The Soulless

      Драко и Пэнси были недовольны тем, что Никс сидит с гриффиндорцами, и младший Малфой не собирался позволять этому продолжаться… После того как ужин закончился, он сразу же отправился к Снейпу.       Профессор был раздражён не меньше Драко, но ничего не мог поделать. Неважно, как сильно он хотел держать Никс подальше от гриффиндорцев, и как сильно он хотел, чтобы она возненавидела Гарри, просто чтобы доказать себе, что Никс не похожа на отца, — это было невозможно. Он не был её опекуном и не мог контролировать их взаимоотношения. Не было такого правила, что запрещало бы двум ученикам с разных факультетов общаться, и МакГонагалл убила бы его, если бы он сказал подобное кому-то из своих учеников.       Поэтому профессор стал ещё строже к Гарри и гриффиндорцам и старался как можно сильнее отдалить Никс от гриффиндорцев на уроках зельеварения.       Никс не сразу поняла, что что-то не так, поэтому осталась после уроков.       «Почему вам не нравятся гриффиндорцы?» — спросила девочка.       «Они недостойные. Слизерин — единственный факультет, который заслуживает внимания».       »… Они все магглорожденные?» — Никс слегка наклонила голову. Она была не уверена… У Гарри ведь были родители-маги, верно?       «Нет, — Снейп был озадачен её вопросом. — «Эти факты никак не сопоставимы».       Никс нахмурила брови в замешательстве: «Но… Вы говорите о них то же самое, что другие говорят о магглорожденных».       «Не все магглорожденные плохие, Никс, я знаю одного, который не был таким, — ответил Снейп. Она пристально посмотрела на него. — Происхождение неважно… Однако тебе следует держаться подальше от Поттера».       «Почему?»       «Потому что он недостоин быть твоим другом».       «Почему?»       «Потому что, — Снейп стиснул зубы. — Он не достоин. Поверь мне».       Что-то в Никс дрогнуло, какая-то глубинная магия, с которой она не была знакома. Она вскрикнула что-то на демоническом языке, повернулась и ушла.       Декан уставился на неё, недоумевая. Он не слышал, чтобы она говорила на своем родном языке с лета. Что она сказала? Почему это заставило его почувствовать грусть?       Снейп решил не обращать на это внимания, хотя в голове у него крутились её слова, те, которые он понимал. Одно из его самых больших сожалений — назвать Лили грязнокровкой, когда они оба были студентами. Это слово оттолкнуло её от него, а постоянные попытки Джеймса украсть девушку у него увенчались успехом… С тех пор он взял за правило никогда больше не использовать слово «грязнокровка», хоть и не возражал своим ученикам, которые разбрасывались им по своему усмотрению.       Но… Никс, которая до лета не знала ни о чем, кроме Азкабана, только что сравнила его обращение с гриффиндорцами с позиции чистокровных к магглорожденными.       Снейп не осознавал этого, но девушка, которую он начал воспринимать как свою дочь, перевернула его мировоззрение, и, как и её настоящий отец, она не собиралась слушать, когда ей говорили остановиться.       Драко написал отцу, когда Снейп не смог должным образом проконтролировать его идею о том, с кем должна общаться Никс. В списке претензий на своих однокурсников, была и проблема с Никс. Она общалась и с гриффиндорцами: грязнокровками, предателями крови и даже с о-очень великим Избранным.       Письмо, которое он получил, было не таким, как он ожидал.       Его отец сказал, что Никс взяла пример со своей матери, и это смутило Драко. Она просто сказала, что нужно поощрять Никс продолжать идти по своему пути, пока она помнит, что ей действительно предназначено делать. Это раздражало. Драко хотел найти ответ на вопрос, как удержать Никс подальше от Гарри, но никто не мог сделать это за него…       Он спросил Пэнси, но она тоже не знала, что делать.       «Думаю, она всё ещё иногда ускользает по ночам. Уже не так часто, но я не уверена, куда именно она уходит…» — прокомментировала Пэнси. Драко вздохнул.       «Отлично, значит, помимо всего прочего, есть ещё шанс, что она случайно потеряет сознание в подземельях! — он провел рукой по серебристым волосам. — Ну почему моя кузина — настоящая идиотка?»       «Кто знает… — Пэнси пожала плечами. — она совсем не предсказуема, у неё нет никаких моральных принципов, и даже её верность сомнительна».       «Без шуток… Нам нужно выяснить кое-что».       Сама же Никс была просто в замешательстве. Вся эта ситуация выходила за рамки ее понимания человеческого поведения, что уж говорить об эмоциях.       Закончив составлять карту большой Тайной комнаты, она столкнулась с ещё одной проблемой. Василиск не хотел, чтобы она уходила, и Элизабет тоже. Поэтому девочка решила начать приводить в порядок Палату и превратить её в свое новое место отдыха и больше не засиживаться на берегу озера.       Она не любила мебель, так что все было в порядке, но ей не хотелось портить свою одежду. Никс начала читать книги по трансфигурации и чарам, ища способ навести порядок.       Она нашла несколько хороших заклинаний, которых пока будет достаточно. Сначала Блэк решила испытать их на туалетной комнате, где жила Элизабет. С этой задачей получилось справиться довольно успешно. Мирт была в восторге.       Плесень исчезла, раковины и унитазы блестели. Ванную комнату нельзя было назвать шикарной, но она была чище, чем Элизабет когда-либо видела. Если бы она могла обнять Никс, она бы это сделала. Призрак была так счастлива, что её ванная комната снова стала красивой.       Убедившись, что Элизабет наконец успокоилась, Никс вошла в Тайную комнату. Василиск ждал девочку и с любопытством наблюдал за её работой жёлтыми глазами, стараясь не смотреть в глаза.       Он обрадовался даже больше, чем Элизабет, когда увидел, что она убирается в подземелье.       «Это всё, что я могу сделать, пока что… Я поищу другие заклинания позже», — сказала девочка, убирая палочку в рукав мантии.       «Спасибо, Никс!» — змей радостно зашипел. Эрозия всё ещё была на месте, но водоросли и гнилостные бактерии исчезли, как и неприятный запах. Василиск коснулся плеч девочки своим хвостом.       «Ты сегодня нехарактерно ласков», — отметил Александр.       «Я десятилетиями надеялся, что кто-нибудь тут уберется! Наконец-то я нашёл наследника, который сделал это, и я не собираюсь отпускать её в ближайшее время!» — ответил он, прижимаясь к маленькой девочке своей огромной головой. Она неловко похлопала его по чешуе.       Новое «убежище» Никс и вход в него постепенно становились всё красивее. В свободное время она читала в Тайной комнате. Элизабет наконец набралась смелости и тоже пошла за ней.       Мирт с ужасом обнаружила, что существо, убившее её, радостно шипит на Никс и вьется вокруг неё.       Ему было неприятно видеть в своем «убежище» кого-то, кто не является наследником, тем более магглорожденного призрака, но Никс попросила, и он смирился. Элизабет была рада, что у неё есть тайное место, предназначенное только для неё и её подруги. Для Элизабет это особенное место — то, которого у неё никогда не было.       «Что ты читаешь на этот раз?» — спросила Элизабет, глядя через плечо Никс.       «Греческие боги подземного мира. Эта глава о моей тезке, — Никс показала книгу Миртл. — Первозданная богиня Ночи, дочь Хаоса…». Она перевернула страницу: «А это Гипнос и Танатос, боги сна и смерти».       «Бог смерти, хм? — удивился Василиск, слегка зашевелившись. — Знаешь, ты ведь дала имя Александру, но не мне».       «Я не давала ему имя, это сделал Хагрид. Если тебе нравится Танатос, я могу называть тебя так, если хочешь».       »… Ты не будешь возражать?»       «С чего бы это?»       Он усмехнулся, немного обескуражив Элизабет. Она всё ещё не была большой поклонницей гигантской змеи.       «Тогда теперь меня зовут Танатос. У меня никогда раньше не было имени».       «Что он говорит, Никс?» — спросила призрак.       «Он хочет, чтобы его называли Танатос», — ответила та, снова перелистывая страницу к Мойре.       Когда перерыв закончился, Никс и Элизабет покинули палату, Александр шипел Никс на ухо о своих претензиях к Танатосу.       Никс закончила чертить карту подземелий. Они были обширны, поэтому это заняло некоторое время, но она справилась. Детали, которые они с Александром добавили позже, были прекрасны.       «Хотелось бы заполучить карту, о которой тебе говорила Миртл», — вздохнул Александр, когда девочка посмотрела на карту, разворачивая её целиком: несколько дополнений для тайных ходов, комнат и тому подобного. Одна сторона упиралась в Великое озеро, а другая просто не имела продолжения. Тайная комната представляла собой большое помещение, простиравшееся на два этажа и спускавшееся ещё на один.       «Или мы можем сделать это сами, — предложила Никс. — Я уверена, что это будет лишь вопрос усовершенствования навыков. Я лучше всего разбираюсь в трансфигурации и зельях, так что нам стоит сосредоточиться на этом, но также можем изучить чары и тому подобное».       «Ты хочешь составить карту и остальной части Хогвартса?» — спросил Александр.       «Мы можем, но это займет больше времени, ведь в подземельях постоянно бродят другие ученики. Если нас поймают ночью, мы лишим Слизерин возможности получить Кубок Школы , что очень важно для остальных. Мы лидируем прямо сейчас, так что…»       «Хотелось бы сделать себя невидимыми. Или, по крайней мере, можно отследить, где кто находится, — шипел змей. — В конце концов, мы составили карту только за пределами общей комнаты Слизерина. Нужно составить и остальную карту островного замка, по крайней мере, пока, а остальное сделаем позже, когда что-нибудь придумаем».       «Ладно. Если не выходить из общей комнаты по ночам, Пэнси будет счастлива, по крайней мере, пока что», — Никс кивнула. Её визиты в Тайную Комнату сократились примерно до одного раза в день. Этого было достаточно, по крайней мере, для Элизабет и Танатоса. Они с Александром поделились своими планами относительно карты — сделать её такой же или даже лучше, чем та, о которой говорила Элизабет.       По мере приближения Пасхи Никс всё чаще получала приглашения в хижину Хагрида. Она появлялась иногда, обычно с какой-нибудь книгой в руках. Гермиона стала относиться к Никс с меньшим подозрением, когда поняла, что девушка на самом деле интересуется тем же, чем и она, в отличие от Гарри и Рона.       Время от времени они упоминали о чем-то странном, но тут же обрывали себя, бросая взгляд на Никс. Её это не особенно волновало, она предпочитала просто игнорировать их. Однако каждый раз, когда Гарри обвинял Снейпа в чем-то, она поднимала глаза. Она не считала его таким уж плохим, как полагал Гарри.       Он был по-своему добр — иногда, по странным причинам, в нём вспыхивали положительные эмоции и воспоминания. Она поняла, что Снейпу не всё равно, что его что-то волнует. Как существу без морали, Никс этого было достаточно.