Ты мне доверяешь?

××П××

— Привет, Китнисс, — тихо произношу я, пытаясь заглянуть ей в глаза, но она специально игнорирует моё приветствие, бодро взбираясь по лестнице. Цвет её лица здоровый, а его выражение вполне радостное каждый раз, когда наши взгляды пересекаются. Вот только я вижу её лицо ещё и в те моменты, когда она думает, что я не смотрю, и я с уверенностью могу рассудить, что всё, что она пытается показать — ложь. Конструкция под ней хлипкая и шатается на сильном ветру, но Китнисс даже не замедляется, словно хочет сбежать от меня как можно дальше. — Пит? — обращается ко мне и подходит ближе кто-то из гостей со стороны невесты, чьего имени я ещё не запомнил. — Я подержу, Энни попросила позвать тебя, — он взглядом указывает на рыжую девушку, которая стоит в отдалении, склонившись над коробками. Хмуро и недоверчиво сверлю парня взглядом, но затем нехотя отступаю, отрываясь от лестницы. — Тебе понадобилась моя помощь? — спрашиваю я, подходя к Энни. — Не совсем, — девушка вдруг пристально смотрит на меня, своими зелёными глазками заглядывая прямо в самую глубь, что невольно кажется, будто кто-то схватил рукой все внутренние органы и начал безжалостно ворошить. — Я хотела спросить, что у вас с Китнисс. В обескураженности я и не замечаю, как приподнимаю одну бровь, медленно обдумывая ответ, что, разумеется, не уходит от внимания Энни. — Ну и помощь не помешает тоже, вот, держи за этот конец, — она вручает провод, а сама принимается увлечённо распутывать его, но при этом явно даёт понять, что всё ещё ждёт от меня ответа. — Мы расстались, ты же знаешь, — внутри поднимается лёгкая волна паники от того, что Финник, возможно, мог проболтаться, и девушка знает больше положенного, а от неё, вероятно, может узнать и сама Китнисс. — Да, — задумчиво произносит она, не поднимая на меня глаз. — Это я знаю. Но меня больше интересует, в каких отношениях вы остались. Судя по тому, что я вижу, то в довольно напряжённых. — Мы расстались друзьями, — отмахиваюсь я явной ложью. — Ну да, — девушка бросает на меня быстрый скептичный взгляд. — Просто, я не хочу, чтобы на свадьбе вместо того, чтобы веселиться, Китнисс чувствовала себя в вашем с твоей подругой обществе неуютно. — У Китнисс есть друг, который поможет ей с этим справиться, — злорадно замечаю я, но тут же стараюсь смягчить выражение своего лица. — Друг? — многозначительно смотрит Энни исподлобья, словно я оказался совершенно не прав. Это её выражение заставляет всё тело напрячься, а волоски встать дыбом. Между Китнисс и Гейлом всё-таки что-то есть? — Друг, — сурово повторяю я, желая всеми фибрами души, чтобы это всё ещё было так. Кто угодно, только не он. Энни ничего не отвечает на это, продолжая разговор на предыдущую тему, что ещё больше тревожит мой разум. — В общем, поговорите или, не знаю, уладьте отношения между собой. Хотя бы до свадьбы. Не хочу видеть там ваши кислые лица. — Энни нежно похлопывает меня по щеке, приводя в чувства, хотя с её стороны это был скорее приободряющий жест. Забирает провод у меня из руки и уходит в направлении Китнисс. Та стоит на самой верхней ступеньке, еле дотягиваясь до макушки фонарного столба. Её волосы и юбку развевает ветер, и, кажется, ещё один порыв, и он поднимет её саму в воздух, и она скроется в уходящих облаках. Позади неё невероятной красоты уже ставший розовым закат. От вида горько сжимается сердце, и я понимаю, что должен запечатлеть этот мираж не только в своей голове.

××××

Зря я дописал тот портрет. Потому что, как я и думал, мой самый большой страх сбылся: моя муза тут же покинула меня. Не нужно было заканчивать его, потому что её изображение, которое пылится в квартире на Раст-Стрит в Капитолии теперь единственное, что осталось у меня от Китнисс. Кроме воспоминаний, которым отведён отдельный угол, нет, пожалуй, всё моё сердце. Каждое из них, и хорошее и не очень, я буду трепетно хранить в своём сознании, начиная с той песни долины в детстве и заканчивая каждым последним взглядом, который я смогу поймать. Чуть мерцающего от перебоев электричества или неисправности уличной лампы света вполне достаточно, чтобы запечатлеть на крохотном листочке образ, который съедает мой мозг изнутри. Ночной ветер гуляет в волосах, заставляя их метаться из стороны в сторону, а бумажный огрызок вырываться из-под руки. Но я настойчиво прижимаю его к деревянной поверхности стола на уличной террасе и продолжаю выводить уже почти сточившимся карандашом её силуэт. — Мелларк, — приближается ко мне голос Гейла, а затем я поднимаю глаза и вижу его самого. Парень медленно поднимается на террасу и вальяжно усаживается в соседнее кресло. Он передвигается почти бесшумно, и мой слух безотчётно цепляется за звуки того, как недалеко поднимаются волны, и я почти вижу, как они разбиваются о песочный берег. Лунный свет лишь слегка отражается на бушующей водной поверхности, поэтому кроме темноты там сейчас ничего нет. — Гейл, — скупо приветствую нового собеседника, возвращая на него свой затуманенный взгляд. Он явно пришёл не на ночной океан посмотреть. Хоторн без промедления решает начать диалог, видимо, ходить вокруг да около совсем не в его стиле. Хотя, я бы поспорил. — Ты причинил ей слишком много боли, — хмуро высказывает он, на что я хмыкаю, убирая в карман листочек с изображением той, о ком разворачивается наша беседа. — То, что происходит между нами — это наше дело, — почти печально произношу я, и тут же понимаю, что осёкся и исправляюсь, — происходило. Как бы сильно меня это ни терзало, ни заставляло мучиться, если у Китнисс есть желание найти своё счастье с этим парнем, я, наверное, должен ей это позволить? Ей хватило причинённой мною боли, незачем противиться её избавлению. — Уже нет, — продолжает Хоторн, — потому что Китнисс многим дорога, мне в том числе. — Я почти закатываю глаза, не сомневаясь в этом, но вовремя одёргиваю себя. Не время ребячеству или ревности. Я не имею права. Не имею права. Вот что я постоянно напоминаю себе. — И когда ей плохо из-за тебя, плохо всем её близким. Как бы я ни желал счастья Китнисс, этот парень всё равно поднимает во мне волну злости. Она бьётся о рёбра точно так же, как солёная вода сейчас бьётся о берега, всё настойчивее и яростнее. И даже мои собственные уговоры и вечные напоминания самому себе не работают. — Она что-то говорила? — Она вообще никому ничего не говорит, продолжая выгораживать тебя. И я не знаю почему, — он облокачивается локтями на свои колени, а подбородком упирается в переплетённые пальцы. Внимательно изучает меня. Но его слова заставляют меня додуматься до одной простой истины. Гейлу она ничего не рассказала. Значит, они не так близки, как я думал. Хотя, вполне возможно, просто не хочет заставлять нового парня слишком сильно нервничать. Мои руки сжимаются в кулаки. Я сверлю таким же проницательным взглядом серые глаза напротив. Что ты задумал, Хоторн? Что тебе нужно? — Оставь её в покое, — отвечает он, словно читая мои мысли. — Я её не трогаю, — расслабленно отвечаю я. — Может и нет, но твоя жизнь всё ещё заботит её, иначе зачем бы она постоянно расспрашивала о тебе Эффи? А вот это становится сюрпризом. Это нехорошо. Было бы лучше, если бы Китнисс постаралась скорее забыть меня. Забыть с кем-то, с кем угодно, кто не Гейл. — Китнисс помогла мне со многими вещами, это нормально, что она интересуется этими делами. Она приложила к этому руку. И снова испытующий взгляд, что уже начинает подбешивать. — Да, она же теперь бизнес-леди. Сделки, договоры, переговоры, деньги. Без малейшего сомнения, я улавливаю недовольство в голосе Хоторна. — Это плохо, что она устраивает свою жизнь? Жизнь Прим и своей матери? И даже твою? — Она не так хотела, — повышает он голос, почти огрызаясь. — А ты знаешь, как она хотела? — Мы с ней знакомы восемь лет, Мелларк, а не восемь недель. Что-то в его словах и тоне заставляет бурю эмоций внутри подниматься всё выше, закручиваться вихрями, болезненно задевая всё на своём пути. — Люди меняются, — я пытаюсь говорить по-прежнему спокойно, скрывая своё истинное состояние. — Но Китнисс не должна. И тут я понимаю. Понимаю причину злости Хоторна. Я всегда знал, что он влюблён в Китнисс, но перед парнем встала новая дилемма. Он влюблён в девушку из прошлого. Не в ту, которой пришлось перестроиться и приспособиться к новой жизни. Ему не нравятся изменения в ней, не нравится, что она может сделать всё для себя сама, если захочет. Вероятно, Гейл всегда думал, что он станет её спасителем, верным и надёжным плечом, за которым она сможет укрыться. А когда ей это не нужно, он бесится. Не принимает. Не хочет. Желает, чтобы всё было как прежде. Ещё и его явная неприязнь ко всему капитолийскому, о которой изливала мне переживания Китнисс. Она с ними смирилась, примирилась и приняла, понимая какую пользу можно извлечь в ответ. А парень до сих пор не может. Нужно как-то его успокоить? Сказать, что Китнисс всегда останется той самой Китнисс: честной, смелой, упрямой, самоотверженной и доброй? Это всё про неё, да, и это останется правдой, но я не могу заставить себя подбодрить того, кого до сих пор воспринимаю как соперника, хотя свой шанс я давно самолично уничтожил и выбросил в бездну прах его бессмысленных остатков. Я знаю, что мог бы подобрать самые подходящие слова, чтобы заверить его в этом. Мог бы одной фразой облегчить его страдания и внутренние терзания. Но я молчу. Предательски молчу, возможно, этим самым снова руша будущее любимой девушки. Хоторн понимает, что я не намереваюсь продолжать разговор. Резко вскакивает с кресла и тяжёлой походкой удаляется, оставляя меня одного сидеть и в очередной раз разбираться со своими чувствами. Что же я творю и почему я такой эгоист?

××××

В комнате жарко. Горячее дыхание Глории, разбивающееся о мою спину, раздражает. Обычно мне всё равно, но сегодня я как на иголках. Отодвигаюсь подальше, почти на самый край, но во сне девушка снова находит меня и пытается опутать руками, словно диким плющом, в свои цепкие объятия. Поэтому я выскальзываю из кровати, и сквозняк, гуляющий по полу, наконец дарует какую-то свежесть. Я без футболки, но на мне обычные пижамные штаны тёмно-синего цвета, которые я не позволяю себе снять в присутствии Гло. Я спал бы даже в футболке, если бы здесь не было так чертовски жарко и душно. Подойдя к окну, тихо открываю его, пытаясь впустить больше свежего воздуха. Это немного работает. Вид из окна выходит на садик с разнообразными цветами, некоторые из которых я уже заприметил днём для будущих картин, тех, которые я буду писать безо всякого воодушевления. Просто потому, что так надо. Красный бутон станет чёрным, голубой — грязно-бурым, а жёлтый — светло-серым. Так теперь во всём. Сон в ближайшее время всё равно не придёт, я уже знаю, так что решаю совершить тихую ночную прогулку по атмосферному зданию, поискать тёмные закрома, которые смогли бы олицетворить состояния моей души, ну или просто выпить тёплого молока на сон грядущий, рано или поздно придётся лечь обратно. Аккуратно ступаю по старым половицам. На собственное удивление, ни одна из них под моими ногами не поскрипывает, хотя это не значит, что я теперь иду тихо. Вероятно, своей тяжёлой поступью я разбудил уже несколько чутко спящих «соседей». Свет в коридоре выключен, так что я бреду по памяти. На первом этаже я оказываюсь в уже знакомой столовой, потому стараюсь идти туда, где ещё не был. Невероятным везением оказываюсь прямо на кухне, натыкаясь на большой остров для готовки посреди комнаты. Это здание раньше было чьим-то домом. Обычный большой дом с холлом, гостиной, столовой и кухней. Разве что гостевых комнат оказалось неподобающе много, именно поэтому теперь это что-то вроде отеля. Каждый посетитель может лично прийти на кухню и приготовить себе что-нибудь, но с утра, разумеется, по обычному расписанию нагрянет пара работников, которые приготовят завтрак для постояльцев, а затем обед и ужин, особо не балуя разнообразием. Но, по сути, ходи здесь сколько хочешь, им это не помешает, главное — не ешь заготовки, хранящиеся отдельно. Открываю холодильник, предназначенный конкретно для нас — для гостей пансионата — и по помещению разливается белый свет. Нахожу молоко, отыскиваю стаканы, заполняю один из них и ставлю его в микроволновку. Нет никакого желания кипятить жидкость нормальным образом посреди ночи. Когда всё готово усаживаюсь на табурет у острова и медленно попиваю горячий напиток, стараясь как можно дольше растянуть время до своего возвращения в комнату. Я совсем не слышу тихие приближающиеся шаги, но замечаю её, застывшую в нерешительности в дверном проёме. Китнисс пару мгновений мнётся, всё ещё надеясь уйти незамеченной, но понимая, что уже поздно, ступает гордой походкой прямо к холодильнику. И тогда белый свет разливается по комнате во второй раз. — Могу уйти, если ты хочешь, — спокойно произношу я не слишком громко, но разрывая своим голосом колющую тишину. Я замечаю на ней тёмную комбинацию, еле прикрывающую стройные бёдра. Это в таком виде она спит с Хоторном? Рука непроизвольно сжимает уже тёплый стакан чуть сильнее. — Не нужно, — отвечает Китнисс бесцветным голосом. Оборачивается, чтобы рассмотреть меня при доступном ей освещении и достаёт из холодильника коробку сока. Она подходит к столешнице у стены, пытаясь отыскать чистые стаканы. — Они правее, — говорю я. Китнисс снова пропускает мою подсказку мимо ушей, принимаясь открывать все ящики наперебой, вглядываясь в темноту каждого из них. Со вздохом я встаю с табурета. Открываю верхний шкаф справа и протягиваю ей один стакан. Она задумчиво переводит взгляд с него на мои глаза, а затем демонстративно достаёт другой оттуда, откуда я только что достал этот. Мои губы трогает горькая ухмылка. Она злится. Понятное дело, что она злится. Она так и не дала возможности поговорить с ней, как-то объяснить. Хотя объяснять тут, по сути, нечего, я сам соврал ей, что люблю Глорию, всё, что я ни сказал бы после этого оказалось бы ещё большей ложью, потому что правда для неё не безопасна. Китнисс наливает в стакан сок и принимается медленно его пить. Я-то думал, она постарается как можно быстрее улизнуть отсюда, а вместо этого её изучающий взгляд скользит по моему полуобнажённому телу. Под её пристальным вниманием становится не по себе. Я шумно сглатываю и стараюсь перебороть возникающие перед глазами картинки из прошлого. Нет. Нельзя об этом думать. Китнисс больше не моя и никогда не станет. Теперь уже точно. Неожиданно для себя, я замечаю, что ещё минуту назад укоризненный взгляд вдруг становится томным и вызывающим. Коварный отголосок хитрости, мелькнувшей в её глазах, настораживает меня, но волосы по всему телу встают дыбом не из-за этого. Не допивая сока, Китнисс довольно громко ставит его на деревянную поверхность. Делает шаг вперёд, предоставляя обзору свои длинные красивые ноги. — Нужно идти, — говорит она нарочито медленно, приближаясь всё ближе, и я не понимаю, какую игру она затеяла. — Меня ждёт Гейл. Её слова заставляют тело мигом напрячься, а челюсти сжаться. Вот, значит, как, её ждёт Хоторн. Значит, всё-таки не друзья. Больше нет. — Ну так иди, — стальным голосом произношу я, и этот холод в нём пугает даже меня. — Надеюсь, ваша комната не так близко к нашей, — Китнисс стоит уже всего в нескольких сантиметрах от меня. — Не хотим мешать вам спать. Сердце бешено бьётся то ли от запретной и опасной близости, то ли от бешенства, вызванного её словами. Я сдерживаю себя из последних сил, намереваясь просто развернуться и уйти, чтобы не выслушивать… Провокацию. Китнисс меня… провоцирует? Озорной блеск в глазах девушки и закусывание нижней губы отвечают на этот вопрос раньше, чем мой собственный мозг. Лёгкие, почти невесомые пальчики скользят по голому торсу, словно стряхивая несуществующие пылинки, заставляют тело покрыться мурашками и отозваться непрошенной реакцией в области ниже. Китнисс уже собирается вновь отойти, чтобы спокойно допить свой напиток, но моя реакция оказывается быстрее и неожиданнее. Не знаю зачем, но я прижимаю её к кухонному острову, расставив по обе стороны от неё свои руки, заставляя упереться в поверхность стола поясницей. Её взгляд не напуганный, как если бы она решила, что ситуация вышла из-под контроля. А вот мой, вероятно, лихорадочный, пытающийся судорожно сообразить, о чём думает эта девушка. Но она смотрит исподлобья, словно выжидательно. Нет. Нужно отстраниться, нужно уйти. Наверху спит Глория, к которой нужно вернуться, но всё больше нарастающая эрекция и затуманивающее рассудок желание быстро вытесняют мысли об этом из моей головы. Распущенные волосы Китнисс блестят и переливаются в лучах лунного света, пробивающегося через маленькие окошки вдоль потолка. Её ресницы трепещут, а губы пересохли. Так и хочется подарить им столь необходимую влагу. Нельзя. Чего она хочет? И словно улавливая моё замешательство, Китнисс подаётся чуть вперёд, задевая своим животом уже заметно выступающее возбуждение. Её грудь медленно вздымается и опускается вниз, кажется, будто она полностью контролирует всю ситуацию, и я марионетка, оказавшаяся в её руках. Я почти уже готов отстраниться, когда слышу её сладкий голос, произносящий моё имя. — Пит… Всё внимание на её губах. Она не льнёт ко мне с поцелуями, провоцируя своим телом и взглядом. Её рука спускается вниз, соприкасаясь через тонкую ткань с моим пенисом. И я громко выдыхаю, утыкаясь в её волосы, перекинутые на шею. Смогу ли я вытерпеть? Смогу ли уйти? Их пьянящий аромат и мягкость её кожи сводят с ума, заставляют медленно плавиться мозг и разгоняют жгучее желание по всему телу. Китнисс продолжает аккуратно поглаживать, вводя в исступление. Я крепко зажмуриваю глаза, пытаясь проснуться. Это не может быть правдой, вероятно, я уснул прямо за столом. Иначе зачем ей это делать. Тело, прижатое ко мне, начинает елозить, исходя от того же сумасшедшего желания, что и я. И я наконец срываюсь. Отстраняюсь от её плеча, в которое тяжело дышал, и жёстко впиваюсь в губы поцелуем, сразу же настойчиво проникая языком. На вкус она как сладкий апельсин. Только вот я уверен, что тот сок, что она пила, и в одну сотую не так сладок. Руки Китнисс поднимаются к моим плечам, где сумбурные касания сменяются страстным напором, а я, не теряя времени, подхватываю её под ягодицы и усаживаю на столешницу. Она не сопротивляется и шире разводит ноги, позволяя мне встать между ними. Наши поцелуи слишком жаркие, порывистые и мокрые. Колени Китнисс сильно сжимают мои бёдра. Страшная боль, проносящаяся внутри, заставляет меня быть грубее. Толкаю девушку вперёд, заставляя оказаться на столе в лежачем положении, и сразу же нависаю сверху. Моя грубость, кажется, только больше заводит её, потому что её потемневшие глаза дурманят, приглашая утонуть в них. — Разве ты не приехал с невестой? — шепчет она, продолжая обжигать мои плечи своими касаниями. — Ой, прости, женой. — А ты разве не приехала с Хоторном? — шепчу ей в самые губы. Каждый из нас ничего не отвечает другому. Нам это не нужно, каждый сам знает ответ. Стягиваю с её плеча сначала одну лямку, лаская губами и языком плечо, затем вторую. Китнисс в это время нагло запускает руку мне в штаны, освобождая от плена тканей мой пульсирующий от сдерживаемого желания член. Она принимается нежно ласкать его, отчего я на время теряюсь. Нет. Это точно сон. И на самом интересном моменте я проснусь. Возвращаю внимание её телу, пока она неторопливо ублажает моё. Дурацкая ткань скрывает от меня столько прелестей, и я рывком спускаю верхнюю часть лёгкой ночнушки ниже груди. Еле касаюсь губами соска, как ощущаю наращивающий темп движений Китнисс. Чего она хочет? Почему доводит меня? Моя вторая рука тянется к её шортам, но она останавливает меня, пристраивая её на своей шее, желая поглаживаний, которые, как я знаю, она любит. Языком я вывожу круги вокруг её ореол. Слегка покусываю, когда слышу чуть тихие стоны, которые уже так люблю я. Как я скучал по ним. Скучал по ней. Я и сейчас скучаю по ней, когда она рядом, здесь, со мной. В мозг вдруг вклинивается мысль, что всё происходящее совершенно неправильно. Наверху Глория и Гейл, а ещё есть Кабан, который может узнать обо всём. Но это ведь сон. Никто не узнает. Никто. Ничего. Не узнает. Кажется, будто по каждой вене и артерии пробегает электрический импульс. Чувствую, что воздуха в лёгких резко поубавилось, а сердце будто остановилось, когда тело достигает своего пика удовольствия. Я только знаю, что не прекращаю шептать её имени, боясь открыть глаза. Моё семя изливается на живот Китнисс, принимаясь медленно впитываться в шёлковую ткань. Воспользовавшись моим минутным помутнением, девушка как ни в чём не бывало выскальзывает из-под меня, поправляя лямки на плечах, и спрыгивает со стола. Возвращается к стакану и не торопясь допивает свой сок. Задумчиво разглядывает полностью обескураженного меня, когда я уже могу видеть, что происходит. Когда я проснусь? — Чем же она это заслужила, Пит? — тихо произносит Китнисс. Не понимаю, что конкретно она имеет в виду. Сейчас я вообще ни черта не понимаю. — Любишь одну, а хочешь другую. После этих слов она медленно уходит, словно ничего действительно и не произошло. А до меня доходит, что она говорила о Глории, а всё это было просто какой-то извращённой игрой. Проверкой. И, кажется, я её провалил. Это и правда оказался сон. Самый страшный сон. И затянул в него я себя сам.