душно и холодно, вот что сказала безнадёжно умершая весна.

сону: как кто-то решил

подпалить лес из наших чувств.

занавески, тревожимые ветром, играются с тенями на стене. слышишь? так говорит с нами ветер. шуршит тонкой тканью, заходит в квартиру, заползает под кожу. подкожные жуки бегают по рукам и ногам, мешая сконцентрироваться на чём-то одном, а шелест только нервирует. — закрой окно, — сону хочет сковырнуть старые раны и забраться себе под кожу, чтобы эти назойливые жуки перестали бегать по его тканям. кажется, они прогрызают капиляры. — мне холодно. он не отрывает взгляда от книги, которую читает днями напролёт. одно и тоже, каждый день он перелистывает страницу за страницей, будто какое-то слово может соскочить с неё в наружность, и он тщательно проверяет, не случилось ли этого. сонхун молча закрывает окно и включает вытяжку у плиты, передвигаясь вместе с пепельницей ближе к ней. дым уходит немного хуже, соседи опять пожалуются на неприятный запах. просто они не видят, как бабочки из его лёгких летают сейчас под потолком вместе со звёздами. их принимают за двух сумасшедших, а они просто влюблены. любовь, выраженная в молчании, не всегда бывает трагична. но всё же звёзды просили, чтобы вы говорили друг с другом. сонхун смотрит на сону, в голове которого порос запутанный лес неозвученных мыслей. и у самого в сердце что-то начинает прорастать, чтобы сковать чувства и не дать им выйти наружу вовсе. порой он видит кошмары наяву, когда теряется в высоком мрачном лесу или запинается о корни бездушных ростков сомнений и неуверенности. один из них, а может и оба, распадался по мере того, как темнело. даже если сону было холодно, то сонхуну — безнадёжно душно. он задыхался в непроходимой чаще и боялся сказать о своих злокачественных корнях человеку, который был заключён в самом сердце и какой-то части души. но он всё равно каждый раз молча закрывал окно, не возражая или протестуя, надеясь, что растения отступят от неприступной (она должна была быть таковой) крепости его чувств. даже задыхаясь, он продолжал курить сигареты, ежечасно включая вытяжку, это вполне можно квалифицировать как попытку самоубийства. он не знал, как обрезать корни ещё, чтобы они так сильно не душили его, сонхуну казалось, что можно их подпалить. это обязательно поможет ему и сону? в окно настойчиво светит луна, а ночь кажется слишком долгой, уже руки чешутся стянуть с себя кожу, чтобы выпустить наружу жучков и прочий мусор, скопившийся где-то внутри. сонхун безвыходно влюблён в каждую ночь и понимает, что это погубит его, потому что саморазрушение приходит именно в этот момент. любить свою боль, которую причиняешь ты и причиняешь себе. каждую ночь сону продолжает читать одну и ту же книгу, требуя закрыть окно, чтобы его не раздражал шелест листвы деревьев, растущих у их окна. будто напоминание того, что внутри его головы лес более густой и шумный, и этот ветер тревожит и его тоже. сону сам выбирает для себя разрушение в темноте, потому что это в любом случае настигнет его, а сонхуна почему-то выбрала бессонница. он сидит каждую ночь, заваривая пустырник и мяту, думая, что это только поможет корням опутать его хрупкое сердце. в какой-то момент захочется кричать, но не сегодня, потому что весна ещё не успела закончиться, и корни даже не цветут. — и интересно тебе перечитывать в тысячный раз одну книгу, — сонхун подходит сзади с кружкой травяного чая в руках, пытаясь согреть холодного сону и не задохнуться от мёртвых растений, которые ищут почву его души для возрождения и нового цветения. — интересно, — сону перелистывает страницу, не обращая внимания на запах сигарет, исходящий от сонхуна, и его бессонницу, которая зачем-то мешает обоим. сону устал и хочет побыть один. ему хочется тишины и немного литературы, чтобы почувствовать что-то. он совсем не чувствует сонхуна из-за жучков-паразитов, живущих под кожей и питающихся всем, что есть он. в его голове постоянный шум и наяву он тонет в море невысказанных проблем. сам сонхун случайно перебросил семя в его голову для выросшего леса. или сам сону позволил корням пленить его сердце. он, честно говоря, не знает, не помнит и вряд ли захочет узнать и вспомнить. очередная страница перелистывается, хотя сону даже не читает написанные слова. до одури хочется прекратить читать их роман, но только на этой бумаге остались их чувства, не скованные растениями. где-то в этой книге сохранился безкорневой сонхун, где-то здесь остаётся безлесный сону. хочется спать и ведь все-таки придётся перелистнуть ещё страницу, чтобы дойти до конца. сону хочется, чтобы это сделала не его рука. да пусть даже бабочки в лёгких сонхуна, которых он безуспешно пытается вытравить. и сону будет продолжать делать вид, что не замечает этого, хотя перед глазами предстаёт всё и даже немного больше. в отличии от сонхуна, сону не сжигает свой лес, а пытается найти земляничную тропинку в непонятных переплетениях мыслей, которые похожи на рой диких пчёл. — тебе бы перестать курить, — сону закрывает книгу на предпоследней странице книги, так ни разу и не перелистнув её, он до сих пор не знает последнего предложения и конечного слова их романа, хотя успел выучить его наизусть. — так часто, всё равно никого ты этим не вытравишь кроме бабочек в лёгких. это уже настоящее преступление. без бабочек в лёгких любовь перестанет душить тебя, да и что есть такое безжертвенная любовь, и может ли она существовать в принципе? сонхун приподнимает в улыбке краешек губ и отчего-то ему становится смешно. будто сону сам не просит закрыть окно, чтобы прогнать ветер, волнующий самое сокровенное, что есть внутри него. какая любовь возможна без жертв? сонхун оберегает от этого сону, но будет разрушать себя сам без внешних ветров и пожаров, не понимая при этом, что в его силах только сжечь до тла все их чувства с необдуманными решениями. — может быть, — сонхун перебирается на диван к сону, ставя кружку травяного чая куда-то на пол, чтобы все-таки вылить эту пакость в раковину позже. а ведь он почти взрастил в себе целый лес. — тебе стоило бы спать по ночам. ты распадаешься на незнакомые частицы, которые я не в силах собрать. в какой-то момент я боюсь не увидеть утром целого тебя. — я давно перестал видеть тебя или себя вообще, — сону падает на колени сонхуну, желая найти в нём замену дома и тёплой постели. — и распадаюсь на миллионы крошечных частиц, чтобы найти дорогу к чему-то зримому и более реальному. ты в который раз не понимаешь меня. потому что сонхун не гуляет по лесу сону, боясь заплутать и погибнуть в нём. а может быть выход из него могли бы найти только двое? сонхун больше боялся и жёг бабочек, чем думал о вступлении в мрачный рой мыслей. голова сону — вечно зелёный лес. понимание друг друга оставалось на плечах сону, хотя он пока что не мог разобраться даже в себе. он знал, каких бабочек сжигает сонхун и с каким пренебрежением закрывает окно, пытаясь вдохнуть свежий воздух. в какой-то момент ему даже начинает казаться, что это он душит его, а не корни неуверенности сжимают его сердце. — и всё-таки нам стоит лечь спать, — сонхун достаёт очередную сигарету, будто не услышав слова сону, произнесённые пару минут назад. — завтра на учёбу. — будто кто-то из нас собирается на неё идти, — сону вздохнул и перевернулся на таких острых и твёрдых коленях сонхуна, которые не смогли заменить тёплого дома, как бы он не старался. — стряхивай пепел не на диван. поэтому сонхун стряхивает пепел в кружку на полу. всё равно не собирался травить своё сердце очередными мёртвыми растениями, которых итак слишком много около его сердца. после таких непонятных разговоров рой мыслей в голове сону начинает оживать и двигаться с большим шумом, переглушая что-то важное и драгоценное. и парень даже не может что-то сделать с этим, направляя все силы на вылавливание тепла в душе сонхуна. как-то это всё неправильно и скованно, но пока что ни один из них не понимает этого до конца, может быть ощущает на клеточном уровне, но не в силах объяснить. сону отбирает сигарету из тонких пальцев сонхуна, выпуская дым ему в лицо. он немного отвлекается от того, что творится внутри, не имея сил как-то разобраться с этим. парень даже не кривится, а только гладит младшего по голове, помогая стряхнуть пепел в кружку, а не куда-то мимо. подобие соблюдения техники правил пожарной безопасности. очередная бессонная ночь в плену мыслей, растений и пчёл. как «любовь, смерть и роботы», только повседневный вариант. оба засыпают на пару часов, чтобы всё-таки пойти на пары, даже если в ночи было сказано что-то другое.

сонхун: будто всё это

нужно было мне одному.

почему-то ночь длится вечность, а день — мгновение. это то, что никто из них так и не смог понять и объяснить друг другу. их душам казалось, что переживать такой перепад скоростей подобно смерти. каждый перепад характеризуется каким-то новым разрывом: внутрисердечным в случае сонхуна, внутримозговым в случае сону. в этот разрыв залезают глубже корни деревьев сомнений и зарождающихся страхов, которые разрушали душу ещё сильнее. — сону, — сонхун пытается добраться добраться до парня, спрятанного где-то в комочке из одеял. — сону, я же знаю, что ты не спишь. кто бы смог ответить на вопрос, почему сону и сонхун не спят в три часа ночи. это только губит их и заставляет расползаться по крошечным частям, которые не склеит супер-клей. кто бы это не сону, но тот тоже не отвечает. молчит или просто не слышит, игнорируя ненамеренно. он же не знает, что это только порождает очередные сомнения в бедном сердце сонхуна, на котором не осталось живого места. а может и знает, но добивается того, чтобы внутренности его перекосило от цветочных корней, которые невозможно выжечь. сонхун лежит и не знает, куда себя деть. он определённо знает, что сону под боком не спит и молчит. не знает, как трактовать данное молчание, порождающее сплошные проблемы. всё же звёзды просили, чтобы вы говорили друг с другом. игнорировать заветы звёзд — настоящее преступление. сону и сонхун совершили уже миллионы. если рассматривать орбиты планет как окружности вместо эллипса, то одну ночь можно принять за их вечность. если события одной ночи трактовать как что-то, случившееся единожды, то можно слишком грязно ошибиться. верным будет вечное молчание обоих. сону никогда не пытался начать говорить о том, что закрывать окно и противиться ветру бессмысленно, а из сонхуна получается горе защитник при таких действиях. но он определённо думал о том, что в лесу найти нужную тропу будет легче, если кто-то сможет помочь ему. а может он всё это произносил вслух, а сонхун не слышал. каждый раз сону сталкивается с роем пчёл в своей голове и пытается прорубить щель в непроходимом лесу голыми руками, а это чревато для его нежной кожи и хрупкой коры головного мозга. в молчании он находил свой покой, хотя это было преступлением масштаба вселенной. в вечности он обездвижен собственноручно и продолжает рушить что-то внутри других тоже своим молчанием. даже в космосе стоит попробовать покричать, чтобы не сойти с ума. сонхун просто поливает семена новых растений, не пытаясь докричаться, словно говоря что-то для себя и своих мыслей, а не для кого-то ещё. кажется, поэтому адресат продолжает безмолвно лежать даже в мимолётном мгновении. из-за смешанных потоков чувств складывается ощущение, что в этой вселенной ты вечно один. но стоило лишь попытаться услышать. всё путается, потому что ни один не пытался и шага сделать навстречу друг другу, в таком случае можно предъявить двойное обвинение о немоте и глухоте одновременно. скорее всего сонхун был ещё и слеп, сжигая бабочек в своих лёгких. о сожжении. сонхун берёт в руки пачку сигарет и достаёт одну из неё. может быть запах дыма заставит выйти сону из стен, которыми он огородил себя на время вечности. он закуривает и выпускает дым в потолок, нащупывает рукой пепельницу где-то на тумбочке. — ты переходишь все границы, начиная курить в спальне, когда я пытаюсь уснуть, — сону и правда возвращается в реальность. как маленький зверек, которого затравили и выгнали из собственного дома. — я же знал, что ты не спишь, — сонхун выпускает дым в потолок опять и сделает это ещё миллионы раз, пока все бабочки наконец не умрут. — нужно прекращать молчать, ты же знаешь. язык человеку дан, чтобы говорить близким о своих проблемах. я чувствую, что ты постоянно думаешь о чём-то. сону усмехается, что-то замыкается внутри. какое-то поганое дежавю. ответить на поводу у чувств ему кажется самым верным вариантом, это будет лучше молчания, по мнению сонхуна, даже если слова ранят чуточку сильнее. — когда перестанешь сжигать наши чувства, то я поговорю с тобой, — сону переворачивается на другой бок, замолкая до утра. это теперь не будет считаться преступлением. может быть удастся избежать заключения в вечность. сонхун никогда не перестанет жечь бабочек в лёгких, потому что ему кажется, что это необходимость, то, что невозможно избежать. из-за этого звёзды гневаются только сильнее, и это вряд ли приведёт к чему-то хорошему. сонхун этого не видит, сону не может сказать, поэтому сонхун не может услышать. какое-то поганое дежавю. за этим скрывается конец романа и последний месяц весны? корни тоже цветут.