vendetta

      — Дочь, я прошу тебя, не открывай дверь никому, кроме меня, ты слышишь? — обхватив лицо семнадцатилетней девушки, судорожно произносит мужчина лет сорока.       Он в строгом чёрном костюме, но галстук повязан набекрень, будто от него пытались избавиться или по крайней мере лишить себя удушающей паники.       — Куда ты опять ввязался, пап?..       — Лиса, милая, это неважно, просто обещай, что будешь делать всё так, как я скажу.       — Нет, это важно, — вырывается девушка, смотря в обеспокоенные глаза. — Матери ты тогда сказал то же самое, и что с ней сейчас? Ты каждое воскресенье носишь ей на могилу её любимые белые лилии. Я должна знать, чего мне стоит опасаться.       — Да, прости, ты права, — шумно выдыхает отец, потирая переносицу.       Этот мужчина, Чет Манобан, пятнадцать лет назад, когда его дочери исполнилось два года, вместе с женой переехал в Италию. Красивая архитектура, мелодичный язык, работа в престижной компании — всё, казалось, является началом новой жизни, но тёмное прошлое умело перечёркивало все попытки начать с чистого листа. Будучи когда-то давно главой преступной группировки, Чет совершил уйму непоправимых ошибок, и последствия одной из них настигли его лишь спустя несколько лет. Он пытался забыть тот страшный день, переехав в другую страну, но семена его безрассудных действий стали давать плоды.       Как-то раз его жене понадобилось вернуться в Таиланд, и мужчина до последнего её отговаривал, боясь того, что может с ней случиться. Однако она уверяла, что это всего на один день, иначе никак. И этот день стал её последним. Чет пытался дозвониться до жены, когда та уже должна была прибыть обратно в аэропорт Рима, но трубку никто не брал. Только спустя бессчётное количество попыток связаться с ней, ему поступил вызов. «Сэр, это центральная больница Бангкока, нам очень жаль, но ваша жена была найдена мёртвой в своём доме нашими сотрудниками». Он помнит эти слова до сих пор, каждое воскресенье прокручивая их в голове, когда приходит на могилу покойной. Чет приносит ей белые лилии, которые та так любила при жизни, и, присев на корточки, начинает плакать, прося прощение за то, что натворил.       Но есть ли смысл извиняться перед мёртвым, если тому уже глубоко плевать? Усопшее и разлагающееся тело с бледным оттенком кожи, напоминающим первый снег, уже мало восприимчиво к каким-либо словам и даже действиям. Но мужчина и по сей день продолжает винить себя за то, что не отговорил лететь; за то, что не остановил. Хотя извиняться следовало бы совсем за другое. За ту ошибку, которую совершил в далёком прошлом.       Сейчас же он пытается уберечь дочь, ибо не желает, чтобы она повторила судьбу матери. Девушку каждый день на пути в школу сопровождает охрана, и без ведома отца она не может выйти из дома. Тотальный контроль её сковывает, ограничивает и давит. Лалиса прилежно учится, учителя всегда ей довольны, а её подруга, зная, в какой ситуации находится Лиса, относится с терпением и пониманием. Однако сама Манобан не сознаёт, почему подвергается такой опеке, и каждый раз она пытается выведать у отца хоть что-то, но тот наотрез отказывается говорить на подобную тему. Сейчас же, когда жизнь дочери под угрозой, он вынужден и обязан всё объяснить.       — Пятнадцать лет назад мы с твоей мамой переехали в Италию, — начинает Чет, присаживаясь на край дивана. — Это было желанием начать новую жизнь и уйти от ошибок прошлого. Но такие ошибки, одну из которых совершил я, не остаются безнаказанными. Тебе было семь, когда мамы не стало, и я соврал, сказав, что она умерла от сердечного приступа. Её застрелили, Лиса.       У Лалисы в момент подкашиваются ноги, и она невольно оседает на кресло, пока глаза медленно застилает пелена подступающих слёз.       — Когда тебе исполнилось пятнадцать, я сказал, что в прошлом совершил много плохого, и наврал, что у мамы было слабое сердце, а потому оно просто не выдержало, когда в нашем доме в Таиланде к ней заявились бандиты. Это выглядело правдоподобно, да?.. — усмехается Чет. — Но у неё не было проблем с сердцем, и умерла она не от приступа, а от пули в голову. Лиса, я врал тебе эти годы для твоего же блага, но сам не находил себе места. Я думал, что смерть твоей матери станет единственной расплатой за все мои грехи, но сейчас до меня дошли сведения, что готовят покушение и на тебя…       Сердце у Лалисы пропускает удар от услышанного, и медленно подступает паника.       — Послушай, милая… Лиса?       Отец подрывается с места, подходя к напуганной дочери. Паническая атака охватывает всё тело, и совладать с ней Лиса не способна.       — Тише, милая, тише, — пытается успокоить мужчина. — Подожди, я принесу воды.       Он через минуту подносит к бледным губам девушки стакан, и та с дрожью делает несколько глотков. Её по-прежнему трясёт, дыхание спирает, а руки неприятно покалывает. Ощущение, что кислорода в помещении совсем нет, и Манобан пытается жадно глотать воздух, но никак не может насытить лёгкие.       — Прости меня, прости, — сквозь выступающие слёзы жалобно молит Чет, стоя на коленях.       Бешеное сердцебиение сопровождается пульсацией в голове, но Лиса отчаянно пытается прийти в норму. Лишь спустя десять минут симптомы проходят, но дрожь в руках остаётся.       — Какого чёрта, пап… — хрипло выдаёт Лалиса.       — Я сделаю всё, чтобы с тобой ничего не случилось, слышишь?       — Маме ты так же говорил? — с безнадёгой в глазах смотрит дочь.       — Лиса, прости меня…       — Что ты такого натворил, что теперь всю твою семью хотят убить?       Мужчина делает глубокий вдох и будто подбирает слова, ибо совершенно не знает, как сознаться в подобном.       — Семнадцать лет назад, когда тебя ещё не было, я возглавлял одну группировку в Таиланде. Мафия, бандиты, называй как хочешь. Один человек стал угрожать мне, клялся убить, потому что тоже хотел власти. У нас была та ещё война… Но в один день мне всё это надоело. Я…       — Ты убил его? — задаётся Лалиса, в глубине души желая услышать отрицательный ответ.       — Хуже. Им пришло письмо, что в столицу приезжает знаменитый фотограф, и они, не задумываясь, пригласили его к себе. Когда вся семья вечером, около десяти часов, собралась в гостиной, «фотограф» достал пистолет, стал угрожать, а затем пришёл и я, убив сначала всех родных этого мужчины, а потом и его. Мои люди тут же ворвались в дом, проверяя, не осталось ли кого в живых. Было много трупов, Лиса. На фотосессии присутствовал не только тот мужчина, его жена и дети, но и все его родственники. Мы убили охрану и в принципе всех, кто был в тот вечер в доме. Но я никак не думал, что среди всей этой кучи трупов будет девочка, которую мои люди то ли пропустили, то ли специально дали ей шанс выжить. Это дочь семейства Ким, сейчас ей двадцать семь, и теперь, когда власть её отца перешла к ней, она желает отомстить мне, хочет постепенно лишить меня всего, а это намного больнее, милая.       Он прерывается, сглатывая образовавшийся в горле ком, но находит силы продолжить.       — Я убил их в одно мгновение, они даже не успели опомниться, но эта девушка действует по другой стратегии. Она желает сделать так, чтобы я жил с болью всю оставшуюся жизнь. Когда я узнал, что твоя мама беременна, я твёрдо решил оставить всю эту преступную жизнь, а когда мне стали поступать угрозы, я тут же принял решение уехать из страны. Клянусь, я желал начать новую жизнь и думал, что здесь, в Италии, ни мне, ни твоей маме, ни тем более тебе ничего не угрожает. Но я ошибся. В который раз. Понятия не имею как, но Ким вычислила, где я живу, а потому попытается сделать что-то с тобой. Я прошу тебя, будь бдительнее. Не выходи из дома какое-то время и не открывай никому дверь.       Он замолкает, а Лиса не в состоянии что-либо вымолвить. В голову лезут навязчивые мысли, что теперь она будет проживать каждый день, будто он её последний.       — Ты и правда совершил непоправимую ошибку, — выдаёт Лалиса. — Ты хоть осознавал в момент их убийства, какие будут последствия?       — В тот момент мной двигало желание проучить этого идиота, и я…       — Проучить?! — вспыхивает девушка, подрываясь с места. — Есть множество способов проучить, отец, но ты выбрал самый ужасный.       — И я не горжусь этим, Лиса! — поднимается с колен Чет, заглядывая в глаза дочери.       — Я бы вконец в тебе разочаровалась, посмей ты этим гордиться… Ты всю нашу семью подверг вечной опасности, ты хоть это понимаешь? И чем была виновата мама, что ей пришлось расплачиваться за твои безрассудные поступки? Ты чёртов эгоист.       Она срывается с места, двигаясь в сторону второго этажа, пока слёзы застилают глаза.       — Лиса, стой, прошу тебя…       — Знаешь, — останавливается на лестнице Лалиса, через плечо глядя на отца, — может, ты и заслужил всё то, что теперь с тобой происходит.       Она поднимается в свою комнату, громко захлопывая дверь, а мужчина вновь оседает на пол, накрывая лицо ладонями. И что он только натворил…       Лиса заваливается на кровать, утыкаясь в подушки, и наконец позволяет слезам вырваться наружу. Сердце неимоверно болит от злости и обиды. Ей так жаль маму, ведь та ни в чём не была виновата, но ей пришлось расплатиться за гордыню и тщеславие отца. Он не желал уступать, а в честной борьбе до ужаса боялся проиграть, потому и начал грязную игру, в которой всё равно победителем не вышел. Да, он убил того мужчину, и, может, на какое-то время чувство удовлетворения поселилось в нём, однако продлилось не долго. Как только начинаешь летать высоко, чувствуя своё превосходство, жизнь подстреливает так, что ты с грохотом разбиваешься о землю. А в случае Чета, он упал даже ниже, и выбраться из этого круговорота адских мучений он уже не в силах. Высоко летать мужчина больше не сможет.       Сейчас только Ким, словно орёл, витает в небе, а отец — та самая добыча, которую желает заполучить девушка. И ей не составит труда, если она и впрямь захочет. Смерть матери подкосила мужчину, он продолжает жить с этой болью, которая медленно разъедает его сердце, но избавиться от этого не может. Расплаты за совершённое собственной семьёй никогда не было в списке желаний Чета. Ким постепенно лишит его всего, пока тот сам не начнёт молить о смерти, и Лиса это осознаёт. Ей страшно, что могут с ней сделать; страшно, что она тоже получит пулю в голову; страшно, что может умереть и более насильственной смертью. Как бы отец ни старался, Ким сможет найти способ, чтобы расправиться с юной девушкой.       Манобан принимает сидячее положение, поправляя волосы. Год назад она уговорила отца на покраску в пепельный. Её волосы были чуть ниже мочек и отливали металлическим блеском на солнце. Ей нравилось, как смотрится подобная причёска вместе с серыми линзами и классической одеждой. Ей вообще многое нравилось, к примеру, музыка. Она научилась играть на скрипке и пианино, а потому всегда могла найти себе занятие, если вдруг становилось скучно. Её подруга, Чеён, переехавшая в Италию из Кореи совсем недавно, не переставала восхищаться, слушая игру Лалисы на музыкальных инструментах, сопровождая окончание мелодии громкими овациями.       Лиса любила ходить под спокойную музыку по вечернему Риму, рассматривая соборы, храмы, музеи, архитектура которых всегда её восхищала. Она любила танцевать в свободное от учёбы время, придумывая движения в своей голове. Она творческий человек, которому обрезали крылья, лишив свободы. Уже несколько месяцев девушка не ходит никуда, кроме школы. О прогулках по городу она вовсе забыла, как и о часах в танцевальной студии. Иногда получается танцевать дома, но это её совершенно не устраивает. Встреч с Чеён стало намного меньше, они ограничиваются лишь редкими ночёвками у Лалисы, когда отца нет дома. Игры на скрипке и пианино приелись до такой степени, что уже тошно к ним прикасаться. От постоянного нахождения в четырёх стенах хотелось едва ли не взвыть, но в этой ситуации она была бессильна.       За окном уже давно стемнело, фонари освещали тёмные улицы и красивые здания, однако от вида снаружи на душе становилось лишь противнее. Манобан не может просто выйти и погулять, ибо отец настрого запрещает покидать дом без особой причины. С одной стороны, его опасения понятны, он боится за жизнь дочери, но жить постоянно в этих ограничениях и страхе Лиса не намерена.       Она продолжает разглядывать пейзаж за окном, находя на небе полную луну, большую медведицу и множество других звёзд, как телефон оповещает о сообщении.       «Давай в клуб завтра после школы», — сообщала Чеён.       «Ты же знаешь, что я не могу, прости», — с досадой набирает ответ Лалиса.       «А мы не скажем твоему отцу, у нас будет тайная операция».       И мысль эта претит убеждениям Лисы, что стоит быть осторожнее, ведь её жизнь сейчас под угрозой. С другой стороны, что будет, если они ненадолго зайдут в клуб и забудут обо всех проблемах? Вот только как отвязаться от охраны… По просьбе отца двое парней следует за ней всюду, даже если Лиса просит оставить её. К чёрту, об этом она подумает завтра. Девушка быстро печатает Чеён, что согласна, а сама направляется в ванную, после чего укладывается спать. Конец учебного года, на уроках ученики ничего не делают, ибо все контрольные написаны, а что-то изучать нет никакого смысла, ведь это последний год обучения Лисы в школе. Ещё немного, и ей предстоит писать экзамены, а затем и поступать в престижный институт. Если, конечно, доживёт...       Нехотя поднимаясь с кровати под звук настойчивого будильника, она идёт умываться, затем одевается и спускается вниз, чтобы позавтракать. Экономка уже вовсю хозяйничала на кухне, а отец доедал приготовленную еду. Его взгляд тут же бросился на хрупкий силуэт дочери, как только та появилась на лестнице. Он отложил читаемую газету, с сожалением смотря на Лису. Завтрак прошёл в тишине, Чет даже не пытался заговорить, ибо понимал, что не стоит.       — Будь осторожнее, — проговорил он, когда Лалиса открыла входную дверь, собираясь уйти.       Она на секунду застыла, будто желая что-то сказать, но в итоге просто вышла, захлопывая дверь. Погода стояла прекрасная: птицы напевали утреннюю мелодию, солнце ярко светило, но не обжигало кожу, а лёгкий ветер трепал серебряные локоны, играясь с металлическими переливами. Серые линзы на солнце придавали глазам неимоверную выразительность, которую подчёркивали чёрные стрелки и пышные ресницы. На губах была розовая, не совсем яркая помада, а на щеках чуть заметные румяна. На Лисе тёмно-синяя юбка значительно выше колен и белая рубашка с длинными рукавами.       Девушка нехотя садится в тонированную Audi RS7, и водитель трогается с места. Минут через пять автомобиль подъезжает к громоздкому зданию, внешний вид которого завораживал Манобан не меньше, чем именитые музеи Рима. Италия — сплошное искусство на каждом шагу. На входе в школу Лису тут же встречает Чеён, крепко обнимая.       — Доброе утро, — улыбается подруга. — Так что, моё предложение в силе? — интересуется она.       — Если я избавлюсь от охраны, то да.       — Что-нибудь придумаем.       Посвящать блондинку в подробности вчерашнего вечера Лалиса не хотела, она просто желала расслабиться.       И нудные уроки тянулись довольно долго, пока Лиса продумывала план по избавлению от людей отца. Когда последний урок подошёл к концу, подруги радостно направились к выходу, где уже ожидала охрана.       Манобан кивает Чеён, намекая, что вечером будет уже в клубе, и они расходятся.       По мере того, как время близится к семи, Лиса начинает обдумывать пути отхода. К чёрту. Она направляется в комнату для отдыха, открывая окно и, стараясь не создать лишнего шума, спрыгивает, не совсем удачно приземляясь.       — Чёрт, — шипит, поглаживая лодыжку.       Останавливая первое попавшееся такси, девушка садится в машину и вскоре прибывает к клубу, где уже ожидает Пак.       — И как ты умудрилась? — обнимая, задаётся Чеён.       — Ловкость рук и никакого мошенничества, — хмыкает Лиса. — У нас есть от силы час, пока меня не спохватились.       — Тогда прошу, — усмехается подруга, приглашая внутрь.       Громкая музыка, помещение в красных софитах, разгорячённая толпа — та атмосфера, наполненная адреналином, которая так была необходима Лалисе. И знала бы она, что за час свободы ей придётся поплатиться чуть ли не собственной жизнью.       — Выпьем? — предлагает блондинка.       — Я знаю, что ты уже напивалась, Чеён, но у меня нет никакого желания.       — Как ты собралась танцевать?       — А ты думаешь, что танцуют только пьяные? — выгибает бровь Лиса.       — Оглянись, дорогая.       И Манобан в действительности видит толпу, где каждый второй держит в руках стакан с каким-то алкоголем.       — Один шот, Чеён.       Пак довольно улыбается, подходя к бармену, и делает заказ. Когда Лиса выпивает содержимое рюмки, в голову тут же бьёт градус. Девушка слишком восприимчива к алкоголю. Блондинка тут же заставляет выпить ещё, буквально насильно вливая в неё что-то со вкусом вишни, и тащит к танцполу. Девушки поддаются ритму, двигаясь к такт музыки, и через несколько минут взгляд Лалисы сквозь толпу цепляется за чей-то изучающий взор. Они, не отрываясь, смотрят друг на друга, продолжая танцевать, пока незнакомка не решается подойти ближе. Она ехидно улыбается, глядя на Манобан, а та неотрывно смотрит в кошачьи глаза, отмечая их красоту. На шее, с правой стороны, татуировка в виде какого-то иероглифа, значение которого Лиса не знает, но она уже вплотную, отчего тела соприкасаются, а брюнетка кладёт руку на девичье бедро, притягивая ещё ближе. Лалиса в момент поворачивается спиной, чувствуя чужое дыхание на коже. Она вздрагивает, когда незнакомка обвивает её талию и, не смея останавливаться, двигается под музыку.       — Ещё увидимся, — шепчет девушка, оставляя мокрый поцелуй на щеке, а Манобан тут же оглядывается, видя только спину уходящей в толпу брюнетки.       — Эй, пойдём ещё выпьем, — румяная Чеён подходит, хватая за руку, но Лиса вырывается, как только оказывается у барной стойки.       — Нет, хватит.       — Эй, ты чего? Весело же.       — Будет весело, когда мой отец учует алкоголь. Мать твою, Чеён, я такую девушку встретила…       — Ох, кто-то запал на незнакомку в клубе, — усмехается подруга.       — Забудь, мне в любом случае лучше уйти.       — Уже?       — Извини…       — Ладно, подожди меня, я в туалет, и пойдём.       Манобан решает подождать на улице, заодно проветрив голову, и в намерении сесть на ступеньки, ведущие в клуб, она ощущает, что перед глазами всё стремительно плывёт, а после и вовсе меркнет. Как банально, что ей накинули на голову мешок, заталкивая в крупный автомобиль.