Откровение о бессмертии

На ажурной скамейке, в окружении многовековых деревьев, сидела женщина. Она была стройной, хоть и немного суховатой, морщины уже давно тронули ее лицо, однако красота ее с возрастом не померкла. Разве что исчез тот задорный огонек, некогда покоривший любовь всей ее жизни. Женщина была погружена в свои мысли, как это часто бывало, смотрела в никуда, и взор красивых карих глаз застывал, словно у статуи, навсегда заключенной в тюрьме одной эмоции. Легкий ветерок приятно обдувал лицо, ворошил темно-русые пряди, кое-где убеленные сединой, но женщина не придавала этому никакого значения. Весь ее вид кричал о том, что ничего в этой жизни больше не имело значения. Женщина любовалась закатом, вдыхая нежный аромат любимых пионов, устланных вдоль резной беседки, а на ее коленях вольготно расположился пушистый кот, наслаждаясь приятными поглаживаниями хозяйки. Рыжий изредка шевелил длинными усами, напоминая хозяйке о своем присутствии громким урчанием. Крупные лапы методично двигались, выпуская острые когти, но не причиняли боли. Напротив, женщина подставляла ладони под кошачьи "нежности", наслаждаясь своеобразным массажем. А в это время, в тени многовекового дерева, пара зорких глаз обеспокоенно наблюдала за развернувшийся картиной, стараясь не выдать себя. Анна так и не решилась выйти из укрытия, продолжая безмолвно наблюдать за матерью. Кусая пухлые губы она думала как лучше заявить о своем присутствии. Тревожить мать по пустякам Анна не любила, зато наблюдать за ней из укромных мест считала своим долгом. В силу своего возраста, она отличалась любознательностью и чрезмерным любопытством. — Анна, я тебя вижу. Стыдливо опустив глаза, девушка вышла из укрытия, направляясь к беседке. — Ты знала, что я наблюдаю за тобой? — придерживая полы юбки, Анна вошла в цветущую обитель, усаживаясь рядом. — Знала, — заметив легкий румянец на лице младшей дочери, госпожа Колиньяр продолжила: — у тебя слишком много свободного времени? Учителя беспокоятся о твоей успеваемости, тебе не хватает усидчивости и терпения Анна. — Я беспокоюсь, мам. — упорно игнорируя замечания матери, девушка подсела ближе, протянув руку к коту. Тот, почуяв неладное, недовольно мяукнул, поменял положение и уткнулся мордочкой в живот хозяйки. — Вот ведь вредина! Я же погладить тебя хочу. — Он слишком привязан ко мне. — Так что ты тут делаешь, мам? — Ты же знаешь — я здесь, когда хочу побыть одна. Это не должно вызывать у тебя беспокойство. — Но ты всегда одна, мама. А ещё ты стала грусть больше обычного. — Это стало проблемой? Посмотрев на дочь, Виктория позволила себе легкую, преисполненную светлой тоски улыбку, но даже она, мимолетная, утонувшая в желтизне закатного солнца, не укрылась от пронзительного взгляда малахитовых глаз. — Нет! Вовсе нет просто — закусив губу, Анна нахмурила брови, — непривычно видеть тебя такой. — Людям свойственна грусть, — пожав плечами, Виктория продолжила: — я не исключение. — Я не это имела в виду. — А что же? — Что с тобой происходит в последнее время? — скользнув пытливым взглядом по лицу матери, Анна позволила себе повысить голос. — Ты вряд ли поймешь. — Ты думаешь об отце? — не унималась Анна. — Анна, ты забываешься. Виктория отвернулась, не желая продолжать разговор, который ни к чему не приведет. Она чувствовала на себе пронзительный взгляд, но продолжала молчать, надеясь, что Анна поймет. Госпожа Колиньяр знала о повышенной любознательности младшей дочери, что досталась от Эстебана, но ругать ее за это не имела права. В ее глазах Анна была ребенком. Хоть ей и шел пятнадцатый год, в некоторых вопросах она оставалась ребенком. Но чтобы утолить голод в малахитовых глазах, Виктория все же смягчилась и тихо проговорила: — Нет сил говорить о нем. Каждый вопрос и каждая мысль будто игла, пронзает моё сердце. Ты слишком юна и неопытна, чтобы понять о чем я говорю. Я лишь молю всевышнего, чтобы ты никогда в своей жизни не испытала того, что испытала я. Виктория тяжко вздохнула, не желая ворошить прошлое, а тем более посвящать в это младшую дочь. — Прости, мам, больше не буду мучить тебя вопросами и... — Мама, ты не видела Анну? Я... Что ты здесь делаешь? Сколько раз я говорила не приставать к маме? — Я не пристаю! Мам, почему Адель постоянно кричит на меня? Адель недовольно посмотрела на младшую сестру, шагнув ближе. — Выйди Анна и оставь маму в покое! — Но я ничего не сделала. — надув губы, девушка подскочила с места. В уголках глаз скопились слезы, но Анна резко смахнула их, обиженно взглянув на сестру. — Адель, будь сдержана и не кричи на Анну. — Виктория подняла руку, призывая дочерей к спокойствию. Анна выбежала из беседки, все же дав волю слезам. — Не расстраивайся, это скоро пройдет. — стараясь не смущать мать излишним вниманием, Адель отвернулась, перебирая пальчиками розовые бутоны. — Ей пятнадцать, боюсь представить, что нас ждет дальше. — Мы садимся ужинать, ты идешь? — Хочу побыть одна, садитесь без меня. — Если захочешь поговорить, я рядом. — Я знаю, милая, иди. Виктория так и осталась сидеть на скамейке, вспоминая те волшебные моменты беспечной молодости, которые навсегда остались в ее памяти. В памяти остался и Эстебан, некогда растопившей ее холодное сердце, пылкой страстью и самой искренней любовью. Против воли в голове мелькают отрывки воспоминаний, возвращая в те дни, когда все было по-другому. — Я был груб, — опустив широкие ладони на едва подрагивающие плечи, Колиньяр склонил голову, — Моя несдержанность сыграла со мной злую шутку — я обидел любимую женщину. — Душа моя, повернись ко мне. Виктория медленно развернулась, все еще находясь в его крепких объятиях. Подняв заплаканные глаза, встретившись с безграничной нежностью его сдержанной, едва заметной улыбки, она опустила глаза, устыдившись собственных слез. — Прости меня, — мягко обхватив нежное личико ладонями, Эстебан наклонился еще немного, касаясь теплыми губами влажных от слез щек. — Я не должен был повышать голос, не должен был, я не подумал.... Сердце заходится в груди, возвращая к жизни. Эта безысходность ломает изнутри, а обрывки воспоминаний затягивают глубже. Обрушив серию легких и чувственных поцелуев на ее лицо, Эстебан шептал как в бреду о том, как сильно жалеет о содеянном. Когда его губы коснулись ее, Виктория обняла Эстебана за шею, умирая от разъедающей сердце и душу нежности, и любви к этому мужчине. Ни намека на пошлость или низменные порывы, не сейчас, нет. Сейчас была лишь нежность и его руки мягко сжимающие талию, прижимая к своему теплому телу. Виктория позволяла целовать себя, утопая в той нежности, о которой мечтала все эти месяцы, и вот теперь, она снова в его надежных руках, жаль только, что при таких обстоятельствах. Смахнув пару слезинок с лица, Виктория всхлипнула, привлекая внимания кота. Тихо мяукнув, рыжик вытянулся, подставляя мордочку под неторопливые поглаживания. — Ты все понимаешь, — аккуратно коснувшись указательным пальцем влажного носика, Виктория улыбнулась. — Мррр...мяу... — довольный лаской, кот привычно заурчал, отвлекая хозяйку от тягостных мыслей. Солнце уже скрылось за горизонтом, а в небе загорелись первые звезды, когда Виктория вышла в сад, отряхивая юбку от шерсти. Рыжий изволил отужинать мышкой, ловко спрыгнув с колен хозяйки, исчезая в густой траве. Только пушистый хвост то и дело мелькал в зарослях травы, привлекая внимание. Побродив немного вдоль ночных колокольчиков, Виктория направилась домой. В доме все уже спали, разве что служанка учтиво склонив голову, предложила отужинать. — Все уже остыло, но я могу подогреть. — голосом робким, но обличающим приговорила она. — Ничего не нужно иди спать. — Ваша постель готова, госпожа, добрых снов. — Добрых. Облачившись в ночную сорочку, Виктория подошла к окну, распахнув его. Свежий ночной ветерок приятно обдувал стройное тело, даря ощущение легкости. — Еще одна ночь, любимый мой. Госпожа Колиньяр стояла у раскрытого окна, направив взор в бескрайние просторы небосвода, думая о вечном. Холодные звезды смотрели на нее с высоты, маня холодным белым светом. Может быть, каждая звездочка на небе — чья-то душа, что безмолвно наблюдает за нами? Может быть, где-то там ее ждет Эстебан? А может быть, все влюбленные, разлученные судьбой, встречаются на небесах, чтобы провести вместе вечность? Об этом госпожа Колиньяр не знала, но каждую ночь с тоской смотрела на звездную гладь, зовущую ее к себе, туда, где она будет прежней. Туда где не будет забот и скорби. Туда, где сможет обрести вечный покой. — Я так по тебе скучаю. — заглянув в шкатулку, Виктория достала родовой перстень. Она улыбнулась, прижимая к сердцу то, что когда-то принадлежало ему. Точно такой же перстень был и на ее безымянном пальце, только в разы меньше. — Пятнадцать лет прошло, а я все еще помню, — сердце пропускает удар, — все еще жду, — голос дрожит, — и люблю. Опустившись в кресло, она тихо заплакала, прижимая ладони к губам. Она не могла притворяться, что все хорошо, что ей вовсе не больно. Внутри она сгорела, как восковая свеча, давно забытая и непонятая. На глаза попался портрет в резной рамке, устланный декоративными цветами. Госпожа Колиньяр грустно улыбнулась, вспоминая тот волнительный и особенный для нее день. Она в белом платье рядом с любимым мужчиной. Счастливая и влюбленная она смотрела на него так будто он был самой яркой звездой во вселенной. — Придет время, любовь моя, и мы снова будем вместе. С неба падает звезда — боль в груди утихает. Она засыпает, когда наступает утро. Теплые лучи проникают в комнату, освещая все вокруг, но Виктория этого не чувствует. Сквозь сон ей кажется будто незримая рука касается ее лица. Призрачная догадка, не имеющая подтверждения, но интереса ради она открывает глаза. Никого. Слишком нереально, чтобы быть правдой. Потянувшись, Виктория поднялась с кресла, ломаным шагом направляясь к кровати. Она не знала, что принесет новый день, как и не знала о том, что ее ждет впереди. Она не знала, что судьба уготовила ей долгую жизнь в окружении детей и внуков. Не знала, что доживет, встретив благородную старость в этом самом доме, держа в руках первого правнука. А в последние минуты она улыбнется, покинув этот мир с улыбкой на лице и именем любимого на губах.