Лишь звездный свет ему надежду даровал

Он прожил в детском лондонском приюте фактически большую часть всей своей непростой безрадостной однообразной жизни. Он прожил здесь ровно одиннадцать с половиной лет и свое тринадцатилетие отпраздновал, как обычно, в полной тишине и одиночестве, сидя у себя в комнате на грязном пыльном подоконнике и с искренним детским интересом и упоением наблюдая за тем, как облетает во дворе старый высокий золотистый клен.  Он смотрел и все никак не мог понять, отчего же ему в этом достаточно приличном небедном детском доме настолько тяжело и невыносимо плохо.  Удивительно, но его за все это время еще никто ни разу не дразнил из - за чрезмерной худобы, лохматости вечно торчащих в разные стороны темных спутанных волос, а также низкого роста и чересчур уж яркого нездорово - изумрудного цвета глаз, но все равно, даже не смотря на полную толерантность и понимание со стороны детей и воспитателей, он, как ни странно, оставался в этом приюте единственным, у кого не было ни одного хорошего знакомого или друга, и это, надо сказать, иногда доводило его до настоящей истерики и отчаяния.  Он вообще был ребенком, по мнению многих в этом государственном благотворительном учреждении, довольно необычным и странным, и объяснялось это в первую очередь тем, что маленький Гарри очень редко с кем - то говорил и о чем - то кого - то просил, хотя все его сверстники и соседи по комнате были в этом возрасте теми еще непоседами и шалопаями, причиняющими порой бедным кухаркам и уборщицам немало нервов, хлопот и лишних проблем и трудностей… Дни летели, и мальчик уже почти что совсем смирился с тем, что этот год, скорее всего, пройдет для него ровно так же серо и скучно, как и все остальные, но однажды на пороге приюта появился очень худой молодой интересный мужчина и по не известной никому причине попросил директриссу позвать именно его - Гарри - и когда он тихонько неуверенно спустился вниз и зашел в кабинет, мужчина с улыбкой присел перед ним на корточки и осторожно сжал его тощие маленькие ладошки, проговорив веселое простодушное: - Привет. Меня зовут Сириус Блэк, а ты, я слышал, Гарри, так ведь, малыш? Гарри коротко остолбенело кивнул - все внутри него вдруг затрепетало, а сердце не понятно от чего зашлось от дикой безудержной радости и восторга.  Господи, неужели этот день наконец - то настал…? Мальчик сосредоточенно сдвинул к переносице брови, а затем по привычке склонил набок голову, с видимым удивлением и непониманием оглядывая незнакомца.  Выглядел он, конечно, красиво: длинные черные вьющиеся волосы, широкая теплая белозубая улыбка, глубокие ярко - синие выразительные глаза, одежда простая - черные джинсы и разноцветная футболка, а значит он определенно не профессор, не врач и не полицейский, что тоже является достаточно немаловажным серьезным фактором… - Зачем…Вы пришли? - внезапно совсем тихонько осведомился Гарри, и Сириус вдруг весело задорно беззаботно расхохотался, воскликнув радостное счастливое: - Забрать тебя, разумеется! - А почему именно меня? Почему не других малышей и не детей помладше? - Потому, что мне нужен именно ты! - Зачем? - Что значит " зачем "? Из всех остальных детей, про которых рассказывали на официальном сайте приюта, я выбрал именно тебя, разве не ясно? - А…А…Вы…? - начал было снова удивленно спрашивать Гарри, но мужчина вдруг резко поднял вверх правую руку, чуть устало, но тем не менее так же спокойно и заботливо проговорив: - Все вопросы потом. А сейчас иди собирайся и спускайся ко мне вниз. Я буду ждать тебя здесь.  - Будете ждать меня здесь? - неверяще пролепетал мальчик, и Сириус, еще раз легко снисходительно ему улыбнувшись, уверенно активно закивал: - Да, детка. И давай с тобой сразу на " ты ", хорошо? А то что это за " выкалки "? В конце концов мне всего лишь тридцать два, а не сорок, не пятьдесят и не семьдесят! - Мистер Блэк… - Никакого " мистера Блэка ", я тебе не школьный учитель. Просто Сириус, уяснил? Твой новый приемный отец, опекун и лучший друг.  - Лучший друг…- с воодушевлением прошептал мальчик, а затем вдруг снова резко поник и с явным испугом и волнением в голосе проговорил. - Сириус…А я, вообще - то не простой ребенок, ты знал? Я волшебник… - Ну и что с того? Волшебник. А я по - твоему кто? - Ты тоже волшебник?! - Ну а ты как думал? - А ты ходил в волшебную школу под названием " Хогвартс "? - Нет, не ходил. Меня в свое время не отпустили родители. Не знаю, правда, почему, но были у них, видать, какие - то на то свои взгляды и причины.  - Я тоже туда не хожу. Не прошел отбор.  - Какой еще отбор? - Отбор учеников. У меня, как оказалось, в магическом ядре недостаточное количество волшебства. - Ерунда. -  мужчина скептически раздраженно хмыкнул и нахмурился. - Не бывает такого. Они просто не захотели тебя брать, вот и все! Сейчас, чтобы там учиться, нужно платить огромную и совершенно невменяемую кучу денег! Совсем уже охренели! Чертовы ублюдки… - А я в эту волшебную школу пойду? - Нет. Потому что я, во - первых, столько не зарабатываю, а во - вторых, нечего такому маленькому приютскому мальчишке там делать! Заедят ведь - злобные пригламуренные мажорные педерасты! Сынки министерских чиновников и членов попечительского совета. А тебе оно надо?…Правильно, нет! Всему, чему нужно, я тебя и дома научу, а ты у нас, я слышал, ребенок не глупый - все на лету схватываешь, так ведь? - Ну…Вроде как да… - Ну вот и все…Так, а ты чего вообще стоишь? А ну ка, быстро иди переодеваться и собирать вещи! Нам еще в магазин одежды заехать и новый смартфон тебе купить! А то ходишь с этим доисторическим кнопочным кирпичом, как не знаю кто!… - Угу. - Гарри сделал медленный глубокий вдох, усердно пытаясь справиться с накрывшими его с головой яркими восторженными эмоциями, но они все же в конце концов взяли над ним верх, и он вдруг резко неожиданно развернулся и с разгону бросился Сириусу на руки, что есть мочи сжимая его в своих объятиях и произнося дрожащее сбивчивое: - Спасибо тебе. Спасибо, что пришел за мной! - Не стоит благодарить меня за это. - слегка смущенно пробормотал в ответ тот, тщетно пытаясь отцепить от себя повисшего на нем подростка, теперь начавшего приглушенно негромко всхлипывать. - Ну и чего ты плачешь? Ну?…Ну ладно, ладно, все, иди сюда…- Сириус крепко прижал содрогающегося от беззвучных надрывистых рыданий мальчика к себе и принялся бережно поглаживать его по голове и легко неспеша укачивать, приговаривая. - Все. Все, все, все, мой маленький, успокойся…Все хорошо, все в порядке…Ты теперь со мной…Я теперь рядом…Ну все, все, тш - ш - ш…Успокаивайся, а иначе я сейчас брошу тебя здесь и найду себе какого - нибудь другого мальчика, который не плачет и не висит у меня на руках, как какой - то малолетний котенок или обезьянка. Услышав слова своего нового опекуна, Гарри, вопреки ожидаемому эффекту, разрыдался и завыл еще сильнее прежнего, а бедный Сириус, немало от этого перепугавшись и разволновавшись ( до этого опыта столкновения с детскими слезами и истериками у него еще не было ), принялся с новыми силами его качать и исцеловывать, тихо невнятно умоляюще уговаривая: - Ну, ну, солнышко мое, ну что ты? Ну я же пошутил, глупенький! Неужели ты подумал, что я это все всерьез? Ой, глупый! Ой, глупый! - мужчина издал протяжный тяжелый вздох, а затем вдруг громко рассерженно рявкнул, увидев две лохматые мальчишеские макушки, высунувшиеся из - за входной двери в кабинет директриссы. - А НУ, ВЫШЛИ ВОН ОТСЮДА! ЖИВО! НЕМЕДЛЕННО, Я СКАЗАЛ! - он с силой топнул ногой об пол, и весело хихикающие до этого дети вмиг исчезли. - Ну что? Поедем домой, да, щеночек? Пойдем, помогу тебе собрать вещи… - он поудобнее устроил мальчика у себя на руках, а затем принялся поспешно подниматься вместе с ним наверх, отвечая на издевательские насмешки других детей и подростков своими строгими испепеляющими злыми взглядами… .                   .                   . Если бы Гарри сейчас спросили, по - настоящему ли он теперь рад и счастлив, то он с полной уверенностью ответил бы, что он самый счастливый и радостный человек на свете, ведь жизнь со своим любимым приемным отцом едва ли можно было назвать скучной или однотипной. Сириус был для него лучшим другом, товарищем по играм, понимающим взрослым…В общем, в нем сочитались самые лучшие родительские и человеческие качества, что главным образом заключалось в том, что он был до ужаса добрым и спокойным, а также никогда не кричал, не ругался и не злился, даже если Гарри порой не слушался или делал что - то не так. Они жили на окраине Лондона в большом двухэтажном доме с огромным фруктовым садом, где оба проводили большую часть дня, собирая багряные осенние листья и устраивая пикники под высокими развесистыми дубами и соснами… А еще с ними жила бабушка Вальбурга… Низенькая, старенькая такая женщина с невообразимо добрыми карими глазами и очень седыми, почти совсем белыми, как первый снег в декабре, волосами, собранными на макушке в аккуратный тугой пучок.  Она любила, шаркая своими розовыми мягкими тапочками, подходить по вечерам к окну и подолгу смотреть на звезды, рассказывая при этом что - то о своем далеком детстве и молодости, любила выдумывать фантастические несуществующие истории и выдавать их за чистую правду и реальность, любила вязать из шерстяных разноцветных ниток носки и свитера, а также любила называть Гарри своим любимым " внучком " и ласково тягать его за щечки, попутно приговаривая, какой он у нее хороший и славный.  Гарри обожал бабушку Вальбургу, да и Сириус, разумеется, тоже, но только она порой немало его раздражала и нервировала, особенно когда он куда - то очень опаздывал или спешил, а она пыталась натянуть на него один из своих свитеров и всунуть в рот горячий пирожок с вишней, с искренней нежностью и любовью при этом восклицая: - Сыночек, любимый, оденься потеплее! Сегодня на улице так холодно! - Ничего не холодно! Сейчас же не февраль! Так, я уже пойду, а ты не забудь покормить Гарри обедом и закинуть грязные вещи в стирку, а то я вообще нихрена не успеваю! - он тихонько устало вздыхал, а затем быстро нагинался и коротко целовал маму в щеку, добавляя теплое откровенное. - Я люблю тебя… .                   .                 . А однажды Гарри заболел.  Ничего особенного, просто обыкновенная вирусная инфекция - детская классическая ветрянка, но хлопот все равно достаточно много… Гарри кашляет, бесконечно расчесывает ранки, а еще вот уже второй вечер температурит.  Врач сказала, ничего страшного - для всех инфекционных заболеваний это нормально, но Сириус и бабушка Вальбурга все равно очень сильно переживают, изрядно смеша молодого доктора мадам Саймонс, выписывающую мальчику сироп от кашля и успокаивающую мазь от ранок и покраснения. Сириус, несколько раз выслушав Гарри и наконец - то убедившись, что с ним все более менее нормально, оставляя его со своей мамой, надолго уходит по делам, а та весь день сидит у кровати своего внучка и смотрит вместе с ним какие - то мультики и фильмы по телевизору, периодически отпаивая его чаем и теплым молоком с медом, а также из часа в час меряя ему температуру, под вечер начавшую стремительно неслабо подниматься. Леди Вальбурга нервничает, кладет несчастному ослабевшему ребенку на лоб холодное мокрое полотенце, но полностью сбить жар удается только лишь тогда, когда домой возвращается Сириус и, отругав маму за то, что она не позвонила ему раньше, дает мальчику таблетку " Парацетамола ", ложась рядом с ним в кровать и крепко его обнимая, шепча ему при этом на ухо что - то ласковое и успокаивающее. А потом заболевает и мама… Нет, не ветрянкой, но и обычная простуда для семидесятилетней старушки является диагнозом совсем не безобидным и не шуточным… Сириус не спит ночами и теперь усердно лечит их обоих, иногда со злостью проклиная тот день, когда он плюнул на все и решил забрать внезапно потерявшую своего мужа бабушку Вальбургу к себе домой. Тогда он впервые кричит на Гарри.  Кричит за то, что тот случайно разбивает последнюю бутылку молока, а до ближайшего магазина ехать по меньшей мере час, а то и два. В глубине души он понимает, что все это такие мелочи, и ребенок на самом деле ни в чем не виноват, но его окончательно разбитое в последнее время моральное состояние едва ли оставляет ему возможность так быстро успокоиться и расслабиться, но вся его злость и негодование моментально сменяется откровенным испугом и жалостью, когда он с ужасом осознает, что нижняя губа Гарри начинает мелко едва заметно подрагивать, а глаза стремительно наполняются горькими горячими слезами.  И тогда Сириус резко притягивает его к себе и обнимает так крепко, как никогда не обнимал никого еще никогда в своей жизни.  - Прости меня, малыш, прошу, прости…- срываются с его губ виноватые дрожащие извинения. - Я не хотел кричать на тебя, просто сорвался…Ты ни в чем не виноват, слышишь? Подумаешь, бутылка с молоком! Разве трудно купить новую?…Ну же, щеночек, не плачь, ну чего ты? Ну я же не хотел… Бабушка Вальбурга стоит в дверях, обмотав шею вязяной фиолетовой косынкой, и печально огорченно мотает из стороны в сторону головой.  Что - то чересчур уж сильно ее сыночек устал в последнее время. Того и гляди, заболеет… .                  .                 . На улице вот уже который день стоит лютый декабрьский мороз, а все дороги и задний двор сплошь покрыты толстым пушистым слоем снега.  Гарри ежедневно ходит на горку неподалеку от их дома кататься на санках, из раза в раз покупает себе по дороге домой чашку горячего сладкого шоколада с зефиром, а также приносит для бабули и Сириуса из магазина каких - нибудь печенек и конфет, ссыпая их в большую форфоровую вазу, стоящую на кухне на обеденном столе.  Сириус сладости не ест, с улыбкой отадавая все своему маленькому любимому мальчику, а бабушка смешно размачивает печенье в травяном чае и только тогда осторожно кладет его себе в рот, слегка прикрывая от удовольствия глаза и любовно поглаживая заботливого щедрого внучка по голове, говоря хриплое счастливое: - Спасибо, мышоночек. Каждый день радуешь свою бабушку. Гарри смеется и быстро чмокает бабулю в щеку.  Мерлин, какой же он все - таки сейчас счастливый!… .                   .                 . На улице сегодня особенно холодно и ветрено, а Гарри вот уже несколько часов ждет прихода в очередной раз ушедшего на работу Сириуса, который обещал сегодня вернуться домой намного раньше обычного, чтобы они все вместе нарядили в гостиной елку.  Мальчик все ждет и ждет… Игры в телефон совсем не занимают, а телевизионные программы давно наскучили и приелись… Когда на дисплее смартфона вдруг высвечивается знакомый номер и выделенная с обоих сторон красными сердечками большая надпись " Сириус ",  Гарри настолько сильно радуется, что мгновенно отвечает на звонок и кричит громкое восторженное: - Эй, привет! А я тут сижу тебя жду! Ты уже скоро приедешь? - Прости, малыш. - слышится в трубке усталый разочарованный голос Сириуса. - Но мне придется сегодня немного задержаться… - И…На сколько же? - Часа на два или на три.  - Ясно…- мальчик совсем огорченно и разбито вздыхает, но мужчина спешит, как может, его обрадовать и приободрить, говоря веселое беззаботное: - Да ладно, солнышко, не расстраивайся! Я приеду и привезу тебе чего - нибудь вкусненького, а ты пока наряди елку сам, без меня, ладно? А я приду, и мы пойдем с тобой вместе на горку! Я сто лет уже там не катался! - Хорошо…- неохотно отзывается в ответ Гарри, а затем издает тяжелый печальный вздох и отключает звонок.  Настроения теперь нету от слова совсем… Но внезапно в комнате появляется бабуля.  Она медленно подходит к мальчику и осторожно кладет чуть подрагивающую ладонь ему на плечо, ласково нежно негромко спрашивая: - Что, милый мой, снова задерживается он, да? Гарри кивает, едва уловимо предательски шмыгая носом.  - Ну ничего, ничего, внучок, не расстраивайся. Ты наряжай елочку, а бабушка посидит, посмотрит, свитерок тебе новый тепленький свяжет…Только лестницу нужно достать…Она в кладовке…Достанешь ее сам? - Конечно, бабуля, достану! - Отлично…Беги тогда, а я пока присяду… - Вальбурга вздыхает как - то совсем тяжело и болезненно, а затем медленно опускается в кресло и закрывает глаза. Что - то ей сегодня нездоровится… Через несколько минут мальчик возвращается назад и, тащя за собой увесистую железную лестницу, говорит бодрое воодушевленное: - Бабуля, я достал стремянку! Давай теперь вместе выберем макушку на елку! Какую в этом году хочешь? Красную или белую?…Бабуля…? БАБУЛЯ!… .                     .                   . Бабушка Вальбурга уже третий день в больнице. Гипертонический криз - почти норма для этого пожилого солидного возраста, но вопрос только в том, что на самом деле у нее, как ни странно, еще ни разу за все это время не поднималось давление.  Врачи в недоумении.  Анализы, обследования…Никаких результатов.  Причину столь внезапного нехорошего самочувствия старушки так до сих пор найти никто и не смог… Сириус сидит дома у окна и пьет уже третью кружку кофе, пусто безэмоционально пялясь куда - то вдаль на темное безоблачное звездное небо… Кончики его пальцев мелко беспокойно подрагивают, а под глазами залегли темные бледные тени.  Мерлин, как же сильно он от всего этого устал!… У Сириуса уже начинают невольно слипаться веки, когда его резко будит внезапное прикосновение к щеке. - Сириус. - полушепотом произносит Гарри, убирая с лица мужчины длинные непослушные вьющиеся пряди. - Ты в порядке? - Да, детка, в полном… - Ну и зачем ты врешь? Я же знаю, что это не так. - А зачем тогда спрашиваешь? - Я…Я не знаю…Слушай, может быть пойдем полежим? А то ты хлещешь ведрами этот кофе, а ночью снова будет бессонница… Сириус не спорит, с улыбкой позволяя мальчику взять себя за руку и неспеша отвести в спальню, где они оба еще долго лежат под одеялом в обнимку и ведут разговоры " ни о чем ", хотя бы ненадолго отвлекающие их от всего происходящего. - Надо нарядить елку. - внезапно негромко произносит мужчина. - Завтра ведь Рождество. - Жалко, что бабушка не сможет отпраздновать с нами. Я по ней очень сильно соскучился … - Я тоже, солнышко… Сириус еще некоторое время неподвижно лежит в постели, невидящим взором смотря в потолок, а затем вдруг резко поворачивается набок и сжимает Гарри в своем теплом крепком кольце рук, напевая ему на ушко какую - то тихую успокаивающую песенку… Они так и засыпают в объятиях друг друга, а за окном непрерывно свирепо воет вьюга, рисуя на окнах причудливые витиеватые узоры, отдаленно похожие на тонкое серебристое шелковое кружево… .                    .                  . Черный старый стол просторной кухни дома под номером 12 на Гриммаулт Плейс  вопреки своему обычаю в этот вечер буквально ломится от огромного количества еды и напитков, которые весь день так старательно и умело готовила бабушка Вальбурга.  " Отдохни, мамочка, устала ведь! " - то и дело твердит бесконечно пытающийся помочь своей маме Сириус, но та лишь награждает его теплой широкой улыбкой и отвечает веселое уверенное: " Не переживай, сынок. Со мной все нормально. Вы с Гарри идите пока что смотрите телевизор, а когда нужна будет помощь, я вас позову. " И Сириус с Гарри идут тогда в гостиную, садятся рядышком друг с другом на диван и любуются огромной сверкающей новогодней елкой, которую они вдвоем нарядили еще несколько дней назад… Вынув из духовки большой тяжелый противень с запеченой фаршированной индейкой, бабушка Вальбурга убирает со лба упавшую на лицо короткую седую челку и на несколько секунд переводит взгляд на противоположную стену.  На часах 23:30. Ровно через пол часа Новый Год. А еще у Сириуса день рождения…