Тревога

      Рудольф непонимающе наклоняет голову: парни друг друга любят? И что?       — Разве твой отец тебя не любит? Что здесь смущающего? — вампир даже скалится от растерянности.       Тони пару секунд моргает, пытаясь понять причём тут его папа. Сердце от волнения все ускорялось, что вводило Рудольфа в ещё большее недоумение.       — Ты не понял… — наконец, дошло до Томпсона, — «Голубые»…они любят друг друга, как мальчик и девочка, ну как парочка…то есть целуются там и все такое…       Человек маскировался помидором, осознавая какую параллель сейчас проведёт вампир. Ну зачем он ему рассказал? Мог бы соврать… Нет, не мог. Только не Рудольфу. Но ведь теперь вампир мог подумать, что Тони хочет чего-то подобного между ними! А это не так! Правда ведь…?       Рудольф левитировал над другом и абсолютно не двигался, подставляя под высказывание Томпсона, естественно, их самих. С каждой воображаемой сценой лицо вампира становилось все более синим, а зрачки бегали по веснушкам человека.       Тони с интересом наблюдает за реакцией Рудольфа, страшась, что тот сейчас брезгливо взглянет на Томпсона и пошлёт куда подальше. Вопреки ожиданиям вампир просто замирает и…смущается? Почему-то сероватая кожа друга внезапно стала отливать синим.       — Рудольф, давно хотел спросить: от чего синеют вампиры? — как бы невзначай интересуется Тони.       Парень, оставаясь в прострации, растерянно отвечает:       — Ну, это то же самое, что краснеть у людей…       Рудольфу невдомек, какого цвета у него кожа сейчас, поэтому без капли стеснения он удовлетворяет любопытство человека, даже не задумываясь откуда такие вопросы. Вампира сейчас гораздо больше заботило сравнение себя и Тони с этими загадочными «голубыми», о которых он почему-то раньше никогда не слышал. Что было бы, если бы Секвиллбэк встречался с Томпсоном, ходил на свидания, целовался…? Это казалось чем-то безумным, но перестать думать об этом невозможно. Такие фантазии совсем не отторгали, скорее вызывали огромное любопытство и тёплую волну в груди. Что же это? Такие приятные чувства накрывали вампира уже несколько раз всего за пару дней с человеком, хотя раньше их не было совсем. Рудольф не понимал, что это, но ему определённо нравились эти ощущения. Будто замеревшее триста лет назад сердце вновь оттаяло и слегка трепетало в груди, вызывая мурашки по телу и неимоверное желание приблизиться к источнику этих чувств — Тони. Вампир даже дергается от этого порыва, но тут же останавливается, испугавшись самого себя — чего это он собирается делать со своим другом? Рудольф не знал ответа.       Томпсон же после фразы вампира немного задумался. Синеют, значит краснеют. Люди делают это от того, что кровь приливает к лицу, а что приливает у вампиров? И почему оно синее? Любопытство охватило Тони, но он решил отложить этот вопрос, потому что… Рудольф что, правда смутился от слов человека? Неужели его другу не были противны мысли об отношениях между ними, а Томпсон был уверен, что вампир представил именно их. Вглядываясь в мимику Рудольфа все больше, Тони замечал соответствия своему предположению: парень над ним отводил взгляд; синел; слегка, еле заметно улыбался и даже, кажется, глубоко дышал (интересно зачем?). Все признаки смущения. Не такого, когда в кабинку твоего туалета неожиданно зашли в процессе, а скорее, когда человек, который тебе нравится, спросил, есть ли кто-то на примете, намекая на себя. О, чёрт! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверное, Рудольфу просто неловко такое слышать, но сказать что-то Томпсону он не может, потому что боится обидеть. Парень ещё немного помусолил это предположение и понял, что оно совсем не про этого нахального вампира. Рудольф из тех, что сразу скажет, что ему не нравится, а сейчас он всем своим видом, скорее, говорил обратное…       — Вот как, — проговорил человек, протягивая руку к посиневшему лицу вампира.       Секвиллбэк немного дергается от внезапного прикосновения и поворачивается на друга. Томпсон и сам был красный и взволнованный, Рудольф отчетливо слышал его ускорившееся сердцебиение. Вампир ещё не отошёл от своих фантазий, поэтому действия Тони он воспринимает не однозначно… По непонятным причинам Секвиллбэк позволяет коснуться себя и даже сам немного приближается к лицу Томпсона.       — Рудольф, неужели ты смущён? — криво усмехается Тони, переводя взгляд с глаз на губы вампира.       Рудольф немного пугается такой проницательности человека, но быстро находится:       — Мне не каждый день рассказывают такие развратные вещи, — надевает маску скептичности вампир, выгибая бровь.       Тони смущается от такой претензии и хочет убрать руку с лица парня, но Рудольфа это явно не устраивает, поэтому он, наоборот, вжимается в ладонь. Томпсон немного удивляется, но уже не пытается отстраниться.       — Чего же тут развратного? — спрашивает человек, слегка поглаживая большим пальцем щеку вампира на пробу.       Рудольф не отрывает взгляда от Тони, осторожно протягивая собственную руку к его лицу. Его безупречный вампирский слух с трудом уловил вопрос человека, потому что был слишком занят сердцебиением Томпсона.       — Не знаю как у вас, но в нашем клане о таком не принято говорить, — наконец, касаясь кожи смертного, говорит Секвиллбэк.       Тони даже мускулом не повёл от действий вампира, будто все это время только и ждал его холодных прикосновений. Парень абсолютно смущён сложившейся ситуацией, но все же ещё немного приближается к лицу Рудольфа, благодаря тому, что Секвиллбэк слегка поднимает его подбородок своими аккуратными пальцами. Их носы в сантиметре друг от друга, а горячее дыхание человека приятно обжигает вампира. Рудольф почти тает от переизбытка чувств, ещё немного приближаясь к Тони. Теперь в опасной близости оказываются и губы.       «Что мы творим?!» — эта мысль хоть и бьет колоколом в голове у обоих, но пелена возбуждения заглушает остатки сознания. Так хочется приблизиться еще немного, сантиметр или два… Комнату заполняют только звуки выпрыгивающего из груди сердца Томпсона. Рудольф слышит это слишком отчетливо, что вызывает ухмылку и еще большее смущение человека.       Вампир, почувствовав некое лидерское положение, все же тянется вперёд, но тут слышит крик за дверью.       — Рудольф! — приглушённый голос Фредерика заставляет парней резко отпрянуть друг от друга.