Майкл Тернер оживает в пятницу

      Сара внезапно осознала: надо же, чтобы быть сильной даже стараться не нужно.       Достаточно просто молчать и не ныть. Не рассказывать о собственных чувствах. Пересказать свою историю без единой эмоции. Смотреть пустыми стеклянными глазами.       На самом деле, чтобы притворяться Саре в самом деле совсем не нужно стараться.       Как оказалось, очень легко отстраниться от всего и говорить: «да, Дерек, из-за этих кошмаров я не спала уже неделю, но, мне кажется, эти сны что-то значат».       Дерек милый парень, и он благоразумно делает вид, что не замечает фразы про не спать неделю.       Возможно, и в самом деле не замечает. Сара говорит это и даже не думает: а что, ей в самом деле плохо?       Ведь быть сильной так легко.       Куда сложнее, как оказалось, пытаться найти силы, чтоб сказать: «Знаете, я напугана до усрачки».       Куда сложнее было признаться себе: «Дьявол, Сара, за последние пять минут ты десять раз подумала о том, что хочешь начать орать. Или рыдать».       Она не думает об этом.       Так просто оказалось строить из себя нормальную.       Так просто оказалось убеждать всех в своей адекватности.       И все-таки так легко строить из себя адекватного человека. Легко игнорировать мысль о том, чтобы выйти поорать в лес. Легко отворачиваться от желания заплакать. Легко задвинуть свой нервный срыв подальше, через годика три, например.       И еще кое-что…       Когда Сара видит Майкла, эти два желания каким-то образом умещаются в ней одновременно.       Когда она видит Майкла — ей больше не хочется умирать.       Но когда она видит Майкла — она хочет с истерикой кинуться к нему на грудь.       Саре хочется обнимать Майкла, рассказать о всех этих кошмарах и слезно просить у него защиты.       Сара одергивает себя. Она думает: «Вообще-то, таким образом ты просто скинешь на него ответственность за себя».       А Майкл этого не заслужил. Сара отчаянно хочет дать ему все самое лучшее, а ее бьющиеся в истерике тело не назовет лучшим даже Майкл. И даже с натяжкой.       И все-таки когда он смотрит на нее, ей так хочется, чтобы он ее защитил.       Только ей совсем не хочется об этом его просить.       На улице холодно, и он сжимает ее руки в своих. Растирает и согревает. Улыбается так, как умеет только Майкл Тернер. Сара когда только впервые его увидела, подумала: у него такие добрые глаза.       У Майкла были самые добрые глаза, какие Саре доводилось видеть. Открытый снисходительный взгляд.       Майкл смотрит на Сару как на свой мир, который ему только предстоит узнать.       Когда она его только увидела, то удивилась: и что, он в самом деле тут за плохого мальчика?       Ведь у Майкла Тернера такая светлая улыбка.       Он касается губами ее руки, выцеловывая костяшки, а после, поднимая на нее взгляд, спрашивает:       — У тебя все хорошо?       Майкл спрашивает у нее это вместо «привет».       Она рассеяно кивает. Глупо улыбается и говорит:       — Конечно, я же с тобой.       Когда Сара с Майклом вся нечисть прячется от них по норам. Сам дьявол брезгливо отворачивается от их ангельского света.       — Хм, очень приятно, но все-таки… У тебя порой такой взгляд… И ты постоянно чего-то пугаешься. А еще дергаешься, если тебя резко коснуться…       — Думаешь, что меня кто-то бьет?       Майкл криво усмехается.       — Бить тебя? Разве в твоем расписании есть время для таких мелочей? Тебя же невозможно выловить!       Сара виновато улыбается, а после прижимается к нему ближе, кладя голову на его плечо. Она крепко обнимает его — так сильно, что у Майкла болят ребра, но он молчит.       — Прости… Прости, я так часто думаю о тебе, и я думаю: я хочу его увидеть. И я тянусь к телефону, хочу позвонить тебе, но снова… какие-то дела. Порой мне кажется, что мир разрушится, если я отдохну.       Она тихо смеется, но Майкл — нет.       Ему совсем не смешно, и он теснее к себе ее прижимает. Но ребра у нее от его объятий не болят. Майкл никогда не сделает ей больно, даже своей любовью, даже если очень сильно хочется задушить в своих объятьях.       И все-таки Сара хочет зарыдать и умолять ее спасти.       Но ей страшно об этом просить: ведь Майкл может согласиться.       — Ты злишься?       — Нет. Совсем нет.       Он не врет, и это еще хуже.       Вместо заслуженной злобы Майкл дарит ей свои поцелуи — касается ее виска, ее щеки, а после утыкается носом в ее волосы, судорожно выдыхая, будто в этом выдохе хочет спрятать свои рыдания от тоски по ней.       Сара чаще видит нечисть, чем его.       Сара считает, что еще пару таких месяцев и она лично найдет способ, чтобы уничтожить любую дрянь, чтобы просто побыть с Майклом наедине больше часа.       — Не думай, что я избегаю тебя. Нет человека мне ближе, чем т…       — Я никогда так не думал. Все хорошо, не беспокойся. Я потерплю, если надо.       Сара сильно жмурится, как от боли. Она не хочет, чтоб Майкл терпел.       Она хочет, чтоб он наслаждался.              Но вместо себя она может ему подарить только еще два дня расставания. И новый синяк на своем плече, который Майкл делает вид, что не замечает просто чтобы не смущать ее взглядами.       Чтобы не задавать глупых вопросов.              В благодарность Сара целует его так, что Майклу не нужны никакие слова о любви.       Сара уверена, Майкл прекрасно знает, что он — весь ее мир.       После попыток отыскать Бобби, Майкл провожает ее домой. Он крепко держит ее за руку, будто боится, что ее украдут, и, поджав губы, смотрит себе под ноги.       Сара идет рядом с порванной на плече курткой, царапиной на щеке и легким фингалом под глазом.       Майкл усердно делает вид, что не видит этого.       Они молчат.       Молчание на них не давит, они оба чувствуют себя комфортно, пока каждый думает о своем.       Сара о Майкле, Майкл о том, как можно сохранить что-то настолько неуловимое, как Сара.              Перед ее домом они замирают, и Майкл сжимает ее руки в своих — больших, теплых и сухих.       Он задумчиво гладит большим пальцем ее костяшки, а после неуверенно поднимает взгляд на ее лицо.       И касается царапины на щеке.       Впервые.       Сара вздрагивает, и Майкл одергивает руку.       — Прости, я не хотел.       — Нет, — она качает головой. — Ты не сделал больно. Я просто не ожидала. Это же царапина.       Майкл задумчиво смотрит куда-то сквозь нее. Будто, на самом деле, он заметил в этой ссадине что-то еще. Что-то, что Сара упорно от него прячет, что-то, что делает ее сильной.       — Ты должна быть аккуратнее, пожалуйста, — просит он. — Я же вижу, что это не просто царапина.       Она вздрагивает, а Майкл притягивает ее к себе ближе, обнимая так сильно, что Сара пораженно выдыхает, замирая взглядом на его лице. Впервые таком серьезном и сосредоточенном. Будто сейчас решался исход их жизни.       — Я аккуратна. Правда, я же жива, так?       — Иногда просто быть живым мало. Ты много скрываешь от меня… — говоря это, он мрачнеет, и Сара понимает: это откровение ранит его.       Она старается прижаться ближе к нему, согреть его и успокоить, но он впервые будто не замечает близости ее тела. Зато прекрасно видит как далеко от него она сама.       — Я не… — Сара прерывается.       Она не может врать ему.       Нет, Дьявол, нет, кому угодно, но не ему.       Она резко смотрит Майклу в глаза, будто бросает вызов ему, когда, на самом деле, только себе.       — Майкл, прости меня, это необходимо… Рано или поздно, ты все узнаешь, я все тебе расскажу. Поминутно могу все расписать и…       — Мне не нужно поминутно, Сара.       Он называет ее по имени как провинившиеся девочку.       Он впервые смотрит на нее так серьезно, будто бы немного рассержено, а еще — обессиленно.       Сара вся зажимается от его интонации, но быстро одергивает себя.       Она смотрела в глаза смерти, а теперь что это, боится своего любимого человека?       Но это не страх.       Это что-то гораздо хуже.       Майкл качает головой прежде чем отпустить ее. И вот этот момент, когда Сара хочет прижаться сильнее, заплакать, рассказать, умолять о помощи.       Но она послушно отходит.       Майкл говорит:       — Главное береги себя. Ты слишком хрупка и слаба, чтобы…       Он не договаривает, когда видит, какой бешеный блеск отдается в ее взгляде. Сара выпрямляется, вскидывает голову. Она не выдерживает:       — Я?! Это я хрупка и слаба?! Да ты понятия не имеешь, через что я прошла! Никакой человек в своем уме не сделал бы то, что делала я! Ты хоть знаешь, сколько во мне силы? Да этой сраной силы хватит на весь Сентфор! Да я…       И она резко замолкает под его взглядом.       Он не осуждал и не злился, в нем будто промелькнула какая-то странная боль, какую ей едва удалось уловить.       И она замолкает, напуганная своими словами.       — Хорошо, я понял. Прости меня.       Он обнимает ее, как обычно, на прощание. Целует ее как обычно. Улыбается ей как обычно. И уходит.       Сара остается стоять одна в блеклом свете мигающего фонаря, плотно сжимая кулаки и зубы.       Ей сильнее обычного сейчас хочется кинуться к нему, убедить его в своей силе.       Ей хочется снять с себя свою кожу, показать все свои страхи и переживания, все, что она пережила. Ей хочется истерично топнуть ногой и закричать: «вот, видишь, какая я сильная?! Ну, давай, смотри, какая я сильная!».       Но вместо этого она быстрым шагом идет к дому, убегает в свою комнату, кидает на пол верхнюю одежду, а потом падает на колени и закрывает лицо руками, впиваясь ногтями в кожу и плотно сжимает зубы.       Она уговаривает себя не плакать, и только успокоившись она испугано вскидывает голову и смотрит на свою собаку.       Та склоняет голову и смотрит на Сару абсолютно человеческим взглядом.       Сара пораженно шепчет:       — Но если я такая сильная… то зачем я ему это доказываю?.. Ох черт… Черт-черт-черт, — пошатываясь, она с трудом встает и садится на кровать, потирая лицо руками. Оно еще ноет в тех местах, куда впивались ногти. — Ох, Майкл… нет-нет-нет… нет… Я дура, Дьявол, я такая дура… Дура-дура-дура!       Она плотно сжимает зубы и вздрагивает, когда Трой кладет голову на ее колено и смотрит снизу вверх.       Сара отвечает ему, будто знает, что он хочет сказать:       — Он не заслужил… Ему… Нет, ты не знаешь, как ему сейчас тяжело… Он не может найти брата, и он волнуется за меня… А я…       Сара качает головой и плотно сжимает зубы.       — Завтра я извинюсь перед ним. И все расскажу. Он заслуживает знать правду.       Трой смотрит на нее умными, человеческими глазами. И кажется, будто бы поддерживает.       На следующий день извиниться не выходит. Адель, натянуто улыбаясь своими красными губами, говорит:       — Вот такой вот твой Майкл мудак… А ты думала?       Сара глупо хлопает ресницами.       Что-то внутри нее противится, но что-то другое явственно кричит: ага, он заслужил! Заслужил твое отношение к нему!       Вместо слов Сара сжимает кулаки и проходит вперед, пытаясь найти взглядом Майкла. В это же самый момент он выходит из кабинета. Мрачный, с опущенными плечами.       — Сара…       — Дерек, потом.       Сара отмахивается и, хватая Майкла за руку, тянет его в сторону. Находит первый попавшийся пустой кабинет, заталкивает в него Майкла и захлопывает дверь. Переводит дух, тяжело выдыхает и резко поворачивается к нему.       И встречается взглядом с потерянным мальчиком, который смотрит на нее во все глаза.       Майкл всегда производил впечатление сильного, хитрого, самого себе на уме парня.       Но рядом с ней он превращался в послушного ласкового зверя.       — Что случилось?       — А это ты мне сейчас расскажешь, — шипит она. — Мне Адель все рассказала. Про вашу традицию. Про ваш план. Про то, как вы хотели меня высмеять. И как, Майкл?! Как?!       В его глазах застывает искренний испуг, будто бы его застали врасплох. Какой-то момент он молчит, и Сара уже хочет уйти. Он хватает ее за руку и не дает уйти.       — Это… правда…       — Спасибо, я знаю, — недовольно выплевывает Сара и дергает рукой. Он сжимает сильнее и притягивает ее к себе ближе. Сара пытается отбиться, но Майкл почти молит: — Прошу, выслушай меня.       — Зачем? Что нового ты мне расскажешь?       — Я… да, таков был план, и эта традиция… Она мерзкая и ужасная, она жестокая, но мы уже были таковы. И тебя я совсем не знал… Для меня это было не больше, чем шуткой, но потом… Все изменилось. Когда я говорил с тобой или видел, я… Я слабел перед тобой. Я не выдал им своего места, и ничего не вышло. Поэтому он пустил слух… Но я, Сара, я не причинил бы тебе зла! Я этого и не сделал!       — Ух ты! Большое спасибо! Это так великодушно с твоей стороны!       — Сара, прошу тебя… — бессильно молит он. — Прости меня. Я глупый и жесткой. Лжец и преступник. Хам и моральный урод. Но не с тобой. Я был виноват, и идея эта тупая… Но я все понял. Я пытаюсь… что-то менять…       Саре кое-как удается выбраться из его рук, но только благодаря тому, что это, на самом деле, позволяет ей сделать Майкл.       Что-то в ней злится и кипит, что-то в ней хочет накинуться на Майкла, назвать его настоящим слабаком, жалким и глупым, но так же она понимает: если она сделает это, он ей этого не простит.       Она понимает: между ними все будет конечно.       А когда Сара смотрит ему в глаза, то прекрасно понимает: она не готова потерять целый мир.       И Сара шепчет белыми губами:       — Хорошо… Хорошо… Тогда мне просто нужно время…       Майкл понимающе кивает, и, когда Сара тянется к дверной ручке, он говорит:       — Даже если ты захочешь закончить это, захочешь… все это бросить, я все равно не отвернусь от тебя, Сара. Я всегда буду на твоей стороне.       Сара молча выходит из кабинета.       Через три часа Майкл умирает.       Сара видит, как он замирает на земле, видит его пугающе-умиротворенное лицо, как по нему стекает кровь. Видит его слипшиеся от крови волосы.       Она истошно кричит его имя и на миг испугано замирает.              Она не плачет. Совсем. Ее глаза сухие. Ни одной слезинки.       В момент, когда она должна рыдать, она даже не прослезилась.       Ее взгляд снова замирает на спокойном, окровавленном лице Майкла.       И Сара снова истошно кричит. На этот раз в ужасе от самой себя.       Майкл Тернер оживает в эту же пятницу, когда он умер.       Сара смотрит на то, как с громким стуком на землю падет Фавн. Стоя на коленях, она поднимает взгляд на Майкла, чуть пошатывающего, крепко сжимающего в руке иглу.              Стоя перед ним на коленях, Сара видит в его глазах отвращение.       И думает: я это заслужила.       Перед тем как потерять сознание она ему даже не улыбается.       Сара еще неделю не может смотреть Майклу в глаза. Она избегает его, и для этого у нее даже есть стоящий повод — в конце концов, у нее сломаны ребра. Ей нужна тишина и покой. Умиротворение и тишина. Никаких нервов.       Она очень занята.       И еще она искренне себя ненавидит.       Только в этот момент она понимает: она по-настоящему слаба.       Майкл умудрился спасти ей жизнь даже после того, как умер, а Сара не может найти силы, чтобы поговорить с ним.       Майкл все знает, Майкл чуть не умер, защищая ее. Майкл спас ее.       А Сара не может найти сил, чтоб просто посмотреть ему в глаза.       И извиниться.       Сара знает: мама обзванивает почти всех ее одноклассников. И не только их. Сара знает: в этих списках есть Майкл.       И он придет.       Она натягивает на себя черное шикарное платье, поправляя его на груди.       Глубоко внутри она молится: пусть он обо всем забудет, когда увидит меня. Пусть он сможет только целовать меня.       Господи, прошу, я просто не хочу, чтобы ему снова было больно.       Жмурясь, она думает: я же сама делала ему больно.       Она не может простить себя за это.       Сара касается татуировки лисы на своей груди и вспоминает тот день. Кино, тату-сеанс. Просьба Майкла определиться. Потому что он не хотел делить ее, не хотел знать, что она никогда не будет полностью с ним честна.       Он всегда молил ее о честности.       А она врала.       Майкл приходит. Сара замечает его издалека, держа в руках пунш. Она тихо говорит:       — Он тоже без костюма…       Стефани вскидывает голову и замечает, куда она смотрит. Тихо хмыкает:       — На нем костюм мудака.       Сара вздрагивает и впивается в нее напряженным взглядом.       — Нет, это не про него. Не говори так.       Стефани криво усмехается и забирает из ее рук стакан. Делает глоток, не отрывая взгляд от ее глаз, а потом кивает в его сторону.       Сара недовольно морщится, а после идет к Майклу.       К сожалению, он просит прощения.       Майкл говорит ей:       — Прости, что не заслужил твоего доверия.       Говорит:       — Прости, что разрушил даже те ростки.       Сара стоит, напряженная и сбитая с толку, смотря на него во все глаза, не понимая: как Майкл искренне может считать, что проблема в нем?       Какое вообще он имеет право считать, что это он, Майкл — её Майкл — недостаточно старался?       Сара что-то бормочет под нос, кивает, прощает, хотя сама не знает, за что, а после утягивает его за собой. Подальше от глаз. Подальше от всех. Там она будто задыхалась, а слова Майкла выбили из нее остатки воздуха.       Аккуратно они взбираются на крышу. Нога у Сары соскальзывает, и Майкл тут же хватает Сару за руку.       Улыбаясь, он говорит:       — Не бойся, я рядом.       Сара смотрит на его лицо, в его глаза, на его улыбку.       И все-таки не выдерживает.       Ее губы начинают дрожать, она поджимает их, и глаза — внезапно — жжет. Она так давно этого не чувствовала, что сначала теряется, не понимая, что с ней.       Майкл выглядит напуганным. Он тянется к ней:       — Сара…       И когда он касается ее лица, она сдается. И кидается к нему, прячет лицо в его груди и начинает истерично плакать. Так громко, что сама боится всех тех звуков, что издает. Так сильно, что сердцебиение Майкла учащается.              Так отчаянно, что ей самой больно от того, как она плачет.       Она плачет за все те моменты, когда ей было страшно. Плачет за поступок отца и за его уход.       Плачет за моменты, когда чуть не умерла.              Плачет за Стефани, плачет за Кэнди.       За Дерека плачет, за Бобби.       И наконец она плачет за Майкла.       За тот момент, когда увидела его спокойное лицо с едва приоткрытыми губами, испачканных в крови.       За тот момент, когда ей не хватало сил даже на то, чтобы повести себя по-человечески.       Она так долго притворялась, что забыла, что это — жить.       Она плачет за смерть Майкла.       И крик, вырывающийся из ее горла, такой громкий, что с дерева слетает птица.       — Сара… Сара, детка, посмотри на меня, — молит Майкл, беря ее лицо в свои ладони и заставляя посмотреть на него. Завидев его лицо, такое родное, близкое, лицо человека, который бы умер за нее, а она не смогла даже заплакать, когда он умер, она начинает плакать еще громче. — Сара… Девочка моя, все хорошо… Все хорошо, прошу… Мне позвать на помощь? Таблетки? Есть таблетки? Кро…       — Нет… — сипло просит она, качая головой, стараясь утереть слезы с красных горячих щек. — Нет… Я в порядке… Господи, я никогда не была так в порядке… Майкл, я…       — Тсс…              Он сцеловывает слезы с ее лица и крепко прижимает к себе, а она цепляется за него так, будто боится, что он вот-вот исчезнет.       Самый близкий ее человек, единственный, кто, на самом деле, понимал ее всегда по-настоящему.       Сара никогда этого не понимала.       Никогда не видела.       Но ей не хочется снова называть себя дурой, пока он крепко прижимает ее к себе, а она прячет свое зареванное лицо в его шее.       Ей кажется, что ее истерика проходит через целую вечность, но в конце концов она находит себя обессиленную в руках Майкла на крыше, в этом вызывающе-черном платье с огромным декольте, которое ему, почему-то, совсем было не интересно.       Теперь она понимает.       — Все? Легче?.. — шепчет Майкл в ее макушку.       — Кажется, что так… — отвечает она ему в тон, и не думая о том, что она в самом деле может так легко ощущать свое тело. Саму себя.       Майкл удобнее устраивает ее в своих руках, крепче обнимая, прижимаясь щекой к ее макушке.       Она без желания отстраняется от него, но только чтобы посмотреть в его глаза.       И почему-то вздрагивает, когда видит, как он на нее смотрит.       Так, будто гордится.       Вытирая остатки слез, он шепчет:       — Теперь я вижу: ты по-настоящему сильная. Тебе больше не надо ничего доказывать. По крайней мере мне.       Сара шумно выдыхает и, внезапно, понимает его.       Так, как она должна была понять его в тот вечер, когда наорала на него, она понимает Майкла сейчас.       Да, ему больше не надо ничего доказывать.       В восторге она улыбается, глядя на него, как на свой долгожданный подарок.       Майкл широко улыбается.       — Если что-то случится… Позови меня. Я всегда помогу.       — Да… — шепчет она. — Конечно же да, Майкл, — она улыбается, касаясь его лица, нежно гладя. — Обязательно, я позову тебя, Майкл.       Он широко улыбается и тянется к ее губам. Перед тем, как поцеловать его, Сара шепчет:       — И прости меня. Порой мне кажется, что ты слишком хорош для меня… Прости.       Майкл усмехается.       — Глупая.       Сара кусает его за губу.       Он отстраняется и, гладя ее по волосам, шепчет:       — Я люблю тебя, Сара О`Нил. И с этого момента ты можешь вытворять какие угодно глупости. Только проводя меня по этой тьме, случайно не забудь меня.       Сара почему-то совсем не удивляется его словам.       Она всегда знала: он любит ее.       Как же это было очевидно.       Сара смотрит на него полным восторга глазами.       — И я люблю тебя, Майкл Тернер. И если мы застрянем в этой тьме, то только вдвоем.       Она крепко сжимает его руку в своей, а после целует.       И впервые за эти месяцы, полные ада и тьмы, она понимает: наконец-то она дома.       Наконец-то она стала сильной.       Майкл прижимается к ней теснее.       Наконец-то они пришли домой.