Взращивая любовь

      Дима думает, что вылезти из своего мирка на свет Божий спустя несколько лет — это не такая уж и плохая идея. Сила больше не утекает сквозь пальцы, любимое дело снова приносит удовольствие, а дома с семьёй ему спокойно. Поэтому он почти сразу принимает приглашение поучаствовать в новом сезоне Шоу. Новый опыт, новые знакомства, новые ощущения. Он и сам новый, с сюрпризами и тайнами. И честно признаться, ему приятно видеть шок на лице редакторов и съёмочной группы, когда впервые за долгие годы переступает порог редакции. Глубоко внутри себя он желал увидеть именно такую реакцию.       И совершенно не думал о том, что сегодня тоже придётся удивляться. Список соперников привёл его... в замешательство? Наверное. По крайней мере, так можно назвать отразившуюся на лице эмоцию.       — Гецати? — удивляется Матвеев, рассматривая документы, которые ему подсунули на подпись. Взгляд мог зацепиться за любую из фамилий, но он видит лишь имя Константина. — А он разве не вернулся в свою Аланию?       — А ты разве не остался жить в своём Китае? — раздаётся за спиной до боли знакомый голос и Дима слабо ухмыляется, смотря в глаза одному из редакторов. Тот даже не пикнул о том, что они в комнате не одни. Любители интриг.       Слабая дрожь скользит между пальцами и Дима с большим трудом ставит нужные закорючки, почти не похожие на его подпись. Может и хотел бы тут же уйти. Зачем ему лишняя нервотрёпка? Только вот жаль, что это третий этаж и дверь тут только одна. И чтобы выйти нужно пройти главного босса, который точно никуда не торопится. Тяжело выдохнув, он разворачивается к мужчине на почти ватных ногах, стараясь все силы вложить в спокойный вид. Но дыхание сбивается, словно они видятся первый раз. Хотя, наверное, так оно и есть. Сколько лет прошло с их последней встречи? Тогда они точно были совершенно другими людьми.       Костя первым протягивает руку для рукопожатия. Молчит, выжидает. Дима смотрит на ладонь некоторое время, а после всё же протягивает свою, тут же чувствуя, как чужая энергия обволакивает пальцы. Она спокойная, тихая, но крепкая. Такая энергетика должна успокаивать, но его сердце отчего-то, наоборот, начинает стучать ещё быстрее. Словно перед ним обрыв и осталось сделать всего один шаг.       — Ты изменился, — шепчет Константин, слегка склоняя голову и рассматривая чужое лицо с неподдельным интересом. — Даже слишком.       — Много чего произошло, — только и хрипит в ответ Дима, облизывая губы почти рефлекторно. Он старается выдержать этот взгляд, но, в конце концов, сдаётся первым, делая шаг назад. — А ты... то есть вы...       — Не нужно этого. Мы можем спокойно общаться.       — Ты не изменился, — завершает мысль Матвеев.       — Это только так кажется, Тим, — тихо отвечает Костя и почти тут же покидает комнату, словно его здесь и не было. Наваждение какое-то.       Только выйдя на улицу и трясущимися пальцами достав из пачки сигарету, Дима понимает, что ему не послышалось. Тима. Его так называют только самые близкие. Те, кто ещё помнят его прошлого. Это ошарашивает настолько, что он совершенно забывает о том, что собирался сегодня эпатировать. Кто же знал, что все планы разрушит одна только встреча.       Приступ сухого кашля случается в тот же вечер. Но Матвеев списывает это всё на сигареты и воздух Москвы. На время внутреннюю тревогу получается заглушить.       А первые съёмки случаются только через месяц. За это время Дима успевает забыть о том случае в редакции и видит Костю как будто впервые. Наверное, он никогда не привыкнет к этому изучающему взгляду. Благо сейчас они не одни и атмосфера не настолько напряжённая. Правда успевают перекинуться лишь быстрыми приветствиями, перед тем как Матвеева окружают остальные участники. Всем интересно рассмотреть татуировки, которые пиджак совершенно не скрывает. Была бы воля Димы, то он бы нарядился в свои чёрные, как выразились стилисты, балахоны и стоял тихо в сторонке. Но мы же тут шоу устраиваем, как-никак.       И Дима думает, что Судьба та ещё сука, раз сводит их вместе сразу же в первой тройке. Съёмки ставят через три дня. Как дожить до этого момента он не знает. И как прожить само испытание — тоже.       — Что думаешь? — с характерным спокойствием спрашивает Костя, когда прожектора гаснут, а камеры выключают.       Дима пожимает плечами.       — Ничего не думаю.       — Я не видел твоей работы вживую. Мне будет интересно посмотреть на это.       Слабая едкая усмешка слетает с пухлых губ. Он говорит раньше, чем успевает подумать.       — Я для тебя обезьянка из цирка?       Константин слабо улыбается на едкую фразу. Его руки убраны в карманы брюк, но в позе нет никакого напряжения. Это скорее сам Дима зажат, словно боится. Руки на груди складывает, пытаясь закрыть обнажённую грудную клетку. Некомфортно стоять рядом с более опытным и более одетым человеком.       — Никогда не видел в тебе обезьянку, Дим, — спокойно отвечает Гецати. — Прости, если задел. Я имел ввиду совсем другое.       Матвеев только отмахивается рукой, мол, проехали и уходит, демонстративно показав, что разговор окончен. Он чувствует на себе чужой взгляд до тех пор, пока не покидает зал.       На улице прохладно, но сейчас Дима чувствует лишь жар внутри. Под грудной клеткой. А ещё чувствует, как горят щёки. Нет, целый день вместе он точно не выдержит. Хлопает по карманам и находит лишь одну припрятанную сигарету. Зажигалки нет, а возвращаться в помещение не хочется. Поэтому он только ведёт сигаретой под носом, вдыхая запах табака и тут же чувствуя, как внутри накатывает приступ кашля.       Он отчаянно пытается бороться: несколько раз сглатывает, старается дышать ровнее. Но это бесполезно и Диме остаётся лишь закрыть лицо руками, ждать и верить, что это закончится быстро. Неприятные ощущения раздирают гортань изнутри и лёгкие от каждого вздоха так неприятно сжимаются, из-за чего кашель только усиливается. Но в одно мгновение его мозг переключается, когда плечо ложится чужая ладонь. Но это не он. Дима это чувствует.       — Вот, — перед глазами появляется Олег. А в руках у него бутылка воды и пластина с таблетками. — Я услышал твой кашель. Хорошо, что тут таблетки удалось найти. Заболел?       — Ну типа, — хрипит Дима и отчаянно хватается за бутылку воды. За несколько глотков выпивает чуть меньше половины. Потом берёт две таблетки и выпивает примерно столько же. Спустя минуту становиться чуть легче. — Спасибо.       — Без проблем, — Шепс пожимает плечами, прижимаясь к стенке и оставаясь рядом. Но не близко, сохраняя приятельскую атмосферу. — Ты, конечно, будешь главной звездой выпуска. Выглядишь...       — Как шлюха? — усмехается Матвеев. Да что у него сегодня с реакцией?       — Скорее заманчиво.       — Не вижу разницы.       Олег усмехается и закатывает глаза, доставая из кармана уже свои сигареты с новенькой зажигалкой. Молча протягивает её Диме и тот цепляется за неё. Дым странно щекочет нос и внутри снова начинает зудеть. Несколько раз он давит кашель кулаком, чем начинает тревожить рядом стоящего парня. Если бы Олег не знал Диму, то подумал, что тот просто понтуется и на самом деле не умеет курить. Но тут что-то другое.       — Может мне принести твою куртку? — спрашивает, когда замечает, что Матвеев крупно дрожит.       — Не нужно. Я уже захожу, — Дима тушит сигарету носком ботинка и, сделав несколько шагов к двери, вдруг останавливается. — Кому мне вернуть таблетки?       — Косте. Он, когда услышал, что это для тебя, тут же достал их из своей аптечки.       Дима поджимает губы и заходит внутрь здания. Пластина так и остаётся лежать в кармане его пиджака.       Всю ночь перед первым испытанием Дима не спит. Кашель не даёт ему покоя. Теперь даже таблетки Кости не помогают. Его корчит на кровати так, словно ещё немного и он буквально задохнётся. Под рукой кожа солнечного сплетения горит огнём и в сумраке начинает казаться, что внутри под рёбрами что-то есть. Старые страхи выползают из тёмных щелей и углов, неприятно давят на голову. Ему стоит больших усилий, чтобы наконец-то взять себя в руки и успокоиться. Сон настигает его ближе к четырём утра. Будильник прозвенит через три часа. Но Дима уже об этом не думает. Диме снится Костя.       Но на удивление утром умереть ему не хочется. Матвеев долго рассматривает себя в зеркале ванной, приходя к выводу, что выглядит вполне себе адекватно. А противный зуд и кашель больше не тревожат его. Как будто с лучами солнца, которых, правда, не видно из-за тяжёлых туч, жить становиться легче. Диме даже хочется вдруг верить в то, что сегодня всё с ним будет хорошо.       Только вот все надежды рушатся, когда им сообщают, что ехать придется больше четырёх часов. Четыре часа под пристальным взглядом чёрных глаз. Дима вздрагивает от этой мысли и мысленно стонет, когда Костя ещё и садится напротив него. Будь машина немного поменьше, то их коленки могли спокойно соприкасаться. Радует, что это не так.       После коротких съёмок и распределения, Марьяна отворачивается, надевает наушники, предпочитая общению сон. И честно сказать Матвеев не против. У него нет желания выливать душу этой барышне. Да и вообще у него нет никаких желаний. Тяжело думать о чём-либо, когда с каждым километром состояние становится всё хуже и хуже. Внутри всё снова сжимается и Диме через два часа дороги хочется выплюнуть свои лёгкие, чтобы это наконец-то закончилось. Сдерживать себя уже невыносимо.       — Давайте остановимся, — просит Гецати в какой-то момент. В его голосе нет раздражения из-за испорченного сна. Скорее некое волнение. Беспокойство.       Когда машина останавливается возле какой-то кафешки, Дима тут же вылетает на свежий воздух, давая кашлю волю. Его складывается почти пополам за домом. Ноги не держат, и сейчас он радуется, что пойдёт вторым. Нужно не ударить в грязь лицом. Нужно привести себя в порядок. Нужно, нужно...       — Держи, — Костя касается худого плеча, протягивая стаканчик с горячим напитком. — Это травяной чай.       — Откуда здесь травяной чай? — сипит Дима, но берёт в руки стаканчик. Его согревает только один запах.       — Не смейся только, — просит Гецати, но сам улыбается. Так мягко и приятно. Кто-то снова тонет в чужом взгляде. — Я вожу с собой чай. Не могу пить тот, что в пакетиках. Потому что это не чай, а не понятно что.       — Понимаю. Я после Китая тоже перестал пить покупной чай.       Один глоток горячего напитка приятно согревает разодранную кашлем глотку. А ещё ему хватает этого глотка, чтобы успокоить хрип внутри. Дима не хочет думать о происходящем, но мысли каждый раз возвращаются к сложившейся ситуации. И к тому, что творится между ними. Если, конечно, творится.       — Позволишь? — спрашивает Константин, протягивая руки к парню. Тот словно чувствует, что от него хотят. Поэтому и выпрямляется, открывая шею полностью.       Он вздрагивает, когда ощущает прикосновение горячих пальцев к коже. Мужчина не сдавливает с силой, а лишь еле ощутимо надавливает и ведёт вниз по шее. А Дима взгляда не может отвести от серьёзного, слегка нахмуренного лица. Костя за работой — не важно, за какой именно — всегда заставляет чувствовать внутри приятные вибрации. От него даже сейчас исходит настолько успокаивающая энергия, что вся скопившаяся в груди боль медленно исчезает, оставляя после себя непривычную пустоту.       — Странно, — выдыхает Гецати. — Я не чувствую воспалений. Это значит что-то с лёгкими.       — Прокурил их все, — отшучивается Дима, стараясь снять лёгкое напряжение между ними. Даже в шутку тянется к карману, где лежит пачка. Костя недовольно щурится. — Да шучу я, шучу!       На удивление после этого лечебного сеанса кашель Диму не тревожит. Силы наоборот собираются внутри, когда он переступает порог дома. Теперь в груди зудит лишь желание поработать и пустить в ход всё, что знает. Если это шоу, то значит нужно удивлять. Баллы ему тут за красивые глазки никто не поставит. И он спокойно выдыхает, когда дом позволяет ему считывать информацию. Когда местные демоны вдруг проявляют к нему внимание, а не нападают. Отсюда и возникшее у людей доверие, пусть и хрупкое, мимолётное. Но всего понемногу, ведь так?       — Здесь взрослые работают, — рычит на него Марьяна, словно возвращая с небес на землю. — Не мешайся под ногами.       Будь он помоложе, то наверное уже давно бы таскал эту девицу за волосы. Но к счастью сейчас сила воли и сдержанность внутри него превалируют. Поэтому и правда делает шаг назад, позволяя другим насладиться устроенным цирком. Хотя польза в этом есть. Как минимум сущность дома ослабла. А значит, что возиться он с ней будет не так уж и долго. Не считая завершающего этапа, который пройдёт вне этих стен.       — Может, нужна помощь? — тихо спрашивает Костя, задерживая Диму за ладонь. Камер здесь сейчас нет. Можно не бояться.       — Справлюсь сам.       — Уверен?       — Я уверен лишь в том, что мой ритуал тебе понравится в разы меньше, — шипит вдруг Матвеев, тут же уходя.       И всё проходит вроде бы хорошо. Но под самый конец, когда остаётся лишь захлопнуть ловушку, неприятное жжение вновь возвращается к нему. Дима пошатывается, сжимает челюсти, но слабости не показывает, завершая ритуал и оставляя дом абсолютно пустым, но чистым.       На улице его ведёт ещё сильнее. Приходится буквально ползти по стеночке, чтобы спрятаться там, где нет камер. Всё ещё никакой слабости при посторонних! Но когда ему удаётся остаться наедине с собой в кромешной темноте, то боль сдерживать больше не получается. Из-за нескончаемого кашля он хрипит, как старая собака, не имея сил удержаться на ногах. Перед глазами всё плывёт и поэтому не сразу понимает, что вязкий комок, стоявший в горле, наконец-то вылетает. Пальцы судорожно дрожат и с трудом включают фонарик на телефоне. Немой крик слетает с губ, когда он касается того, что видит собственными глазами.       Ещё не распустившийся до конца бутон мальвы, но уже налившиеся цветом. Все страхи становятся реальностью. Дима больше не сдерживает слёз.       Матвеев не помнит сколько с ним творится этот кошмар. Кажется, что он всю жизнь носит в себе странное чувство безответной любви и только в последние несколько лет это достигло своей критической точки. И как бы не хотелось верить собственным мыслям, но Дима осознаёт и помнит тот момент, когда именно всё стало хуже. Когда впервые увидел тёмные серьёзные глаза. Он, в силу возраста и неопытности, поддался эмоциям и ничего толком не показал перед чужим, ещё тогда слегка надменным взглядом. Но зато как после этого хотелось взять реванш. Настолько сильно, что он взял руку, переиграв даже свои чувства.       Но у этого была обратная сторона. Бороться с навязчивыми образами сил больше не было. И если бы не Астрид, которая увезла его с собой в Китай, то он бы сгнил со своими цветами из-за безумной безответной любви.       Восстановление было долгим. Из-за чего сейчас в разы больнее снова упасть в эту яму. Но Дима как будто связан и ничего не может сделать. Пытается не думать, но каждый раз возвращается к Косте в своих мыслях, тут же задыхаясь от нового приступа кашля. Стены собственной квартиры сводят с ума и не спасают даже поставленные защиты. Отсюда хочется уйти, чтобы хотя бы на время забыть о существовании своих глупых чувств. И какое счастье, что в его жизни есть Олег, который сам вытаскивает парня из дома.       Только вот счастье Димы длится не долго. Ровно до того момента, пока он не сталкивается в баре с Костей. Это просто засада века!       — А он что тут делает? — шипит Матвеев, цепляясь за приятеля.       — То же, что и другие, — Шепс машет в сторону одного из дальних столиков. Там собралась добрая половина состава участников нынешнего сезона. — А что не так?       Диме хочется просто развернуться и уйти. Но Олег успевает уцепить его за рукав толстовки. Отвертеться не получается.       Весь вечер он сидит как на иголках, почти не прикасаясь к алкоголю. Не то, чтобы ему не хотелось напиться. Скорее наоборот. Просто страх потерять контроль над ситуацией и наговорить лишнего сильнее. Поэтому лишь отсиживается в углу стола, изредка вставляя свои реплики и довольно удачные шутки.       И в какой-то момент все вокруг настолько расслабляются, что уже не замечают того, как Дима с Костей буквально сверлят друг друга взглядом, никого не стесняясь. Между ними нет этих летающих молний, ничего не вспыхивает мгновенно, не хочется наброситься друг на друга. Между ними лишь лёгкий флёр еле уловимого интереса, да приятная тишина. Матвееву даже начинает казаться, что это всё перерастает в какую игру, от которой странно щекочет где-то в животе.       Слабая надежда в груди прорастает вместе с цветами. Дима это чувствует и больше ни о чём другом думать не может.       — Я могу тебя подвезти, — предлагает тихо Костя, когда все резко начинают вызывать такси. Время уже позднее. — Мне всё равно по пути.       — Откуда ты знаешь, куда мне надо? — со слабой усмешкой спрашивает Дима, сощуриваясь. — Ещё скажи, что наблюдаешь за мной, пока я сплю, и считаешь меня привлекательным.       — Что? — искренне удивляется Гецати. — Это был какой-то современный подкат?       Матвеев вдруг смеётся. Чисто и искренне. Впервые за долгое время.       — Так, понятно. Цитатами из Сумерек с тобой лучше не разговаривать. Я запомню.       — Я увидел твой адрес, когда подписывал документы, — улыбается Костя, предлагая Диме первому выйти из бара на небольшую парковку. — Там же все отмечены. Если хочешь, можем к Владу съездить. Его адрес я почему-то тоже помню.       — Нет, спасибо. Лучше уж домой, — выдыхает устало Матвеев.       В машине пахнет всё тем же травяным чаем, которым угощал его Костя перед их первым испытанием. От этого воспоминания на душе становится одновременно грустно и тепло. Тот был день полон на события, о которых хотелось бы просто забыть. Но хриплый кашель, вырывающийся из груди, не даёт отвлечься от этой проблемы хотя бы на мгновение.       Не считая, конечно, тех моментов, когда рядом Костя. С ним легче.       Может именно поэтому сейчас он так отчаянно пытается запомнить каждую минуту. Рассматривает спокойный профиль, расслабленную позу и с каким-то отчаянием вглядывается в чёрные глаза. Гецати ничего из этого не замечает — Дима успевает вовремя отвернуться к окну. Это ведь только его проблемы. Постепенно настроение между ними становится слегка давящим. Тишина, казавшаяся успокаивающей, вдруг неприятно оседает на плечи. Кашель снова просыпается.       — Я запишу тебя на рентген, — не спрашивает, а утверждает Костя, когда машина останавливается в ухоженном дворе. Правда, он ошибся на два подъезда, но это не страшно. — У нас в клинике хорошие специалисты.       — Я в порядке, — отзывается тут же Матвеев. И давит кашель кулаком.       — Я вижу, — некое раздражение скользит в чужом голосе. — Это ненормально, понимаешь?       — Ненормально, — повторяет Дима, прокручивая слово в своей голове. Вкладывает в это совершенно другой смысл. — Ты так думаешь?       — Ты болен, Дим. Тебе нужна помощь.       Дима кусает губу, выдыхая шумно. У него нет сил осознать тот факт, что они говорят о разном. Мысли, как нити, путаются в его голове и он совершенно не различает того, где правда, а где с ним играют его же внутренние демоны. Всё, что он понимает — это то, что ему больно. Физически и душевно. Только вот из-за чего? Из-за несуществующего образа и придуманных слов?       — Спасибо, что подвёз, — Матвеев выбирается из машины, но не успевает закрыть дверь. Костя перехватывает его ладонь, останавливая.       — Я всегда готов помочь, слышишь?       — Не думаю, что ты поможешь мне с этим, — Дима улыбается, прекрасно осознавая, что Костя-то единственный, кто действительно может помочь.       Но помощи от Гецати не приходит. Скорее наоборот.       Дима думает об этом, выкуривая уже третью сигарету подряд. Он ненавидит долгие съёмки в готическом зале. Обычно это оборачивается руганью или очередным конфликтом. Как сегодня. Вроде бы ничего серьёзного, ведь Костя просто пошёл на поводу у редакторов. Это же всё ещё шоу ради шоу. Но обида смешивается с болью внутри. Он не заслужил даже насмешки в свой адрес.       Вместе с пустой пачкой из-под сигарет Дима выкидывает и уже распустившиеся цветки. Яркие, красивые, наполненные его слезами. Они теперь везде. В карманах его пиджаков, под подушками на кровати, в раковинах и скомканных салфетках. Он уже привыкает к этому.       Но не к моменту, когда его скрючивает в уборной. В эти минуты ему страшно. Что вместе с цветами выплюнет ещё и свои лёгкие. Или сердце, в конце концов, остановится. Или зайдёт кто-нибудь и увидит это.       И ведь заходят. Только это не он. Дима не знает: радоваться и расстраиваться.       — Только, пожалуйста, без криков, — просит устало Матвеев, смотря на шокированного Олега. Тот двинуться боится. Стоит и с оцепенением смотрит на нежно-оранжевые цветы, лепестки которых буквально повсюду.       — У меня нет цензурных слов, — спустя время выдаёт Шепс. — Дима, это... что вообще?       — Беды с башкой, — усмехается тот и опускается на пол. Сил стоять у него больше нет. Высушивает за раз остатки воды, подмечая, что окончательно разодрал себе горло. Нужно будет зайти в аптеку.       — Это ведь, ну, — парень наклоняется слегка, рассматривая бутоны. — Мальва?       — Она самая. Садись, пять по ботанике.       — Дима, это не смешно.       — Я похож на человека, которому смешно? — Дима смотрит снизу вверх со всей серьёзностью.       Олег молча смывает этот ужас, в первую очередь, боясь не вида, а того, что ещё кто-нибудь зайдёт и маленькая тайна станет большим кошмаром. Он молча присаживается рядом, пытаясь переварить всё увиденное. Понимает, что это. Слышал. Даже читал. Но не думал, что в реальности ему будет не противно, а... больно? Больно за человека, которому ни чем не можешь помочь. Или...       — Это не... ну... не из-за меня?       Дима лишь усмехается слабо, отрицательно качая головой.       — Не знаю, стало ли мне легче или обиднее, — фыркает Шепс, пытаясь разрядить обстановку. Матвеев только улыбается и прикрывает глаза. Не хочется говорить. Хочется молчать. И почему-то именно в этот момент Олег всё понимает. — Костя не знает, да?       — Как ты?...       — Это не сложно. Наверное, даже очевидно, когда складываешь дважды два, — тоже замолкает на время, не зная, что спросить. Потому что спросить хочется о многом. — А как так... вообще получилось?       — Не знаю, — честно признаётся Дима, пожимает плечами. — Я просто чувствую. Как будто это было со мной всегда.       Ему сложно растолковать это даже самому себе. Несмотря на род своей деятельности, он старается оценивать всё с логической точки зрения. Всё должно поддаваться объяснению. Но это словно... сильнее его. То, что копилось в нём столько лет. В каждых отношениях он искал образ из своих снов и не понимал, почему не чувствует того, что чувствует партнёр. И только с появлением в жизни Кости всё как будто встало на свои места. Механизм запустился, и теперь Диме осталось не так уж и долго.       — Он знает?       — Нет.       — Боишься? — Олег вдруг поворачивает голову, пытаясь считать эмоции с лица парня. Тот лишь слабо дёргает уголками губ.       — Ему это не нужно. Зачем создавать лишние проблемы?       — Ну знаешь, — Шепс поднимается с пола и протягивает руку приятелю. — Нельзя быть в чём-то уверенным полностью. Особенно в таких вещах.       Дима понимает, что Олег прав. Но едкий внутренний голос звучит сильнее и мешает трезво мыслить.       Но по окончанию дня он понимает, что ему легче. Хотя бы из-за того, что это больше не его тайна. Говорить с кем-то оказывается полезно.       Только вот это совершенно не помогает с испытаниями. Не то, чтобы он их плохо проходит, нет. Дима делает всё, что в его силах. И этого недостаточно. Недостаточно для хороших оценок. Недостаточно для похвалы. Понимает это и поэтому молча проглатывает всё, продолжая улыбаться. Слабость всё ещё грех. Но он понимает, что ломается, когда видит десятку в тот момент, когда заслуживает её меньше всего.       Он видит десятку от Кости.       — Ты напоминаешь меня, — говорит он рассудительно и спокойно. И смотрит прямо в глаза. — И это аванс. Потому что тебе сейчас это нужно.       Дима кивает, улыбается и всё же не сдерживает слёз, когда Вика спрашивает про семью. Все точно будут думать о его прошлом, и никто не поймёт, что это всё из-за чужой странной похвалы, которая до сих пор звучит в голове. Из-за чужого взгляда, который он всё ещё чувствует на себе. И внутри всё надламывается, его стойкость ни к чёрту. Как и состояние. Сколько дней он нормально уже не спал? Три? Больше?       Сердце начинает учащённо стучать, когда на плечи во время перерыва ложится пиджак. Пахнет успокаивающе и Дима сразу понимает, что к чему. Разворачивает, кутаясь сильнее. Но смотреть в глаза боится.       — С другого конца зала видел, как ты дрожишь, — Костя касается плеча, подходя ближе. А после другая ладонь касается лба. — У тебя жар.       — Это просто у тебя руки холодные, — тут же отзывается Дима и в следующий же момент удивлённо ахает.       Гецати касается его лба губами, задерживаясь руку на затылке, и замирает сам несколько секунд. Не давит, просто держит, мягко перебирая пряди, словно успокаивая. Дима подавляет порыв прижаться к чужой груди.       — Это жар, Тим, — шепчет Константин, смотря взволновано. — Съёмки заканчиваются через полчаса, и мы тут же едем в больницу, понял? Ты от меня не отвертишься.       В любой другой ситуации Дима нашёл бы множество способов отказаться. Любому другому смог бы сказать «нет». Но не Косте. Не в момент, когда он так взволнован. Не когда он так близко.       Но весь кошмар понимает сидя в кабинете врача, пока тот проверяет только что сделанные снимки. У Кости действительно оказались хорошие связи — приняли без очереди. Теперь Дима думает лишь о том, как ему пережить этот разговор, который никто из них так и не решиться начать.       — Хирургическое вмешательство не потребуется, — тихо говорит мужчина, разворачиваясь к Матвееву. — Потому что это может убить тебя раньше, чем болезнь. Цветки уже внутри и снаружи лёгких.       — Что это значит?       — Несколько месяцев, максимум — полгода, если это не остановить... Мне очень жаль.       — У меня уже получалось замедлить это, — Дима смотрит с отчаянием, сжимая в руках свой и чужой пиджаки.       — Да, ремиссия в таких вещах возможна. Но по показателям всё как раз наоборот. Ритм сердца выше положенного. Активность мозга… тоже не в норме. Плохо спишь?       — Почти не сплю, — признаётся парень. Смысла врать больше нет. — Какие у меня шансы?       — При правильной профилактике — очень хорошие. Но для этого нужно лишить болезнь возможности прогрессировать. Нужно заставить мозг прекратить подавать отрицательные сигналы, чтобы очаги затянулись. И тут только два пути: либо наладить с человеком связь, либо отказаться от него.       — Вы закончили? Что с ним? — Костя вдруг резко оказывается в кабинете, не давая Диме успеть среагировать на него. Он лишь сжимается на стуле, понуро опуская голову, боясь смотреть на мужчину в этот момент. Ведь тот с дозволения коллеги берёт в руки снимки.       Тишину разбавляет лишь хлопок двери. Теперь они остаются вдвоём. Матвеев понимает, что его снова начинает трясти. И поэтому кутается в пиджак. Правда, не в свой. Запах чужого парфюма немного успокаивает, но не даёт расслабиться. Как вообще можно расслабиться, когда все тайны вылезают наружу? Как вообще можно расслабиться, когда он слышит отборный мат от человека, который никогда не позволял себе такого.       — Дима, — зовёт Константин, подходя ближе. — Посмотри на меня.       Тот отрицательно качает головой и Гецати сам присаживается рядом на колено.       — Ты ведь понимаешь, что это?       — «Истерзан любовью».       — Что?       — Так звучит мальва на языке цветов, — Дима поднимает свои покрасневшие глаза. — У неё очень красивый цвет. Правда меня от него уже тошнит.       — Как я могу тебе помочь?       Нервный смешок слетает с губ Матвеева. Раз сегодня день откровений, то он будет честным до конца.       — Либо полюби меня, либо исчезни из моей жизни.       Кажется, Костя выбирает второе.       Они не пересекаются и не списываются несколько дней. Но Диме от этого легче не становится. Да, кашель почти не мешает, но теперь вместо него жуткая бессонница и мысли, от которых не избавиться. Очередное испытание для него проходит ещё хуже, но теперь он отчего-то относится к этому с равнодушием. Глаза уже давно не блестят. Ну, разве только от слёз.       На общие съёмки Дима заставляет себя поехать только после того, как вспоминает, что подписывал договор. А обязательства необходимо выполнять. Благо, гримёры мастера своего дела и на кадрах выглядит он вполне себе неплохо. С Костей они видятся впервые за этот день только перед самым мотором. Но времени поговорить так и не находится. Слишком много дублей, слишком много напыщенных скандалов. Дима ближе к концу чувствует, как духота начинает давить на него. И он безумно рад, когда выходит на воздух.       На улице пахнет весной и ему не хочется портить этот момент дымом. Может быть, именно поэтому он просто расхаживает по небольшому дворику, наслаждаясь неким одиночеством. Знает, что где-то там сейчас шутки и громкие разговоры. Вне камер Диме нравится с ними общаться. Но сегодня хочется побыть в тишине. Точнее побыть хотя бы немного в спокойствие.       — Больше не мёрзнешь? — звучит за спиной, но Дима даже не дёрнулся. Успел почувствовать чужое присутствие.       — Сегодня довольно тепло, — отзывается Матвеев и разворачивается как раз в тот момент, когда Костя подходит к нему.       Они оба молчат некоторое время, рассматривая друг друга. Дима вдруг видит, насколько Костя осунулся за эти несколько дней. Наверное, быстрый темп съёмок влияет и на него. Но что-то ему подсказывает, что причина здесь совсем в другом.       — Прости меня.       — За что? — искренне удивляется парень.       — Как минимум, за то, что не писал все эти дни. Как максимум, за то, что сразу всё не понял.       — А ты бы и не понял. Я держал защиту до последнего. Не хотел тебя... тревожить.       — Глупенький, — шепчет Костя и вдруг тянет Диму на себя, обнимая. Как будто какой-то барьер пройден и наконец-то можно позволить себе больше. — Скажи ты мне об этом, то всё могло быть сразу хорошо.       Дима вдруг и правда ощущает себя глупым. В голове пазлы сходятся, и собственное упрямство кажется ребячеством. Теперь слёзы это больше не слабость. Он прижимается сильнее, утыкаясь в область груди. Чувствует на плечах руки и успокаивающие поглаживания, но это не спасает от накатившей истерики. Хочется кричать о том, что это несправедливо. О том, как ему было больно. И о том, что он всё равно счастлив сейчас это слышать. Эмоции перемешиваются, и из-за этого его трясёт сильнее обычного. Но Костя не отпускает. Держит, пока внутри не остаётся лишь пустота.       — Ну вот, — Гецати аккуратно приподнимает чужую голову за подбородок, заправляет передние прядки за уши. — Все глаза красные. Болят?       Дима только кивает, цепляясь пальцами за чужие ладони.       — Знаешь, у меня дома есть отличный успокаивающий чай с лесной мальвой...       Костя резко замолкает, когда понимает, что именно сейчас сказал. А в следующее же мгновение они тихо смеются. Сумасшествие точно одно на двоих.       — Ну раз с мальвой, — хрипло отзывается Матвеев. — То я не могу отказаться.       Больше не хочется говорить. Хочется просто молчать и стоять, прижавшись друг к другу. И Дима в накатившем спокойствии не сразу, но всё же понимает, что любовь больше не приносит боли. Рядом с Костей болезнь отступает.