Красной нитью

Хёнджин думает, что его проблема в привязанности. Что таким символическим жестом он всё решит. Минхо знает, что проблема Хёнджина в недосказанности. И что таким символическим жестом он ничего не решит. Обманет себя на какое-то время, но в конце-концов чувства возьмут реванш, и всё начнётся по новой. Он злится на младшего за это, но ничего не может сделать, потому что прекрасно знает, что тот его не послушает. А потому решает просто отвлечь Хёнджина от Феликса, а себя заодно от Хана. Поэтому Минхо начинает жёстко шутить. Хёнджина это немножко бесит, поэтому он начинает подкалывать в ответ. Передразнивает, тыкает под рёбра, гладит Хани по плечу или покупает последнюю любимую лапшу Минхо, хотя сам предпочитает другую, — ту самую, которой заполнен весь стеллаж. И всем своим видом показывает наслаждение от пищи. Минхо начинает беситься. В конце концов, злости становится настолько много, что от убийственных взглядов Минхо переходит к убийственным действиям: начинает щекотать. Хенджин улыбается, вырывается и кричит. — Стой! Хватит! Насилуют! — тогда Минхо останавливается. — Вспомнил, что ты хён и маленьких обижать нехорошо? — Хёнджин пытается отдышаться и самодовольно улыбается. Минхо молчит и ждёт извинений. Хёнджин даже не думает их приносить. Тогда Ли Ноу вздохнул и вышел в ванную комнату. Взял салфетки, вернулся. Дал Хёнджину три миллисекунды на подумать, но тот уже отдышался и готов к новому раунду. — Ты слишком громкий, — Минхо наклоняется слишком близко и запихивает салфетки в рот младшего, параллельно щекоча. Хёнджин отплевывается, кричит и смеётся. Ему определённо понравилась такая маленькая форма насилия, а Минхо определённо выпустил комок чёрной злости. Минуты две шутливой возни, и оба смеются. Полегчало. Кормление салфетками вошло в привычку. Минхо чуть-чуть насильничает, Хёнджин совсем не чуть-чуть достаёт. Иногда он переходит черту. Минхо — никогда. Хёнджин очень хочет защищать Феликса, но чувствует себя недостойным. Презренным, жалким. Эти чувства выталкиваются в слова: «Ты жалок. Ты недостоин. Не смей прикасаться к нему». Когда Минхо смотрит на него этим пронизывающим взглядом, когда запихивает ему салфетки в рот, голос затыкается, и Хёнджин выдыхает. Поэтому он стремится задеть Минхо, пытается вывести его из себя. Иногда перегибает. Ребята собрались, чтобы расслабиться. Минхо выпивает пару рюмок соджу, Хёнджин не отстает. Вот только Минхо закусывает, а Хёнджин решил пить на пустой желудок. Феликс это замечает, волнуется и очень осторожно уговаривает Хенджина поесть, на что второй лениво отмахивается и говорит, что он большой мальчик и в состоянии самостоятельно позаботиться о себе. Феликс обижается и переключается на Криса, тот не пьет, но всё равно позволяет Феликсу накормить себя. Когда Феликсу больно, это видят все: взгляд темнеет, уголки губ опускаются, брови сдвигаются к переносице, а на руке становятся видны вены. Если Хёнджин продолжит в том же духе, он потеряет своего ангела. Минхо встаёт и манит к себе Хёнджина. Его откровенно достало то, что Хёнджин обижает Феликса и никак не может с ним нормально поговорить. С этой недосказанностью надо срочно что-то делать. С этими губами и взглядами надо что-то делать. Хёнджин пожимает плечами и встаёт. Минхо ведёт его в туалет и резко вжимает Хёнджина в стену. — Может, возьмешь свои слова назад? Хёнджин смотрит в глаза Минхо, и этот взгляд пробивает младшего насквозь. Он расслабляется, ждет, пока Минхо склонится над ним, чтобы повторить свой вопрос, но вместо ответа целует. Отчаянно, проталкивая свой язык в рот Минхо. Минхо зол, пьян и агрессивно кусает Хёнджина в ответ. Слишком сильно вжимает в стену. Из груди Хёнджина вырывается хриплый стон. Минхо заводится. Это уже не шутки. — Давай сделаем это? — Хёнджин задыхается и опускает руки на ремень хёна, быстро расстегивая его, пока никто не передумал. — Прямо здесь? — они слишком близко, Минхо чувствует: Хёнджин возбужден так же сильно, как и он сам. — Прямо сейчас, — Хёнджин кивает и наконец справляется с ремнём старшего, забирается рукой в его трусы, обхватывая ладонью ствол. Губами припадает к шее старшего, понижает голос и выдыхает, касаясь языком мочки старшего, — пожалуйста, хён. Минхо не железный. Этот маленький дьявол знает, что творит. Он зажимает горло Хенджина предплечьем, заставляя того откинуть голову назад и встретиться затылком со стеной. — Пожалуйста что? Хёнджин тяжело дышит, взгляд затуманен, а его руки всё ещё надрачивают Минхо. Хёнджин вообще не пытается вырваться. Также томно, с придыханием, отдавая последний кислород, шепчет: — Трахни меня, хён. Минхо срывается. Он ослабляет хватку и касается пальцами щеки младшего. Хёнджин поворачивает голову к ним и обхватывает губами. Рукой не перестаёт касаться члена старшего, пытается прижаться к нему, а не к холодной и шершавой стене. Прикосновения языка к пальцам возбуждает. Минхо думает, что Хёнджин явно знает, что делает: его язык скользит по подушечкам, костяшкам, его рот приоткрыт и оттуда вырываются стоны. Это слишком. — Вставляй, — Хенджин быстро избавляется от ремня и спускает джинсы, пытаясь при этом вжаться в Минхо. Тому неудобно, и потому он снова вжимает Джинни в стену, давая последний шанс передумать: — Ты уверен? — Да, давай уже. Пальцы касаются интимных мест. Хёнджин знает, что будет больно, но он хочет этой боли, он заслужил. Он обидел Феликса. Он опирается о стенку, берёт Минхо за руку и помогает ему сориентироваться. Минхо проникает пальцами внутрь Хёнджина. Ему жарко, стыдно, но хорошо. Хёнджин кусает губы, пока Минхо растягивает его. Минхо наклоняется к шее Хенджина, жарко целует, кусает. Второй рукой обхватывает за поясницу. Хёнджин поддатливо выгибается в его руках. Минхо возбуждает это подчинение. Он вытаскивает пальцы и смотрит на младшего. Хёнджин видит в глазах Минхо желание, граничащее с отчаянием. Он трётся членом о живот старшего, раздвигает ноги и приподнимается. Минхо больше не может терпеть. Резко. Больно. Заслуженно. Хёнджин жмурится и до крови закусывает губу. Держится за спину Минхо и не позволяет ему отстраниться. Тяжело дышит в шею старшего, рвано осмеливаясь укусить и молится, чтобы тот ничего не порвал. Он вжимается в Минхо так, что уже не чувствует ни пола под ногами, ни стены за спиной. Минхо позволяет Хенджину привыкнуть, он аккуратен настолько, насколько может. Минхо попадает в какую-то странную точку, и Хёнджин выгибается. Первый, второй, третий. Невероятно. На четвертый — переутомление, и такого фейерверка — даже на контрасте с болью, — больше не чувствуется. Минхо понимает это по утихшим стонам и отстраняется. Хёнджин дрожит и в слезах. Минхо не удовлетворён, а нарастающее чувство вины заставляет выплюнуть: — Просто прекрасно. — В фанфиках всё по-другому, — Хёнджин хнычет и тычется носом в грудь старшего. — Первый раз? Минхо помогает Хёнджину одеться, умывает и приводит в порядок. — Надеюсь, что не последний, — Хёнджин улыбнулся. Минхо прищуренно посмотрел на него. — Ой, да брось, ты же не оставишь меня с травмой, — Минхо посмотрел на Хёнджина так, будто не он только что умолял трахнуть себя, — я имею в виду, неудовлетворенным. И себя. Ну тип, надо снять напряжение и всё такое. — И всё такое, — Минхо кивает, смотрит на Хёнджина, пытается понять причины его поведения и придумать максимально безболезненную стратегию для всех. — Давай трахаться? Без чувств. В кровати. И желательно не пьяными. Минхо внимательно смотрит на мельтешащего Хёнджина. Тот не знает, куда деть руки, и они отправляются в свободный полёт. Слабая улыбка на губах, растрёпанные волосы. Минхо вспоминает, как Хёнджин выгибался. Вспоминает его шрамы. Вспоминает чувство контроля. И неожиданно для самого себя соглашается: — А давай. Хёнджин счастлив. Голос в голове, всё это время кричащий о том, какая он мразь, шлюха, предатель, наконец замолкает. Он пресытился болью и наконец заткнулся. Хёнджин благодарно обнимает Минхо за шею. Ему немного стыдно, он знает, что хён — не насильник, не садист и даже не топ. Нужно было выбрать Чана для всего этого, всем было бы проще. Но рядом был Минхо. А не лучший лидер. Хёнджин сильнее обнимает Минхо. Он хочет поблагодарить и извиниться, но откровенно не находит в себе сил на это. Минхо прекрасно видит, что Хёнджин любит саморазрушаться. Но не хочет, чтобы это происходило за его счет, поэтому ставит условие: оргазм должен быть обоюдным. Джинни закатывает глаза и соглашается. Минхо не вспоминает о Феликсе. Как и о Хане. Хёнджин любит жёстко. Каждый раз, когда Минхо пытается уйти в медленный мягкий секс, Хёнджин закатывает глаза и говорит что-то настолько выводящее из равновесия, что Ли Ноу забывает о нежности. Иногда это переходит границы: — Красный кубик, Минхо. И старший срывается. В результате на Хёнджине синяки, а в груди у Минхо — океан боли. Он сворачивается в комочек рядом с Джинни, хотя знает, что тому нужен aftercare, а то он что-нибудь натворит. Секундочку так полежит и обязательно позаботится. А пока надо сдержать слёзы, а то получится мокро и жалко. Хёнджин видит, что перегнул, и обнимает Минхо сзади. Скрещивает свои руки на его талии. Крепко. — Ты не изменяешь ему, Минхо, — уверенно шепчет куда-то в шею. Извиняться он, конечно, не будет. Сжимает Минхо ещё крепче, повторяет. — Хани положил чёрный. Я видел. Ты не изменяешь ему. По лицу Минхо катятся тихие слёзы. Он кладёт свои руки на руки Джинни и сжимает их. Поворачиваться и что-то отвечать, он, конечно же, не будет. Ли Ноу прекрасно видит, что после секса Хёнджину тяжело. Он старается помогать: гладит по волосам, утешает, покупает вкусняшки, заботится. Но всё ещё прекрасно видит, что расцветает Джинни только когда рядом Феликс. Притом не очень важно какой: волшебный, солнечный, хмурый, сонный, сексуальный, раздраженный. В такие моменты Минхо кажется, что их стратегия по побегу от чувств дурацкая. А когда Феликс обнимает Чанни или щупает Чанбина, и Хёнджин прижимается к Минхо, вместо того, чтобы тихо переживать панички, Ли Ноу кажется, что стратегия вполне себе рабочая. Минхо запутался. А Хёнджин просто ждёт прекрасного принца. Всё это, естественно, сказывается на танцах. Без должного прессинга Хёнджин начинает ошибаться. Это подхватывает Йенни. За ним — Сынмин. И вот уже о синхронности не может быть и речи. Взрослый хореограф ими недоволен. Они сами собой недовольны. Хмурятся, но еще не срываются. Так, раздраженно подбадривают друг друга: — Здесь надо вступать на счет два, а не на полтора. — А ты выше поднимай руки. — А тебе желательно приседать чуть пониже. Хореограф устало смотрит на них. Он пытается найти причину. Крис пытается увидеть всех и сразу, Минхо смотрит на Хёнджина, Чанбин на Криса, Феликс на себя, Йенни на дэнсрачу, Сынмин на Йенни, Хан, украдкой, на Минхо. Ещё один прогон. Хёнджин поворачивается не в ту сторону, Минхо хмурится, но ничего не говорит, зато остальные готовы взорваться. Тогда взрослый решает помочь: — Встаньте, дети, встаньте в круг, — на манер детской песенки. Дети послушно встают. — Хёнджин, выйди в центр. Хёнджин нервно моргает, но послушно делает шаг вперед. — Сейчас будет упражнение на доверие, но наоборот. Хёнджин будет болванчиком, вы будете его толкать, и кто последний поймает, тот остаётся в зале, пока мы с этим счастливчиком не отработаем хореографию идеально. Взрослый думает, что сейчас либо все агрессивно сплотятся против него и наконец вспомнят, что они команда, либо его тон достаточно повелительный, чтобы дети немного поиграли, а затем поймали Хёнджина разом. Все вместе. А пока выпустили пар. Он дал им полсекунды на возражения. И с силой толкнул Хёнджина. Тот упал в сторону Йенни, и макне, скорее рефлекторно, чем обдуманно, оттолкнул его от себя. Тоже сильно. Хёнджин падает на Сынмина, и тот тоже его отталкивает. Ему надо успеть на занятие по вокалу. Хёнджин набирает скорость, и уже не может самостоятельно остановиться, даже если захочет. Как мячик снова отскакивает от Чонина к Чанбину, от него к Хану, от него — снова к Йенни, Сынмину. Кажется, Феликс кричит, просит остановиться. Или Крис, или Минхо. Хёнджину всё равно. Он уже принял, что столкнется с полом и просто ждёт, когда это всё закончится. Ему ещё танец отрабатывать. — Я ловлю, — низкий голос, крепкие объятия, и пустота заполняется облачками сахарной ваты. Хёнджин открывает глаза. — Всё хорошо, я поймал, — Феликс сжимает Хёнджина в объятиях, так сильно, что Хёнджину больно дышать, — я поймал. Кажется, их солнышко хочет накричать на тренера, предложившего такое идиотское задание. Но вместо этого он зарывается носом в волосы Хенджина, необдуманно целует макушку и очень крепко обнимает. Хёнджину все еще тяжело дышать. — Всё хорошо. Я рядом. Хёнджина отрезвляют эти слова. Он не может себе позволить Феликса рядом. Не заслужил. Аккуратно, пытаясь не обидеть, высвобождается от объятий. Голова ещё кружится, и Джинни слегка пошатывает. — Видимо, цыплёнок остаётся танцевать, — он честно пытается не обидеть. — Ага, танец маленьких цыплят, — хореограф явно недоволен ими. — Все свободны. Крис, — он не договаривает. — А впрочем, ничего. Отдохните хорошенько. Феликсу до ужаса обидно. Это видно всем по его лицу. Он ждёт от Джинни хотя бы «спасибо», но не получает даже взгляда в свою сторону. Феликс безумно скучает по принимающему защиту Хёнджину. Видимо, он действительно больше ему не нужен. Это не страшно, Ликси будет любить всегда. Не страшно. Просто больно. Он закусывает губу и болезненно смотрит на Криса. Но он тоже раздражён и знает, что если полезет в таком состоянии со сплочающими речами, то сделает только хуже. Решает подождать до завтра и посоветоваться вечером с Минхо. Кажется, он что-то знает. А пока — переодеваться и домой. К общежитиям доехали мирно. Хани обнимался с Феликсом всю дорогу, по пути выясняя, чем именно Наруто круче Танджиро. Йенни извинялся перед Хёнджином, Сынмин и Чанбин ворчали, что для принца Хёнджин ведёт себя как принцесса и шуток совсем не понимает. Хёнджин, кажется, даже и не думал обижаться, хотя обеспокоенные взгляды на Феликса искоса кидает. Он так и не научился их скрывать. В общем, все подуспокоились. Минхо, правда, хмурый. Крис ставит себе заметку: поговорить. Дать немного времени и обязательно поговорить. В общаге Хёнджин залетает в комнату Минхо и приземляется сразу на его колени. Лезет целоваться, но Минхо мягко отталкивает: — Давай поговорим. — О чем? — руки Хёнджина под рубашкой Минхо, ему не терпится. Минхо берёт его ладони в свои и останавливает. — Нам надо прекратить. Это сказывается на группе. Больно и Феликсу, и Хани, и тебе, и мне. — Тебе? Ты же не способен на чувства, хён, — Хёнджин наклонился губами к уху Минхо и прошептал. Минхо напрягся и снова оттолкнул. Легонько, аккуратно, показывая, что он больше не хочет. — Иначе как можно было согласиться просто трахаться? Без чувств? — Минхо не очень понимает логику Хёнджина, но видит, что тот хочет поссориться. Возможно, ему так будет легче «расстаться», и Ли Ноу решает подыграть. — Я просто пожалел тебя. Хватит. Хёнджин вскакивает с колен Минхо и делает два шага назад. Минхо встает, чтобы младший не смотрел на него сверху вниз. — Меня? А себя пожалеть не хочешь? Всегда второй. Второй хён, второй ведущий, куча наших вторых мест случилось только из-за тебя, хён, потому что ты недостаточно хорош. Никто не воспринимает тебя как хореографа, а талант? Право же, иногда мне кажется, что Чанбин танцует лучше тебя, а он даже не в дэнсраче. И stay это тоже видят, будь уверен! — Хёнджин распаляется и переходит на крик. Сейчас хён разозлится, заткнет его, а потом будет желанный жёсткий секс. После он даже извинится. Потому что танцы трогать нельзя, — то что ты был в BTS на подтанцовках не делает тебя великим танцором! Потому что для того, чтобы быть великим танцором нужно вкладывать душу, эмоции. А ты безэмоциональный чурбан, совершенно не способный на чувства! И не тебе говорить, что кому-то больно, как ты можешь это увидеть, если сам ничего не чувствуешь? По задумке Хенджина сейчас его должны были насиловать. Или хотя бы ударить. Но нет. Минхо стоит, его лицо ничего не выражает. Тогда Хёнджин резко успокаивается и уже тихо заканчивает: — Ты мёртв, Ли Ноу. Изнутри. Поэтому нашему живому Хани ты не подходишь. Так же, как и я — Феликсу. По той же причине. Мы им не нужны. И им без нас вовсе не больно. Просто время напряженное, вот и ссоримся. Бывает.Пройдеёт. Хёнджин ещё раз окидывает взглядом Минхо. Тому кажется, что презрительным. Отворачивается и уходит, закрывая за собой дверь. Минхо сгибается пополам.Хёнджин абсолютно точно не прав. Разве мёртвым может быть так больно? Чувств настолько много, что Минхо не понимает, как начать дышать. Он просто сидит, открыв рот и бессмысленно пялится в пол. Прокручивает в голове слова одного из самих близких ему людей. С силой ударяет себя по рёбрам, но вместо кислорода лёгкие заполняет крик. Минхо не может допустить, чтобы он вырвался наружу и закрывает себе рот рукой. С силой кусает запястье, боль всегда помогает. Дыхание возвращается вместе со слезами. Минхо не сдерживается, наоборот, пытается плакать громко, как учила мама. Не держать в себе. Но издавать звуки не получается. В конце концов, Минхо сдаётся и прячет лицо в ладошках. Посидит так чуть-чуть, пока не станет легче и пойдёт спатеньки. А утром обязательно станет лучше. Конечно, Хёнджин не извинится, но Хани опять все проспит, поблагодарит за приготовленный кофе и завтрак, Минхо снова почувствует себя нужным и всё наладится. Обязательно. Минхо тихо всхлипывает. Чувствует чужое прикосновение к плечу и позволяет прижать себя к груди. Руки несмело поглаживают его по спине, пока Минхо пытается нормально заплакать. Не получается. Тогда Минхо останавливается, но не вырывается: — Извини. — Не извиняйся, — голос Криса мягкий, успокаивающий. Надо срочно придумать адекватную причину для слёз, а то он не отпустит просто так. Мысль о возможном будущем, в котором Минхо не успевает приготовить для Хани завтрак приводит в такой первобытный ужас, что слёзы мигом начинают литься сильнее, а из груди начинают вырываться всхлипы. Крис воспринимает это как сигнал к действию и крепче обнимает. — You will be safe and sound, — любимая колыбельная всех защитников в исполнении от лучшего лидера. Минхо послушно слушает и даже успокаивается, больше от равномерных покачиваний, сердцебиения и темпа дыхания, чем от набора бессмысленных звуков (зачем напрягаться и воспринимать английский на слух, если можно послушать метроном Криса). — Спасибо, — Минхо вежливый. И всё ещё не придумал причину слёз. — Что бы тебя ни расстроило, мы можем это решить, — нежно, по-отцовски. Неожиданно для самого себя Минхо решает довериться. Слишком устал, чтобы закрываться. — Как думаешь, — Минхо медлит, пытается сформулировать мысль. Что его больше всего задело в спиче Хенджина? — Как думаешь, я подходящий партнер для Хани? — Минхо закусил губу, потому что хотел спросить не это. Что-нибудь про талант/душу/самоотверженность/эмоции, но точно не это. Крис мягко засмеялся. Осторожно повернул голову Минхо к себе, заглянув ему в глаза: — Не ты ли говорил мне, что чувства — это не страшно? — Я не боюсь чувств, — Минхо не понимает при чём тут это. Он боится не чувств, а быть недостаточно хорошим/нежным/заботливым/надёжным. Он боится подвести, а не любить. Для Криса, видимо, разницы особо нет. — Ты идеально ему подходишь. И всегда подходил, — Крис говорит искренне. Минхо благодарно кивает. — Не вижу в роли его мужа никого, кроме тебя, — Крис засмеялся, Минхо, наконец, тоже. Минут через семь нежных разговорах о Квокке и том, как именно Либит закрывает его потребности, Крис аккуратно начинает: — Вообще, я пришел поговорить о… — Я понял. Все наладится с танцами, пожалуйста, не переживай об этом. Минхо всё ещё утыкается Чанни в грудь и наслаждается размеренным биением сердца. — Хорошо, не буду. А о чём тогда переживать? Минхо засмеялся и начал щекотать Криса. — Наш лучший лидер, Бан Кристофер Чан, переживай лучше о своих продюссерских заботах. Психологию оставь мне. — Если что, я всегда готов тебя выслушать, — Крис серьёзен. Даже взял руки Минхо в свои. — Как и я тебя, — Минхо тоже серьёзен. — Если что-нибудь понадобится. Кому угодно. Отдых, сладкое, продвижение. Скажи мне, — это больше похоже на приказ, чем на просьбу, но Минхо плевать. Он согласно кивает. — Обещаю. Хёнджин зашёл в комнату Феликса. Его трясет. Феликс обижен и не обращает внимания на вошедшего: продолжает играть в «Овервотч» и делает вид, что не услышал, как к нему зашли. Хёнджин садится на пол перед Феликсом, кладёт голову ему на колени и начинает плакать. Феликс резко сбрасывает наушники, опускает руки на голову старшего и аккуратно перебирает его волосы, гладит. — Тш-ш, ты чего? Что случилось? — Феликсу кажется, что это не тот случай, когда надо тихо помолчать о том, о чём не говорят. — Я очень сильно обидел Минхо. И тебя, — Хёнджин захлёбывается в слезах, — мне так жаль. Феликс спускается к нему и заключает Хёнджина в объятия. Гладит по волосам, по спине, утыкает себе в плечо. — Всё хорошо, Джинни, всё хорошо. Расскажи, что происходит. И Хёнджин решается. — Иногда голос в моей голове говорит, что я урод. Что я всех подвожу. Что мне не место в группе. Он глушится только болью. Мне так жаль. — Хёнджин вжимается в Ликси, прячет руки где-то в районе живота и не смеет поднять глаза. — Why are there so many songs about rainbows, — Феликс поёт колыбельную, мягко покачиваясь, легко, но крепко поглаживая по спине, в паузах, целуя Хёнджина в макушку. — Легче? — Хёнджину нихрена не легче, но он согласно кивает. Всё, лишь бы Феликс чувствовал как Джинни в нём нуждается. Но голоса, правда, не слышно. Тяжесть осталась, но то, что выливало ее наружу — исчезло. Стёрлось под натиском любимого голоса. Феликс прижимает Хённи к себе. Мягко касается подбородка, заглядывает в глаза. — Ты его слышишь сейчас? — Нет, — Хёнджин правда не слышит. — Приходи, я всегда буду защищать тебя. — Ангел, — Хенджин слабо улыбнулся. Феликс хочет поговорить о чувствах, но Хёнджин выглядит таким беззащитным и настолько неготовым к этому разговору, что Феликс решает оставить чувства прошлому. Или будущему. В настоящем он просто должен защищать. Минхо находит в себе силы поговорить с Хёнджином только через неделю. Он не хочет, но понимает, что надо. Подсаживается к нему на перерыве. — Как ты? — Нормально. — Не убивай себя, Джинни. — И ты — себя. Минхо принимает это за своеобразные извинения. Он уверен, что Хёнджину не нормально, поэтому легко целует его в висок и громко просит Феликса остаться после тренировки и повторить с Хёнджином связку. Феликс солнечно улыбается. Минхо тихо кивает младшим: — Не убивай напрасно.