incompatibility

Дверь с глухим скрипом отворяется, и в столовую за руку входят две девушки. Весь зал затихает и косится на обеих Абсолютных. Несмотря на недоумение всех присутствующих, блондинки проходят вглубь комнаты и садятся за уже накрытый стол. Никто из остальных ребят даже не смеет спросить о том, что могло произойти между милашкой Каэде и сучкой Миу, чтобы те так безмятежно сидели и принимали пищу. Ну, почти все. Засранец Кокичи как и всегда вставляет свои непрошенные комментарии. — Акамацу-чан, должен сказать, что у тебя очень плохой вкус, раз ты решила избрать себе в суженные такую шлюшку как Миу, — парень язвительно усмехается и с надменным спокойствием наблюдает за тем, насколько стремительно вскипает Ирума. Заметив, что блондинка вот-вот встанет и наваляет лжецу, девушка начинает усиленно гладить руку Изобретательницы и нашёптывать той на ушко успокаивающие слова, прося не совершать глупостей. Удовлетворившись гневом голубоглазой, парень сразу же теряет интерес к происходящему и тоже присаживается за стол, но поодаль от парочки, чтобы уж наверняка. А то вдруг обозлённая Ирума-чан загрызёт и не подавится. Остальные ребята, наконец отойдя от транса, поглотившего практически всех Абсолютных, также один за другим садятся за трапезу. Один миг — и комната уже наполняется голосами старшеклассников. Кто-то хохочет, кто-то кричит так, что уши закладывает, а кто-то, просто молчаливо хмурясь, вперивается взглядом в двух девушек, спокойно вкушающих свой завтрак. Когда ещё такое увидишь? А самый главный вопрос — как обе блондинки к этому пришли? Слишком много информации к перевариванию. Через несколько минут весь зал будто забывает о том, что только что узрел, никого, казалось, это больше не волнует. Однако только парень в кепке, сидящий напротив девушек, с какой-то скорбью на лице разглядывает Каэде, словно она только что умерла, а виновна в этом Ирума. Всё-таки он с самого начала их знакомства с Изобретательницей не взлюбил ту, хоть сейчас и старается соблюдать нейтралитет по отношению к ней. Замечая напряжённый взгляд своего друга, Акамацу отрывается от трапезы и с беспокойством смотрит в глаза Детектива. — Сайхара-кун, что-то случилось?! — во взоре девушки читается серьёзное волнение. — Тебе нехорошо? Парень вздрагивает, отводит глаза от лица Пианистки и, с секунду подумав, отвечает: — Не беспокойся, Акамацу-сан, всё н-нормально, просто задумался. — Точно? Мы можем сходить в медпункт, если ты неважно себя чувствуешь. — Точно. Всё хорошо. Блондинка пожимает плечами и, откидывая лезущие в тарелку белёсые локоны на спину, возвращается к завтраку, всё ещё поглядывая на опечаленного парня.

***

Девушки выходят из столовой и бредут в сторону общежития. Похоже, сейчас у них есть куча свободного времени, чтобы провести его наедине. Доверить своё тело партнёрше и на несколько часов отдаться друг другу. Не слышать насмешек Кокичи, не видеть тупых рож вынужденных одноклассников, забыть напрочь об убийственной игре. Сейчас для них это не имеет никакого смысла. Есть только она и Каэде. Это всё, о чём Миу думает в данный момент. Дверь запирается на защёлку, и в комнату вваливаются два разгорячённых тела. Изобретательница втягивает Пианистку в долгий, полный страсти и желания поцелуй. Ирума целуется жарко и весьма возбуждающе, будто никогда больше в жизни её не увидит. Акамацу же робко ей отвечает, проникает в горячий рот, нежно касается её языка своим и прикрывает глаза во внеземном удовольствии. Девушка чувствует, как края её свитера оттягиваются и резко приподнимаются, а к распалённой коже под одеждой прикасается холодная, словно лёд, рука. Каэде вздрагивает и издаёт приглушённый стон. Ледяная конечность начинает оглаживать всё, что может нащупать. Фаланги пальцев проходятся по слегка ощутимым рёбрам, словно пересчитывают, спускаются ниже и очерчивают круг на чуть выступающем животе. По телу распространяется волна мурашек. Пианистка, опомнившись, разрывает поцелуй и, схватившись за кисти рук своей возлюбленной, ведёт холодящие конечности вверх. Бережно прижимает к тёплой груди, после чего, поднимая полный нежности взгляд на девушку, спрашивает: — Ты замёрзла, милая? Хочешь, я согрею тебя? — кивок. — Придвинься ко мне поближе. Миу пододвигается вплотную и обмякает в тёплых руках любовницы, прижимаясь всем телом. — Ещё одна причина потрахаться, — неожиданно подаёт голос Изобретательница. На её лице возникает похотливая улыбка, и та вовлекает Пианистку в новый, ещё более страстный поцелуй, после чего отстраняется, образуя между устами обеих тонкую ниточку слюны. — Интересно, а в сексе твои пальцы такие же ловкие как и в игре на своём ебучем инструменте? Покажешь мне? Каэде с улыбкой фыркает и отпускает руки Миу, позволяя ей делать всё, что та, чёрт возьми, захочет. Девушка, получив инициативу в свои руки, в предвкушении облизывается и сжимает внушительных размеров груди, облачённые в немного маломерящий бюстгалтер. Оглаживает молочные железы, нажимает на бусины затвердевших сосков, заставляя дыхание партнёрши сбиться ко всем чертям. Акамацу уже в который раз вздрагивает, чуть ли не тая от ласк возлюбленной и горячего дуновения в шею. Это тот предел мечтаний, о котором Пианистка даже думать не могла. Возбуждение затуманивает разум, а в трусиках становится жутко влажно, так, что хочется побыстрее от них избавиться и позволить Миу всё. Девушка ёрзает на месте, не в силах терпеть промокший насквозь материал на коже, что не остаётся незамеченным Ирумой. Та оставляет возбуждённую грудь в состояние покоя и опускает взор на еле закрытую юбкой промежность. На её лице возникает блаженная улыбка. Это её прикосновения так возбудили? — А ты, я вижу, уже готова перейти к делу. Ты только посмотри, как промокла твоя пизда, шлюшка! Моя шлюшка, — сказала она это томным и несвойственно низким для неё голосом. Изобретательница резкими движениями буквально срывает с любовницы одежду и рывком опрокидывает Пианистку на кровать, а сама широко раздвигает чужие ноги и усаживается перед промежностью. Медленными движениями, словно дразня, проводит внутренней стороне бёдер, иногда задевая пальцами так соблазнительно выглядящее пятно смазки на промокших дальше некуда трусах. Наконец, Миу, наигравшись вдоволь с бёдрами Каэде, хоть и медленно, но стягивает уже совсем не нужный в данный момент предмет одежды. Он летит на пол вслед за остальным тряпьём. Девушка жадно припадает к набухшим половым губам и, высунув язык, очерчивает крошечную бусинку клитора, заставляя Акамацу задыхаться уже не только от собственного возбуждения, но и от стимуляции. Одно верное движение языка — и Каэде, широко распахнув глаза, от неожиданности вскидывает бёдра и, случайно наткнувшись на зубы Изобретательницы, шипит от боли. Возбуждение слегка отходит на второй план. — Блять, Каэде, не дёргайся, — с упрёком во взгляде шипит Ирума. — Ты это… не поранилась? — Н-нет, продолжай, — к блондинке вновь возвращается желание, и она раздвигает ноги ещё шире, закидывая их на спину другой Абсолютной. Едва ли не плача, она заканчивает предложение. — П-пожалуйста, молю, продолжай. Миу расплывается в блаженной улыбке, а затем закусывает губу. Как же это возбуждает — видеть свою любовницу просящей довести себя до разрядки. Но Ирума не Ирума, если не будет дразнить и мучать Каэде, поэтому та не спешит снова приступать к своему делу. Вместо этого она, еле касаясь возбуждённого клитора девушки, легко очерчивает кружки вокруг небольшого выступа, иногда надавливая и стимулируя. Наконец, закончив томить свою девушку глупыми играми, она убирает руку. Ехидно усмехается, приближается к лицу Пианистки своими лёгкими касаниями оставляет по всему периметру щёк нежные поцелуи. Акамацу с мольбой и диким жаром глядит в голубые глаза возлюбленной. Миу больше не может противиться желанию девушки. — Блять, не смотри на меня так. Ты меня смущаешь! Ирума, чувствуя неловкость между собой и Каэде, отводит взор с очей Пианистки и отстраняется от её румяного лица. Возвращается к половым губам той и приставляет к её входу во влагалище один палец. Медленно и нежно вторгается, давая привыкнуть к новым за это утро ощущениям, а сама подносит губы к клитору и начинает вылизывать миниатюрный бугорок, быстро двигая языком. Дрожь Акамацу усиливается. Девушка дёргается и, ощутив судорогу во всём теле, обильно извергается на руку партнёрши. Несколько капель попадает в рот Изобретательнице. Поняв это, она поворачивает голову в альтернативном направлении и сплёвывает в испачканную природной смазкой ладонь, после чего растирает по всей длине своих пальцев. — Хули ты так быстро кончила, сучка ты похотливая? — Миу хохотнула и посмотрела во стыдливо отведённые глаза возлюбленной. — Ебать, неужели ты реально девственница? Нерешительный кивок. — Пиздец, я думала, что это шутка. Но, с другой стороны, это значит, что я у тебя буду первой! Так что готовься. Я трахну тебя так, что звёзды из глаз повылетают, — Ирума заходится звонким смехом, после чего, удовлетворившись робостью партнёрши, возвращается к делу. Вновь доведя языком и пальцами любовницу до ещё нескольких оргазмов, Изобретательница откидывается на спину, заправив за уши лезущие в глаза волосы, расставляет свои ноги в разные стороны и раздвигает половые губы, выставляя на обозрение сочащуюся естественной смазкой щёлку. Каэде от неожиданности раскрывает рот. — Я доставила удовольствие тебе, теперь и ты сделай тоже самое мне. Покажи, как работаешь пальцами. Акамацу застывает в нерешительности. — Миу, я не уверена, что- — Ну же, смелее! — рявкает Ирума, и Каэде не остаётся, что и сказать. Она несмело сглатывает. Каэде, ещё не отошедшую от оргазма, потряхивает, сердце стучит громко-громко, но она подползает ближе и усаживается между так удобно раскрытыми ногами Изобретательницы. Ей неловко и немного страшно, так как она никогда в жизни не делала ничего подобного, и ей совсем не хочется накосячить и сделать своей возлюбленной больно или неприятно. Но Пианистка всё-таки решается действовать до того, как Миу надоест ждать, пока Акамацу пересилит себя. Она мягко, еле касаясь указательным и средним пальцем, проводит вдоль больших половых губ, а затев, твёрдо поставив себе цель удовлетворить свою девушку, прикасается к головке клитора и тут же начинает двигать пальцами вверх и вниз. — Миу, я всё правильно делаю? — Каэде переводит взгляд на зарумянившееся от поднявшейся температуры тела лицо возлюбленной. — Д-да, всё просто охуенно, — девушка высовывает язык и, закатывая глаза, издаёт громкий протяжный стон. Она не привыкла быть тихой. — Теперь надави здесь, а этой рукой проведи тут. Пианистка кивает себе. Надо будет запомнить движения и отточить технику. — А если я сделаю так? — Акамацу максимально медленно и размеренно погружает указательный палец в узкую щёлку. Стенки влагалища сжимают его, будто желая всосать в себя. Блондинка кое-как начинает двигать пальцем, вместе с тем надавливая на клитор. — А если я добавлю ещё один палец? Пианистка протискивает его, начиная делать движения ножницы и толчки, растягивая тугие мышцы изнутри, при этом подключая ещё и вторую руку. По телу Миу то и дело проходят судороги, а она сама стонет как не в себя. Её лицо краснеет с каждым толчком, с каждым надавливанием на чувствительной участок, после чего, спустя некоторое время, кончает с протяжным рыком. Девушка обмякает на руках своей возлюбленной и поднимает корпус и голову, прислоняясь губами к её лицу и нежно чмокает то щёки, то нос, то уголки губ, затем ложится обратно и закрывает глаза, стараясь отдышаться после случившегося. Пианистка же, вытерев пальцы о белый, слабовато пахнущий клубникой, платок, опускается к белобрысым прядям партнёрши и ничинает поглаживать, мягко и совершенно ласково зарываясь пальчиками в светлые локоны. — Слушай, Миу, а ты уже думала, что мы будем делать, когда выберемся из этого ада? — спокойно интересуется девушка, ни на секунду не останавливая свои кисти. — Я бы хотела запатентовать все свои сраные новые изобретения, заработать кучу бабок и уехать с тобой далеко-далеко, — улыбнулась ей в ответ Изобретательница. — Но до этого ещё надо дожить, ели доживём. — Честно, я бы тоже этого хотела. Но я уверена, мы с тобой всё преодолеем, — Акамацу почти невесомо тыкает возлюбленную в нос, после чего перекладывает всё ещё тяжеловато дышащую девушку со своих рук на рядом лежащую подушку и укладывается рядом, накрывая и себя, и Миу одеялом. — Тебе надо немного отдохнуть. Поспи, люблю тебя, — Каэде целует макушку Ирумы и опускает голову на белоснежную подушку, погружаясь в дрёму. — А я тебя, — Изобретательница в последний раз окидывает безмятежное личико Пианистки и тоже начинает стремительно засыпать.

***

Девушка стеклянными глазами вперивается в белый потолок, в её глазах стоят прозрачные слезинки. Она не верит в то, что произошло несколько минут назад. Она просто не может поверить в это. Это абсурд, глупость. Такого не может быть. Не может быть, что Каэде была убийцей, она бы никого даже пальцем не тронула. Слеза скатывается по щеке, мокрой дорожкой очерчивая скулу. Как же так? — Почему?.. Почему так? — Изобретательница поднимается с пола и подходит к стене, ударяя её крепко сжатыми кулаками. Костяшки пальцев стираются в кровь, а на штукатурке остаётся свежий ярко-красный след. Она уже не шепчет, а кричит, проклинает Монокуму, того, кто стоит за всей этой дерьмовой убийственной игрой. С уст срывается крик. — Чтоб ты сдох, гондон. Я лично убью тебя! Миу резко поворачивает голову, смотря прямо в камеру. — Да, мерзкий кусок блядского дерьма, это адресовано тебе! И когда я доберусь до тебя, ты будешь умолять меня о пощаде! Я отомщу за тех, кто мёртв и за тех, кто жив, за Каэде! Её глаза полны ненависти и презрения, брови сведены к переносице, а уголки губ подрагивают в нервной улыбке. Она всё ещё не может поверить в такую ужасную потерю. Но, к несчастию, Акамацу уже не вернуть, и она это прекрасно знает, но всё ещё продолжает осуществлять тщетные попытки уверить себя, что всё хорошо. Бесполезно. Каэде больше нет.