Баночка с окурками

Когда говорил, что любил тебя, Я врал, Врал самому себе, но так и не поверил. У тебя самые обычные глаза, И твой ебучий красный шарф меня только душит, А твоя очень глубокая душа Оказалась не глубже лужи.

      Северус сделал последнюю затяжку и выбросил в пепельницу окурок. Он оглядел собравшихся в комнате официозно одетых Пожирателей и судорожно глянул на собственную черную кожанку в оконном отражении, уже изрядно потрепанную и потертую, наспех натянутую поверх помятой после длинного рабочего дня и проваленного персонального задания от Лорда рубашки. И в таком виде он пришел на тусовку важных волшебных шишек. Хоть бы одна паршивая овца его предупредила о том, на каком именно мероприятии они собираются...       Рука начинала болеть даже несмотря на обезболивающие зелья и чары, которые он накладывал уже раза три за последние два часа. Святоши из Ордена не гнушались пользоваться заклинаниями, от которых у большинства волшебников волосы бы встали дыбом, и это было смешно, учитывая, что среди них были те, кто некогда стыдил слизеринцев за использование и изучение темной магии. И с чего вообще пошел этот мерзкий стереотип, что вся опасность - в темной магии? Как показывает опыт, заклинания к ней не имеющие отношения, могли быть куда более опасными...       А в помещение прибывали все новые и новые люди. Здесь были и те, кого Северус уже видел на подобных собраниях - потенциальные спонсоры и сторонники, не готовые пока что заявлять в открытую о своих взглядах, но агрессивно склоняемые к этому Волдемортом, но было немало и тех, кого он видел в первый раз. Снейп постарался забиться в угол, спрятаться от всех, чтобы не привлекать лишнего внимания не соответствующим внешним видом и скорее всего уже заметным по лицу дурным состоянием.       Он стоял в темноте, поодаль от всех, прижимая к себе раненую руку и думал о том, насколько ему всегда некомфортно среди них. Северус не чувствовал себя на своем месте. Это чувство давно им не испытывалось, последний раз, наверное, курсе на втором, когда он пытался подружиться с ее друзьями, и он чувствовал себя так, словно шел против самого себя, делал что-то противоестественное, неправильное. Так же было и сейчас: он как будто снова пытался вписаться в чужую компанию, которая вроде бы и была не против, а в то же время то тот, то другой бросал презрительный взгляд на полукровку, как бы он не был хорош в зельеварении и колдовстве.       Но Снейп молчал, игнорировал, терпел. Ему было не в первой ломать себя, он привык к тому, что вся его жизнь - бесконечный поток дерьмовых событий, сменяющих друг друга одно за одним без проблеска хоть какой-то надежды... по крайней мере, так было последние четыре года. Раньше все было не так уж беспросветно, раньше была она. Она, которая поднимала настроение заливистым смехом, которая готова была всегда прижать к своей груди и успокоить, которая прятала его у себя, когда с родителями становилось совсем невыносимо.       Северус поджал губы, оперевшись на стену плечом. А еще она была прямолинейной, а с ним еще и бестактной, и шутки у нее были тупые, и она никогда не понимала его. Единственным плюсом действительно было только то, что он всегда мог переждать у Эвансов моменты, когда у него дома становилось просто небезопасно. И связалась она в итоге с этими кончеными придурками, которые затащили ее в Орден, потому что все они слишком тупые, чтобы понять, что они просто рядовое пушечное мясо. Хотя он мог поставить десять галлеонов на то, что она бы и сама подалась на передовую, она для этого достаточно тупая и наивная.       Да неважно. Это в любом случае ее проблемы. Он забрался пальцами под рукав куртки, нащупывая вязаную ткань, пропитавшуюся кровью. Вообще-то, этот шарф она ему связала и подарила. Красный. Как будто в издевку. Только для такого он и годится...       У него начинался жар. Глаза горели, когда были открыты, когда были закрыты, стихало все лишь на несколько мгновений, когда он жмурился, что было сил. Голова кружилась, становилось совсем хреново, и нужно было что-то с этим сделать как можно скорее, но что он сейчас может сделать? Наложить еще раз ни черта не помогающие чары? Зелья закончились...       Снейп, двигаясь по стенке, покинул комнату, где стало невыносимо душно. Он спустился вниз, в зал, где происходило основное действо и где другие участники этого вечера, ничего не знающие о том, что происходило наверху, развлекались. Танцы, алкоголь, на импровизированной сцене какая-то знакомая ему группа, но вспомнить, откуда он их знает, Северус не мог - в голове слишком помутилось от боли. Руку как будто разрывали изнутри, и все тело полыхало, ему казалось, что в какой-то момент он просто вспыхнет как спичечная головка.       На пути к выходу он старался не тормозить, шел все так же вдоль стен, не оборачиваясь, ни на кого не глядя, и даже стараясь ни о чем не думать, как последний параноик уверенный в том, что среди присутствующих вполне может оказаться легелимент, а сил защищать свое сознание не было.       И все же, взгляд невольно, чисто случайно уперся в темный затылок с торчащими в разные стороны волосами. Этот затылок Северус не мог не узнать даже в таком состоянии. Он отвернулся, зажмурился и стиснул зубы, заставляя себя снова забыться в боли, но все же не сумел с собой совладать и посмотрел на того, кто стоял по правую руку от него.       Рыжие длинные волосы тяжелым водопадом струились по спине, спускались ниже поясницы. Она была одета в яркую водолазку с горизонтальными радужными полосками, которую он хорошо помнил, и в джинсы, такая простая на общем фоне и такая неуместная, как что-то инородное, как неправильно положенная плитка на мостовой, нарушающая весь рисунок и раздражающая своим существованием. Он так давно не видел ее. Так давно не разговаривал. Так давно не смотрел в ее глаза... да и плевать. Обычные глаза. Он ничего не теряет от того, что эти глаза больше не хотят его видеть.       Северус опомнился лишь в тот момент, когда Лили обернулась через плечо. Он резко отвернулся, скрывая за волосами лицо и торопливо продолжая путь к выходу, стараясь не думать о том, что она обернулась, почувствовав его взгляд. Глупости. Она о нем забыла, живет себе счастливо, собирается замуж за идиота Поттера, вот, по вечеринкам ходит, развлекается. Пусть веселится, пока может, ей недолго осталось, он был в этом уверен - эта война не для таких, как она, и ее сгубят ее же дружки. И все это только ее проблемы.       Наконец он выбрался в коридор. Здесь не было так душно и ему стало легче, но совсем на немного. Северус добрался кое-как до ванной, но даже не закрыл дверь на замок. Он оперся на стену спиной и скатился вниз, садясь на холодный кафель, прижимая к себе раненую руку. Что он собирался сделать? Зачем он вообще сюда пришел? Почему он вообще все еще жив?.. Дверь скрипнула, но он не смог никак отреагировать, только медленно перевел взгляд на стоявшую в дверях Лили. Она смотрела на него с жалостью, и если бы сейчас ему хватало сил, он бы непременно сделал или сказал какую-нибудь мерзость, чтобы напомнить ей, что он не нуждается в жалости, особенно в ее жалости. - Чего тебе? - слабо прошептал он. - Чего приперлась? - Тебе плохо, - констатировала она. - Ты сейчас откинешься. - А тебе не насрать? Тоже мне, мать Тереза... в школе я твоей снисходительности не заслуживал, а теперь то по логике вещей и подавно.       Она поджала губы. Он ухмыльнулся. Она разрывалась сейчас между потребностью почесать свое эго и злостью на него. Нахмурила свои густые рыжие брови и между ними появилась милейшая морщинка, сузила глаза, поблескивающие так ярко от алкоголя, такие ярко-зеленые, словно в них плескалась сама магия.       Лили зашла в ванную, закрыла дверь. Она опустилась на колени рядом с ним, взяла его за руку. Но не за ту, которая была травмирована. Северус по взгляду все понял. Она догадывалась. Конечно она догадывалась. Эванс задрала слегка рукав и увидела то, что ей было нужно. Ее губы растянулись в истеричной улыбке, на глазах вдруг выступили слезы, она нервно хохотнула, резко вернув на место рукав. Лили взяла другую его руку, продолжая истерично улыбаться, что шептать одними губами. - Что? Побежишь докладывать своим, что тут полуживой Пожиратель? - он усмехнулся.       Почему она так реагирует? Ей разве не все равно? Почему все еще сидит здесь и еще не растрезвонила на весь особняк, что у них тут представитель запрещенной организации?! - Да заткнись ты, ради всего святого, твой язык без костей тебе уже однажды услужил, но тебя видимо жизнь ничему не учит, - прошипела Лили. - Куртку снимай. - Мне не нужна помощь... - Ну давай, - злобно сказала Эванс, начиная раздевать его, легко ворочая, как куклу, глядя ему в глаза. - Давай, закончи. Скажи это. Скажи, что тебе не нужна помощь поганой грязнокровки, - она резко стянула рукав с пострадавшей руки. - Ха, смотрю, ты нашел моему подарку отличное практичное применение. - Я не... черт, как больно, - он зашипел сквозь стиснутые зубы. - Конечно больно! Ты бы еще чуть-чуть потянул, и не то, что без руки бы остался, а откинулся бы от болевого шока, - Лили сняла с его руки шарф, бросив рядом, и достала из-за пояса палочку, принялась колдовать.       Легче стало уже буквально через пару мгновений. Она продолжала накладывать исцеляющие заклинания одно за другим, а он просто наблюдал за тем, как она сосредоточенно делает это. У нее слегка растеклась тушь от слез, и еще покраснели от злости, а ее глаза... господи, ее глаза... Когда она закончила, он сам чувствовал, как к горлу подкатил ком. Лили взяла в руки замаранный шарф и произнесла очищающее заклинание, и он в ту же минуту принял свой первозданный вид.       Рождественский подарок. Он сам попросил у нее шарф, и сам попросил, чтобы он был одного из ее любимых цветов. Он рассчитывал на коричневый, но Лили принесла темно-красный, не такой кричащий, как цвет Гриффиндора, но все же... красный. И ведь не подкопаешься - действительно один из ее любимых цветов. Она хотела, чтобы в его гардеробе было что-нибудь яркое, что-нибудь не черное и не серое, что-нибудь, что напоминало бы о том, что в жизни много всего, кроме беспросветной темноты, которая окутала его, что там, за пределами этой темноты есть что-то совсем другое, что там есть жизнь.       Лили была живой. Наверное, даже слишком. - Прости меня, - прошептал он, наклоняясь к ней, беря ее за руку. - Пожалуйста. Лили, прости. - За что? Я уже давно не злюсь на тебя, Северус, давно все простила и отпустила. Но ты выбрал свою дорогу. Мне жаль, что нам не по пути. Очень жаль, - она мягко коснулась губами уголка его губ в легком поцелуе.       Лили поднялась на ноги и ушла, оставив его одного. Снейп сжал в руках шарф и уткнулся в него лицом, чувствуя, как слезы обжигают щеки. Все, что мы говорим про тебя, Я соврал, Соврал самому себе, но так и не поверил. У тебя самые красивые глаза И твой ебучий красный шарф совсем не ебучий, Твоя не очень-то глубокая душа, Наверное, была самой лучшей.