поводу того, что произойдёт, если он поймает её с поличным.       Амен же будет всё больше мрачнеть и погружаться в тяжелые раздумья, во власть сомнений и задаваться вопросами, что станет делать, если его догадки подтвердятся.