быт моих дней.

после выплаты компенсации всей команде за моральный ущерб, Рэй предложил мне полетать на дельтапланах. хм, я никогда не летал на них, но охотно согласился. возможность провести с ним время влекла меня, как наркомана за новой дозой. — левее, — проговорил Рэй, когда мы уже были в полёте. голос отдавал серьёзностью. впрочем, я понимал, почему — не сверни я влево, и мы поимеем риск погибнуть. — вот так, молодец, — последующе радостно проговорил он. и я не мог взглянуть на его лицо, что очень огорчало. нужно было сосредоточиться на дороге. спустя ещё несколько рекомендаций управления, мы, наконец, приземлились. на радостях актёр крепко обнял меня, восклицая, что мы спустились живыми. мне казалась эта фраза смешной, поэтому я с усмешкой укреплял свои чувства к Рэю, ответно обнимая его. это было весело, красиво. я впервые видел Голливуд с высоты птичьего полёта, если не считать мой первый прилёт сюда на самолёте. да и этот весёлый, приятный голос будоражил мою душу. я словно и не просыпался сегодня от кошмара — так и выспался, забыв обо всём. но нет, после того, как мы разошлись, я снова ощутил на себе быт своих же дней. по приходу домой меня окутал знакомый холод, лёгкая дрожь в руках. и я снова прильнул к чаю с бергамотом. странно, но этот вкус теперь напоминает мне о Рэе. с другой стороны, есть хоть минута, когда я не думаю о нём? минута, когда я не испытываю к его образу в моих снах ненависти, когда я не восхищаюсь его дуэтам с Эммой, когда я не ревную его, когда не гримерую его с тщательной любовью. наверное, есть, но точно не сегодня. вспоминая сегодняшний день и анализируя прошедший месяц, я вдруг вспомнил о Лаки. маленькая милая собачка Эммы. теперь мне тоже хочется завести себе такого друга. только не такого маленького, наверное... этим же вечером я вернулся домой с доберманом. точнее, с его щенком. я прозвал его Виком. и с этих дней старался думать о нём чаще, чем о Рэе. и это получалось. я занялся его дрессировкой, добывал сладости, украшения, с радостью возвращался домой после работы и гулял с ним всю ночь. так было до тех пор, пока Рэй в конце рабочего дня не предложил сходить в кафе, выпить по чашке чая, поужинать, так как он сильно голоден. и мои счастливые мысли о Вике как рукой сняло. я сразу вспомнил уже прошедшую неделю: Рэй снова целовал Эмму, она же, кажется, завела роман с Дэвидом. и с этими воспоминаниями я заметил горечь в голубых, таких родных глазах. но в следующий миг в глазах стало темно, и я очнулся только в больничной палате. ха... я не удивлён, что нахожусь сейчас здесь. я не спал уже пол недели, и не ел примерно столько же. в левой руке виднелся шприц, по левую сторону от койки, на которой я лежу, находится капельница, видимо, с витаминами, и закрытое окно. не смотря на закрытое окно, в помещении, на удивление, не было душно и жарко. но стоило мне повернуть голову вправо, как мои глаза тут же распахнулись с более ясным разумом. рядом сидел Рэй. хотя, я бы не сказал, что сидел... фактически он сидел на стуле, но грудью и головой лежал на койке, спал. зачем он пришёл? почему он спит? и, наконец, вопрос, который должен был волновать меня ещё в самом начале, как я очнулся : что произошло? последнее, что я помню, так это радость в конце рабочего дня. я хотел вернуться домой, покормить Вика и пойти с ним гулять. тогда ко мне подошёл Рэй и предложил поужинать в кафе. в следующий момент я ощутил ужасную слабость и головную боль, а потом в глазах потемнело... ладно, я догадываюсь, что произошло. один ответ на один вопрос найден. осталось найти ещё 3 ответа на 3 вопроса. я аккуратно поднял правую руку и коснулся волос спящего актёра, хотел погладить, но он дёрнулся и выпрямился, с беспокойством озаряя на меня. да что ж такое-то? у меня нет сил даже задать ему вопрос. — ты очнулся? как себя чувствуешь? я впервые слышу его столь искренне беспокойный голос. ощущение, будто он на грани взрыва эмоций. я тяну к нему руку, хочу успокоить, и говорю : — всё хорошо, — меня поражает собственный голос. осиплый, хриплый, совсем не мой, — сколько я здесь? Рэй подсаживается ближе, позволяя мне прикоснуться к нему, приложить дрожащую ледяную ладонь к щеке. но как только он ощущает холод моей руки, так снова дёргается : охватывает мою ладонь своими, начиная согревать. в глазах я вижу сочувствие. — не так долго, как могло оказаться. ты потерял сознание прямо в студии. я вызвал скорую, врачи сказали, что у тебя переутомление. ты совсем не спишь и не ешь? и почему у тебя такие холодные руки? тебе холодно? вопрос за вопросом. давно я не видел столь разговорчивого Рэя. хотел бы и я задать ему пару вопросов, но не было так много сил. собравшись с их недостатком, я начал отвечать на его вопрошения : — да... мучает бессонница. и немного знобит, это правда... нет, ни черта не правда. меня просто окутывает повышенная чувствительность к внезапным ситуациям, задевающим мою душу, в следствие чего меня сражает наповал паническая атака. господи, спасибо, что я могу сейчас дышать. нет, спасибо не Господу, а Рэю. его касания успокаивают. но как мне успокоить его? — сколько мне ещё здесь лежать? я не знаю, как мне успокоить его, но я очень хочу попросить приглядеть за Виком. он же такой прожорливый, и дня не стерпит без миски мяса. — точно не знаю, врачи говорили, что тебе нужен отдых. Бин просила передать тебе выздоровления и чтобы ты не переживал на счёт работы, тебе дали отпуск. его голос становился спокойнее, и горячие руки, сжимающие мою, расслаблялись, как и опускались его плечи. да, он определённо успокаивался, понимая, что со мной всё в порядке. на секунду выпустив мою ладонь, своими мягкими руками он бережно укутал меня в одеяло, видимо, надеясь, что это избавит меня от холода и дрожи в руках. — Рэй, — окликнул я его, надеясь, что так он будет полностью во внимании последующего, что я произнесу. — да? — присмотри за моим псом, пожалуйста, пока я не выйду с больничного. обещаю потом поужинать с тобой за мой счёт. — да, конечно, Амил, можешь об этом не беспокоиться. наконец-то вижу его улыбку. эти 10 минут разговора высосали из меня, кажется, все моральные и физические силы, их даже не осталось на проявление панической атаки. — почему ты здесь, Рэй? — задал я вопрос, который волновал меня пуще всего, но задан был последним. я думал, что актёр сейчас начнёт смущаться или придумывать отговорки, злиться, но он снова проявил эмоции, волнение. — я беспокоился за тебя! ты никогда не падал в обморок, а тем более от бессилия. тебе нужно побольше спать и есть. после этой заботливой реплики он добавил уже со слабым смешком : — я охранял твой покой. я всегда любил его остроумие и шутки. даже эта смогла вызвать у меня улыбку. мне всегда так нравился Рэй. как же мне не хотелось в этом признаваться. — спасибо тебе, Рэй. ещё немного помолчав, он поднялся с места, слегка похлопав меня по плечу, и, пожелав скорейшего выздоровления, ушёл. мне хотелось плакать, даже если не было сил. склониться над собственными коленями, а ещё лучше дома, над чаем с бергамотом, и разрыдаться снова. но вместо этого у меня лишь скатилась слеза по щеке, вместе с которой я окунулся в продолжительный и теперь более спокойный сон. жаль, что мне не снился Рэй в этот раз. я уже привык к его облику, улыбке, отдалённому голосу и кошмару в конце столь приятного сновидения. я думал, что пролежу здесь неделю с привычным мне образом жизни : капельницы, нотации о важности сна и питания, окутывающее одиночество. вечером мне позвонил Рэй, вопрошая, где находится корм для Вика. — он на кухне, на самой верхней полке, за стеклом. в трубке слышатся шаги, стук собачьих когтей о плитку, шуршание. — нашёл. ты кормишь его мясом? голос Рэя ласковый. мне кажется, я усну сейчас, даже не сбросив трубку. ощущение, будто актёр совсем рядом. от этой иллюзии тепло, зародившееся где-то глубоко в душе, разливалось по всему телу, и руки уже не дрожали, не имели температуру ниже нормы. — да. если не трудно, пожарь его, пожалуйста. это избавит Вика от возможных глистов. к тому же корм может вызвать у него аллергию, поэтому я кормлю его мясом, — пояснил я, расслабляясь на кровати и прикрывая глаза. капельница до сих пор выполняла внутривенное вливание витаминов, звук действовал как слабый раздражитель. но я старался вслушиваться в звонок, в посторонние, такие домашние звуки : шум чайника, дыхание собаки, скрип пола, шум холодильника, журчание масла на сковороде. — а ты хорошо разбираешься в собаках, хотя Вик ещё щенок. увлекаешься собаками? я издал смешок, ведь это предположение было достаточно поверхностным. — в детстве имел собаку, сенбернара. многое пережили вместе, вот и остерегаюсь возможных проблем. — очень заботливо с твоей стороны. с этой фразой было слышно шкварчание мяса на сковороде и нетерпеливое цоканье когтей Вика. веяло уютом, я представлял свой дом, кухню, соединённую с залом. за плитой стоит Рэй, вокруг него крутится Вик, вымогая кусок еды, а я завариваю нам двоим по кружке чая. молчание ощущается комфортным, даже очень. возможно, я даже представляю этот момент без своего присутствия. на кухне просто находятся Рэй и Вик. — как ты себя чувствуешь? конечно, прошло не так много времени... он замялся в конце, пытаясь найти подходящие слова. это вызвало у меня умиление. — спасибо, мне лучше. я говорил это с улыбкой на лице и желанием, чтобы Рэй не беспокоился обо мне лишний раз. на самом же деле мне было ещё хуже, чем обычно, чем могло быть. рука болела от капельницы, голова раскалывалась от неё же, и, наверное, ещё от усталости, желудок воротило от долгого отсутствия питания. я хотел бы сейчас взять Рэя за руку и забыть обо всём. даже если говорил, что меня не интересуют отношения с актёрами. — как прошёл твой день? — я спрашивал это с надеждой, что он не просидел рядом со мной всю ночь и целый день. это же... — я весь день охранял твой покой, так что достаточно... хорошо. он не уверен в том, что день прошёл хорошо? ах, да, он же был рядом и наверняка нервничал... глупец. — ты ведь, получается, ничего и не ел? по ту сторону телефона послышался смешок, заставивший меня искренне улыбнуться. — и это мне говорит голодающее поволжье? мы тут же растаяли в общем смехе, а после ещё минуты две сохраняли приятное молчание. — можешь поесть у меня. чувствуй себя, как дома. — спасибо, — коротко ответил Рэй, вслед за чем я услышал, как он выключил конфорку плиты. Вик уже подавал голос, так и выпрашивая кусок лакомства. я же утром его совсем не кормил, бедный. — поправляйся, Амил, мы с ребятами ждём тебя. это было мило, хотя в его голосе я отчётливо слышал печаль. ха... — я быстро вернусь, не переживай. мы ещё немного помолчали, обменялись по его инициативе пожеланиями спокойной ночи и сбросили трубку. я ощутил вес на себе и непривычную пустоту в душе, когда поднял взгляд на однотонный потолок. меня ждут? какая жалость...