Ты мне доверяешь?

жемчуг разбросан, грудь дышит свободно, чувство проникло, оно первородно.

××П××

Я просыпаюсь один. Какое-то пугающее неприятное чувство проскальзывает внутри меня, больно скребя своими мерзкими когтями. Поспешно обхожу квартиру, но не обнаруживаю Китнисс ни в гостиной, ни на кухне, ни в одной из других комнат. В сердце зарождается тревога. Нет, она уже вовсю бьёт ключом. Я всё испортил? Поторопился? Чёртов идиот! Конечно, я всё испортил! Ударяю ногой табурет на кухне так сильно, что он практически отлетает в сторону, скрипя ножками по поверхности пола. Под ним — там, где стул находился несколько секунд назад — лежит какая-то бумажка. Поднимаю её, боясь увидеть что-нибудь, что мне не понравится. Напряжение в теле тут же отпускает и умиротворение накатывает на мозг, когда я читаю текст, написанный аккуратным почерком: «Не смогла тебя разбудить. Нужно было вернуться к Прим. Не переживай, на портрет не смотрела.

Твоя Китнисс.»

Моя. Бессознательная улыбка озаряет лицо, заставляя щёки неметь. Теперь действительно моя, а я… Хмурюсь, омрачённый собственными мыслями. Я не могу быть её. Пока не могу. А, значит, и она не может быть моей. Я не имею на это никакого права. И эти размышления лишь лишний раз подстёгивают меня к поиску решения своей проблемы. Нужно хотя бы найти специалиста, который сможет проконсультировать меня по этому вопросу, выяснить, что ещё можно сделать. Ради Китнисс я сделаю всё на свете. Даже если придётся выбирать между ней и семьёй, хотя делать этого ужасно не хочется и до крайностей я постараюсь не доводить. Всё утро, а если быть точнее — уже обед, веду переговоры с разными юристами и правовыми и экономическими специалистами, назначаю личные встречи, записываю перечень информации, которую мне нужно узнать, документы, которые потребуется принести, и прочее.

××К××

Сегодня я не за рулём. Зевая и безразлично глядя в окно, я позволила Гейлу взять эту важную миссию на себя, хотя водит он не очень. Пожалуй, это одна из немногих вещей, которая у него не выходит, но он настойчиво пытается это скрыть. А впрочем, есть ещё одна такая же… — Выглядишь не выспавшейся, — констатирует он, слишком резко дёргая рычаг передач. — Ага, — снова зеваю, уже в тысячный раз. — Эта мерзкая погода вводит меня в такое уныние. Совсем не то, что я ожидала от начала лета. — Это точно, — словно в подтверждение моих слов Гейл переключает режим дворников на лобовом стекле на более ритмичный и быстрый, хотя это вовсе и не требуется. Монотонные движения перед глазами скорее наоборот ещё больше вводят меня в транс, но к счастью, мы уже приехали. Я выбираюсь из машины и, чтобы хоть как-то проснуться, принимаюсь разгружать грузовик. Ещё три доставки за сегодня, и после мы заедем в «El Capitol». Если честно, меня распирает любопытство. Я не знаю, изменится ли наше общение с Питом теперь или нет. Будет ли он смотреть на меня как-то иначе, касаться по-другому? Будут ли какие-то изменения в нашем поведении на людях? Мне самой кажется, что изменилось кардинально всё, и изменится ещё многое. Небо всё сильнее хмурится, отражая на себе полную противоположность моих внутренних ощущений. Мне бы сейчас на небе два солнца и три радуги. Ужас, как приторно, Китнисс. Что с тобой делает любовь? Торможу с коробкой речных раков в руках, вставая как вкопанная. Буквально слышу, как они там шевелятся, но это не важно. Мысли занимает другое. Любовь ли это? Кажется, я уже задавалась подобным вопросом… В моём представлении любовь — это что-то безоговорочное, полное доверие и открытость, принятие и преданность. Любовь может подарить счастье и причинить самую адскую боль. Жертвенность. Вот, что для меня в первую очередь определяет любовь. Ради того, кого любишь, ты готов на всё, даже пожертвовать собственной жизнью. Говорят, чтобы понять, что испытываешь к человеку, нужно закрыть глаза и представить, что его нет. Нигде. Не было и не будет. Тогда всё станет ясно. Но проблема в том, что я не могу представить, чтобы в моей жизни не было Мелларка. Мы знакомы всего ничего, а у меня уже сложилось впечатление, что он был со мной всю мою жизнь. Что без него не будет и меня. Бред какой. И чего меня так тянет на романтические сопли? Прилив каких-нибудь эндорфинов? Медленно и ритмично мы объезжаем объект за объектом, то возвращаясь на склад продовольствия, то снова пускаясь в путь по улочкам Капитолия. Людей на улице мало. Над городом нависает что-то нехорошее. Кажется, намечается серьёзная буря, на улице темно почти как ночью, а ведь сейчас абсолютно точно ещё не начавшийся вечер. В складских помещениях ресторана «El Capitol» никого нет, хотя рольставни пригласительно открыты. Я заношу пару коробок, набитых до самого верха свежайшими помидорами из Дистрикта-9, ставлю их на стол. Ссылаюсь на то, что немного устала и обещаю Гейлу помочь всё дотаскать, когда немного передохну. Я так и не рассказала ему о своих отношениях с Питом. Хотя понимаю, что, чем больше тяну, тем в итоге будет хуже, когда он узнает. Бросаю взгляд на испорченный автомат с напитками, только лишь усугубляя этим самым свои опасения. Его отсюда уже убрали. Здесь больше нет искорёженного, как, возможно, чьей-то души, металла. Подавляя в себе разочарованный вздох, я оборачиваюсь на кухню, глаза сами находят его. Пит увлечённо о чём-то рассказывает высокому худощавому мужчине, активно разводя руками, показывая то в один угол, то в другой. Улыбается. Мне нравится видеть его таким. Весёлым, сияющим, ярким! Не таким, как его картины. Очень надеюсь, что внутри у него сейчас всё не так печально, как на них. Пит замечает меня и опаляет самой настоящей нежностью и любовью во взгляде. Очень хочу, чтобы в моих глазах он видел то же самое. У меня всегда были проблемы с внешним проявлением чувств, не хочу, чтобы Пит не заметил того, что я так отчаянно хочу показать, и увидел то, чего на самом деле нет — холодного безразличия. Он стремительно направляется ко мне, обходя столы не глядя, а я, оглянувшись назад, чтобы убедиться, что рядом нет Гейла, делаю несколько шагов в сторону двери, ведущей на запретную для нас территорию. Пит распахивает её и сразу тянет меня к себе, увлекая в коридорчик. Я благодарна ему за этот неосознанный жест. Объясняться сейчас перед Гейлом мне совсем не хочется. Наши губы тут же касаются друг друга. Легко, ненавязчиво и быстро, словно не желая привлекать лишнего внимания. — Ты как? — спрашивает парень и нежно проводит ладонью по моей щеке, точно проверяет, цела ли я и невредима, будто мог сотворить со мной чего-то ужасного. — Хорошо? — непонимающе отвечаю я. — Насколько хорошо? — Очень хорошо, — краснею, вкладывая свой смысл в слова. — Ты ушла сегодня, — с грустью хмуря светлые брови, говорит он. — Я оставила записку. — Я видел. Но… хотелось проснуться вместе. Опускаю смущенный взгляд, прежде чем произнести: — Ещё успеем, — я почему-то снова робею рядом с ним как маленькая девочка, в очередной раз вспоминая подробности нашей совместной ночи. Громко прочищаю горло, чтобы скрыть возникшую неловкость. — Так когда я смогу взглянуть на свой портрет? — А ты действительно на него не смотрела? — с подозрением во взгляде интересуется Пит. — Соблазн был очень велик, но я сдержалась. — С деланной важностью сообщаю я, задирая подбородок. — Теперь уже не знаю. Остались детали, но самое главное, что я не дописал линию декольте, а как ты должна догадаться, нужной атрибутики у нас больше нет. Придётся делать это по памяти. Смущаюсь от того, что в голове представляется впечатляющая картинка, как Пит в порыве страсти рвёт на моей шее жемчужное колье. Почти слышу, как рассыпаются бусины и как они катятся и катятся, заползая и прячась во всех уголках его квартиры… — Китнисс? — Слышу голос Гейла за дверью и больно прикусываю губу, которую до этого уже неосознанно покусывала. — Тебя твой товарищ уже потерял, пошли, — говорит Пит, практически толкая дверь, но я его останавливаю. Он знает о моих непростых отношениях и дружбе с Гейлом, но я всё равно считаю нужным сказать. — Я ему о нас ещё не сказала, так что… Опускаю взгляд. Пит ласково чмокает меня в лоб. — Понимаю. Тогда, — он протягивает мне белое полотенце со своего плеча, — тебе стоит избавиться от улик. Не понимаю, о чём он говорит, но отталкиваю его в сторону и шагаю влево в раздевалку персонала, знаю, что там висит зеркало — помещение не огорожено. Не нужно даже всматриваться и так всё понятно. Стараниями Пита половина моего лица оказалась в муке. Я бросаю на него напускной грозный взгляд, ловя его шкодливую улыбку в ответ, быстро оттираюсь и выскальзываю из помещения. Пит выжидает несколько секунд и следует за мной. И всё же Мелларк хороший парень. Любой другой мог бы и слова не сказать о перепачканном намеренно лице, желая специально позлить соперника, оставляя свою «метку» и предъявляя таким образом права. Он не такой. Пит ценит и уважает мои отношения с другими. Уважает мои решения и поступки. За одно только это качество можно отдать ему своё сердце. Удивляюсь, как он до сих пор не оказался женат на какой-нибудь проворной девчонке, что первой заметила все его достоинства. — Ты куда опять пропала? — интересуется Гейл, хмуро разглядывая выходящего позади меня Пита. — Неужели опять в туалет? — Искала кого-то, кто скорее сможет нас отпустить. Домой уже хочется, — говорю я так, будто мне это всё уже порядком надоело, и для пущей убедительности закатываю глаза. Пит принимает у Гейла планшет и начинает перепроверять всё по списку. Знаю, что он лишь делает вид. Я намеренно не смотрю на него, а разглядываю обстановку на кухне, но чувствую, как он обходит стол то с одной стороны, то с другой, скользит по мне заинтересованным взглядом, пока я стою со скрещенными руками, строя из себя недовольство из-за столь долгого ожидания. — Порядок, — сообщает Мелларк, оставляя свою подпись. Гейл забирает планшет, и мы собираемся уходить. На последок ловлю на себе очередной загадочный взгляд. Разворачиваюсь, как вдруг меня чуть не сшибает с ног высокое растрёпанное безумие. Финник Одэйр собственной персоной врывается в помещение, стремглав направляется к Питу, буквально подхватывает его и начинает кружиться с тем на руках. — Ты был прав, дружище! Прав! В глазах Пита удивление от столь неожиданного проявления чувств, единственное, что ему остаётся — это смириться и перетерпеть прилив откуда-то взявшегося счастья Финника. У того же глаза светятся, улыбка не сходит с лица. Не понимаю, от чего он так счастлив и в чём Пит оказался прав, но надеюсь, это что-то по-настоящему хорошее. Наконец, «морской красавчик» опускает парня на ноги и, похлопывая по плечу, продолжает что-то оживлённо твердить. Мы с Гейлом от ошеломляющего происшествия так и застыли, как вкопанные. Внутри что-то настораживающе намекает и подсказывает, что нужно быстрее смываться, как только я начинаю приходить в себя. Подталкиваю друга к выходу, но становится уже слишком поздно. — А, Китнисс! — восторженным голосом отзывается Финник, наконец узнавая меня. Он подходит ближе ко мне, чуть ли не подпрыгивая на ходу. — Замечательно, что ты здесь, я как раз звал вас с Питом на ужин. Он сообщит тебе подробности. Парень вдруг обхватывает меня за плечи и возбуждённо трясёт, словно хочет кричать о чём-то невероятном всюду и всем, но не может, и пытается вложить все свои невысказанные слова и неизданные звуки в действия. Он возвращается к Питу так же поспешно и взбудоражено, как и подлетел ко мне, и теперь уводит его за дверь. Последнее, что я вижу, извиняющиеся голубые глаза. Я не смотрю на Гейла. Молча прохожу к машине и сажусь за руль. Не хочу, чтобы он вёл её, когда скажу то, что теперь уже точно придётся сказать. Он медленно садится рядом, и я выезжаю со двора. Едем какое-то время молча. Каждый, вероятно, обдумывает, что первым делом сказать. Не выдерживаю, открываю рот, чтобы начать отрепетированную за последние десять минут сотню раз речь, но меня опережают. — Значит, вас с Питом, — цитирует он слова Одэйра. Я бросаю на него быстрый взгляд. Глядит прямо на дорогу, челюсти напряжены. Буквально вижу, как туда-сюда ходят его желваки. — Я собиралась тебе рассказать. — Когда, Китнисс? На вашей свадьбе? Или, может, на крещении вашего первенца? — Не надо так, Гейл, — я устало закатываю глаза. — Да и если на то пошло, я вообще не должна что-то объяснять. И точно не перед тобой. Получилось, как получилось. — Тогда чего же вы устроили передо мной целое представление? Распинались там, делали вид, что не спите. — Не говори так со мной! — повышаю голос. — Не тебе меня осуждать. Я очень стараюсь сохранять спокойствие, но уже чувствую, как обрывисто дышу, а обида крепко сжимает горло. — Значит, я прав, да? Сколько ты его знаешь? — слышу дребезжащую сталь в его голосе. Даже он больше не может себя контролировать. Обречённо и мрачно вздыхаю. — Два месяца? Меньше? И сколько мы вместе с тобой? С двенадцати лет, Китнисс. — Мы с тобой никогда не были вместе. — Но мы всегда были близки. — Не так, — настойчиво повторяю я. — Да, Кискисс, уж точно не так, — ядовито шипит Гейл, будто пытается ткнуть нашкодившего щенка в его же собственную кучу. Я резко торможу на светофоре, поворачиваясь к нему корпусом. Крупные капли дождя оглушающим звоном начинают тарабанить по стёклам. — И что? Ты мой друг. Ты не желаешь мне счастья? — с пылом говорю я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, готовые вот-вот вырваться наружу и явить себя миру. — Я желал тебе счастья. Но думал, у меня есть время. — Время на что, Гейл? — взрываюсь я. Он неожиданно резко подаётся вперёд и впивается в мои губы, требовательно целуя. Я тут же отталкиваю его, уставившись в лицо напротив широко распахнутыми, ошарашенными до безумия глазами. — Выходи, — шепчу я. — Китнисс, прости, психанул… — Выходи! — уже кричу я. Так истошно и громко, что самой режет слух. — Выметайся! Быстро! Я выталкиваю его руками, давая понять, что не желаю видеть и слышать. Гейл испуганно вываливается под дождь, слышу рокот грозы, разразившейся прямо над нами, я тут же тянусь к дверной ручке, закрывая за ним дверь и, не дожидаясь зелёного сигнала каких-то пять секунд, тут же уезжаю, оставляя его прямо на дороге, исчезающим из поля зрения уже через пару метров. Сам доберётся до дома, не маленький. Возмущение и обида просто топят меня изнутри. Отчаяние выливается всхлипами, которые становятся всё громче и чаще. Взгляд застилают слёзы, туманя картинку перед глазами и портя видимость не хуже, чем дождь. Он не понимает! Просто не понимает! В чём я виновата? Почему я обязана беречь его чувства, когда она сам так безразлично обращается с моими? Говорить такую гадость. Делать такую подлость. Подразумевать такую гнусность. Противно от его слов, обидно и больно.