who dares wins

— Снова будешь макать фри в мороженое? — кривится Ли, бросая взгляд на заказ Джисона, и ставит на стол поднос с чизбургером и обожаемым им айс-латте, сам усаживаясь рядом и не скрывая отвращения к таким вкусовым предпочтениям друга, — как это вообще можно есть? Такая гадость. Хан в ответ дует губы, изображая вселенскую обиду, и, легонько пихая Феликса в бок, бормочет под нос: — Ты даже не пробовал ни разу, а делаешь выводы. Так уверен, что тебе не понравится? — Уверен на сто один процент, в отличие от некоторых, у меня не извращенский вкус в еде. Феликс усмехается, потягивая напиток через трубочку, прикрывает глаза, наслаждаясь любимым напитком, и не замечает, как Джисон вдруг резко поворачивается, устремив на него чересчур хитрый взгляд. — А давай поспорим..? Ты попробуешь, и, если тебе понравится, исполнишь любое моё желание. Только давай договоримся, ты должен сказать всё по-честному, как есть. В любом случае, — он довольно улыбается, смотря уже прямо в глаза другу, — я пойму, если ты мне соврёшь. Феликс прищуривается, вероятно, продумывая, как избежать участия в этой глупой джисоновой затее, но отмазок найти не может. Успокаивая себя уверенностью в том, что ему, конечно же, не понравится, он вскидывает голову, глядя свысока на выжидающего ответ Хана. — Хорошо, я согласен. Только готовься к тому, что это ты будешь исполнять моё желание. — Это мы ещё посмотрим, — смеётся Джисон. В его глазах чертята бегают, когда он берёт соломинку картошки, обмакивает в уже подтаявшее ванильное мороженое и, придвигаясь ближе, подносит к чужому рту. Феликс морщит нос, пытаясь всем видом выказать отвращение, но получается даже как-то забавно — Хан не перестаёт хихикать, наблюдая за этой картиной. — Давай уже, кусай, — он тыкает картошкой в сомкнутые губы, и у Ли не остаётся другого выхода, кроме как поддаться и, наконец приоткрыв рот, откусить небольшой кусочек, тут же скривившись и нехотя его пережёвывая. Сначала он чувствует только привычный солёный вкус жареной картошки, но затем к нему примешивается и ванильная сладость мороженого — Феликс уже собирается было сказать «а я же говорил, полная гадость», но... слова почему-то не находятся, и он так и зависает с открытым ртом, пытаясь осознать тот факт, что не испытывает отвращения. И, возможно, эта странная смесь вкусов ему даже... нравится? Совсем немножко, самую капельку, вот столечко, но нравится. — Ну что? — Джисон придвигается ещё ближе, заглядывая в лицо и пытаясь распознать реакцию, не сводя испытующего, предвкушающего взгляда, и по тому, что прошла минута, а Ли всё ещё не плюётся, делает вывод о своей победе в этом споре. — Подожди, дай распробовать, — Феликс тянет время, как может, не желая смириться с поражением, нарочито медленно жуёт, а скорее делает вид, потому что жевать уже особо и нечего. Ли немного напрягает тот факт, что Хан буквально в миллиметрах от его лица, и, судя по всему, даже не думает перестать так пялиться. — У тебя тут мороженое осталось, — вдруг говорит Джисон, переводя взгляд на чужие губы — его словно в принципе не смущает факт того, насколько близко он сейчас к губам друга.. но ровно до тех пор, пока Ли не облизывает их, кончиком языка собирая капли мороженого, и делает он это слишком медленно, во всяком случае, Хану так кажется, потому что момент тянется словно целую вечность. А у Джисона почему-то всё в горле пересыхает, он чувствует, как щёки краснеют, а ещё будто впервые замечает, какие красивые у Феликса губы, — как только эта мысль возникает в голове, приходит и странное чувство стыда, — он спешит переместить взгляд выше, снова встречаясь с глазами Ли, которые теперь светятся непонятным лихорадочным блеском. А Феликс видит, как Джисон смотрит, как нервно сглатывает, пытаясь не обращать внимание на его губы, видит, насколько он смущён и сбит с толку, и неожиданно ему в голову приходит идея, как обернуть свой проигрыш в победу. — Признай, Ликс, — Хан всё ещё стремится вернуть происходящее в былое русло, напоминая о споре и картошке с мороженым, стараясь не акцентировать внимание на случившемся минуту назад, — это же действительно вкусно. Я выиграл. Ли наигранно вздыхает: — Признаю, — в его глазах ни капли сожаления, или часто свойственного ему желания поспорить, только странный огонёк, будто он что-то задумал, и Хану это почему-то ой как не нравится, — но, мне кажется, твои губы куда вкуснее. Джисон проиграл. Проиграл в тот самый момент, как задумал этот спор, потому что с Феликсом ничего не идёт так, как он предполагает, — да только в этот раз всё зашло слишком далеко. А Ли, естественно, хотел просто сбить друга с толку, перевести всё в шутку, но, замечая реакцию Джисона, теряется сам, путаясь в эмоциях и не понимая, что делать теперь, — и почему же у него так сильно горят щёки, а дыхание предательски сбивается..? Все звуки вдруг затихают, тишина словно окружает двоих коконом — оба не сводят глаз друг с друга, будто видят в первый раз, открывая что-то неизведанное. Их лица притягивает, словно магнитом, и вот между губами остаётся лишь расстояние выдоха, а в сознании, наоборот, не остаётся никаких адекватных мыслей, и Джисон даже не успевает подумать, прежде чем выдаёт: — Попробуй и узнаешь... Хан шепчет и тут же зажмуривает глаза, ожидая ответного действия Ли и в глубине души надеясь, что он сделает именно это. Феликс сперва колеблется, но так чертовски сложно сопротивляться, когда призывно полураскрытые губы так близко, и так не вовремя пришедшее воспоминание о вишнёвом блеске, которым пользуется друг, совсем не помогает, одна только мысль о том, каково это — целовать Хан Джисона, вызывает в нём пугающее и вместе с тем сладостно-тягучее волнительное ощущение. Джисон вздрагивает, когда его губ всё же касаются чужие — пока почти что невесомо и немного нерешительно, но одного этого достаточно, чтобы перевернуть его мир с ног на голову. Невозможно. Невозможно, чтобы было так приятно, невозможно, чтобы у кого-то были такие потрясающе мягкие губы, невозможно, чтобы такие губы были у Феликса, — Джисон всё ещё не верит, что он целуется со своим другом, и что ему, с ума сойти, нравится. Он тянется губами вперёд, отвечает, прижимаясь сильнее и желая продлить момент как можно дольше, но Ли неожиданно отстраняется, тяжело дыша и едва фокусируя взгляд. — Что мы вообще делаем..? — непонятно, спрашивает он себя, Джисона или же их обоих, но Хан определённо не хочет даже пытаться ответить на этот вопрос. Только бы Феликс, упаси боже, не передумал. — Не знаю. Но меня не это сейчас волнует... Он не заканчивает фразу, но Ли всё слишком хорошо понимает по помутнённому взгляду и тому, как завлекающе Джисон проводит языком по поалевшим и влажным после поцелуя губам, интуитивно полагая, что Феликс не сможет удержаться, — последнему кажется, что в помещении стало жарче градусов на тридцать точно и он сходит с ума, раз в его сознании появляются такие яркие картинки того, как Хан тает от его горячих поцелуев и тихо стонет в его руках, которые притягивают к себе податливое тело и касаются везде-везде.. Он ведь не должен думать так о своём друге? Но думать ему и не дают — Джисон резко тянет к себе за воротник толстовки и впивается в губы, сразу целуя глубже и развязнее, чем в первый раз, этим заставая Феликса врасплох, — он и не догадывался, что Хан может быть таким.. таким инициативным. Он языком исследует чужие губы, чередуя верхнюю и нижнюю, скользя по ним и чувствуя лёгкий привкус ванили, что смешивается с восхитительным феликсовым вкусом, и Джисон тут же готов сдаться с поличным — всё, что он когда-либо пробовал в своей жизни, не идёт с этим ни в какое сравнение. Он немного притормаживает, растягивая удовольствие, но Феликс, не соглашаясь на это, перехватывает всё в свои руки — и тело Хана тоже, притягивая его за талию как можно ближе, чтобы было удобнее целовать, проникая языком между раскрытых вишнёвых губ и доводя до тянущего низ живота сладкого ощущения. Ли мычит в поцелуй, когда их языки касаются друг друга, а Джисон только крупнее дрожит, чувствуя вдобавок к этому прикосновения горячих пальцев к оголённой из-за задравшейся толстовки коже. Его руки тоже находят себе занятие — он опускает их на бёдра Феликса, гладя и иногда сжимая, что отзывается у последнего тихим несдержанным стоном, — его всё сильнее уносит с каждой секундой и с каждого нового открытого в себе ощущения, испытанного рядом с Джисоном. Из-за Джисона. Они не знают, сколько это продолжается, пока целуются, потеряв счёт времени, позабыв и про растаявшее окончательно мороженое, и про остывшую картошку, и про то, что происходящее за столиком в углу могут заметить другие посетители, если ещё не заметили. Но их не волнует ничего, кроме горячих объятий друг друга, и теперь, познав это чувство один раз, никто из них не позволит ему остаться последним и единственным. Когда они всё же отрываются, чтобы перевести дыхание, Феликс произносит слегка охрипшим голосом, пытаясь собрать мысли в кучу: — Это было... было... — Безумие, — заканчивает за него Джисон, а потом вдруг добавляет едва слышно: — Но такое правильное. Оба счастливо улыбаются, не прекращая смотреть друг на друга — уже не как раньше, а совсем по-другому. — И кто же из нас в итоге проиграл? — Думаю, мы оба выиграли, — отвечает Феликс, а Хан смеётся: — Согласен. Только признай, фри с мороженым и правда вкусно. — ...Возможно. Но я был прав насчёт твоих губ — они оказались гораздо вкуснее. Джисон легонько бьёт его в плечо: — Ты нечестно играешь с самого начала, но здесь я даже не буду спорить. Феликс лишь расплывается в довольной улыбке, словно выиграл самый главный приз в своей жизни. — Тогда можно снова тебя поцеловать? — Конечно. И можешь больше не спрашивать разрешения.